CC BY
66
произведении объекта, либо не поддающегося непосредственному наблюдению, либо отличающегося большой сложностью» [12]. Стратегии образования вторичных номинаций составляют ее существенную часть. Язык выступает самым мощным средством такого моделирования или конструирования. Плоды работы сознания можно нарисовать/начертить, чтобы они стали доступны другим, вероятно, сопровождая показ словами. На наш взгляд, единство языка и мышления можно субституировать парным понятием «язык и знание». Знание условно можно презен-тировать в разных формах: рисунок, клинопись. Но человечество смогло понять клинописные тексты только тогда, когда человек смог их расшифровать - прочитать на другом языке, а чтение -это ментально-лингвальный процесс.
К данному конструкту мы пришли от практики. Например, в судебноправовых текстах многократно встречается слово "bar", которое несет конкретную информацию о домене суда в разных по протяженности контекстах: 1) the bar 1 (a special area at the head of the court house); 2) the bar 2 (the counsel taking part in the court session); 3) full bar (all the lawyers together); 4) the criminal bar (the lawyers specializing in Criminal Law); 5) the person at the Bar (the charged person); 6) the Bench and the Bar (the judges and the counsel); 7) to call to the bar= to be called to the bar (to become a barrister); 8) to bar the criminal procedure (to find legal grounds for stopping the trial); 9) to disbar (to ban a counsel from court practice); 10) barristerial (having to do with barrister duties) ...
Такой комплекс ментальных образов и языковых репрезентаций оживает в памяти/сознании англосакса при обозначении их языковыми средствами - в приведенном примере словом или морфемой bar, и мы его называем концептуально-вербальным конструктом. Он является средоточием и фокусом всего объема знания и жизненного опыта носителей английского языка в области суда и права, который накоплен англосаксами на протяжении столетий как в результате развития собственной жизни, так и в результате заимствования из опыта предыдущих поколений. Мы предполагаем, что информация хранится одновременно в двух кодах, иначе возникает сомнение, что мысль не полностью «вычерпывается» языком, где-то застревает и не вся поступает в языковой канал.
Примечания
1. Anderson Sat. R. The Language Organ / Linguistics and Cognitive Psychology. Cambridge (Mass.), 2000. P. 234.
2. Harman G. Cognitive Science? // The Making of Cognitive Science. Cambridge (Mass.), 1988. P. 46.
3. Langacker R. Concept, Image and Symbol. Berlin; N. Y., 1991. P. 45; Jackendoff R. Semantic Structures. Cambridge (Mass.): The NIT Press, 1991. P. 289;
Taylor J. R. Linguistic Categorization. Oxford: Clarendon Press, 1995. P. 95; Ungerer F., Schmid H. J. An Introduction to Cognitive Linguistics. Longman, 1997. P. 234-235.
4. Нарский И. С. Проблема значения «значения» в теории познания // Проблема знака и значения. ГОРОД: Изд-во МГУ, 1969. С. 5-55.
5. Кубрякова Е. С. Язык и знание. М.: Наука, 2004. С. 56-57.
6. Попова 3. Д, Стернин И. А. Семантико-ког-нитивный анализ языка. Воронеж, 2006. С. 112.
7. Johnson-Laird P. N. Mental Models. Cambridge (Mass.), 1983. P. 213.
8. Когнитивный подход: философия, когнитивная наука, когнитивные дисциплины / сост. В. А. Лекторский. М.: Канон+ РООН «Реабилитация», 2007. С. 185.
9. Кубрякова Е. С. Обеспечение речевой деятельности и проблемы внутреннего лексикона // Человеческий фактор в языке: язык и порождение речи. М.: Наука, 19991. С. 89.
10. Красавский В. Г. Языковое сознание и язык // Концептуализация мира. Тамбов, 2004. С. 321.
11. Никитин М. В. Метафора уподобления vs интеграция концептов //С любовью к языку. М.; Воронеж: ИЯ РАН-ВГУ, 2002. С. 98.
12. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М.: Сов. энцикл., 1966.
УДК 811.161.1:373.2
А. М. Ибрагимова МОДЕЛИ
АНТРОПОНИМИЧЕСКИХ ИМЯНАРЕЧЕНИЙ, ПРЕДСТАВЛЕННЫХ ЛИЧНЫМИ
НОМИНАТИВНЫМИ И ФАМИЛЬНЫМИ ЗНАКАМИ, В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ С. Т. РОМАНОВСКОГО
Работа посвящена анализу антропонимикона в произведениях С. Т. Романовского. В ней уделяется внимание изучению моделей антропонимических номинаций в текстах произведений С. Т. Романовского, представляющих актуальный вопрос изучения с лингвистической точки зрения.
This work is devoted to the analysis of anthro-ponymicon in the literary works of S. T. Romanovsky. The study is focused on anthroponymic models of proper names, which is an actual problem of linguistics.
Ключевые слова: антропоним, модель, номинация, фамилия, номинативная функция, классификация, лексика, знак, мотивированность.
Keywords: anthroponym, model, nomination, surname, nominative function, classification, vocabulary, sign, motivation.
Материалом исследования явились четыре сборника произведений («Круг жизни», «Синяя молния», «Поздняя ягода-ежевика», «Вятские -
© Ибрагимова А. М., 2012
люди хватские») члена Союза писателей России, очень известного и популярного в 60-70-е гг. русского прозаика С. Т. Романовского, несправедливо забытого сегодняшним читателем. До сегодняшнего дня его рассказы ни в лингвистическом, ни в литературоведческом планах специальному монографическому исследованию не подвергались. Это подтверждает версию об актуальности изучения его языкового творчества не только в пределах нашего региона (С. Т. Романовский родился и много лет прожил в тысячелетнем городе Елабуге), но и для отечественного языкознания в целом. Всего было проанализировано 95 рассказов и 4 повести, из них методом сплошной выборки отобрано более 700 онимов. Предметом же исследования стали структурно-семантические характеристики антропонимов, которые в текстовом поле автора становятся своеобразными текстооб-разующими элементами.
В отечественном языкознании исследовательский интерес к проблемам имён ономапоэтики появился после 60-х гг. XX в. В этот период появились первые труды, посвящённые анализу вопросов теории, истории и практики литературной ан-тропонимии: А. В. Суперанская (1958), О. Д. Митрофанова (1958), О. С. Ахманова (1966). Чёткое выделение онимов и их разграничение с лексикой апеллятивной было достигнуто ономастами в 19601970-е гг., когда появился целый ряд антропони-мических исследований, посвящённых определению и интерпретации имени собственного (А. А. Белецкий, 1972; В. А. Никонов, 1974;), уточнению принципов и методов работы (В. Д. Бондалетов, 1983), а также оформлению антропонимики в самостоятельный раздел ономастики.
В 1960-1970-е гг. XX в. интенсивно издавались периодические сборники статей, посвященные проблемам ономастики: «Ономастика Поволжья» (серия сборников), «Положение имени собственного в языке» (1962), «Ономастика» (1969), «Антропонимика» (1969), «Историческая ономастика» (1977), «Имя нарицательное и собственное» (1978), «Русская ономастика» (1984).
Современные антропонимисты уделяют внимание основным принципам и способам авторской номинации, определяют связи антропони-микона произведений с их образной системой, выявляют функции антропонимов в художественном тексте, а также продолжают исследования по вопросу о мотивации онимов. В XXI в. исследования в области антропонимики продолжают такие крупные ономасты, как А. В. Суперанская «Имена и современность» (2007), «Общая теория имени собственного» (2009), В. И. Супрун «Ономастическое поле русского языка и его художественно-эстетический потенциал» (2000).
Значимость имён собственных в создании образа зависит от степени соотнесённости их с де-
нотатом. Поэтонимы становятся информативно значимыми в художественном тексте, который определяет его денотативное и сигнификативное содержание. Имя, вступая в текст, становится характеристикой образа, а образ, в свою очередь, «является эстетически организованным структурным элементом стиля художественного произведения, определяющим его композиционно-архитектоническую форму» [1]. Соотнесённость имени с субъектом возможна только при наличии в художественном тексте полной информации о нём. Эта информация может содержаться в контактном окружении антропонима либо дистантно - в пределах всего текста. «Литературный оним, закреплённый за определённым объектом, окутывается сетью ассоциаций, создающих образ референта имени и, таким образом, передаёт всю информацию о нём. Антропонимы передают в тексте предметно-логическую информацию об обозначаемом ими объекте экстралингвистической деятельности, имеющем целый ряд индивидуальных характеристик, эксплицитно выраженных элементами текста и однозначно определяющих референт имени собственного» [2].
Имянаречения литературных героев в художественных произведениях, являясь системой целостной, должны обладать традиционной структурой и принципами организации именослова. Отдельно взятый поэтоним весьма абстрактен в структуре языка, так как может быть использован для обозначения многих лиц; в художественном произведении он служит для обособления одного из героев, для акцентации ключевых характеристик, особенностей, содержащихся в семантике антропонима.
Структурная организация антропонимии произведений С. Т. Романовского представляет собой полииерархическую структуру и осуществляется соотношением уровней её составляющих. Таковыми в произведениях Романовского являются простые (однословные) и составные (дву-, трехсловные) антропонимические модели. Составные единицы антропонимической структуры определённого художественного произведения, как правило, бывают представлены меньшим числом назывных единиц, нежели потенциал единиц общеязыкового именника, но семантически первые более значимы, поскольку литературная антро-понимия может содержать новые, неизвестные общенародному именнику назывные знаки. Центральными антропонимическими формулами в произведениях С. Т. Романовского выступают однословные (имя, фамилия, отчество, прозвище) и двусловные (имя + фамилия, имя + отчество) модели имянаречений.
Однословные именования, зафиксированные в произведениях, представлены четырьмя группами: личные, фамильные, отчественные и про-
звищные номинативные знаки, из них наиболее многочисленными в рассказах и повестях писателя выступают именные и фамильные формулы.
Зафиксированные личные именования чрезвычайно вариативны, что вполне объяснимо с точки зрения различий в морфемном составе в вариантах одного имени, например, Зина, Зинаида Ильинична, в тексте: «Мы тихонько встали за спинами, но нас услышали - до чего чуткая тётя Зина!» <...> Обойдя по кругу, «стрела» попала к Денису. Он отдал её хозяйке и сказал: «Подарок-то прими, Зинаида Ильинична!» [3]. В вышеуказанном примере даны два варианта одного и того же имени: полная и официальная форма антропонима - Зинаида (Ильинична) и сокращённая неофициальная - Зина.
Гипокористические формы антропонимов в рассказах и повестях Романовского образуются от усечённых основ, которые сохраняют лишь условную общность с основами полных имён героев. Одним из наиболее эффективных способов сокращения является использование частей полного имени с добавлением конечного гласного -а/-я: Василий - Вася, Алексей - Алёша, Дарья -Даша, Валентина - Валя. Приведём пример из текста: «Все, кроме Васи, конечно, чокнулись, выпили, закусили, и в горнице стало ещё теплее. Закраснелись лица, и отчётливее запахло сухим, без червоточины, деревом, из которого была сложена эта изба. Василий обжёгся картошкой, заплакал, но слёзы у него тут же высохли, и он застенчиво спросил меня. » [4]. Подобное сокращение официальной формы имени (Василий) является традиционным, поскольку за счёт усечения основы происходит упрощение полной формы имени собственного. Вопрос о стилистической маркированности таких имён на протяжении многих десятилетий оставался открытым среди лингвистов: одни считали, что экспрессия в этих именах присутствует уже потому, что они являют собой краткую форму имени антропонима, например, академик В. В. Виноградов сопоставлял их с ласкательными именами, не разграничивая их при этом [5]; другие лингвисты, в числе которых А. В. Суперанская, указывали на то, что сокращённые формы в литературном языке, как правило, стилистически нейтральны [6]. В исследуемых произведениях краткие формы имён функционируют в речи героев как:
- обращение старшего по отношению к младшему (или ребёнку): «И дивился Бобошко, до чего же они горячие, прямо кожу жгут эти слёзы. -Чего ты плачешь, Валя? - Так. Обидел тебя кто? - Я по вас плачу, дядя Ваня. Убьют вас» [7];
- обращение между равными по социальному статусу: «Капитолина Сергеевна Воронина, мастер верхнего склада, женщина средних лет со сложной причёской, мягким локтем тычет под-
ругу под бок: - Не спи, Вика... Тебя спрашивают» [8];
- обращение между равными по возрасту или близкими людьми:
«Гена! - кричал Денис. - Красавка опять к быку убежала. Вон за гривой, к лесу.» [9]
Гипокористики получили широкое распространение в произведениях в силу их активного употребления в обиходно-разговорной речи. Подобные имена собственные являются общенародными, и использование их в художественной речи оживляет разговорную среду художественного мира, способствует раскрытию художественного замысла произведения.
Разнообразие неофициальных именований, включаемых писателем в текст, порождено желанием принять непринуждённый сближающий тон общения между героями, в первую очередь, и во вторую - с читателем. Важно отметить, что образование подобных имён собственных происходит строго по определённым моделям, в которых участвуют определённые структурные типы основ и аффиксов. В структуре именослова С. Т. Романовского можно выделить несколько способов сокращённых имяобразований персонажей в исследуемых текстах:
1) полное имя собственное + суффикс (Гена -Генка, Иван - Иванушка, Марья - Марьюшка);
2) начальные буквы имени + суффикс (Сергей - Серёжа, Алексей - Алёша);
3) срединные звуки из полного имени (Николай - Коля, Анатолий - Толя, Иван - Ваня);
4) замена полного имени синонимично схожим, сокращённым (Александра - Шура, Агриппина - Груня).
Антропонимическое пространство произведений С. Т. Романовского необычайно богато, в нём представлены имена религиозных деятелей и библейских персонажей (Серафим, Иоанн, Матвей, Марк, Лука), имена купцов, живших на Елабуж-ской земле в XX в. (Иван Иваныч Стахеев), имена исторических лиц (Иван Грозный, Емельян Пугачёв, Ермак), имена литературных деятелей и писателей (Гесиод, Иван Шишкин, Александр Пушкин, Кнут Гамсун, Надежда Дурова), имена литературных героев (Андрей Болконский, Гар-гантюа). Личные собственные имена в исследуемых произведениях писателя составляют один из центральных типов идентифицирующей номинации. Использование в тексте произведений сверхчастотных в употреблении имён позволяет автору создать достоверную картину быта жителей провинциального городка XX в.
Как известно, фамилии - это официальные родовые имена человека, передаваемые по наследству. В отличие от имён, они не несут первично-номинативной функции в обращении, а в отличие от отчества, не выражают реальных отношений
детей к отцу, скорее определяют их как членов одной семьи. Исторически фамилии возникали для осуществления государством полного контроля над населением (налоги, перепись), позднее они стали закрепляться в качестве постоянного родового имени каждой семьи. История становления и развития русских фамилий насчитывает несколько десятилетий. К вопросам исследования фамилий в отечественной лингвистике обращались такие языковеды, как В. А. Никонов («География фамилий»), Н. А. Баскаков («Русские фамилии тюркского происхождения»), А. В. Суперанская, А. В. Суслова («Современные русские фамилии»), И. А. Королёва («Происхождение фамилий и отчеств на Руси») и другие.
В русской антропонимии, по Л. М. Щетинину, в количественном плане преобладающими являются производные фамилии на -ов/-ев, -ин/ -ын, -цкий/-ский, -ой, -ий/-ый, -ого, -ово, -аго, -их/-ых, -ич/-ыч. Среди производных наиболее продуктивными из вышеуказанных структурных типов оказались фамилии на -ов/-ев (приблизительно 2/3 всех русских фамилий), второе место - у фамилий на -ин [10]. В анализируемых произведениях прослеживается та же тенденция. Среди фамильных знаков в ходе анализа выявлены следующие типы наименований:
1) фамилии реальных людей и действующих лиц (друзья, одноклассники, родные, соседи, знакомые): Буханов, Долганов, Соловьёв, Хузиах-метов, Каракулькин, Веригин, Ичетовкин, Поселяющих, Долгий, Степанов, Кочнев, Смертин, Рогожина, Семериковы, Онисовы, Южениновы, Солодовников, Ивановская, Гарный, Крутой, Сабиров, Собянин, Ермаков, Банных, Платунина, Меркушева, Афанасьева, Воронина, Бобошко, Литвяков, Мурашов, Тропинина, Макуха, Ильиных, Шафиков, Бродельщиков, Андриянов, Се-миглазов, Востряков;
2) фамилии исторических лиц: Стахеев, Пугачёв, Хрущёв, Ленин, Троцкий, Бухарин, Каменев, Зиновьев, Демченко (Мария), Стаханов (Алексей);
3) фамилии культурных деятелей (писателей, поэтов, художников и т. д.): Дурова, Островский, Пушкин, Шишкин, Шукшин, Стендаль, Флобер.
Огромный пласт антропонимии в произведениях С. Т. Романовского строится на широкой ассоциативности имён персонажей. К этой категории антропонимов можно отнести первую группу фамилий (фамильные знаки реальных людей и действующих лиц), поскольку писатель подбирает своим героям такие фамилии, в основе которых лежат апеллятивы, которые при лексико-семантическом анализе выстраиваются в достаточно чёткую систему. В структуре фамильных именований даны фамилии, образованные от слов, обозначающих черты характера или сущность человека (Гарный, Крутой); от слов, обозначаю-
щих род деятельности (Банных, Платунина); от названий птиц и насекомых (Воронина, Соловьёв, Мурашов); от слов, обозначающих пищу (Макуха, Рябинов, Солодовников); от слов, обозначающих десятичные цифры (Семиглазов, Семе-риковы); от слов, называющих определённый населённый пункт (Южениновы, Онисовы); от личных имён (Хузиахметов, Степанов, Ивановская, Сабиров, Афанасьева, Андриянов, Шафиков).
Огромную информацию даёт анализ основ фамилий, в которых и заложена основная лексическая информация. В произведениях С. Т. Романовского большинство фамилий имеют очень важную и яркую характерную черту - они народны, то есть образованы на основе русского литературного языка и русских диалектов. К примеру, в рассказе «Лебеди» фамилия одного из героев - Банных. Это одна из многочисленных фамилий, в основе которой лежит слово, обозначающее определённую постройку. Она образована от слова баня при помощи непродуктивного суффикса -ых, соответственно, является непродуктивной. Её продуктивными формами в русском литературном языке могут быть такие, как Банин, Банина и т. д. Есть немало фамилий, в которых представлено лексическое поле названий профессий. В рассказе «Алмазы» героиня, по профессии мастер-обкатчик, носит фамилию Платунина, что вполне объяснимо. В периодической системе элементов Д. И. Менделеева есть элемент платина, который является одним из благородных металлов. В рассказе фамилия героини созвучна с ним платина - пла-тинина - платунина (профессия обязывает её работать с такими элементами), соответственно, фамилия здесь - своего рода показатель принадлежности человека к той или иной профессии. С. Романовский в своих рассказах нередко приводит фамилии, среди которых представлены слова, обозначающие пищу, например, Никандр Иванович Макуха («Набережная Блока»), где слово макуха общо означает «мучное изделие» («жмыхи семян масличных растений», по «Толковому словарю русского языка» С. И. Ожегова), причем продуктивной формой этой фамилии в языке является форма Макухин. В другом рассказе («Таёжный ноктюрн») героя зовут Сакко Иванович Солодовников. Эта фамилия может быть представлена в языке в таких формах, как Солодуха, Солодун, Солодарь (непродуктивные формы). С точки зрения лексической соотнесённости или состава русского литературного языка эту фамилию нельзя объяснить, можно лишь определить корневое слово, от которого оно образовано - <солод> - «это проросшее размолотое зерно сладковатого вкуса, добавляющееся в тесто» [11]. У Романовского можно также выделить подгруппу фамилий, в которых раскрыва-
ются определённые черты характера человека: фамилии Крутой (крут по нраву) и Гарный (уга-рать, пьянеть) в рассказе «Хариус» - точно характеризуют героев.
В рассказе «Я шел к тебе четыре года.» интерес представляет сложная по составу фамилия - Семиглазов. Известно, что первые десять числительных у многих народов служили для обозначения детей в порядке их появления на свет (например, Пятаков, Тройнин). Но в этой фамилии числительное семь помимо конкретного числового значения имеет и другое, более абстрактное, определяющее повышенные интуитивные способности героя («седьмое чувство», «семь жизней»; «Дайте заснуть и не проснуться!» -говорит он своим товарищам, а вскоре (во сне) его убьют немцы - таким образом, никогда не проснётся).
Наиболее частотными в текстах произведений Романовского оказались фамилии на -ов/-ев, -ова/ -ева: Алейников, Бережнова, Дурова, Ермаков, Xузиахметов, Южениновы и другие. Для общеязыковой отечественной антропонимии характерно преобладание фамилий, построенных по такому образцу. И это связано с желанием автора следовать традициям народного именослова. Вторую позицию по частотности в произведениях писателя занимают фамилии на -ин/-ын: Бухарин, Вери-гин, Воронина, Грунин, Есенин, Собянин, Шишкин, Шукшин; меньшим количеством представле-
ны фамилии на -ий/-ый, -ая/-яя: Болконский, Гарный, Ивановская, Яранский. Незначительными в количественном отношении явились фамилии на -их/-ых: Ильиных, Банных и на -енко: Климчен-ко, Костеренко. Единичными оказались фамилии, образованные при помощи присоединения непродуктивных аффиксов к основе слова: Бобошко, Логун, Колчак, Макуха.
Примечания
1. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 385.
2. Арутюнова Н. Д. Номинация, референция, значение // Языковая номинация: общие вопросы. М., 1977. С. 188.
3. Романовский С. Т. Поздняя ягода-ежевика: рассказы. М.: Молодая гвардия, 1971. С. 25-26.
4. Романовский С. Т. Круг жизни: рассказы, повесть. М.: Дет. лит., 1983. С. 5.
5. Виноградов В. В. О некоторых вопросах русской исторической лексикологии // Избранные труды: лексикология и лексикография. М., 1977. С. 81.
6. Романовский С. Т. Вятские - люди хватские: рассказы и повесть. М.: Молодая гвардия, 1974. С. 121.
7. Романовский С. Т. Круг жизни: рассказы, повесть. М.: Дет. лит., 1983. С. 32-33.
8. Там же. С. 20.
9. Романовский С. Т. Поздняя ягода-ежевика: рассказы. М.: Молодая гвардия, 1971. С. 119.
10. Зинин С. И. Из истории антропонимической терминологии // Антропонимика. М., 1970. С. 25.
11. Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка. М., 1997. С. 631.
