CC BY
42
М. Г. Шарихина
ИЛИ РАН, Санкт-Петербург
ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ОБОРОТА «ДАТЕЛЬНЫЙ САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ» В СЛАВЯНСКОМ ПЕРЕВОДЕ «ЖИТИЯ СВТ. НИКОЛАЯ МИРЛИКИЙСКОГО» (на материале русских списков)
1. «Житие свт. Николая Мирликийского» в русской книжности и проблемы так называемого «второго южнославянского влияния»
«Житие свт. Николая Мирликийского» (далее ЖНМ), составленное Симеоном Метафрастом в конце X века, было известно на Руси в нескольких переводах. Самый ранний, южнославянский перевод, был выполнен с греческого источника, вероятно, не позднее XIII века на Афоне [Иванова 2004: 251]. Его появление в русской книжности традиционно связывают с эпохой так называемого «второго южнославянского влияния» (далее 2ЮСВ) [Сперанский 1960: 101; Кенанов 1997: 136]1.
В данный период (конец XIV-XV вв.) в Московской Руси велась активная нормализаторская деятельность, основной целью которой являлось «очищение» книжного языка; «естественным средством такого "очищения" представляется отталкивание книжного языка от языка разговорного» [Живов 1993: 108]. Основной путь нормализации состоял в ориентации на образцовые тексты. В качестве образцовых выступали южнославянские тексты. В южнославянской книжности сложение новых норм происходило веком ранее: сначала в процессе переводческой и редакторской деятельности на Афоне (со второй половины XIII в.), а затем продолжено Евфимием Тырновским в Болгарии (вторая половина XIV в.). Активная переводческая деятельность способствовала появлению в среднеболгарских переводных памятниках большого количества грецизированных
1 В настоящий момент известно 29 русских списков жития, самые ранние из которых датируются серединой XV в.
элементов [Иванова-Мирчева 1987: 293-294]. При этом основной сферой влияния греческого языка, помимо лексики, был синтаксис [Пентковская 2009: 472]. Обилие синтаксических грецизмов особенно характерно для языка памятников Тырновской книжной школы [Там же: 472]. Между тем большинство исследователей поддерживает другую точку зрения, согласно которой главной установкой восточнославянских книжников в период 2ЮСВ становится следование собственным образцам предшествующей эпохи [Филин 1981: 288; Ворт 2006: 316]. В связи с этим при изучении русского литературного языка ХГУ-ХУ вв. актуальным является выделение собственно русского («архаизирующего имитации киевского периода» [Ворт 2006: 288]) и иностранного (южнославянского или греческого) типов влияния [Там же: 288]. Установление происхождения синтаксических конструкций, наблюдаемых в памятниках 2ЮСВ, представляет собой отдельную проблему. Так, немало противоречий и вопросов вызывает употребление в памятниках данной эпохи конструкции «дательный самостоятельный» (далее ДС).
2. «Дательный самостоятельный» в древнерусском литературном языке эпохи так называемого «второго южнославянского влияния»
Д. Ворт в своей классификации языковых признаков 2ЮСВ охарактеризовал частотное употребление причастных оборотов как «собственно южнославянское явление» [Ворт 2006: 305], но поставил данное положение под сомнение:
Причастные обороты характерны для "плетения словес", пришедшего с Юга и скорее всего зародившегося в Тырнове евфимиевских времен. В немалой степени, однако, риторические приемы эпохи "второго южнославянского влияния" ... можно рассматривать как продолжение риторических традиций Киевской Руси; остается по-прежнему неясным, в какой степени возрастающая сложность утонченных синтаксических конструкций в текстах ХУ-ХУГ в. отражает болгарское и сербское влияние [Там же: 305].
С одной стороны, увеличение употребления оборота ДС отмечается исследователями в отношении памятников Тырновской книжной школы, а также текстов, созданных ее продолжателями (в частности, Григория Цамблака) [Иванова-Мирчева, Харалам-пиев 1999: 268]. С другой стороны, ДС имел особый функционально-
стилистический статус уже в ранний период древнерусского языка, став «устойчивым признаком грамматической нормы книжно-славянского языка» [Ремнева 2003: 54], одним из средств создания высокого стиля [Сабенина 1985: 74].
Следует отметить, что отдельный вопрос вызывает степень распространения ДС в памятниках, созданных или переведенных в период 2ЮСВ. С одной стороны, отмечается его активное употребление [Ларин 1975: 248]. С другой стороны, сопоставление синтаксиса «Жития Феодосия Печерского» (80-е гг. XI в.) и синтаксиса житий, относящихся к стилю «плетение словес» («Жития Сергия Радонежского» и «Жития Стефана Пермского»), позволило И. Ю. Абрамовой сделать вывод о том, что ДС «во всех трех текстах представлен не так широко» [Абрамова 2004: 15], в то же время в «Житии Феодосия Печерского» данный оборот употребляется в 2,5 раза чаще.
Таким образом, при изучении употребления ДС в русском литературном языке эпохи 2ЮСВ возникают две проблемы: 1. Особенности его функционирования в русском изводе церковнославянского языка в отличие от других изводов (синхронический аспект); 2. Особенности его функционирования в указанную эпоху в отличие от предшествующего периода (диахронический аспект). При этом необходимо принимать во внимание специфику языковой ситуации в данный период, а именно тенденции развития древнеславянского языка как общего литературного языка восточных и южных славян. Указанное положение может поставить под сомнение саму возможность наличия региональных особенностей функционирования ДС.
3. Употребление «дательного самостоятельного» в древнерусском языке старшей эпохи и в старославянском языке
Особенности употребления оборота ДС в старославянском и древнерусском языках описаны в обобщающей статье Э. Корин [Corin 1995]. В своем анализе исследователь реконструирует «исходные» («original») структурные и функциональные признаки конструкции, которые наиболее последовательно проявляются в старославянском языке. На основе данных признаков Э. Корин сформулировал следующее определение оборота ДС: «participial expression of subordination of one clause to another in appositive or adverbial function, where the subjects of the two clauses differ» [Corin 1995: 266]. Следовательно,
на синтаксическом уровне ДС выражал подчинение одной предикативной единицы другой единице, которое происходило при условии несовпадения субъектов ДС и главного предложения. Кроме того, важным условием употребления ДС было отсутствие союза (как подчинительного, так и сочинительного) [Там же: 259-260]. При обращении к коммуникативному уровню данное определение принимает следующий вид: «participial expression of the backgrounding of one proposition in relation to another, where the subjects of the clauses representing differ» [Там же: 266]. Таким образом, на коммуникативном уровне оборот выражал субординирование, фоновый статус сообщаемой информации (backgrounding) в отличие от выделяемой, акцентируемой информации. Подчинение (subordination) на синтаксическом уровне обеспечивало выражение фонового статуса информации (backgrounding) на коммуникативном уровне [Там же: 261].
Опираясь на формулируемое определение, Э. Корин описывает возможные пути отклонений от канонического ДС, вызванные началом его утраты. Данный процесс проявляется в ослаблении ограничений, которые накладываются на употребление конструкции, что приводит, скорее, к ее активизации в языке, чем к сокращению [Corin 1995: 273]. В отношении ДС основное ограничение состоит в нетождественности субъектов оборота и главного предложения, а также в отсутствии союза, вводящего оборот либо связывающего его с главным предложением.
Отклонения от канонического ДС наблюдаются уже в старославянском языке, однако такие случаи редки. В древнерусском языке количество отклонений при употреблении оборота нарастает, что может свидетельствовать о качественных изменениях в его структуре [Corin 1995: 272]. Так, в древнерусских памятниках активизируется употребление односубъектнъа ДС (более 25 % от общего количества2), в то время как в старославянских текстах их доля составляет 5,4 % [Перегонцева-Граве 1955: 6].
Как отмечает Э. Корин, различные типы структурной трансформации ДС наблюдаются уже в языке ранних древнерусских памятников, входящих в состав «Успенского сборника» (XII-XIII вв.)
2 По статистическим данным, которые приводит Б. В. Кунавин, односубъектные ДС в древнерусских памятниках составляют 22 % от общего числа оборотов [Кунавин 1993: 31].
[Согт 1995: 272]. Так, введение общего для оборота и главного предложения субъекта свидетельствует об утрате синтаксической мотивировки конструкции при сохранении коммуникативной мотивировки (употребление для обозначения фонового действия) (первый этап). Следствием сохранения оборотом коммуникативной функции передачи фоновой, побочной информации стало усиление синтаксической функции подчиненной предикации, что проявлялось в использовании при ДС подчинительных союзов. На следующем (втором) этапе происходит утрата коммуникативной функции: ДС соединяется с главным предложением с помощью сочинительного союза и становится стилистическим вариантом простого предложения [Там же: 280]. Дальнейшее исследование ДС, по мнению Э. Корин, предполагает решение вопросов, связанных с выяснением того, есть ли отличия в статистике отклонений в древнерусских памятниках других периодов. Возможно, что статистический сдвиг заметен только при сравнении текстов старославянского и древнерусского языков, но не между восточнославянскими текстами разных эпох [Там же: 277].
4. Употребление «дательного самостоятельного» в языке «Жития свт. Николая Мирликийского»
Исследование ДС в тексте ЖНМ предоставит данные его употребления в древнеславянском языке более позднего периода, для которого на данный момент представлено мало статистических сведений и описаний, а также позволит наметить пути его развития в южнославянском региональном варианте древнеславянского языка. Основное внимание в настоящей статье уделено анализу отклонений от ограничения на оформление субъекта оборота (нетождественность с субъектом главного предложения).
Изучение ДС в тексте ЖНМ основано на анализе 46 случаев их употребления в славянском переводе, а также ряда разночтений, обнаруженных в русских списках жития, относящихся к ХУ-ХУ1 вв. Кроме того, в качестве сопоставительного материала используется текст «Жития Николая Мирликийского», который в исследовательской литературе известен под названием «Иное житие»3. Данный памятник
3 «Иное житие» является переводом греческого «Жития Николая Сионского», который был выполнен, предположительно, в XI в. Место перевода памятника до сих пор точно не установлено. Старший полный
представляет интерес в связи с тем, что относится к более раннему периоду славянской книжности.
Важной чертой употребления ДС в тексте ЖНМ с точки зрения его переводческой техники является то, что в 22 случаях (48 %) обороты в славянском тексте не соотносятся с оборотом genitivus аЬ8о1и1;ш (ОЛ) в греческом оригинале. При этом почти всегда обороты ОЛ в греческом переводятся с помощью ДС. Исключения зафиксированы лишь в 3 случаях, однако они требуют отдельного рассмотрения, так как могут указывать на формирование вариантных синтаксических отношений на основе общих функций. Приведем данные контексты:
(1) орцп? тогуароиу ет тоитоу тоу уаоу п^еютод аи'тоу яЬгМошцд ка1 уваугкютероу атщФРаА^ ... каб^рег (250) — оустръмленТе же въниде емВ на к'ксы паче, нежели на црковь . и юношьскы къ ней привръгс— ... разори (316 об. 4).
(2) пАеу то^ш аи'тоГд ои яаргхоутод тои~ ягХауоид, Рра%и прод тоТ Алцт Зшкартерош (252) — плаванТ'Е оуко т^мь п©чина не дакааше . и мало въ пристанищи южидаах© (318).
(3) Таитп тогуарош 8п1 тюу е'р'yюv тои 8гои~ xоv огкек^ 9ерaпоvта цгуаХшоутод, ипоптерод п пер1 аитои~ ф^цп 5шр981аа паvшxо'l>~ те е'981 ка1 пагта п8рl8MцPаv8 (262) — Такова оуко с©ть д^ла кжТа, величалщаго своего угодника . крилата оуко о немь възЕмшис— слава, въсждоу протЕЧЕ и въс— юкь—ть (382).
Во фрагментах (1) и (2) греческий ОЛ переводится с помощью простых предложений. Следовательно, в тексте ЖНМ простое предложение может выступать в качестве функционального варианта ДС. Сопутствующим (и, возможно, решающим) фактором оформления вариантных отношений является различие субъектов оборота ОЛ и главного предложения в греческом оригинале. При этом субъект главного предложения опущен и восстанавливается из предыдущего контекста. В примере (3) в славянском переводе наблюдается переосмысление конструкции ОЛ, которая передается с помощью зави-
список жития относится к концу XIV в. (РГБ, собр. Тр.-Серг. № 9) [Творогов 1987: 169-170; Пак 2000: 41]. В настоящем исследовании анализ проводится на материале данного списка.
4 Здесь и далее нумерация листов приводится по списку [Тр749].
симого причастия с сохранением падежной формы (Род. п.) греческой конструкции.
4.1. Употребление разносубъектных «дательных самостоятельных»
В тексте ЖНМ разносубъектные ДС преобладают и составляют 85 % от общего количества оборотов. В большинстве случаев в греческом оригинале им соответствуют разносубъектные GA, например:
(4) Глад8 же некогда ликУискжл стран© овьдръжжщ» . оск©д"к пища и въ мурст^мь град^ (317 об.) — Ai^ofi 5s лоте x^v AuKÍav nspisxovxoq, s'anáviZs трофГ|~£ Kai j'Mvpérnv (251).
(5) Въ tw yKw вр^мл мурскому пръвопр^стшлнику, съ пр^столюмь к»пно и житУе остлвлъшоу . ревность вЖтвнлл
д'рл! М х . "с4
въниде сжщимь по епкпо и^вранны въ причлтниц^, доином» дати пр^столь (312 об.) — A'pxi xou~ кат' SKeivo KaipouT xrj"? Mupsrav ярогброи xov 9povov Kai xov píov akoXinovToq ..., joq sigrjlds 9eíog xoug те un' auxov emaKonoug Kai xoug ^oyáSag xou" K^^pou, xov a^iov anoSouvai Ta)79pov® (238).
В то же время разносубъектные ДС в славянском переводе наблюдаются и в тех случаях, когда в тех же чтениях греческого оригинала используются конструкции, отличные от GA (всего 6 случаев; 15 %), такие как: простое предложение (3 случая), participium coniunctum (1 случай), конструкция с субстантивированным инфинитивом (1 случай), оборот accusativus cum infinitivo (1 случай).
Употребление оборота ДС в соответствии с простым предложением в греческом оригинале мотивировано прежде всего стилистически. Рассмотрим примеры:
(6) СУа же рекшу (тако ре и [КБ1 У560 Пог]), въ тъ ча ... люта н^каа врЯ дъ^нжвши влъненУе велико въ пжчин^ въдвиже -(310) — оитюд ¿ффп, Kai napaxprf|a ... oфo5pa тц ХагХац, xoTv v8фa)V Sianveúaaaa, ец K^úSrava |eyioxov то леАяуод aipei (243).
(7) времени же мал» меЖу т^мь минжвш . и пакы лова ... и^выткы нашън-кегь (322) — Xpovog 0|8ш£,и ou/vog, Kai
ná^iv j'novjpiá ... то el^eíjrov avanXjpoi~(256).
(8) сице оукю таковаа стм8 ткорАЦюу, и конець клгь прТимааше еже на к^сы воеванТЕ его (317) — ка! ошю таита тф dyíф ¿хюргц ка! перад аитф хрп^бг ц ката 5аlц6vюv ¿Ха^вауе отрат^уга (250).
Оборот ДС в приведенных фрагментах используется как функциональный вариант простого предложения. На это указывает нейтрализация синтаксических признаков оборота на синтаксическом и коммуникативном уровнях. Как было отмечено выше, важным условием употребления ДС является отсутствие союза, оформляющего оборот. В примерах (7) и (8) оборот соединяется с главным предложением с помощью союза и, что подчеркивает его синтаксическую независимость. Помимо этого, в примерах (6) и (7) употреблена связующая частица же, а в примере (8) — союз оукю.
Обращает на себя внимание оборот ДС во фрагменте (6), который, вероятно, возник уже на славянской почве, так как в других списках ЖНМ употреблено простое предложение, соответствующее чтению в греческом тексте. Наличие простого предложения в первоначальном чтении, а также вторичный характер оборота ДС подчеркивается присутствием временного локализатора въ тъ ча, который лишает предшествующую ему конструкцию ДС временной семантики.
Стилистическая мотивировка употребленных в рассматриваемых примерах оборотов выражается в том, что в данных примерах оборот реализуется в составе устойчивых выражений (штампов), которые были распространены в письменности среднерусского периода (XV-XVП вв.). К устойчивым выражениям относятся такие конструкции, как например: богу помогающу, богу изволившу, дню наставшу, въсходящу солнцу [Историческая грамматика 1978: 28].
Необходимо отдельно отметить роль союзов и временных локализаторов, оформляющих обороты ДС в тексте ЖНМ, так как они используются в большинстве исследуемых ДС. При этом чаще (в 52 %) встречаются именно сочинительные союзы, а также частица же (примеры (4), (6), (7), (9), (12), (14), (17), (20), (21)). Подчинительные союзы, а также разные формы временных детерминантов менее частотны (примеры (10), (13), (15), (16)), однако их употребление весьма показательно: оно свидетельствует об утрате семантического содержания оборота и актуализации его аппозитивной функции (на это указывает сохранение подчиненного характера, а также коммуникативной функции передачи фоновой информации).
Употребление ДС на месте participium coniunctum в греческом тексте отмечено в 1 случае:
(9) Та въ коравль въл—зшоу стм8, и т8 коравльникВ обличаете— злое дканУе (311 об.) — sVxauQa Kai тои~ nloiou skiPavxi тю"
Bau^aaiw n ts тюу л^ют^рюу slsyxsrai какоиру1а (245).
В примере (9) оборот вводится при помощи союза та 'и потом, и затем', а также присоединяется к главному предложению посредством союза и, что нарушает синтаксическую мотивировку оборота (подчинение). При этом сохраняется коммуникативная мотивировка, так как информация, выражаемая посредством оборота, имеет второстепенный статус: семантические отношения между ДС и главным предложением могут рассматриваться в рамках причинно-следственных связей, осложненных временными отношениями. Влияние греческого текста состоит в том, что согласование существительного и причастия в Дат. п. индуцирует такое же сочетание в славянском тексте.
Употребление ДС на месте субстантивированного инфинитива и оборота accusativus absolutus, вероятно, обусловлено тем, что данные конструкции не употреблялись в славянских языках. Между тем подчиненный характер указанных конструкций создает синтаксическую мотивацию оборота ДС. Приведем данные случаи:
(10) §кждоу bw [муж] и чааше таковаго . понеже не въсхотквшВ клгтлю, Мвитс— влгодканУоу оувогаго прУ—ти (307) — no0sv yap [о ' ащр] av Kai vkeMfie ti TOiouTov, то цп^е BsXflaai tov е^прует^кота auvioTopa tov su na0ovTa т^д suspysoiag ^apsiv; (240);
(11) жалостно видкнУе, ни wv'ft не могжщемь имкти свктелк страсти (319 об.) — slssivov 0sa^a Kai^nSs oty0a^ov Suva^svov s'xsiv тои na0oug ^aprupa (254).
В примере (10) оборот вводится при помощи союза понеже 'поскольку, так как', что ставит оборот в вариативный ряд с придаточным предложением. Влияние греческого текста состоит в том, что конструкция, выражающая синтаксическое подчинение, переводится с помощью конструкции такого же синтаксического статуса. В примере (11) проявляется искусственность оборота ДС, который конструктивно не соотносится ни с каким вершинным
глаголом и контаминируется с калькой греческого оборота accusativus absolutus. Возможно, утрата склонения причастий в среднеболгарском привела к тому, что в функции причастия в форме винительного падежа было использовано более распространенное в книжном языке причастие в дательном падеже.
Анализ разносубъектных ДС позволяет сделать вывод о том, что данный тип ДС был достаточно распространенным в древне-славянском языке ХГГГ-Х^ вв., что может объясняться греческим влиянием. Кроме того, указанное явление могло быть непосредственно связано с тем, что ДС в тексте ЖНМ выступал в качестве стилистического варианта простого предложения. Субъекты смежных простых предложений могут быть различны, равно как и одинаковы. На этом фоне совпадение или несовпадение субъектов ДС и основного предиката может определяться не внутриязыковой тенденцией, а внеязыковой действительностью.
4.2. Употребление односубъектных «дательных самостоятельных»
Односубъектные ДС встречаются в тексте ЖНМ в 6 случаях (13 %). Данные употребления вызывают особый интерес: они не характерны для греческого синтаксиса, поэтому свидетельствуют о специфике ДС в славянском переводе в отличие от греческого текста. В одном случае односубъектный ДС соответствует одно-субъектному GA в греческом тексте:
(12) н© и съв^д—щомоу таинаа срца его ку не сътръп^вшу надлъз^ таити с— того угодника, гав^ творить м©жа (312 об.) — а1Ая ка1 тои~ аиге15отод аи'таГ та кр^фш тг[д кар5íад 8гог>~ цп 8п1 п^^ то-г о1ке1от 98рап8uтnv Aяv9av8lv ОУгхоцггои, 5ríXоv тогуарош тоv а^5ра погег' (246).
В связи с оформлением субъектных связей между оборотом ДС и главным предложением вызывает интерес следующий пример:
(13) Тогда же родителемь его, житУе юставльшемь, наследника им^нТ'у шставиш— николаа (насл'Ьднткь им^нУю оставльс— (причастие в функции второстепенного сказуемого) /т/колие[КБ1 У560 Пог]) . ... ни на когатьство акУе в'ъ.зтрааше (305) — Арл 5е тюу яатерюу аuтaГтоv Р^от аПоXlяоvтюv, [ЫгкоХаоо] кХцроvо^оq тт[д ои'Ыад катаХегфвегд ... ои' прод то'Г п^оuxоv еи'9ид еlSеv (238).
В данном примере приводится разночтение, свидетельствующее об изменении субъекта и, вследствие этого, грамматико-смысловой перспективы предложения. Ввиду того что в греческом оригинале субъекты оборота ДС и главного предложения не совпадают, можно предположить, что чтение, которое приводится в списках [КБ1, У560, Пог], является первоначальным, изменение структуры предложения произошло позднее в связи с тенденцией к выражению общего субъекта в пределах оборота и того предложения, к которому оборот непосредственно относится. С одной стороны, изменение субъекта в славянском переводе могло быть вызвано тем, что в греческом тексте субъект не выражен. С другой стороны, введение общего для оборота и главного предложения субъекта подчеркивает связь ДС и зависимого причастия, употребляемого в роли второстепенного сказуемого5.
В других случаях (всего 4) в соответствии с односубъект-ными ДС в славянском тексте в греческом оригинале употреблены конструкции, отличные от ОЛ:
- элемент ряда однородных сказуемых:
(14) Възраста же прикоснлвшВсл ему (ему нет [КБ1 У560 ТР788 Пог]), пр"Ьдань бы на оученУе грамот^ (303 об.) — те п'5п п'Птгто ка1 ураццатштппарг&дохо (236);
-раШаршт еотипеШт:
(15) гакоже уко ти\о в^тро носимымь имь с©щемь и къ земли пристани- (328 об.) — ош пращ таГпУ8ицат1 фгроцггоид п
Х£р^од аиТоид ипедехето (263).
(16) и понеже члк8 ему с©щу, покалилокщаго ества закона послйжити, въ кол^знь мал© въпаде (330 об.) — 8Л81 ка1 аУВрюяоу оУга
тоvтоv едег тоТ коггоТ уоцю ^81тоирут|Ьа1 тг|~<; фио8юд, уоаю Л8рш:шт81 Ррах81а (264).
В одном случае употребление ДС, вероятно, связано с неверной интерпретацией фрагмента греческого текста:
5 На близость односубъектных ДС к второстепенному сказуемому указывала, в частности, Л. В. Перегонцева-Граве [Перегонцева-Граве 1955: 7].
(17) тт же у ко не мн"Ьх© лжкавааго кыти д^иствй . и §н©дь мол—цгёсА давшом$ (331 об.) — таТ 5е ара поггра тlg ищу верует каl о!юд а^1а тои~ 8г8юкотод (266) 'итак, коварное некое было скрыто дело и вполне соответствующее давшему (зд.: дьяволу)'.
Несмотря на небольшое количество примеров употребления односубъектного ДС на месте конструкций в греческом, отличных от ОЛ, на их основе можно сделать предположение о том, что в языке ЖНМ отражается тенденция к утрате главного конститутивного признака оборота ДС — нетождественности субъектов оборота и главного предложения. Между тем доля односубъектных ДС в общем количестве оборотов ДС в ЖНМ (13 %) даже не достигает той степени распространения, которую такие ДС имели в древнерусском языке (22 %).
4.3. Промежуточные случаи употребления «дательного самостоятельного»
Среди выделенных в тексте ЖНМ оборотов встречаются случаи, которые не поддаются однозначной интерпретации, поэтому рассматриваются нами отдельно. В 6 случаях появление ДС в славянском переводе становится результатом функционального переосмысления причастного оборота, относящегося к косвенному объекту, выраженному дательным падежом, например:
(18) н^коемВ же к$пц$ коракль жита наплънившВ, гавльс— (причастие в функции второстепенного сказуемого) въ съне великыи нтколае (317 об.) — фпорíav уош тт та>у vаuтlкюv Ытои
е'жщаыетаг угктод о цеуад ЫгкоХаод (251).
(19) авлав'гё же въпраша©щ$, ты кто ест . стыт же шв'Ьща . нтколае Хвь ракь (325) — A'p^аpíw 5е фоц^ую, кal аг>'тю~ оаид 81п, '№коАяод' акекр^ато, ЧогТ ХрштогТ 5оиХод' (259).
(20) и ничто же § хот—щТ кыти прозр—щемь имь (имь нет [КБ1 У560 Пог]). нтколае же тръвлъненУа и в^тръ люты привръженУа провъзв-кщааше имь (309 об.) — тюу 5е vаuтwV оu'58V та>у ц8Alоvтюv яpооpюцsvюv, тр^ц^ оитод аитогд кal тсvеuцaтюv ayрlют8рюv фРоАяд проауугХХег (243).
В греческом тексте примерам (18) и (19) соответствует рагйартт еотипеШт, примеру (20) — оборот ОЛ.
Другие случаи (всего 4), характеризуемые в качестве промежуточных, возникают тогда, когда между субъектами главного предложения и оборота ДС устанавливаются отношения «часть — целое», например:
(21) таже съвравшемсА въскмь црковникюмь, съвкщавь нккто § ни. кжУе же кк таковое и того пркмждрости строенУе . млтв© о дклк сътворити повелк(312 об.) — ка1 5^лог8 яоутюу гккХпоюаацгУШ^
отевоЬХеие тгд аитюу — 08ои~ 58 тоито ка1 тг|~<; вк81Уои ооф1ад о{коуоц1а —, 8и'%^та тои~ лрауцатод вттреуаг (246).
(22) сице горко плач—щис— имь (имь нет [КБ1 У560]) о напасти лютки . и жалостно рыдд©щемс—, единь §ниименемь непотУанъ, въ пам—ть прУиде стго николы (323 об.) — Оитю лгкроТд аПо8ироцгУЮУ
каг т^у аицфорау, ф8и~ л8рша9аГ<; 8pnvotivтwv, атерод аитюу, №лютшуо<; о'уоца, 81<; п'К£г №коХаси (258).
Приведенные примеры употребления ДС могут квалифицироваться как односубъектные, так и в роли разносубъектных ДС.
Заслуживает внимания и единичный случай употребления оборота ДС, который можно также трактовать как обособленное приложение:
(23) Сице стм8 на д8\ы лжкавы— воинств8©щ8, бы ем съвыше нккое въдъхновенУе же и промышленУе кжтвное (316 об.) — Тогабта тф аyíф ката тюу т^д люупр1ад 8шатратпуошт1 лу8ицатюу, yívsтаí тц атф аую98у ë^кv£vоíg т8 ка! ёууога 98ютера (250).
4.4. Употребление «дательного самостоятельного» в тексте «Жития Николая Мирликийского» и «Иного жития»
Специфика употребления ДС в ЖНМ ярко проявляется при сопоставлении полученных данных с характеристикой оборота ДС в тексте «Иного жития». Так, частотность употребления конструкции в обоих текстах почти одинакова: среднее количество — 0,7 на лист рукописного текста (в «Ином житии» зафиксировано 37 единиц на 50 листов рукописного текста; в ЖНМ — 46 единиц на 63 листа рукописного текста). При этом в тексте «Иного жития» односубъ-ектные ДС встречаются чаще (в 27 % случаев). Сопоставление славянского перевода и греческого оригинала позволило выявить
в тексте «Иного жития» следующую закономерность. Все случаи употребления ОЛ в греческом оригинале передаются с помощью оборота ДС в славянском тексте. Между тем в славянском переводе есть случаи употребления ДС на месте конструкций в греческом, отличных от ОЛ (всего 9 случаев). Среди них более частотны односубъектные ДС, которые употребляются на месте конструкций participium coniunctum (всего 6 случаев). Приведем примеры:
(24) Идущю же д^тищ8 § мурьскаго града . пртде въ црквь стго сиюна (157) — A'яsX8юv 5е О лаг'д е'к тщ~д тюу Muр8юv цптропо^еюд цквеу е{д то цартuрlоv тои~ ауюи Гюаугои (6).
(25) и шедшимъ до чтнаго иердана . и кончавшимъ мЛтвоу ... и волею кжТею тдохомъ въ киликию (158) — rfяsX8оvтsg еад тогГтф.юи Гор5avоu, кal тsXslюoаvтюv пЦюу т^г еих^ ..., 98^по81 тои" 9еои~ ... цХва^ 8V тп Ликщ (10).
Случаи употребления односубъектного ДС на месте зависимого причастия в греческом тексте подчеркивают их функциональное тождество, характерное также и для синтаксиса ЖНМ (см. пример (13)). В данном случае примечателен пример (25), в котором различные конструкции, используемые в греческом оригинале (рагйаршт сопшпс1ит и ОЛ соответственно), переводятся с помощью однородных оборотов ДС. В результате, семантика первого оборота лишается обстоятельственного значения, Второй оборот (кончавшими), оказавшись в сочиненном ряду предикатов разных уровней (слева — причастие, справа — глагол), также утрачивает обстоятельственное значение. Он сохраняет лишь функцию указателя предшествующего фонового действия, характерную для причастия в роли второстепенного сказуемого. Данная функция обычно проявляется в нарративном дискурсе.
В то же время разносубъектные ДС встречаются в тексте «Иного жития» на месте двух конструкций греческого оригинала (всего 3 случая):
- конструкции с субстантивированным инфинитивом:
(26) вкупе ко растущу д^тищ8 николе . стмъ дхомъ црквт кончевашес— (158) — Аца уар тю" аи^^га8а1 то яаl5шv
№коАяод 5ю тои 9еои~ харт ко1 о' vаоg етеХегоито
(6).
- конструкции nominativus absolutus:
(27) и престогацгё множьству мужь и женъ и детии ... тогда равъ вжИти нткола ... помоливс- (причастие в функции второстепенного сказуемого) до .в. часа (159 об.) -яаpsoтютюv яХп"8од ау5ршу те ко1 yuvalкюV ко1 пal5lюv ... тоте о' ¿оиХод тои~6еои~ЫжоХаод ... жрооци&то втс1 юрад 5ио (13).
В приведенных примерах проявляется утрата семантики оборота ДС, что подчеркивается введением временных обстоятельств, указывающих на одновременность (вкупе) либо на последовательность (тогда) действий. В то же время тот факт, что ДС в рассматриваемых случаях используется для перевода греческих конструкций, имеющих подчиненный характер, свидетельствует о сохранении оборотом синтаксической мотивации (подчинение) и аппозитивной функции. Данное обстоятельство сближает ДС и зависимый причастный оборот. При этом отсутствие союзов, оформляющих оборот (в примере (26) союз ко может быть отнесен ко всей фразе в целом, так же как союз и в примере (27)), подчеркивает связь причастных конструкций. Следовательно, обязательность обстоятельственной семантики оборота могла бы стать важным признаком, отличающим ДС от причастия в роли второстепенного сказуемого. Для последнего указанная семантика могла быть выражена, однако была лишена обязательного статуса, в то время как для оборота ДС расширение семантики стало признаком распада конструкции6.
При сопоставлении данных употребления ДС в ЖНМ и в «Ином житии» обращает на себя внимание тот факт, что в данных текстах доля односубъектных ДС соотносится с типом синонимичных отношений. Так, в «Ином житии» указанный тип встречается в 27 % от общего количества ДС, при этом оборот функционально сближается с зависимым причастным оборотом; в тексте ЖНМ доля односубъектных ДС значительно меньше (13 %), а оборот ДС активно выступает в качестве функционального эквивалента простого предложения. Следовательно, в рассмотренных текстах наблюдается два разных типа структурной трансформации ДС (по Э. Корину): в «Ином житии» ДС лишается синтаксической моти-
6 Оборот ДС был наиболее распространенным средством обозначения обстоятельства времени в церковнославянском языке Х1-ХУП вв. [Белоруссов 1899: 8].
вировки при сохранении коммуникативной функции, что приводит к развитию односубъектных ДС и к употреблению оборота с подчинительными союзами; в тексте ЖНМ функционирование ДС отражает утрату его коммуникативной функции, а синтаксическая мотивировка становится нерелевантной. В результате, оборот ДС становится стилистическим вариантом предложения.
5. Выводы
В тексте ЖНМ сохраняется тенденция к употреблению разно-субъектных ДС. При этом в рамках данного типа наблюдаются признаки структурной трансформации оборота: широкое распространение союзов (как сочинительных, так и подчинительных), а также временных локализаторов. Указанные признаки свидетельствуют об утрате оборотом обстоятельственной семантики, а также подчиненного статуса (как на синтаксическом, так и на коммуникативном уровне). Последнее подчеркивается также и тем, что ДС становится функционально-стилистическим вариантом простого предложения. Подобная линия развития ДС соответствует, по Э. Корину, второму типу структурной трансформации оборота. Выявленные особенности функционирования ДС могут характеризовать направление его развития, с одной стороны, в южнославянском изводе древнеславянского языка, а с другой стороны, в древнеславянском языке ХШ-Х1У вв.
Литература
Абрамова 2004 — И. Ю. Абрамова. Структурно-семантическая синтаксическая организация агиографических текстов стиля «плетение словес» (на материале житий XIV-XV вв.). Автореф. дис. ... к. филол. н. ННГУ им. Н. И. Лобачевского, Нижний Новгород, 2004. Белоруссов 1899 — И. Белоруссов. Дательный самостоятельный падеж в памятниках церковнославянской и древнерусской письменности // Русский филологический вестник, ХЫ, 1899. Ворт 2006 — Д. Ворт. Место «второго южнославянского влияния» в истории русского литературного языка (Материалы к дискуссии) // Д. Ворт. Очерки по русской филологии. М.: Индрик, 2006. С. 286-320. Живов 1993 — В. М. Живов. Гуманистическая традиция в развитии грамматического подхода к славянским литературным языкам в ХУ-ХУП вв. // Славянское языкознание. Х1 Международный съезд славистов. Брати-
слава, сентябрь 1993 г. Доклады российской делегации. М.: Наука, 1993. С. 106-121.
Историческая грамматика 1978 — В. И. Борковский (ред.). Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Простое предложение. М.: Наука, 1978.
Кунавин 1993 — Б. В. Кунавин. Функциональное развитие системы причастий в древнерусском языке. Автореф. дис. ... д. ф. н. СПбГУ, СПб., 1993.
Ларин 1975 — Б. А. Ларин. Лекции по истории русского литературного языка (X — середина XVIII в.). М.: Высшая школа, 1975.
Пак 2000 — Н. В. Пак. Житийные памятники о Николае Мирликийском в русской книжности XI-XVII веков. Дис. ... к. ф. н. ИРЛИ РАН, СПб., 2000.
Пентковская 2009 — Т. В. Пентковская. Восточнославянские и южнославянские переводы богослужебных книг XIII-XIV вв.: Чудовская и афонская редакции Нового Завета и Иерусалимский Типикон. Дис. ... д. ф. н. МГУ им. М. В. Ломоносова, М., 2009.
Перегонцева-Граве 1955 — Л. В. Перегонцева-Граве. Дательный самостоятельный в русском литературном языке XII-XVII вв. Автореф. дис. ... к. ф. н. ЛГУ им. А. А. Жданова, Л., 1955.
Ремнева 2003 — М. Л. Ремнева. Пути развития русского литературного языка XI-XVII вв. М.: Изд-во МГУ, 2003.
Сабенина 1985 — А. М. Сабенина. «Дательный самостоятельный» как высокий стилистический вариант предложения // Ю. Н. Караулов (отв. ред.). Восточные славяне: Языки, история, культура. К 85-летию акад. В. И. Борковского. М.: Наука, 1985. С. 73-80.
Сперанский 1960 — М. Н. Сперанский. Из истории русско-славянских литературных связей. М.: Гос. уч.-пед. изд-во Мин-ва просвещения РСФСР, 1960.
Творогов 1987 — О. В. Творогов. Житие Николая Мирликийского // Д. С. Лихачев (ред.). Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. I (XI — первая половина XIV в.). Л.: Наука, 1987. С. 168-172.
Филин 1981 — Ф. П. Филин. Истоки и судьбы русского литературного языка. М.: АН СССР, 1981.
Иванова 2004 — К. Иванова. Агиографските произведения на Симеон Метафраст в състава на южнославянските календарни сборници // Л. Тасева (ред.). Преводите през XIV столетие на Балканите. Доклади от международната конференция. София, 26-28 юни 2003. София: Горекс Прес, 2004. С. 249-267.
Иванова-Мирчева 1987 — Д. Иванова-Мирчева. Въпроси на българския книжовен език до Възраждането (IX-X до XVIII в.). София: Народна просвета, 1987.
Иванова-Мирчева, Харалампиев 1999 — Д. Иванова-Мирчева, И. Хара-лампиев. История на българския език. Велико Търново: Фабер, 1999.
Кенанов 1997 — Д. Кенанов. Метафрастика. Симеон Метафраст и право-славната славянска агиография. Велико Търново: ПИК, 1997.
Corin 1995 — A. R. Corin. The dative absolute in Old Church Slavonic and Old East Slavic // Die Welt der Slaven, 40, 1995. P. 251-284.
Источники
Vita Nicolai Sionitae // G. Anrieh. Hagios Nikolaos. Der heilige Nikolaos in der griechischen Kirche: Texte und Untersuchungen. Leipzig — Berlin: Druck und Verlag von B. G. Teubner, 1913. P. 3-55.
Vita per Metaphrasten // G. Anrich. Hagios Nikolaos. Der heilige Nikolaos in der griechischen Kirche: Texte und Untersuchungen. Leipzig — Berlin: Druck und Verlag von B. G. Teubner, 1913. P. 235-267.
КБ1 — РНБ, Кир.-Бел. собр. № 47/1124. XV в. Л. 145-177 об.
Пог — РНБ, собр. Погод. № 1281. XV-XVI вв. Л. 210-232 об.
Тр749 — РГБ, собр. Тр.-Серг. № 749. XV в. Л. 301 об.-332 об.
У560 — РГБ, собр. Унд. № 560. XV-XVI вв. Л. 71а-80с.
«Иное» житие — Житье и чудеса св. святителя и чюдотворца Николы иже в Мурех // РГБ, собр. Тр.-Серг. № 9. XIV в. Л. 155 об.-180.
