CC BY
74
УДК 316. 622
Крупеникова Лейла Шамильена
кандидат социологических наук, доцент.
Институт социологии и регионоведения Южного федерального университета
leilakrupenikova@gmail.com Leila Sh. Krupenikova
Candidate of Sociological Sciences, Associate Professor.
Institute of Sociology and Regional studies, Southern Federal University
leilakrupenikova@gmail. com
Модели политического поведения россиян в контексте социальной
структуры российского общества1
Models of political behaviour of Russians in the context of the social structure
of Russian society
Аннотация. В статье раскрывается специфика подхода к рассмотрению социальной структуры в российском обществе и определяется особенности ее связи с политическим поведением россиян. На основе когнитивного конструирования производится выявление модальных моделей политического поведения составляющих определенные социальные группы в российском обществе: либеральной, либерально-государственнической, государственно-либеральной и консервативной.
Ключевые слова: политическое поведение, социальная структура, социальное положение индивидов средний класс, модальная модель политического поведения, представления, ценности, установки, групповые интересы.
Annotation. The article deals with the specifics of the approach to the consideration of the social structure in Russian society and define the features of its relation to the political behavior of the Russians. On the basis of cognitive design produced identifying modal models of political behavior components of certain social groups in Russian society: Liberal, liberal-public, public-liberal and conservative.
Keywords: political behavior, social structure, social status individuals middle class, modal model of political behavior, perceptions, values, attitudes, group interests.
1 Статья выполнена в рамках реализации гранта Российского научного фонда № 16-18-10387 «Ментальные программы и модели социального поведения в российском обществе».
This research was financially supported by the grant from the Russian Science Foundation № 16-18-10387 «Mental programs and social behaviour patterns in Russian society».
Социологические исследования политического поведения в России разворачиваются вокруг количественного анализа его базовых типов и социальных представлений граждан.
Политическое поведение, ценности и установки россиян -традиционное поле научных проектов и интеллектуальных дискуссий представителей Института социологии РАН. В работах ученых анализируются следующие научные вопросы: противоречия и парадоксы политического сознания [1], динамика идейно-политических и мировоззренческих ориентиров [2], проблемы социально-политического согласия и интересов в дискурсе неравенства, роль и место политической идентичности россиян в консолидации общества [3].
Специальное внимание исследователи отводят изучению протестной активности и факторов, способствующих ее эскалации в российском обществе. Как отмечает А.А. Бакулина, на современном этапе развития российского общества значительное место занимают протестные формы поведения, которые длительный период времени имели диффузный, неорганизованный характер [4]. Однако сегодня уместнее говорить не о протестной активности в полном смысле этого слова, а о политическом отчуждении, являющемся, по справедливому замечанию А.А. Галкина, характерным для России видом трансформации неудовлетворенности социальной политикой власти в поведенческие практики (к примеру, осознанное отчуждение от избирательного процесса) [5].
Характерными чертами политического поведения в современной России являются традиционализм, уклонение от политической активности, конформизм. Социальными детерминантами политического поведения россиян являются общее недоверие к политическим институтам на разных уровнях вертикали власти, отсутствие уверенности в возможность влиять на политический курс страны и регионов, низкая политическая конкуренция, дезинтеграция общества и неравенство.
Политическое поведение в классической социологии является производным от положения индивида в социальной структуре общества. Характер социальных мотиваций индивида интересов, ценностей, политическая активность в значительной степени связаны с его групповым или общественным статусом и мотивируют его действия по поддержанию идентичности, участию в делах группы и общества по реализации совместных интересов, что и является показателями политической и гражданской активности, маркерами существования гражданского общества. Эти определения были вполне подходящими для динамичного периода социальных перемен сословных стратификационных систем Западных обществ, когда на поле политической арены вышли социальные группы с заявленными сформировавшимися интересами, ориентированные на другие стандарты жизни, престижа, с идеями расширения собственного участия в процессах принятия ключевых решений, и как следствие, задающие новые политические стратегии [6]. В ситуации современной России фиксация социологами объективного социального положения индивидов мало коррелируют с представлениями о самих себе российских граждан [6].
Экономисты говорят о постоянном росте доходов населения на протяжении 2000-х годов и, как следствие, росте среднего класса ( с имущественной точки зрения), который в нулевые начал интенсивно потреблять товары и услуги, порожденные глобальными технологиями (бытовая техника, машины и т.п.) и новыми стандартами жизни (отпуск в Египте, Таиланде и Турции, квартиры, дома, обучение детей). Но это мало сказалось на социальном самоопределении россиян, на изменении мировоззренческих установок, на формировании у них социально-политических представлений и интересов, которые могли бы быть выражены в публичной сфере, на их общественной или политической активности.
Размытость и неопределенность структурирования социальных групп в России создает проблемы для групповой самоидентификации россиян, отнесении себя к тому или иной социальной страте или классу и, поэтому, чаще всего россияне определяют свое положение как «среднее» [6]. При этом, большинство россиян (как минимум три четверти) имеют низкие доходы. Основные проблемы, которые их волнуют лежат в экономической сфере: их беспокоит рост цен на товары первой необходимости и тарифов ЖКХ, но не проблемы политического характера. В мегаполисах и в среднем по стране большинство населения составляют те, кому «хватает денег на питание и одежду, покупка более дорогих вещей, таких как телевизор или холодильник, вызывает у них проблемы» (49 и 57% соответственно), в столице таких каждый третий (34%) [7]. Острота экономических проблем не позволяет сосредоточить ресурсы для изменения собственного положения, для инвестирования в новые формы занятости, собственного дела, приобретения акций или перемену места жительства в поисках более престижной и оплачиваемой работы. Следствием этого является «замораживание» возникновения сложных форм социальности и солидаристских практик для решения насущных проблем [6] (тех, которые указывают россияне в качестве приоритетных требований к государству): плохих дорог, уличных пробок состояния социальной инфраструктуры (поликлиник, жилья, проблемы коммунального хозяйства) и проч.
Таким образом, отнесение себя, своего положения к категории «среднего» является свидетельством, по определению Л. Гудкова «бескачественности» социальной среды, неразвитости или подавленности как возможностей, так и способов артикуляции групповых интересов) [6].
Проблемы формирования групповой структуры связаны с необеспеченностью прав собственности, гражданских прав, низким уровнем доверия, с неразвитостью представлений граждан об основах демократии, о публичной сфере, где могут предъявляться групповые интересы и реализация договоренностей с государством и другими гражданами по их реализации и защите [6]. В опросе жителей Москвы и крупных городов социологами Левада - Центра наименее важными правами для опрошенных оказались «свобода мирных собраний и ассоциаций» (17% и 15%) и «право на участие в общественной и политической жизни» (17% и 14%) [7].
Эти проблемы будут актуальны, пока сохраняются авторитарные социальные институты: в экономической сфере: сохраняющаяся высокая доля госсектора, неоднозначность формулировок в принятых законах, регулирующих частный бизнес; в политической сфере: система власти, суда и органов порядка, неподконтрольные обществу; в социальной сфере: распределительный тип социальной политики государства, блокировка и создание сложностей работе общественных организаций и т.д.
Социологи фиксируют отсутствие признаков готовности россиян тем или иным способом формулировать и представлять свои интересы в политическом поле. Только небольшая часть россиян (около трети респондентов) верят в способность людей соединять усилия для решения своих (36%) и чужих проблем (27%) [7]. Желание участвовать в общественно-политических акциях ограничивается электоральным голосованием. Так полагают около 80% жителей крупных городов и примерно столько же россиян в целом. Предрасположенность к другим типам общественно-политической активности не больше 4-5% даже в Москве. Большинство россиян объясняют свое равнодушие к политике тем, что выборы, митинги, общественные организации, не дают результатов - для рядового человека от этого ничего не меняется [7]. Уверенность респондентов в собственной беспомощности выступает одним из факторов, блокирующих развитие общественной активности.
Это ставит под вопрос содержательной наполненности понятия политического поведения как осознанной классовой или групповой идентичности, сопряженной с рациональными политическими интересами. Тем не менее изучение политического поведения и его динамических характеристик и модальностей представляет научный интерес в несколько иной перспективе.
Социальное поведение, с точки зрения нашей методологии это ответная реакция индивида на общественно-политическую ситуацию в виде определенных осознанных и неосознанных действий. Эти действия являются результатом интерпретации актором этой ситуации и институциональных практик, приписывания им в социокультурном контексте определенных значений и смыслов. Эти значения и смыслы возникают у человека благодаря ментальной программе, которая является своеобразной призмой, через которую субъект воспринимает и оценивает социальную реальность, а также формирует возможные репертуары социальных действий [8].
Модальные модели политического поведения - это модели осознанного, отрефлексированного социального поведения индивидов в политической сфере. В современном российском обществе условно можно выделить две группы, которые демонстрируют ключевые модальные модели политического поведения: либеральную и консервативную.
Модальные модели политического поведения в российском обществе обладают гибкостью и подвижностью, их очертания не имеют четкого контура, что делает их изменчивыми, гибридными. Поэтому в действительности политическое поведение, которое мы относим к
консервативной модели, может содержать элементы либеральной модели социального поведения, и наоборот. Политическая трансформация российского общества последних двух десятилетий отразилась на модальных моделях поведения, которые стали «дрейфовать» от довольно ярко выраженной либеральной (в 90-е гг.) к консервативной и государственнической версии.
Социально-экономической и идейной предпосылкой внимания к модальным моделям политического поведения принято считать либерализацию основных сфер общественной жизни, поскольку именно на рубеже веков в России происходит «освобождение» человека и форсированный переход к западным либеральным ценностям. Правда, результаты демократизации и появления новых институциональных «правил игры» до сих пор оцениваются учеными и обществом крайне неоднозначно
[9].
В начале 2000-х, социологи фиксировали неудовлетворенность реформами, их болезненным характером, неясностью поступательного движения для, примерно, 60% россиян, но, при этом, около 28% поддерживали происходящие изменения [10]. Российская власть в 2000 г. сменила либеральный вектор развития на государственнический [11]. В результате, - это показывают_социологические исследования Института социологии РАН, нарастает и консервативный поворот в общественном сознании
[10].
В 2000-х гг., как отмечают исследователи, в сознании россиян стала падать значимость обретенных в начале 90-х гг. демократических прав и свобод, культивируются идеи этатизма и патернализма [10]. Начинает формироваться модальная модель политического поведения гибридного типа, обусловленная реакцией на происходящие изменения в общественном сознании, поэтому социальное поведение, относящееся в целом к либеральной модели, может содержать элементы консервативной, и наоборот.
В настоящее время лишь незначительное число россиян придерживается либеральной модели политического поведения в чистом виде, базовыми ценностями которой являются частная собственность и рыночная экономика, правовое государство и свобода как возможность индивидуального выбора. Будущее страны перестало ассоциироваться с либеральными ценностями [12]. Так, 13 % россиян видят Россию демократической страной западного типа [13]; 12 % россиян знакомы с Конституцией и достаточно хорошо знают ее содержание [13]; только 6 % опрошенных предполагают свою возможность участия в протестных акциях - митингах, демонстрациях, голодовках [14].
За последние без малого два десятка лет в ощутимо уменьшилась доля россиян, полагающих, что государство, в согласии с либеральными представлениями должно защищать и обеспечивать только нетрудоспособных (с 31 в 1996 г. до 11 % в 2016 г.) [15]. При этом, заметно выросло требование к государству расширения помощи
многочисленным малоимущим группам или людям, попавшим в затруднительные обстоятельства, неважно по каким причинам. Все это свидетельствует о разочаровании большинства граждан в либеральной модели развития государства при столкновении с трудностями решения своих проблем социально-экономического характера. Отсюда - упования
на государство,_призванное обеспечивать справедливость, понятные
правила и поддерживать тех, кто оказался не в состоянии вписаться в новый экономический порядок. Только такая модель воспринимается сегодня в качестве справедливой в глазах россиян. Причем это относится даже к тем, кто сам не испытывает необходимости в социальной защите [15]. Но патерналистская политика, идеология и институциональные практики, вкупе со сложившимися патерналистскими представлениями и настроениями граждан создает препятствия на пути формирования институтов модерного общества с гражданскими организациями, независимыми от государства. Все это приводит к нарастанию консервативных настроений в массовом сознании россиян.
Основной базовой ценностью консервативной модели политического поведения является сильное государство. Так, 55 % респондентов отмечают, что большинство россиян не смогут прожить без опеки государства [2]. Большинство россиян поддерживают существующую государственную власть (84 %); 70 % считают, что России необходима твердая рука, которая наведет в стране порядок; 66 % полагают, что Россия должна быть великой державой с мощными вооруженными силами и влиять на все политические процессы в мире [2]. Сегодня носителями консервативных ценностей, ценностей порядка, являются не только традиционалистская периферия, но и часть городского среднего класса (небольших периферийных и депрессивных городов), а также часть молодежи, с «державными» установками. Основным маркером распространения консервативного мышления является возросший интерес к прошлому, историческим традициям, что бы под ними не понималось [16]. В массовом сознании начинают доминировать имперские комплексы, отмеченные такими именами-символами как Сталин, Грозный, а их концентрация указывает на усиление консервативных ценностей и установок.
Таким образом, результаты социологических исследований позволяют сделать вывод о том, что в настоящее время незначительное число россиян придерживаются как чисто либеральной, так и чисто консервативной модели политического поведения. На практике реализуются две смешанные (гибридные) модели - государственно-либеральная и либерально-государственническая, включающие элементы как консервативной, так и либеральной моделей поведения с различиями в акцентуации. Гибридная модель политического поведения основана на вере россиян в особый путь развития страны, ибо социальные ожидания связаны с дальнейшим укреплением государственной власти как источника, с одной стороны, интеграции общества, его стабильности, с другой - гаранта личной свободы граждан.
Сторонники гибридной - либерально-государственнической - модели социального поведения (около 19 %) занимают промежуточную позицию между консервативными и либеральными ценностями, выступая за сочетание идеи сильного государства и демократического государства западного образца [14]; 62 % россиян полагают, что благополучие народа могут обеспечить_надежные, реально действующие законы; 29 % считают, что сейчас в России важнее соблюдение прав человека, а не порядок в государстве; 49 % не готовы отказаться от политических свобод ни при каких обстоятельствах. 53 % россиян готовы отказаться от права свободно ездить за границу, если государство будет гарантировать им нормальную зарплату и приличную пенсию [17]; политикой интересуются 37 % [16]; 30 % уверены, что могут подвигнуть власть на принятие тех или иных решений; 22 % считают, что оказывают какое-либо влияние на политическую жизнь России
[13].
Представители государственническо-либеральной модели политического поведения считают, что России нужна особая демократия, со спецификой национальных традиций (55 %) или по примеру бывшего СССР(16 %); 8 % в традициях авторитарного и тоталитарного мышления полагают, что вся власть в стране должна находиться в руках сильного политического лидера [2]. 29 % россиян вообще не интересуются политикой [15], только 6 % опрошенных предполагают свою возможность участия в протестных акциях - митингах, демонстрациях, голодовках
[14].
В основании государственническо-либеральной модели политического поведения содержатся элементы этатистского правосознания, в соответствии с которым государство ставится над законом, с правом принятия законов, удобных государству. 55 % полагают, что сейчас для России важнее порядок в государстве, а не соблюдение прав человека. 53 % россиян готовы отказаться от права свободно ездить за границу, если государство гарантирует нормальную зарплату и приличную пенсию [13].
Для консервативной и государственно - либеральной модели поведения характерна индифферентность или даже подозрительность, неуважение к тем, кто выступает за защиту гражданских, экономических и политических прав, настаивает на важности правового государства, свободы слова. И дело не только в пропаганде консервативных ценностей и их распространением в общественном сознании. Важнее и действеннее влияние формальных и неформальных институтов, воспроизводящих зависимость граждан от властной вертикали и ее неподконтрольность обществу.
Таким образом, в настоящее время либеральной модели политического поведения, базовыми ценностями которой являются правовое государство и демократия, ориентация на горизонтальные, а не на вертикальные связи, самоуважение, основанное на личных достижениях - придерживается незначительное число россиян. Этот тип поведения характерен лишь для
малочисленных групп, обладающих накопленными на протяжении нескольких поколений семейными ресурсами, прежде всего символическим и социальным капиталом (высшим образованием старших членов семьи, включая поколение дедов, связями, этикой добросовестного профессионального труда) [6]. Таких, по расчетам, основанным на исследованиях Левада- Центра, не более 8-12%.
Размытость социальной структуры создает препоны развитию сложности общества, многообразию представленных запросов к политической системе, а значит респонсивности власти, ее способности к адекватным ответам. В западных государственных системах очень четко структурированы (и граждане это знают) роли и функции парламента, исполнительной и судебной власти. В авторитарных культурах, особенно в тех, где не модернизированы экономические и политические институты наблюдается так называемый синкретический подход, то есть представление, что глава государства отвечает за все, без выделения законодательной, судебной, исполнительной, и, часто, религиозной, медийной и др. видов власти. Поэтому для сознания граждан таких государств характерно нерасчлененное восприятие политической реальности - есть мы и есть они (мы - народ в целом этой страны, этого президента, царя, вождя). Для восприятия граждан обществ со сложной социальной структурой понятие "мы" раскладывается на различные элементы: граждане страны, люди определенной конфессии, жители определенного города, работники определенной отрасли и т.д. [17].
Недифференцированность социальных институтов, вертикальные системы управления, централизация власти, концентрация ресурсов создает зависимость от власти всех остальных общественных сфер, а это не обеспечивает и не гарантирует отношения собственности - основы самоуважения и самодостаточности человека и подрывает социально-экономическую базу формирования социальной структуры с устойчивыми групповыми интересами, и, как следствие, изменения политических ценностей, установок, выработки более сложных форм политического поведения.
Литература:
1. Жизненный мир россиян: 25 лет спустя (конец 1980-х — середина 2010-х гг.): Научное издание / Под ред. Ж.Т. Тощенко. — ЦСП и М. 2016. -367 с.
2. Российское общество и вызовы времени. Кн. 1/М.К. Горшков и др.; под ред. М.К. Горшкова, Н.Е. Тихоновой. М.: Весь Мир, 2016. - 138с.
3. Социокультурные факторы консолидации российского общества.- М.: Институт социологии РАН, 2013. - 81 с.
4. Бакулина А.А. К вопросу о политическом поведении масс в России на современном этапе // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2013. № 10-2. С. 319-321.
5. Галкин А.А. Общественное сознание, настроения и политическое поведение: российский вариант // Вестник Института социологии. 2015. № 1 (12). С. 28 -38.
6. Гудков Л. Парадоксы социальной структуры в России // Вестник общественного мнения. 2016. № 1-2(122). С. 95 -126.
7. Волков Д. Гончаров С. Потенциал гражданского участия в решении социальных проблем Сводный аналитический отчет //Левада -Центр. - 53 с.
8. Лубский Р.А. Государственность и модели социального поведения в современной России // Научная мысль Кавказа, 2014. № 1. С. 3240.
9. Двадцать лет реформ глазами россиян (опыт многолетних социологических замеров) : аналит. доклад. М., 2011. - 9 с.
10. Зворыкин Б.Д. Этатистская модель социальной модернизации: влияние политических режимов и современный опыт реализации // Власть. 2009. № 3. С. 23-24
11. Российское общество в контексте новых реалий (тезисы о главном): Информационно-аналитическое резюме по итогам общероссийского социологического исследования / Институт социологии Российской академии наук. Москва. 2015. 58 c.
12. Российская повседневность в условиях кризиса: как живем и что чувствуем? Информационно-аналитическое резюме по итогам общероссийского социологического исследования/ Институт социологии Российской академии наук. Москва 2015. 23 c.
13. Общественное мнение - 2015. М.: Левада-Центр, 2016. - 308 с.
14. Протестные настроения россиян, 2013 // Левада-Центр. [Электронный ресурс]. URL: http://www. levada. ru/24-09-2013/protestnye-nastroeniya-rossiyan. (Дата обращения: 15.06.2017).
15. Горшков М.К. 2016. Российское общество как оно есть (опыт социологической диагностики). В 2-х т. Т. 2. М.: Новый хронограф. С. 215221.
16. Бызов Л.Г. Анатомия консервативного большинства // Сетевое издание центра исследований и аналитики Фонда исторической перспективы «Перспективы» [Электронный ресурс]. URL: http://www.perspektivy.info/rus/gos/anatomija_konservativnogo_bolshinstva_2014 -03-12.htm (Дата обращения 19.02.2017)
17. Крупеникова Л.Ш., Беспалова А.А. Ментальные программы и модели правового поведения в российском обществе // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. Всероссийский научный журнал. 2016. № 8-9. С.95-103.
Literature:
1. Lifeworld Russians: 25 years later (late 1980 's to mid-2010-ies): scientific publication ed. Xx Toshchenko. -CSP and m. 2016. -367 s.
2. Russian society and the challenges of our time. Kn. 1/M.c. Pots, etc.; Ed. M.k. Gorshkova, Né Tikhonova. M.: the whole world, 2016. -138p.
3. Sociocultural factors in consolidating Russian society-M.: Institute of Sociology of the Russian Academy of Sciences, 2013. -81 s.
4. Bakulina a.a. on the political behavior of masses in Russia at the present stage//actual problems of Humanities and natural sciences. 2013. # 10-2. C. 319-321.
5. Galkin A.a. public consciousness, mood and political behavior: a Russian version/Bulletin of the Institute of sociology. 2015. No. 1 (12). C. 28 -38.
6. Gudkov l. paradoxes of social structure in Russia//Vestnik of public opinion. 2016. No. 1-2 (122). C. 95-126.
7. Volkov, d. s. Goncharov, the capacity of civil participation in solving social problems of Consolidated analytical report//Levada-Center. -53 s.
8. Lubskij R.a. Statehood and social behaviour in modern Russia//scientific thought of the Caucasus, 2014. No. 1. C. 32-40.
9. Twenty years of reforms in the eyes of Russians (perennial experience sociological measurements): analyt. report. M., 2011. -9 c.
10. Zworykin B.d. Jetatistskaja model of social modernization: the impact of political regimes and contemporary experience of realization//power. 2009. # 3. S. 23-24
11. Russian society in the context of the new realities (abstracts of main): information-analytical summaries of the Russian Sociological Research/Institute of Sociology of the Russian Academy of Sciences. Moscow. 2015.58 (c).
12. the Russian daily life in crisis: how to live and what we feel? Information and analytical summaries of the Russian Sociological Research/Institute of Sociology of the Russian Academy of Sciences. Moscow 2015. 23 (c).
13. Public opinion-2015. M.: Levada Center, 2016. -308p.
14. protest moods of Russians, 2013//levada Center. [Electronic resource]. URL: http://www. levada.ru/24-09-2013/protestnye-nastroeniya-rossiyan. (Date of circulation: 15.06.2017).
15. Pots Of 2016. Russian society as it is (experience sociological diagnosis). In 2-x t. t. 2. M.: new chronograph. P. 215-221.
16. Byzov L.g. Anatomy conservative majority//Internet publication of the Centre for research and analysis of historical perspective Foundation "perspectives" [electronic resource]. URL: http://www.perspektivy.info/rus/gos/anatomija_konservativnogo_bolshinstva_2014 -03-12.htm (date of circulation 19.02.2017)
17. Krupenikova Hp, Bespalova A.a. Mental programs and models legal behavior in Russian society//Humanitarian, socio-economic and the social sciences. All-Russian scientific journal. 2016. No. 8-9. P. 95-103.
