CC BY
30
ФИЛОЛОГИЯ
Вестник Омского университета, 2002. №2. С. 70-73. © Омский государственный университет
ФУНКЦИИ ОБОРОТА «ДАТЕЛЬНЫЙ САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ» В ЖИТИЙНЫХ ТЕКСТАХ «ВЕЛИКИХ ЧЕТЬИХ МИНЕЙ»
Т.П. Рогожникова
Омский государственный университет, кафедра исторического языкознания
644077, Омск, пр.Мира, 55A
Получена 25 февраля 2002 г.
The article is dedicated to remarkable sintactical sign of a litarary language - dativus absolutus, initial semantic syncretism of which favours to expanding its syntactical functions in the conditions of flat repulsion from colloquial discurs. As the material the author attracts the texts that were created in the same genre - canonical Minei Hagiography.
Роль авторитетных текстов как кодифицирующего образца древне- и старорусского периодов русской книжности является уже общеизвестным научным фактом. Агиографические тексты, включенные в Великие Минеи Четьи (ВМЧ) в ходе обобщающих предприятий середины XVI в., безусловно выступали в качестве подобного образца.
«Дательный самостоятельный» - реально существующий социально-языковой феномен наряду со столь же показательными в нормативно-стилистическом отношении грамматическими явлениями: формами простых претеритов, двойственного числа, субстантивированными прилагательными и причастиями и другими признаками.
Оборот «дательный самостоятельный» (ДС) в славянских языках так же, как и широко употребительный в греческом «родительный самостоятельный», возник из зависимого падежа в результате своеобразного сдвига синтаксического членения, вследствие которого произошло вычленение из структуры простого предложения зависимого падежа с причастием и его функциональное сближение с придаточным предложением. В условиях неразвитого гипотаксиса в древнерусском языке, отсутствия специальных средств для выражения подчинения одного предложения другому косвенный падеж причастия при своем собственном субъекте был очень удобным средством зависимости от глагольной части [1].
По грамматическому значению ДС был близок, с одной стороны, придаточному предложению, с другой - обороту «именительный само-
стоятельный». Отличие ДС от первого состояло в синкретичности синтаксического значения, от второго - в наличии различных субъектов ДС и глагольной части (ДС, имеющие одинаковый субъект с глагольной частью, составляли в среднем около 22% от общего числа таких оборотов).
Будучи введенным в область древнерусской письменности, ДС, продолжая развиваться в функции греческого родительного самостоятельного, расширил сферу своего употребления и стал явлением оригинальным. Греческий оборот всегда переводится славянским ДС, но не всегда ДС соответствует в греческом родительный самостоятельный [2]. В отличие от последнего, ДС мог употребляться и тогда, когда субъект действия в ДС совпадал с объектом действия остальной части предложения. Это явление специфически русское, возникшее как видоизменение оборотов двухсубъектных, которое происходило под влиянием конструкций с второстепенным причастным сказуемым типа Володимеръ въсплакавъ и рече
[3].
Функциональное расширение ДС в книжности происходит в XV - конце XVI веков, - в пору (и на фоне) его переосмысления, стремления системы языка к аналитической точности, дифференциации и унификации способов выражения подчинительных отношений, когда наряду с ДС появляются конкурентные формы - придаточные предложения с соответствующими союзами. Жития «Макариевского цикла» являются показательными как с точки зрения чрезвычайного разнообразия функций ДС, так и с точки зрения жанрово-стилистического статуса.
Показательно уже количественное соотношение одно- и многосубъектных конструкций - 1:2. Этот показатель существенно отличается от приводимых в историко-грамматических исследованиях пропорций - 22:78%; 25: 75% [1; 3]. Здесь важно подчеркнуть, что преобладание односубъ-ектных конструкций характерно для тех житий ВМЧ, которые были созданы в XV в. (жития Павла Обнорского, Григория Пельшемского и др.) и оличались близостью летописному и историческому повествованию: по времени же нЪ-коемъ преставльшуся великому князю Ва-силъю Дмитреевичу, и отда царства своего скипетръ, столныи град Москву, сыну своему великому князю Василию (Житие Григория Пель-шемкого - ЖтГП), и въ едину от нощии стоя-щу ему на молитвЪ слышитъ абие звонъ на мЪстЪ, идЪже нынЪ монастырь его, паче же многыхъ грЪхъ исплънену ми сущу , и за сия боязнию съдръжахся къ начинанию сего дЪла (Житие Павла Обнорского - ЖтПО)..
Аналогичная пропорция выявлена и для положения ДС относительно той части преложения, в которой в роли предиката выступает уегЪиш йпйиш, но подавляющее количество случаев характеризуется препозицией, в ней употребляются как одно-, так и двухсубъектные конструкции: бывшу сраж.ению и грЪхъ ради нашихъ по-гании удолЪша (Житие Пафнутия Боровского - ЖтПБ), симъ же тако бЪдующим ку-пець онъ во умЪ святаго имЪя и со слезами того на помощь призываеть (Житие Михаила Клопского - ЖтМК). Функционально препозитивные обороты существенно отличаются от постпозитивных: первые близки к придаточным времени, вторые - к сопоставительным, пояснительным предложениям, связанным с главным скорее сочинительными, нежели подчинительными отношениями. Ср.: внезапу освЪти молния яко и солнечныи свЪт покрыти, воздуху же чисту и солнцу сияющу (Житие Иосифа Волоцкого - ЖтИВ), князь же Юрие отъиде на отца своего благословение в Галичь. князю же Василию пришедшу на свое княжение на Москву (ЖтГП), по съвершении же божествег-ныя службы игуменъ Феодосии изыде къ брегу рекы, тогда же и тои рецЪ пресякнувши от бездождия (ЖтМК).
Соотношение причастных форм настоящего и прошедшего времени в рассмотренных житиях -2:1. Причастия настоящего времени, как правило, описывают фон другого действия, данного преимущественно в аористе, в редких случаях - имперфекте, причастном обороте или в форме настоящего исторического времени: и тако благодати божии споспЪшествующи ему, идесъ единемъ братомъ въ пресловущии град Москву
(ЖтПО), внегда Богу попущающу за грЪхи наша . тЪхъ началник безбожныи царь Ба-тыи прииде въ ярости гнЪва (ЖтПБ). Формы прошедшего времени передают предшествующие события, являющиеся поводом для совершения основного действия: бывшу сражению, и грЪхъ ради нашихъ погании удолЪша (ЖтПБ), пришедшимъ же здателемъ от града старЪишина имуще Иоанна и Климентиа и Алексея (ЖтМК). Подобное соотношение временных форм мотивировано конкуренцией форм прошедшего времени с распространявшимся придаточным времени с союзом егда, которое в текстах XV в. выступает в качестве варианта, а в XV в. зависит от авторских предпочтений: в одних случаях может являться единственным средством оформления придаточного времени, в других - устраняться как стилистически нейтральное в сравнении с ДС, маркированным как сугубо книжное грамматическое средство.
Специфической чертой грамматической системы житийных текстов ВМЧ являются страдательные причастия в составе ДС. Пассивность субъекта - одна из составляющих категории безличности, концептуально значимой для сакральных текстов, наряду с инфинитивными конструкциями с субъектом (итти дождю стрЪла-ми). И хотя количественно в житиях преобладают причастия действительного залога, страдательные (~ 12%) свидетельствуют о богатом потенциале ДС с исходным синкретизмом его семантики: некогда от обители тоя сущу нЪкое-му брату послану от блаженаго нЪкых ради общихъ потребъ монастырьскыхъ (ЖтПБ), слово же всяческы и не наказано, паче же многыхъ грЪхъ исплънену ми сущу, и за сия боязнию съдръжахся къ начинанию сего дЪла (ЖПО), и бЪгству паки емлется яко побЪжену ему су-щу; но увы мнЪ на 'рати яту ему от безбожных . и въ своя их сквернаа жилища отведену . злата множество собравше . безбожных начал-ника утоляют; ми же тогда младу сущу и слышанну чюдеса святаго (ЖтМК). Лишь в последнем примере причастия употреблены без связки, в остальных случаях присутствует плеонастическая, в данном случае связка - причастие действительное настоящего времени - модификация составного именного сказуемого, появление которой вызвано осознанием необычного грамматического статуса страдательного причастия в составе ДС.
Система житийных текстов «Макариевского цикла» в целом отличается разнообразными кон-таминированными формами, и оборот ДС также включается в этот процесс усложнения формы, происходящий на фоне системного развития синтаксического строя языка и дифференициации и
72
Т.П. Рогожникова
унификации средств выражения для новых отношений. Как уже отмечено, ДС в житиях оказывается «втянутым» в категорию безличности. Частотной безличной конструкцией в древнерусских текстах было сочетание глагола случити-ся с инфинитивом. Анализируемые жития содержат контаминированные структуры, где ДС входит в состав этого оборота: случи же ся тогда благочестивому князь Констянтину изгна-ну быти от своя отчины и приити в великии Новъгород (ЖтМК).
Переосмысление ДС в сторону сближения с придаточными предложениями проявляется в рассматриваемый период русской книжности во введении в состав оборота временных локализа-торов, формально фиксирующих темпоральное значение: въ лЪто же оно по бездождии гладу велику належащу и блаженыи же Михаил глагола къ игумену (ЖтМК), овогда же сЪдящу ему в келии и округ келия яко медвЪдь хапая по стЪнамъ (ЖтПБ), в день же святых Богоявлении крещениа Господа нашего Иисуса Христа, пред божественою ли-тургиею предстоящим ему братиям, онъ же въздохнувъ вельми и прослезися (ЖтПО). Однако наиболее показательны в этом отношении случаи, когда в состав ДС вводится союз егда: егда жу влекущим им мрежу, и при-иде предреченныи Григорие и начат бити от ловець единаго, егда же по пучинЪ плавающу ему, тогда ненавидяи добра роду человеческому враг бурю зелну в мори въздвизаетъ (ЖтМК).
Подобных переходных грамматических примеров в текстах немного, их особенностью является регулярное употребление в функции придаточного времени собственно придаточных предложений, причем нередко временной союз сочетается с соотносительным словом (егда - тогда ),что свидетельствует о стремлении авторов к аналитической точности в выражении мысли: егда же противляхуся помыслу и отлагаху его, тогда и железное то орудие безсилно быва-ше и отскакаше от них; егда же начаша чести святое евангелие, тогда муринъ тои из-счезе (ЖтПБ).
Наиболее своеобразной восточнославянской чертой ДС является независимое употребление оборота в качестве самостоятельного предложения. Количество таких примеров резко увеличивается в летописных и исторических произведениях XV-XVI вв. и становится их характерной жанрово-стилистической чертой, в то время как деловые, юридические не обнаруживают данных форм, а религиозно-богословские тексты обличительной или поучительной направленности содержат их крайне редко. В случаях независимого употребления ДС смысловые отношения меж-
ду частями предложения определить однозначно сложно. Иногда это приложение, характеризующее чье-то положение, иногда - придаточное определительное, выражающее признаки субъекта или объекта действия: приде же жена н Ъкаа отъ веси, нарицаемыа Галича, именемъ Анна, имы руку болезнену, ни ко устомъ провести не могущу еи ; что же реку, и что възглаголю, и како началу слова коснуся, разума нищетою объяту ми сущу, ниже риторикии навыкшу, ни философии учену когда, ниже паки софисти-кию прочетшу, но на единаго всемогущаго Бога возложихъ надежу (ЖтМК).
ДС может выступать и как часть сложносочиненного предложения наряду с основной глагольной частью, что подтверждается наличием между ними союза и: и тако им ходящим по многым монастырем и приидоша въ Кириловъ монастырь (ЖтИВ), сущим же в дому его ры-даху видяще его ни елинЪмъ от удъ движуще и тако ему четверовременную годину стражу-щу во умЪ эе всегда святаго призывающу да подасть тому исцеления (ЖтМК).
Предложения с ДС сохраняют исконное значение времени, но в условиях формирования подчинительных связей и специализации в этой функции конструкций с егда выполняют иные коммуникативные и стилистические функции: они способствуют выделению именно данного действия или состояния из ряда однородных либо служат изображению фона для основного действия. При любом истолковании существенно то, что исходный синкретизм грамматической семантики приводит к многозначности и даже диффузности его значения в житийном тексте, что влечет зачастую смену функций ДС и предложения с глагольным сказуемым на противоположные: при-шедшу нЪкогда архиепископу блаженному Еуфимию въ обитель святаго Николы, Вежни-ца тако нарицаемую, яко строения того бЪ обитель она (ЖтМК). Формально оборот ДС находится в препозиции к основной части, предикативным центром которой является составное именное сказуемое со связкой. Однако смысловая структура предложения в целом базируется на информации, сообщаемой ДС, все остальное -это сведения об объекте действия.
Наконец, выразительнейшей особенностью книжного языка XVI в. - начала XVII в. в сравнении с веком XV является так называемое «нанизывание» цепочки ДС, характерное и для других жанров литературных произведений этого времени, в частности «Писания о преставлении кн. М.В. Шуйского» [4]. В таких сложных синтаксических целых ДС функционально близок к самостоятельному предложению и играет сугубо стилистическую роль. Не случайно такими
цепочками отличаются именно те жития «Мака-риевского цикла», которые представляют собой специально созданную для ВМЧ редакцию ранее существовавшего текста, не соответствовавшего представлению митрополита Макария и круга его сподвижников о каноническом житии. Так, боярину Василию Тучкову принадлежит Житие Михаила Клопского - своеобразный «стилистический перевод» легендарно-биографического текста о юродивом Михаиле, основанного на преданиях и бытовавшего в Новгороде.
Стилистическая редакция неизбежно демонстрирует авторские предпочтения в связи с представлениями о стиле и его грамматической норме. ДС маркирован как принадлежность высокого стиля на фоне разговорных конструкций новгородского жития: царствующу великою Ро-сиею христолюбивому царю Василию, сыну достохвалнаго царя Димитрия ...первоспре-стольствующу же тогда великия Росииския церкви святЪшему митрополиту ФотЪю, великаго же Новаграда престолъ укращающу пресвященному архиепископу Иоанну; яко и сему славному въ градЪхъ великому Новуграду бывшу под начальством моего отца, и пять лЪтъ родителемъ моимъ обладаемъ бЪ вели-кии сеи Новгород, ми же тогда младу сущу и слышащу чюдеса мвятаго (ЖтМК).
В житиях, созданных на заказ как образцовые канонические тексты, ДС является полифункциональной (вместе с тем этикетной) формой высокого стиля. Полифункциональность ДС базируется на концептуально значимой для агиографии категории безличности (устранение человека как активного субъекта сакральной и светской истории). Отсюда - реализация грамматического потенциала причастного оборота с его невыраженностью активного субъекта действия, неактуальностью категории времени (отсутствие связи с конкретным моментом действия) и лица (важнее признак, нежели субъект действия).
В языковом отношении рассмотренный грамматический признак книжных текстов вписывается в общую тенденцию, характеризующую внутреннюю динамику литературного языка XV-XVI вв.: чем архаичнее данный признак в системе языка, тем интенсивнее и шире его функционирование в пределах текстов одной стилистической (но не жанровой!) разновидности.
[2] Ремнева М.Л. История русского литературного языка. М., 1995. С. 70.
[3] Перегонцева-Граве Л.В. Дательный самостоятельный в русском литературном языке ХП-ХУ11 вв. // Автореф. дис... канд. филол. наук. Л., 1955. С. 7.
[4] Ремнева М.Л. История русского литературного языка. С. 266.
[1] Кунавин Б.В. Функциональное развитие системы причастий в древнерусском языке // Автореф. дис... д-ра филол. наук. СПб., 1993. С. 32.
