CC BY
31
Т. С. Кузькина
МОДАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ОБОБЩЕННО-ЛИЧНЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ В ИСТОРИИ РУССКОГО ЯЗЫКА Х1-ХУН ВВ.
Несомненно, что в истории синтаксического строя русского языка обобщенноличные предложения (далее — ОБЛ) возникли наряду с другими односоставными глагольными предложениями номинативного строя и отличались от них особой семантикой всеобщности лица. ОБЛ широко отражены в самых древних текстах, особенно книжнославянских, хотя в истории русского языка Х1-Х1У вв. они исследователями не выделяются:
В. И. Борковский обнаруживает ОБЛ только в пословицах, записанных в XVII в.1
В исследованных нами памятниках различных стилей и жанров древнерусского и старорусского периодов истории русского языка модальное значение однокомпонентных глагольных предложений с активным непредставленным субъектом (далее — ОПГ) обладает особым взаимопроникновением, взаимодействием объективной и субъективной модальности ввиду особых грамматических конструктивных особенностей и функциональной семантики этих предложений — воспроизведением семантической позиции участников акта коммуникации (говорящего и слушающего) на основе соотношения предиката и непредставленного субъекта в структуре пропозиции. Таким образом, в ОПГ выражается объективная модальность и имеется значение объективного синтаксического лица. Но модальность как комплекс актуализационных категорий характеризует с точки зрения говорящего отношение пропозиции к действительности по признакам актуальности / потенциальности, оценки достоверности, коммуникативной установки высказывания, утверждения / отрицания, засвидетельствованности (пересказывания / непересказывания)2, и поэтому проявляется также в семантике субъективной модальности и в семантике синтаксического лица как субъекта модальной оценки, отражающего коммуникативноцелевые установки говорящего, субъекта сознания. Семантика синтаксического лица ОПГ, воплощая синкретичную объективную и субъективную модальность, вследствие непредставленности 1, 2, 3 лица активного субъекта, агенса и одновременно репрезентации коммуникативно'-целевых установок модального субъекта, обусловливает не только возможность экспрессивного выражения оценочно-характеризующей субъективной модальности, но и особое расширение семантики предикативной единицы в процессе ее актуализации в ситуации общения, в том или ином типе речевой коммуникации. Поскольку ОПГ со значением определенного, неопределенного и обобщенного лица выражают субъективную модальность и значение синтаксического лица через позиции участников речевого акта, функционально-семантическую специфику данных предложений следует рассматривать в аспекте реализации параметров речевой деятельности в различных памятниках письменности в истории русского языка. В историческом плане параметры речевой деятельности предстают также в регистрах: репродуктивном (отражающем непосредственную речевую коммуникацию), информативном (отражающем связную тематизацию прошедших ситуаций, явлений) и генеритивном (отражающем связную тематизацию обобщенных, вневременных реалий, событий)3. ОПГ, обладающие выраженной субъективно-оценочной
© Т. С. Кузькина, 2009
модальностью, эксплицируют ее в семантико-стилистических особенностях предложения и текста посредством семантических и грамматических свойств глагола-предиката, его временных, видовых, залоговых признаков в таксисном соединении с другими предикатами текста, другими ПЕ, и предопределяют принципы отражения речевой ситуации в том или ином речевом регистре. Употребление ОБЛ, обладающих вневременной семантикой, обобщенно-оценочным значением в результате синтеза многократных, регулярно воспроизводимых референтных ситуаций, обусловливает основные черты текстов генеритив-ного регистра. В современном русском языке ОБЛ обладают вневременной семантикой предикатов, особенностями грамматического строения и могут реализоваться в любом контекстуальном окружении. В истории русского языка в разных типах дискурса можно выделить разные степени обобщенноличности ОБЛ, которые определяются, прежде всего, общим содержанием контекста, а затем уже семантикой предиката — значением лица и видовременной формы глагола.
Ввиду недостаточного противопоставления залоговых форм вплоть до XVI в. и непоследовательной репрезентации грамматического субъекта, в различных памятниках можно отметить становление предложений с элиминацией субъекта и с синкретичными формами 3 лица единственного числа настоящего — будущего простого времени, приближавшихся по обобщенной, вневременной семантике к ОБЛ, но получавших особое синкретичное значение обобщенности и неопределенности лица и даже безличности вследствие соотнесения с лицом и не-лицом, с неучастниками акта коммуникации. Семантика безличности возникала при соотнесении потенциального субъекта с неличным агенсом или при непроизвольности процесса, не соотносимого с активным лицом. Значение неопределеннолич-ности возникало в результате неизвестности, неопределенности потенциального субъекта. Вследствие полной неконкретности, всеобщности значения лица и данной глагольной формы появлялось значение обобщенноличности.
Уже в древнейших памятниках письменности, начиная с «Изборника» 1076 г., можно отметить подобное синкретичное употребление глагольных форм: "ёТ аа ГаїГпа-дй п# ай дТаё Тйпёё айпаааа айдїбаааї Гбё0йпдаё" nqаёёайбайё Га їбhпдїёh пИа#т# (Изб. 1076. С. 438. Л. 90 об.)4; ~аём\ жа айГёаа аи обёай дё їбёёq^ё п# її Ажё\ пдбї\ т-ёпдё АааГааёё- ай дї Жпдї ёаа жа Гёаадй п# даёиоа аа мёаёда п# ГбёаёёжёёТ аї п# ~пдй обпдаё- ГапйГї- (СП. С. 74. Л. 19 об.)5; Га Гаёажё ёГЫйё Га'ГбаайайГйёдй ГёёаёТ" жа дё пёй?# пйдаТбёдй ай айГй ГаааааГё" (Изб. 1076 г. С. 324. Л. 135 об ); ё -тйпї бааё ё її -тйдї ба^-а Га аТёда ай п# ї^жа " апажа~дй аТ"?Гё дё дйааа аёадй ї айпёбапаГёё (Усп. Л. 215 в. С. 356)6; пйаба пда" дhёаnа ёдй ё пй аТГ"Тё маёдй ё їїабааа Га Тhпдh ёаа жа м^ё0а ~жа Габёоа-дй п# Табё'Тй (Усп. С. 229. Л. 129 г). АёааТёадй аї а ГёпаГёё їбїпуиаТо о дааа ааё дТёёоиаТо Тдааб^ё аа Га ёёоаГ аоаа0ё оабпдаё" ГааапГааТ (Сл. Дан. Зат. С. 388)7. Значение безличности особо возрастает тогда, когда активизируется интранзитивная семантика глагольной формы
3 лица единственного числа благодаря присоединению медиализирующей постпозитивной частицы -ся. По-видимому, подобные ОБЛ явились основой для появления некоторых типов безличных предложений, противопоставленных собственно безличным, дезагентивность которых выступает как реализация непроизвольного действия стихийных сил, предметных явлений, представленных в семантике предиката.
ОБЛ в истории русского языка обладали более широким набором форм предикатов, что обусловливало более разнообразное их функционирование, а также наличие ОБЛ переходного типа. ОБЛ с семантикой всеобщности лица и предельно обобщенным, внев-
ременным значением синтаксической конструкции (в качестве простого или в составе ПЕ сложного предложения) могли быть выражены формами 1, 2 или 3 лица единственного и множественного числа всех времен индикатива, 1 лица множественного числа и 2 лица единственного и множественного числа императива, личными формами старого и нового суппозитива. ОБЛ в древнерусском языке развивали семантику обобщенноличности в особых синтаксических условиях нарратива назидательных, обобщенно-учительных или религиозно-проповеднических текстов. Модальное значение обобщенной неопределенности и вневременной, потенциальной регулярности ситуации, представленной в семантике предиката, появлялось в ОБЛ в особом повествовательном дискурсе древнерусских текстов как следствие сцепления, взаимосвязи соседних предикативных единиц, объединенных общей коммуникативной перспективой данного текста. Порядок следования компонентов в структуре ОБЛ не был фиксированным для древнерусских текстов, в то время как в современном русском языке обобщенно-универсальное значение лица и вневременное значение предикатов ОБЛ формируется благодаря особому коммуникативному членению ПЕ и грамматической структуре ОБЛ. Для семантики ОБЛ в современном русском языке сцепление предложений в повествовательном дискурсе не является основным.
В современном функционировании ОБЛ для выражения обобщенности лица и действия необходимым является изменение соотношения между грамматической функцией порядка слов и коммуникативной — выдвижение в препозицию предикатных актантов, как правило, объектных, и часто обстоятельственных, что создает логико-смысловое выделение дополнений и обстоятельств8. В современном русском языке ОБЛ обязательно должны включать, помимо предикатов с личным значением, предикатные актанты — дополнения и обстоятельства9. В истории русского языка было возможно существование нераспространенных ОБЛ, поэтому их функциональная семантика во многом создавалась соотношением с другими предикативными единицами в генеритивном регистре: паТй ~пё даёёй ГдИпа6йёТй АааГааёёаТй ГдТпёда ё аапои п# ааТй ёиИ6а ё Тад#иа6а 6йёоИ6а ё Т6йайдй$а6й п# ааТй (Усп. С. 217. Л. 121 в - 121 г); ёИГТпбй аТ айпаТд Т6Г ажа дТИа6й 6Т $аадаа6й а ~аТ жа Га дТИ~6й а 6ТТд п# Га д^ё6й (Лл. Стб. 246. Л. 80 об.)10.
В то же время нельзя не отметить появление ОБЛ с наличием второстепенных членов предложения и изменением порядка слов в самых ранних памятниках различных жанров и стилей, например, Изборнике 1076 г., в особых синтаксических условиях назидательных, обобщенно'-учительных или религиозно-проповеднических контекстов памятников ХП-ХШ вв.: 6аёГаТ Ажё"Тй аИдоё 6Иёд ё ёдйаё ~аТ пТ п6даойТй Гдё^ат#" п# аа Гдёт-ап6йГёёй а6аа0ё оадп6а6 ~аТ (Изб. 1076 г. Л. 30. С. 209); ёёТГИ ОдаИ ё ГдИ^ёп6й" ~аТ Та6ада ё апИой па6йой ~аТ пй аИдф -гйп6й аТдйааааё (Изб. 1076 г. Л. 30. С. 209); ГдТп#иаТ6 о 6ааИ ааё 6Тёё6иаТ6 Т6йаадй$ё аа Га ёёоаГй аоааоё 0адп6аёу ГааапйГааТ (Сл. Д. Зат. С. 288); жаёИ$Т 6аадё0й а $йёй жаГй Га Гао^ё0й (Сл. Д. Зат. С. 396); ё дааТп6ё паИ6йёИ !Т6аТдёТй п# даТ "ёТ жа ГдИаё ТаИиаоТТ п# (Усп. сб. С. 168-169. Л. 89 в-г); Га ГдИп6аайёаГё~ айп#ёТаТ аГИаа аГаёйпёо^ ГИп Тай^йГТ ёй Ад айдй'Гё~Тй (Усп. сб. С. 169. Л. 89 г). В летописях часто отмечаются ОБЛ с препозицией предикатных актантов и предикатами в претеритах, которые выражали обобщенное значение отнесенности в прошлое относительно дейктической точки в повествовании
о закономерно повторяющемся, обобщенном опыте в назидательно'-учительных отступлениях летописцев, реализующих перволичный нарратив: -тй6Т аТ даиё ёёё -тй6Т аёааТёа6ё Т айа0аё Га Гап Т6й Ааа ёадГё... ё аТдоуё0ё 6ТаТ айоТТй Га $йёТ (Н1лСИ. С. 71.
Л. 113 об. — 114)11; а па їд Га^аёа ёГудаё Воппёёд ё Га^аёа ёГужаГёу ёдй пёажаТй (Волог.-Перм. лет. С. 15. Л. 13)12.
ОБЛ с преимущественно препозитивным порядком следования предикатных актантов в текстах летописей могли обозначать действия вневременные, безотносительно к конкретному опыту: ба^а ёТй ёйдТ ай аїабй дїаї ё^аёда а дёйдй ёадГёда (Н1лСИ. С. 50. Л. 74); Г'ТааёамаТй жа АТаТё^аГйу даїау абйжаай АТао Гапдааёу^иб доаїпдй Га0о аа оаї Тдпаёа Га^адТёй ГТпдааёТй (Твер. лет. Стб. 464)13; ай ёпдёГо ай дїаї аhб6аТй ёдй жа їбїбїёй ГбТбё6ад6 "ёТ АТао бТаёдё п" (Влад. лет. Л. 31. С. 25-26)14; аа пёдй Гй^0Гёдй ahай дїаї^ ё9аааёй0ап" аёааТаабм аТдпёат (Твер. лет. Стб. 453); дёйдй жа аёапдТё^аабй ё абадТГаГааёаабй Гбааа аа_їдahаГаТй (Твер. лет. Стб. 28).
Широко употребляются ОБЛ с препозицией предикативных частей в «Назирателе», отражающем функционально-стилистические особенности так называемого «среднего» стиля: ёа'Гбпда пбабаа" ~пдй шаша ёТдТбо^ ahё6^ Габёба^д (Назир. С. 500. Л. 196)15; 6) а дh їїбй ^апмёй даёба^д ёТааа ёТёё ож Га^ёГаадй бауаадё дбааа ~аї ё ёёааадпу а їїаїааадй айаёбадё ~аТ Га ёпдТао Тп6а ё ай ааабї пёадйаа^д жа (Назир. С. 512. Л. 203 об.).
Существенным отличием ОБЛ в древнерусском языке является прямой порядок слов. Значение всеобщности лица и гномическое значение аспектуально-темпоральной или только аспектуальной (в случае ирреального наклонения) формы предиката создается употреблением в обобщенном (генеритивном) или неконкретном (информативно-повествовательном) контексте. Такая зависимость категориальной семантики ОБЛ от контекстуального употребления обусловлена повышенной синсемантичностью предложений в древнерусских текстах в целом. Постпозитивный порядок следования второстепенных членов предложения в ОБЛ, выражающий обобщенное значение лица и вневременное значение предикативной единицы в целом благодаря общей отвлеченно-обобщенной семантике контекста, сохранялся на всем протяжении истории древнерусского языка: Га дТаё айnёhай а0а паї~" ё Га бйбё ёйдТ Т# ГбЫТжадй ааh аї Тйпд#ё Тйпдёдй дё (Изб. 1076 г. Л. 135. С. 323); Га жйаё Табадё п# ёй АТао ё Га Тдёаааё аГй їдй айГа ГаїбапГї (Изб. 1076 г. Л. 135. С. 323); Га дТаё айп#6Ый їqдйТй пй абh0йГёёйТй ё айаа#$йт-йГёёйТй (Изб. 1076 г. С. 324. Л. 135 об ); аЖааёда п# а Га пйабh0аёда■■■ Гё аааёда Жпда аё"аТё6 (Изб. 1076 г. С. 556. Л. 203 об ); даёТ жа ~ёё0йай пйабh0ё0ё пёаё п# ш абhпh (Усп. сб. С. 313. Л. 186 б); аиа аhбq~0ё бапї#дїТ6 дТ_69йбё0ё шдбТёа дїа#иа (Усп. сб. С. 272. Л. 158 г); Га айГёТаё $ёh жаЖ Таай аї ёа'Гёадй шдй опдй а" (Лл. Стб. 80. Л. 25 об ); аиа п# айаааёдй айёёй ай їай6h дї аймпёдй апа пдааї аиа Га qaйfcдй ~аТ (Лл. Стб. 54-55. Л. 14 об); жаГа аї ба^Тёёаа аёапаГа апдй аї"$Гй аї айп^ аа мдааёёдй аааёда аё А ГёТаа qnдй^6 а" аа дааё#дй аї абадhдй Тожа а" (Лл. Стб. 81. Л. 25 об ); аа їдпаёh абадіа айдё^аёама" ТпдаГаТй п" їдй Гапйдпдаа паїааї її аТаТёГй аоааТй обТёё Га0аТё (Твер. лет. Стб. 27); Га ГТпбаТёТ Вопёё" даТёё ГТ ёужаТй$аа ТабдайТ ёТпдаТ пїбїТа Гапдй (Влад. лет. С. 22. Л. 25 об.).
Своеобразие структуры ОБЛ проявлялось еще и в возможности функционирования не только трехчленной формулы предиката и его актантов: Т даёТайдй аї їбїбїёй ба^а Га їїТйnёё п6пhа6 паї~Т6 $ёа (Волог.-Перм. лет. С. 127. Л. 221 об.), но и двухкомпонентной, часто осложненной риторическими обращениями: пдйё Ажа пда" ОбТёба їїТёё6ё_Гй ё Т^ёпдё абhxй Га0а (Усп. сб. Л. 89 г. С. 168-169); Аё Аа Гаао ё даТёё Га шдабадё ТТёёдай ТТа" (Усп. сб. С. 156. Л. 81 б).
Значение обобщенности лица развивалось не только в результате неопределеннореферентного употребления глагольных форм 2 и 3 лица, но и в особых стилистических условиях актуализации панхронической семантики форм индикатива 1 лица множественного и единственного лица: тй6Т аёаё£_Т аёоИой ГаёдТ6йёйёой Гй ё ёаай ГаёдТ6йёйё аТд0аё (Усп. сб. С. 317. Л. 188 г); 6й ~пё ~аёГй ай д6айдйжа"ё адТТа ё дёжааё аоа ё ТГТжаё ТйёГё" айдааёда" аИ6дй ё одаГу аёааТаИдГй# ёй 6ааИ ё ГдёаИаа~Тй Ад ё дёжаё6аё^ Га0аТ6 ГТТГё6ё ё^аё ёа^йа" п# (Усп. сб. С. 150. Л. 77 б). В перволичном нарративе летописей широко употребляются инклюзивные глагольные формы 1 лица с обобщенно-личным значением (налицо обобщенно-неопределенная референция): Ё 6аТТ ТаёТ Гдаайп6й ай Т9аТйп6аТааГёё ёИ6Т ~аёГТ ГТ ё Т6й х^оёТТй ааааГ айп6й Га ОоИдй АтТаГу ~п6й $аТё" ё ёТГоё а#. Ат паИ пёда6ёТй пёТаТ ё пёТГта~Тй аапИаб ё Т апИой аёааТаадёТй АТаа уёТ ОТТо пёааа ай аИёй (Рогож. лет. С. 132. Л. 329)16; А ёИ6Т во!а РаТаТпёё ёаоТаГй I атадйпёйё 1дап6ааёпу. ЙёажаТ ТаёТ Т бп'ГаГё—аТ (Лет. Моск. С. 8. Л. 3)17; Ай ёИ6Т бОТб ТИпуоу Тад6а ай Т аа Га Т Йау6йой айп6й адТТй ааёё уёТ пёй0аоТТй тёп6Т ай ёп6йаИ паауиа (Н1лСС. С. 25. Л. 19 об.). В церковно-проповеднических текстах, которые содержали различные религиозные, философские обобщения, поучения, наставления, обладая особой назидательно-дидактической экспрессией, употребление форм 1 лица создавало высокое звучание, усиливавшееся вследствие того, что предикаты образовывали риторические фигуры, стилистические композиционные единства, полипредикативные комплексы, ритмически организующие многоплановое повествование: тй6Т 1*) пй6аТдё Т й "ёТ $ааИ6й Ажёё 2*) ГдИп66ГёОТТй "ёТ даёТГа ааГГТаТ ГаТй 3*) Га пйодаГёоТТй ~жа аёа6й ГаТй ГдТдТёа айп6ааё6й ааТй Апай Аай ш6й ада6ё" аа0ё" аёй ТаГа 4*) 6ТаТ 1Тпё60аё6а Т айпаТй ~жа 9а'маИп6й ааТй ГйГИ жа Га Га ГТёа"Гё~ Гй 5*) аё^6й тй6Т 6*) пй6аТдёТй ёаёТ 7*)6ТТдёТй ТдаайаёаааТ (Усп. сб. С. 317-318. Л. 189 б). Функционирование предикатов 1 лица множественного числа совершенного будущего индикатива 1*), 6*), 7*) в обобщенно-личном значении представляет анафору в сочетании с обрамлением — 1*) и 6*), а также с риторическим обращением (нереферентным, но предполагающим адресацию к неопределенному множеству) на основе антифразиса (иронического переосмысления слова), представленного предикатами 2*) и 3*). Возникает субъективно-модальное значение необходимости, неизбежности, долженствования (в стилистически значимом употреблении обобщенно-личное значение в перволичном нарративе приобретают формы 1 лица множественного числа аориста).
ОБЛ современного типа сформировались полностью к XVII в.: Азбуку учатъ во всю избу кричатъ (Посл. Л. 325)18, но их субъективно-модальное значение оставалось более многообразным благодаря функционально-семантическим особенностям грамматического оформления и выразительным возможностям контекста памятников.
1 Борковский В. И. Определенно-личные предложения // Исторический синтаксис русского языка. Простое предложение. М., 1978. С. 210-211.
2Бондарко А. В. Проблемы грамматической семантики и русской аспектологии. СПб., 1996. С. 40.
3 Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка М., 1998. С. 29-30.
4 Изборник 1076 г. / под ред. С. И. Коткова. М., 1965. Далее в тексте: Изб. 1076 г.
5 Синайский патерик / под ред. С. И. Коткова. М., 1967. Далее в тексте: СП.
6 Успенский сборник ХІІ-ХІІІ вв. / под ред. С. И. Коткова. М., 1971. Далее в тексте: Усп. сб.
7 Слово Даниила Заточника // Памятники древнерусской литературы / под ред. Д. С. Лихачева. М., 1978. Далее в тексте: Сл. Д. Зат.
8 Калинин А. Ф. О некоторых особенностях порядка слов в обобщенно-личных предложениях в современном русском языке // Слово и словосочетание в структуре предложения: Лингв. сб. М., 1979. Вып. 14.
С. 55-63.
9Юрченко В. С. Простое предложение в современном русском языке. Саратов, 1972. С. 115.
10 Лаврентьевская летопись, 1377 г. // Полное собрание русских летописей. Л., 1926-1927. Т. 1. Вып. 1-2. Далее в тексте: Лл.
11 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1950. С. 13-100. Далее в тексте: Н1лСИ.
12 Вологодско-Пермская летопись // Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1959. Т. 26. Далее в тексте: Волог.-Перм. лет.
13 Тверская летопись // Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1965. Т. 15. Вып. 1. Далее в тексте: Тв. лет.
14 Владимирская летопись // Полное собрание русских летописей. М., 1965. Т. 30. Далее в тексте: Влад. лет.
15 Назиратель / под ред. С. И. Коткова. М., 1973. Далее в тексте: Назир.
16 Рогожский летописец // Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1965. Т. 15. Вып. 1. Далее в тексте: Рогож. лет.
17 Московский летописный свод конца XV в. // Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1949. Т. 25. Далее в тексте: Моск. Лет.
18 Симони П. К. Старинные сборники русских пословиц, поговорок, загадок и пр. // Сборник ОРЯС. 1899. Т. 66. № 7. Далее в тексте: Посл.
