CC BY
133
Т. С. Кузькина
БАПУШ ЛБ80Ьити8 КАК СРЕДСТВО ВЫРАЖЕНИЯ СУБЪЕКТНОГО ЗНАЧЕНИЯ В ФОРМИРУЮЩИХСЯ НЕОПРЕДЕЛЕННО-ЛИЧНЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЯХ В ДРЕВНЕРУССКОМ ЯЗЫКЕ
В истории русского языка особо выделяются формирующиеся неопределенно-личные предложения (далее — НЛП), соотносившиеся по значению непредставленного неопределенного субъекта с субъектами оборота дательный самостоятельный. В группе НЛП со значением обобщенно-субъектной достоверности, мотивированной пресуппозицией контекста и ситуации, обороты dativus absolutus способствовали выражению субъективно-оценочного модального значения предикативной единицы (далее — ПЕ) благодаря соотнесенности ПЕ и субъекта оборота. При этом модальное значение обобщенносубъектной достоверности НЛП осложнялось различными модальными оттенками.
Дательный самостоятельный в древнерусском языке выполнял более разнообразные синтаксические функции, чем в старославянском языке: он выступал как самостоятельное предложение, главное в составе сложноподчиненного и придаточное в СПП, а также как ПЕ в ряду других в составе сложносочиненного или как часть сложного синтаксического целого1.
Исследователи отмечают, что в старославянском языке dativus absolutus, как правило, обладал значением времени (указывал на одновременность или неодновременность действия оборота и основного предложения в рамках целостного периода времени — передавал отношения таксиса2) и при этом часто употреблялся в функции независимой ПЕ. Преобладало несовпадение субъектов дательного самостоятельного и того предложения, с которым соотносился оборот по смыслу, хотя в старославянском языке выявляются случаи односубъектности dativus absolutus и соотносительного предложения, например, в Супрасльской рукописи3.
В старославянском языке в dativus absolutus в основном употреблялись действительные причастия, хотя возможно было и функционирование страдательных причастий4. Выявляя дательный самостоятельный в качестве независимого оборота, А. Мейе подчеркивал, что этот оборот в старославянском языке мог использоваться только в качестве своеобразного приложения к основному предложению5.
Нельзя не отметить не только устойчивое употребление dativus absolutus в старославянских памятниках, но и достаточно длительное существование этого оборота (без утраты согласования) в среднеболгарских памятниках, вплоть до XIII в. (Врачанское евангелие, Кюстендилское евангелие)6. Возможно, сохранению dativus absolutus в болгарском языке способствовало особое значение дательного падежа, обозначавшего лицо, благодаря которому сохранялись архаические, неупотребительные формы датива некоторых ЛСГ имен существительных даже в современном болгарском языке7.
Дательный самостоятельный встречается в памятниках староукраинской и старобелорусской письменности, причем даже в деловом стиле. Распространение деформированного dativus absolutus с деепричастием в сочетании с именем существительным в дативе,
© Т. С. Кузькина, 2009
по мнению Е. И. Кедайтене, было обусловлено влиянием литовского языка, в котором dativus аЬ80ІШ:ш существовал не только в истории языка, но и отчасти сохранился в современном литовском языке8.
В древнейших памятниках русского языка старшего периода, в наибольшей степени обнаруживающих черты близости со старославянским языком как наддиалектным общеславянским литературным языком, dativus absolutus встречается достаточно широко. Так, в Изборнике 1076 г. отмечается 36 случаев употребления dativus absolutus, не соотносящихся по субъектному значению с основным предложением, например: Еогатоу соклазнивъшж са мнози застоупьници и глаголы неиздреченьными ОПраВЬДАТЬ и (Изб.1076. Л. 223 об. С. 596); В молитв^ нашеи кгда кдины никомоу же вид#щю ли слышащю пр^стоимь Еоу (Изб. 1076. Л.164. С. 349). В памятнике имеется 12 случаев совпадения субъектов основной ПЕ и dativus absolutus, но при этом соотносительное предложение содержит сказуемое в форме 2 л. индикатива или императива и является определенно-личным или обобщенно-личным предложением: Идоущю ти въ свтыи храмъ помысли кгда кого прогн^валъ кси въ кокмь д^л^ (Изб. 1076. Л. 54 об. С. 258); И афе ти правьдоу изъглаголавъшоу и въ гн^въ въпадеши отъ коголико не скорки о томь нъ паче оут^шаи са реченыимъ и>тъ Ега (Изб. 1076. Л. 32. С. 213); С^дащю ти над многоразличною тр#пезою помани соухъ хл^къ гадоуфааги* (Изб. 1076. Л. 40. С. 229). В Синайском патерике встречаются случаи согласования субъекта НЛП и оборота дательный самостоятельный: и гако придоша въ лаврю взискаша кл^тъкы кго и н^кым показавъшемъ имъ шьдъше клеплхоу въ двьрь кго (СП. С. 109). Как правило, dati-vus absolutus, соотносимые с НЛП, представлены в текстах, содержащих рассуждения проповеднического характера или особо приподнятые типы летописно-хроникального повествования, раскрывающие исторические события в аспекте их общественной актуальности. Например, достаточно часто представлены НЛП, соотносительные с дательными самостоятельными, в текстах Успенского сборника: дошьдъшемъ же посъланыимъ и>тъ цср# подвизлхУ епифана да поидеть скорее и>тъ кгпрл (Усп. Л. 165 в. С. 282). И в то же время во многих произведениях Успенского сборника встречаются конструкции, в которых dativus absolutus соотносится с различными типами ОЛП: исходящимъ же намъ изъ града да са и^твеземъ въ кгпръ (Усп. Л. 155 г. С. 267). Отсутствие подлежащего в основной ПЕ - местоимения 1-2 л. в ОЛП или субстантива (местоименного или предметно-личного) в НЛП, несомненно, было обусловлено особенностями древнерусского синтаксиса: значение лица выражалось глагольной формой. Именно соотнесенность с относительно независимым антецедентом, dativus absolutus, создавала специализированную синтаксическую конструкцию усложненного предложения или ССЦ.
В случае соотнесенности субъекта dativus absolutus с непредставленным подлежащим НЛП данная конструкция выступала как особый оборот, отчасти подобный второстепенному сказуемому. Однако вследствие того, что дательный самостоятельный обладает особым подлежащим в дательном падеже в отличие от номинативного субъекта основного предиката, полагаем, что его нельзя считать структурной частью простого предложения — особой формой выражения грамматического подлежащего, так же как и причастие дательного самостоятельного не является второстепенным сказуемым. Отчетливо видна роль dativus absolutus в качестве независимой ПЕ в случае присоединения с помощью сочинительных или подчинительных союзов, дистантного расположения оборота по отношению к семантически соотносимому предложению. Доказательством семантической и структурной
независимости dativus absolutus является часто наблюдающееся неполное совпадение семантики субъекта оборота и непредставленного подлежащего основной ПЕ.
А. Н. Стеценко, В. И. Борковский отмечают, что совпадение субъекта дательного самостоятельного и номинативного подлежащего основной ПЕ в целом редки в древнерусском языке. По мнению В. И. Борковского, это свидетельствует о независимости оборота9. Наши наблюдения указывают на устойчивое распространение dativus absolutus в истории русского языка ХЗ—ХУП вв. как особого средства выражения субъекта основного предложения, не являющегося обычной структурной частью номинативной конструкции предложения.
Может наблюдаться полное совпадение субъекта основной предикативной единицы и субъекта оборота дательный самостоятельный, и в этом случае имеется контекстуальная неполнота предложения со сказуемым 3 л. мн. ч.: 1) В л^т зхм^ Новгородци не стерп#чи кезо кназа с^дити ни жито къ нимъ не ИДАШе ни откуду же и кмлюще метлх^ут^ и въ погрекъ л и>н^мъ не стерп#щемъ шедше къ Гюргеви и рекошл (Лл. С. 309. Л.102 об); 2) И вниде В#чесллвъ крлтъ кго въ Киквъ и людемъ съ митрополитомь кго ср^тшим и послдишл нл стол^ прлд^дл свокго ±росллвл мсцл феврллА въ кв де (Лл. С. 306. Л.102); 3) ве^м же симъ внутрь сущим олтлря покллдывлху мусикю (КП. Л. 588). Контактное расположение dativus absolutus и предиката независимой ПЕ дает возможность квалифицировать оборот как заместитель подлежащего: dativus absolutus выступает в примере 3) как своеобразный субъектный субститут. Наличие собственной предикативности свидетельствует, на наш взгляд, о независимости оборота.
В следующем примере сочинительный союз и, соединяющий dativus absolutus и независимое предложение и выделяющий dativus absolutus в препозиции как грамматически обособленную и потому независимую структурную единицу синтаксического единства, включающего три ПЕ, обнаруживает особый предикативный статус оборота. Структурную независимость оборота подчеркивает дистантное расположение основной ПЕ (1) и дательного самостоятельного (3): 3) зрящим им нл окрлзъ и 2) и се внезлпу просв^тис# окрлзъ вллдычицл нлшея Богородица Млрил плче солнця и 1) не могуще зр^ти плдошл ниц ужлсни (КП. С. 588).
Субъекты оборота дательный самостоятельный и основной предикативной единицы могут совпадать частично; опущенное подлежащее предикативной единицы соотносится с номинациями предшествующих предикативных единиц. Основная предикативная единица не обладает контекстуальной неполнотой, а представляет переходную структуру от двусоставного к односоставному типу предложений: неконкретный субъект в семантическом плане не тождествен субъекту оборота, а соотносимая по смыслу номинация находится в предложении, расположенном дистантно: Въ л^т зфк^ Придошл Половци первое нл Русьскую землю воевлтъ Всеволодъ же изиде противу имъ мсцл въ ФеврллА въ в днь и кившемъс# имъ и пок^дишл Всеволодл и воевлвше отидошл (Лл. С. 163. Л. 55). Неконкретный субъект основной предикативной единицы также может соотноситься с номинациями последующего текста и лишь частично — с субъектом оборота дательный самостоятельный. В том случае, если объем и содержание неконкретного субъекта раскрывается последующим содержанием текста, можно говорить о большей степени семантической неопределенности основной предикативной единицы, относящейся к переходным структурам, более близким к односоставным предложениям: Всеволоду же вывшю зл Оузждллем оузр^шл чюдную млтерь Володимерьскую и весь грлд и до икновлньга лк1 нл нл въздус^ стогащь гави Бгъ и свтлга Бца новок чюдо кназю позорующю
и всему полку (Л. С. 380. Л. 128 об); оцемъ же съкрлвъшем са сьде ГОдлшл Бгу вещь о нлречении епспли и мьн^ троудъ твлр#ху (Усп. С. 265-266. Л. 154 в-г).
В случае полного или частичного совпадения подлежащего ПЕ и субъекта дательного самостоятельного семантика и синтаксические функции dativus absolutus наиболее полно раскрываются в составе ССЦ, т. к. непредставленный субъект НЛП и субъект дательного самостоятельного обозначают предмет речи, подлежащее, по отношению к которому совершается предикация, эксплицируются различающимися грамматическими падежными формами. При различиях лексической семантики и смыслового объема номинаций субъектов ПЕ и дательного самостоятельного они также раскрывают свои функционально-семантические характеристики в контексте сложного синтаксического целого. Использование данного оборота позволяет выразить важные, ключевые понятия, даже символы, образы многопланово на основе уподобления, сближения многообразных реалий, отраженных в системе важных для данного текста концептов. Употребление дательного самостоятельного формирует общие места, топы текста на основе сближения и уподобления по ассоциативной смежности наименований субъектов, выражающих ключевые идеи текста. Так, в следующем примере наблюдается сближение различных наименований субъектов на основе ассоциативной смежности (метонимии) в синтаксически связанных или соположенных ПЕ в сложном синтаксическом целом: 1) при кллгов^рном и великом кнази Изгасллв^ въ Киев^ 2) половьцемъ пришедшим нл Русьскую землю въ л^то зфоз 3) изидошл трие ±росллвичи въ сретение имъ Изгасллвъ Овгатосллв и Всеволодъ имыи съ сокою и сего же Шимонл 4) кывъшимъ же им нл Алт^ 5) съступишлся полци окои и 6) гневом Божиим пок^жени БЫШл христилне и 7) к^жлщим имъ 8) оукьени кышл и 9) воеводы съ множеством вои 10) кгдл же съступишлся (КП. С. 412). Прежде всего, широкое функционирование дательных самостоятельных (2), (4), (7) как особых синтаксических конструкций четко выражает соотносительность субъектов ПЕ в аспекте выявления их взаимодополняющих семантических характеристик, создает взаимообусловленность модально-временных планов соположенных ПЕ синтаксического единства, передает дополнительные коннотативные оттенки смысла. В качестве НЛП в данном синтаксическом единстве выявляются только ПЕ (8), (10) — ПЕ (9) является неполным предложением с опущенным составным именным сказуемым. Семантический и грамматический субъект имъ дательного самостоятельного (7), непосредственно связанного с НЛП (8), полностью соотносится с номинациями христилне (6), шире по смысловому объему субъектов трие ±росллвичи (3), воеводы съ множеством вои (9), частично соотносится с субъектом полци (5). Использование субъекта dativus absolutus (7) в форме дат. пад. лично-указательного местоимения 3 лица имъ создает возможность, благодаря обобщающе-вмещающему значению лично-указательного местоимения образовать топос (смысловую модель) «разновидности», которая выявляет разносторонние признаки предмета мысли — подлежащего предицируемой конструкции, подчеркивает метонимическую взаимосвязь других субъектов ПЕ синтаксического единства. Применение риторического приема — смысловой модели «разновидности» выявляет разносторонние признаки, свойства, характеристики описываемого явления, способствует созданию символического образа, выявляющего коммуникативную направленность текста, открывающего коммуникативную «нарративную стратегию автора»10. Выражение авторской позиции как «нарративной стратегии» реализуется в разнообразных формах повествования: использовании тех или иных видов синтаксических, композиционно-синтаксических видов связи ПЕ в тексте, функционировании
предикативных категорий, характеризующих субъективную позицию, коммуникативную стратегию автора — видовременных, личных и залоговых форм11. В организации повествования dativus absolutus как своеобразная предикативная конструкция выполняет существенную роль: будучи архаической приметой древнего состояния языка, он придает изложению высокое торжественное звучание, способствует в качестве глагольной конструктивной единицы репрезентации модальных и темпоральных характеристик синтаксических единств. Более того, дательный самостоятельный выступает как своеобразная композиционная формула12, организующая повествование в текстах, содержащих, помимо простой фиксации событий, выражение идейно-эстетической позиции, мировоззрения автора-повествователя, а также и тех, кому адресован текст. Так, в следующем примере из летописной повести об убиении Андрея Боголюбского (по тексту Ипатьевской летописи) отчетливо проявляется роль dativus absolutus как композиционной формулы, которая способствует темпоральной и модальной организации текста: 1) И то ему гллголлвъшю и моливъшюся о гр^с^х своихъ къ Бгу и 2) с^д#щу кму зл столпом въсходнымь и 3) нл долз^ ищющим кго и 4) иЗр^шл и с^дащл гако лгнга непорочьнл (Пов. АБ. С. 332). В структурно-синтаксическом единстве, представляющем собою сложносочиненное предложение, первые три ПЕ являются дательными самостоятельными, выражающими различные адвербиальные значения, уточняющие соотношение, порядок следования событий и, следовательно, видовременные значения предикатов. Ба^ш absolutus 1) обозначает прошедшее действие с результатом, актуальным для настоящего, формами датива причастий прош. врем. гллголлвъшю и моливъшюся относительно предиката основной ПЕ иЗр^шл; причастия с^д#щу 2) и ищющим 3) обладают семантикой каузированного состояния. Первые два оборота dativus absolutus обозначают действия и состояния субъекта 3 л. ед. кму, третий оборот, обозначая действия субъекта, представленного флексией причастия ищющим при контекстуальном пропуске формы дат. падежа местоимения 3 л. мн. имъ, связан полным совпадением субъектов с последующим НЛП. Следует отметить, что отсутствие подлежащего оборота (3) в дативе и соотносительного с ним номинативного подлежащего (4) способствует формированию семантики неопределенноличности независимой ПЕ.
Неопределенность независимого предложения, связанного с оборотом dativus abso-1Шш последовательностью отражаемых в видовременной семантике предикатов событий, могла поддерживаться тем, что семантический и грамматический объем непредставленного подлежащего шире субъекта оборота. Эти семантико-грамматические различия могут находить свое выражение и в несовпадении грамматического числа: субъект оборота, имеющий форму ед. числа, отражает действие единственного лица, форма глагола сопряженного НЛП обнаруживает действия неопределенного множества лиц: и не милостивыи флоустиниганъ корлкли имыи г своихъ и нлга дроугыхъ е и длвъ лонгиноу изв^стьники домл свокго зллто томЦ же отплоувъшоу въ клллврию и кЦпивъшоу тлмо пьшеницю четырьмя мсци отвезошл са имуще пьшеницю (Усп. С. 280. Л. 164 б). В летописном повествовании дательный самостоятельный с целью точного именования и выделения субъекта действия может включаться в предложение перед рядом однородных сказуемых НЛП, характеризующих субъект оборота, семантически и грамматически совпадающий с неназванным подлежащим НЛП, через ряд последовательно совершаемых действий: кназь же великии Влсилии Влсильевич послл нл него дву князеи Дмитреев Юрьевцевъ и прочих множество с ними же многочисленнии полки л цлрю въмлле тогдл сущу идущим же им к Белеву все погрлкишл у свокго прлвосллвного христилнствл и моучлхоу людеи
из докытка и животину кьюще моучахоу людеи и назад сек^ отсылахЦ а ни с чем же не разидяхЦ са вьсе грак# и неподокьная и скв^рьна> д^>х^ (Волог.-Перм. летоп. С. 192-193. Л. 330).
В связи с тем, что грамматическая семантика НЛП подразумевает действия неопределенного субъекта-лица, обладающего способностью осуществлять активные целенаправленные действия, дательный самостоятельный, соотносящийся с неназванным подлежащим НЛП, включает членные или нечленные формы преимущественно действительных причастий настоящего или прошедшего времени: А. 1) народу же соущю многу ужасаху са (Усп. С. 157. Л. 82 б); 2) іа августа идущнмъ же имъ къ Кікву увнд^ша градъ высокъ издалеча (Тв. лет. Стб. 214); 3) Гюрги же совокупивъс#[на Из#сдава] со ^лговичи и с Двдвчем с Володиимером и съ Половьци придоша г Кикву и сташа шатры противу Кыкву по лугови Из#славу же клюдущю и не дадущю въкрести въ Дн^пръ кьгахуть са межи сокою (Лл. Л. 110-110 об. С. 330-331). 4) Олговичем же иПоловцем не дадущим са мирити зане скори к#хуть на пролитье крови (Лл. Л. 111. С. 333); 5) Живущимъ новъгородьцемъ и влад^гаху свокю окластию гако же имъ Еогъ поручилъ а князя дрьжаху по своеи воли (2Пл. С. 19. Л. 167). Б 1) посланыимъ же дошьдшемъ въ кгпръ показаша писмена епифану (Усп. С. 275. Л. 161 а); 2) Стославома же перекродшома Дн^пръ съ Половци въздаша в^сть къ Гюргеви рекуще поиде вкорз^ (Лл. Л. 110 об. С. 332); 3) Герденю же съ своими кн#зьми дома не кывъшю и при^хаша въ домы свои оже домові ихъ и вьса земля ихъ пленена (2Пл. С. 16. Л. 163-163 об): 4) кывъшу же Всеволоду за Суздалем и узр^ша чюдьную матерь Еожию Владимирьскую и весь град до основаньга гако на въздус^ стогащь (Моск. лет. С. 87, Л. 106); 5) Тогда же в ту зиму Мьстиславу Из#славичю съ кратомь Ярославомь и с Галичаны вошедъшу к Дорогокужу на Володимира Андреевича и пришедше начаша у города китися (Моск. лет. С. 82. Л. 99 об.)
Между глаголом-предикатом основной ПЕ и причастием оборота в дательном падеже существует таксисная связь, которая обусловлена и видовременной падежной формой предикативного причастия, и его связью с субъектом оборота и субъектом основной ПЕ. Причастия настоящего времени в dativus absolutus обозначают действия, совпадающие с глагольным предикатом основной ПЕ, а причастия прошедшего времени обозначают действия, предшествующие по отношению к основному сказуемому13. Неличная форма причастия и согласование с субъектом в дательном падеже придают обороту дательный самостоятельный атрибутивные свойства. Оборот выражает обусловленное другим действием или активизацией ситуации непроизвольное состояние или же активное действие, обладающее пространственно-временной протяженностью, связанное результатами с активным действием, выраженным предикатом НЛП. Можно отметить, что, показывая протяженное во времени и в пространстве действие или состояние, результатами связанное с более актуальным и активным действием НЛП, dativus absolutus эксплицирует функции древнего значения дательного падежа, в основе которого находилась семантика состояния и бытия, характерная в целом для семантики индоевропейского перфекта. Ю. С. Степанов полагает, что субъектный дательный в индоевропейском праязыке (а затем и в общеславянском) обозначал инактивный одушевленный субъект, состояние которого каузировано воздействием другого субъекта14. Субъектное значение дательного падежа, употреблявшегося в индоевропейском праязыке для обозначения активных одушевленных имен, способных испытывать состояние, проявилось в аффективной модели предложения и сохранилось затем в славянских диалектах, в старославянском языке в конструкциях
с причастными формами и, в частности, в конструкции дательный самостоятельный15, в инфинитивных предложениях16. В памятниках письменности сохранились конструкции, в которых субъект, источник действия или носитель состояния выражен не номинативом, а дативом со значением бытия или обладания, или состояния: 1) имь же помллоу им#хУ тр^ковлши т^лесьныхъ (Усп. С. 253. Л. 146 а-б); 2) и кышл Греком крлнь меж ими великл зъл^ (ВЛ. С. 19. Л. 20 об. — 21); 3) л грлдомъ и волостемъ ничто же не усп^шл вс^м ко к^шл въ ослд^ въ грлд^ (Моск. лет. С. 279. Л. 390 об.). Эти конструкции, несомненно, восходят к древним аффективным моделям предложений, в которых в функции инактивного субъекта, испытывающего определенное состояние, выступали одушевленные
17
имена, названия лица в дательном падеже1'.
Древнее значение датива отчетливо проявляется в текстуальном функционировании dativus absolutus. Семантика инактивного субъекта дательного самостоятельного создается благодаря взаимодействию падежной семантики датива (субъекта предназначения, состояния) с перфектным значением формы причастия, а также благодаря активизации перфектного значения второстепенных сказуемых (причастных оборотов). Приведем пример: 1) ин^м же троецким еще кьющемс" съ Литвою зл Круглым прудом и зл клпустным огородомь клизъ Келлревл прудл и 2) озр^вшесга и 3) и не вид^вше грлдскых людеи нл гор^ ни у пивного дворл кдиного челов^кл и 4) Цжлсошлс" 5) мн^въше вс^х покитых от литовьских людеи (Ск. АП. С. 208). В этом синтаксическом единстве показательно употребление в качестве самостоятельного сказуемого кратких форм действительных причастий прошедшего времени в составе ПЕ (2), (3), (5), функционирующих параллельно ПЕ с дательным самостоятельным. Подобно причастию в dativus absolutus (1) причастия ПЕ (2), (3), (5) в номинативе обладают перфектным значением — обозначают состояние или действие как протяженное, длительное, мотивированное предшествующим действием, состоянием или контекстом и результатом действия или состояния, связанное с модальновременным планом последующей ПЕ. Функционирование причастий в качестве самостоятельных сказуемых ПЕ является характерной чертой и древнерусского, и старорусского синтаксического строя. Предикативные причастия, употреблявшиеся в разнообразных формах рода и числа (идл шьдъ вид^въ шьдъше и др.), по мнению В. И. Борковского, обладали относительной самостоятельностью, могли указывать на следствие предыдущего действия18. Данное перфектное значение предикативных причастий на -ши, подчеркивая их статус, описывает И. Б. Кузьмина в истории русского языка и в современных говорах от восточного побережья Онежского озера до Белгорода, отметив, что в роли сказуемых употребляются, как правило, причастия, обозначающие действия как результат изменения состояния или пространственного положения субъекта19. Таким образом, употребление причастий в функции самостоятельного сказуемого обусловлено их видовременными и лексико-грамматическими особенностями, реализующими в структуре предложения и контекста семантику перфекта как временной разновидности индикатива.
Своеобразный синтаксический статус dativus absolutus определяется взаимодействием формирующих семантику субъекта-датива лексического и грамматического факторов в структуре оборота — лексико-грамматическими характеристиками датива причастия и значением датива как субъекта предназначения. В исследованных памятниках письменности Х1—ХУП вв. встречаются причастия от глаголов с семантикой состояния (аффективные, ментальные, экзистенциальные, обладания, количественного изменения и другие, близкие к ним) и глаголы активного действия (ЛСГ глаголов движения, батальной деятельности, созидания, разрушения и некоторые другие). З. К. Тарланов отмечает
в своем исследовании в dativus absolutus «по данным 90 памятников XI-XV вв.» в функции причастной формы около сорока лексем глаголов, в основном 6 ЛСГ: движения, действия, а также ментальные, аффективные, бытийные глаголы20.
Причастие dativus absolutus может обозначать состояние: люеащим Ed напасть приимутъ (Усп. С. 250. Л. 144); вьс^мъ еолащимъ иц^л^вьшемъ Ed хвал#хоу (Усп. С. 248. Л. 142); вывъшу же Мьстиславу на Городци и оттуду иде на усть Окы и ту совокупися съ вратома си с Муромьскымъ князем и рЯЗАНСКЫм и ту ждаша дружины дв^ недели (Моск. лет. С. 82. Л. 100-100 об.)
Причастие может обозначать направленное движение или активное целенаправленное действие, и тогда глагол обозначает результативный процесс, мотивированный предшествующим состоянием, как его результат или как итоговое действие, мотивированное dativus absolutus: рече же философ къ ©пифаноу нъ идоущимъ же въ манастырь не дадахУ почити епафаноу (Усп. Л. 149б. С. 257-258); въл^зъшемъ же имъ не ижр^тоша мчнка (Усп. С. 216. Л. 120 г); т^мъ же вьс^мъ съвьравъшемъ са вид^ша авик троупъ зв^ринъ (Усп. Л. 148 в. С. 256); и авик множьствоу народоу сътекъшю са Хотаху въсхвдтити т^ло влаженыга (Усп. С. 244. Л. 140 б); пришедъшу же Изгаславу къ вратоу свокмоу Ростиславоу и вид^въше СЯ похвдлишд Erd и пр^Еышд въ веселии велиц^ (Моск. лет. С. 45. Л. 53 об.).
Приведенные примеры выявляют основную семантику dativus absolutes — обозначение предикации относительно активного одушевленного субъекта как непроизвольно развивающегося действия, своим результатом или характером протекания создающего определенную ситуацию, реализация которой обусловлена соотнесенностью с контекстом (семантико-синтаксическим окружением), а также лексико-грамматическими особенностями предиката НЛП. Перфектное значение dativus absolutus, предопределявшее относительную временную связь с предикативом в спрягаемой форме, вследствие взаимодействия с атрибутивно-адвербиальной семантикой дательного падежа, выражает облигаторную временную, причинно-следственную или иную обстоятельственную связь с самостоятельной предикативной единицей в зависимости от лексико-грамматического наполнения контекста. Наличие общего субъекта, не представленного в ПЕ со спрягаемой глагольной формой и реализованного в dativus absolutus, восполняет контекстуально -ситуативную неполноту независимого предложения в связи с пропуском подлежащего, активного деятеля, и создает особый тип неопределенно-личных предложений переходного типа в истории русского языка.
Выявляя генезис дательного самостоятельного в истории древнерусского языка, А. А. Потебня возводит оборот ко второму дательному падежу, когда первый дательный оборота одновременно является дополнением основного сказуемого21. Развитие оборота как структурно независимого компонента осложненного предложения или ССЦ, характеризующего субъект основной ПЕ в аспекте изменения состояния или достижения определенной результативности действия, реализовало некоторые тенденции праславянского языка в древнерусском синтаксическом строе.
Функционирование dativus absolutus как конструкции, соотносительной с НЛП, отмечается в основном в памятниках, содержащих, по выражению В. И. Борковского, «книжные обороты речи»22. В изученном нами материале памятников различных стилей дательный самостоятельный, соотносительный с субъектом НЛП, функционирует в качестве синтаксической формулы, элемента повествования, содержащего обобщение, назидание, в текстах книжных стилей и совершенно отсутствует во всех жанрах делового
стиля. Исследователи отмечают, что летописное повествование насыщено оборотами dativus absolutus. По нашим наблюдениям, употребление dativus absolutus обусловлено стилистическими задачами, нарративной стратегией летописцев. Поэтому в летописях локальных, таких как I Новгородская старшей и младшей редакции, II Новгородская, фиксирующих события местного значения, обладавших простотой стиля, включавших элементы разговорной речи, в том числе и стилистически сниженного синтаксиса, употребление дательного самостоятельного было незначительным. В I Новгородской летописи младшего извода по Комиссионному списку, относящейся к середине XV в. и представляющей собой обширное и пространное повествование объемом 320 рукописных листов, отмечено всего 166 случаев использования дательного самостоятельного. Несогласованное употребление dativus absolutus с представленным или непредставленным субъектом основной ПЕ имеется в 117 случаях, 35 примеров приходится на функционирование dativus absolutus, соотносящихся с контекстуально неполными ПЕ. И всего лишь 14 примеров являют собой употребление оборота с соотносительностью его субъекта и непредставленного подлежащего предложения, по семантике неопределенности относимого к НЛП. Отметим для сравнения, что в Лаврентьевской летописи фиксируется всего 415 оборотов в «Повести временных лет» и 204 оборота во второй части летописи — в Суздальской. В Московском летописном своде представлено 499 оборотов23.
В повествовании I Новгородской летописи, безыскусно воспроизводившем события общественной и частной жизни древнего города, обороты dativus absolutus используются как средства сжатого, емкого изложения событий вследствие недостаточного развития гипотаксиса, а затем уже с целью воссоздания элементов книжно-славянского слога. Употребление оборота дательный самостоятельный позволяет передать различные оттенки временной, причинно-следственной связи предложений в повествовании. Особенно широко с помощью dativus absolutus в I Новгородской летописи фиксируются временные отношения: а) благодаря употреблению локально-темпоральных формул: концающюся л^ту (Л. 114 об.), исъходящу л^ту (Л. 122 об.), солнцю въсъходящу (Л. 128 об.), померзъшю озеру (Л. 150), понедельнику освЄтающу (Л. 142 об.), кывъшю вечеру (Л. 97); б) вследствие реализации семантико-синтаксических отношений, связывающих dativus absolutus и ПЕ с финитным глаголом: 1) и пришедшю кму на Волгу на кон^ и потъчеся конь во рв^ и наломи ноги мало (Л. 77 об. С. 172); 2) идущу же кму вспать размысливъ рече дружині своки (Л. 31 об. С. 110). В первом примере представлен дательный самостоятельный, субъект которого не соотносится с субъектом оборота. Во втором же случае dativus absolutus замещает контекстуальную неполноту ПЕ с предикатом в 3 л. ед. ч. аориста, но не является ни лексико-синтаксическим заместителем пропущенного подлежащего ПЕ, ни лексико-грамматическим выражением второстепенного сказуемого. Последнее особенно различимо благодаря употреблению второстепенного сказуемого размысливъ — краткой формы м. р. ед. ч. действ. причастия прош. врем. сов. вида, перешедшего в деепричастие
24
уже к концу древнерусского периода24, которое одновременно дополняет предикативы dativus absolutus и основного предложения. Можно отметить, что благодаря относительности временного значения dativus absolutus выступает как контекстуально-синтаксическое средство реализации аспектуального значения финитного глагола. В случаях соотнесенности дательного самостоятельного с НЛП также отчетливо реализуется его независимый синтаксический статус: Ярославу же живущу въ НовЄгородЄ и уроком дающу дань Киеву дъв^ тысящи гривьнъ от года до года а тысящу Нов^город^ гридемъ
раздаваху (Н1лК. Л. 74 об. С. 168); Изяславу же с^дащю на с^нех с дружиною свокю и начаша претит съ кн#земь сто#ще дол^ (Н1лК, л. 89, с 189).
В I Новгородской летописи по Синодальному списку (ХШ-Х^ вв.) обороты дательный самостоятельный встречаются в адвербиальном значении, не замещающие субъект НЛП (всего 7 примеров совпадения субъектов НЛП и dativus absolutus). Но именно в тексте данной летописи в ССЦ имеется редкий случай употребления в dativus absolutus страдательного причастия: наводить Еогъ по гн^ву свокму иноплеменникы на землю и тако съкрушеномъ имъ въспомянутся къ Еогу (Н1лСИ. С. 76. Л. 125), встретившийся и в младшей летописи (Н1лК. Л. 161. С. 289).
В Московском летописном своде конца XV в., имеющем книжный характер изложения, встречается 27 примеров dativus absolutus., соотносящихся с НЛП. И в то же время именно в этом тексте устойчиво встречаются случаи разрушения оборота в связи с нарушением согласования: и выступивши им на поле (Моск. лет. С. 262. Л. 366). Встречаются конструкции с совпадением субъектов dativus absolutus и НЛП в Тверской летописи (XVI в): Еывшу же съв^ту ихъ въ Кікв^ вс^хъ князеи послаша къ Володимеру къ великому князю Юрію Володимероовичю по помочь (Тв. лет. Стб. 339); Дошедшу же Орды князь Юрію а съ нимъ началнику всего зъла кеззаконному проклятому Кавгадію наставляеми дiаволомъ начаша вадити на великого князя Михаила кезаконному царю Озкяку глаголюще (Тв. лет. Стб. 410-411). В приведенных примерах вследствие лексемного расширения их субъектных компонентов, включения полупредикативных оборотов, дополняющих dativus absolutus, обнаруживается не только принадлежность дательного самостоятельного книжно-письменным стилям изложения, но и их определенная синтаксическая независимость как особых ПЕ. Те же явления относительно функционирования дательного самостоятельного прослеживаются и в обширной Вологодско-Пермской летописи: Пришьдъшу же митрополиту и всему освященному сокору тако же и великому кн#зю съ сыном своим и прочим вс^м яко же и преже речеся и начаша утреннюю п^ти (Волог.-Перм. лет. С. 259. Л. 431-431 об). Татаром же кьющимъся въ град^ хотяще прияти разкивъше ст^ны градны> и взндоша на валъ (Волог.-Перм. лет. С. 75. Л. 133 об.). Устойчивость синтаксических конструкций дательный самостоятельный — НЛП как приметы стилистически окрашенного изложения была так существенна, что даже в Двинской летописи XVII в. нами был отмечен пример с данной конструкцией: тои ко Мосохъ по потопі въ л^то рла шед от Вавилона съ племянником своим акік во Азіи и въ Європі над крегами Понскаго моря народы посели и оттуду умноживъшуся народу над Доном и Волгою реками и над езерами и въ поляхъ широко распространишас# (Двин. лет. Л. 1.4.12. Л. 6).
Во всех произведениях книжно-славянского типа древнерусского литературного языка, особенно на ранних этапах его функционирования, в памятниках XII—XIII вв., например, в Успенском сборнике, Киево-Печерском патерике, употребляется дательный самостоятельный, выступающий в качестве своеобразного заместителя, антецедента структурно необходимого, но не названного субъекта НЛП разной степени обобщенности и неопределенности. Следует отметить, что в языке XVII в., в произведениях книжно-славянского типа, не только в церковно-проповеднической литературе, но и в документально-исторической, например, в «Сказании Авраамия Палицына об осаде Троице-Сергиева монастыря» встречаются обороты dativus absolutus, соотносительные с неопределенно-личными предложениями.
Развитие синтаксической структуры простого предложения — появление ситуативно и контекстуально не обусловленных типов НЛП, уточнение способов и средств выражения главных членов предложения, в частности, подлежащего, а также развитие и усложнение структуры сложных предложений, способствовало переходу конструкции dativus absolutus в разряд неактуальных.
Принятые сокращения
1. Успенский сборник 12-13 вв. / под ред. С. И. Коткова. М., 1971 — Усп. сб.
2. Изборник 1076 г. / под ред. С. И. Коткова. М., 1965 — Изб. 1076.
3. Лаврентьевская летопись, 1377 г. // Полное собрание русских летописей. 2 изд. Л., 1926-1927. Т. 1. Вып. 1-2 — Лл.
4. Тверская летопись // Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1965. Т. 15 — Тв. лет.
5. Владимирский летописец // Полное собрание русских летописей. М., 1965. Т. 30 — Влад. лет.
6. Вологодско-Пермская летопись // Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1959. Т. 26—Волог.-Перм. лет.
7. Московский летописный свод конца XV в. // Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1959. Т. 25 — Моск. лет.
8. Новгородская первая летопись старшего извода // Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950 — Нл1СИ.
9. Новгородская первая летопись младшего извода // Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950 — Нл1К.
10. Псковская 2 летопись (Синодальный список) // Псковские летописи. Вып. 2 / под ред. А. Н. Насонова. М., 1955 — 2Пл.
11. Двинской летописец XVII в. // Рукопись из собрания БАН. 1.4. 12 — Двин. лет.
12. Киево-Печерский патерик // Памятники древнерусской литературы XII в. / под ред. Д. С. Лихачева. М., 1978 — КП.
13. Повесть об убиении Андрея Боголюбского // Памятники древнерусской литературы XII в. / под ред. Д. С. Лихачева. М., 1978 — Пов. АБ
14. Сказание Авраамия Палицына об осаде Троице-Сергиева монастыря // Памятники древнерусской литературы. Конец XVI — начало XVII в. / под ред. Д. С. Лихачева. М., 1987 — Ск. АП.
I Сабенина А. М. Дательный самостоятельный // Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Простое предложение. М., 1978. С. 423-425.
2Бондарко А. В. Темпоральность // Теория функциональной грамматики. Л., 1990. С. 15-16.
3 Селищев А. М. Старославянский язык: в 2 ч. М., 1952. Ч. 2. С. 197-198; Хабургаев Г. А. Старославянский язык. М., 1974. С. 413.
4Иванова Т. А. Старославянский язык. СПб., 2005. С. 204.
5Мейе А. Общеславянский язык. М., 2001. С. 270-271.
6Мирчев К. Историческа грамматика на българския език. Трето изд. София, 1978. С. 286-287.
7Андрейчин Л. Грамматика болгарского языка. М., 1949. С. 95-96.
8 Сравнительно-исторический синтаксис восточнославянских языков. Члены предложения. М., 1968. С. 277-278.
9 Стеценко А. Н. Исторический синтаксис русского языка. М., 1977. С. 127; Борковский В. И., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка. М., 1965. С. 484.
10 Петрухин Н. В. Нарративная стратегия и употребление глагольных времен в русской летописи XVII в. // Вопр. языкознания. 1996. № 4. С. 62, 79, 81-83.
II Золотова Г. А. Категории времени и вида с точки зрения текста // Вопр. языкознания. 2002. № 3. С. 25.
12 Колесов В. В. Средневековый текст как единство поэтических средств языка // ТОДРЛ ИРЛ. Т. Ь. СПб., 1997. С. 92-98.
13 Сабенина А. М. Дательный самостоятельный // Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Простое предложение. М., 1978. С. 418.
14 Степанов Ю. С. Иидоевропейское предложение. М., 1989. С. 32-33, 148-149.
15 Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историкотипологический очерк протоязыка и протокультуры: в 2 т. М., 1984. Т. 1. С. 285-287.
16Мейе А. Общеславянский язык. М., 2001. С. 270-271, 394.
17Мещанинов И. И. Проблемы развития языка. Л., 1975. С. 200-201.
18Борковский В. И., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка. М., 1965. С. 380-383.
19 Кузьмина И. Б. Синтаксис русских говоров в лингвогеографическом аспекте. М., 1993. С. 142-146.
20 Тарланов З. К. Становление типологии русского предложения в ее отношении к этнофилософии. Петрозаводск, 1999. С. 186.
21 Потебня А. А. Второй дательный // Из записок по русской грамматике. М., 1958. Т. 1-2. С. 334-335.
22Борковский В. И., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка М., 1965. С. 483.
23 Сабенина А. М. Дательный самостоятельный // Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Простое предложение. М., 1978. С. 417.
24 Кузьмина И. Б., Немченко Е. В. История причастий // Историческая грамматика русского языка. Морфология. Глагол. М., 1982. С. 325.
