Научная статья на тему 'Эволюция модального значения определенно-личных предложений в истории русского языка XI-XVII вв'

Эволюция модального значения определенно-личных предложений в истории русского языка XI-XVII вв Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
122
37
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЭВОЛЮЦИЯ / ОПРЕДЕЛЕННО-ЛИЧНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ / ЯЗЫК / EVOLUTION / DEFINITE PERSONAL SENTENCES / LANGUAGE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Кузькина Тамара Сергеевна

В статье утверждается, что в истории русского языка XI-XVII вв. определенно-личные предложения были общеупотребительными по причине того, что были первыми конструкциями развивающегося номинативного строя, отражающими реликтовые явления эволюции праиндоевропейского языка. После утраты спрягаемой связки сложного перфекта и сослагательного наклонения, утраты спрягаемых форм имперфекта и аориста они сохранились как главные конструкции, выражающие позиции говорящего и слушающего в прямой речи. В тексте, представляя особенности связной речи с позиции автора, определенно-личные предложения отличались от неполных предложений, потому что они получили значение субъективно-оценочной, экспрессивной модальности.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The Evolution Meaning of the Subjective Modality of Definite Personal Sentences in the History of Russian of the 11-17th Centuries

The author claims that in the history of Russian language of the 11-17th centuries definite personal sentences were commonly used, because they were first construction of developing nominative structure and reflected the relic of the evolution of Proto-Indo-European. After the loss of conjugated copula in the periphrastic perfect, in the subjunctive mood and the loss of the system of finite forms of the verbs in imperfect tense and in aorist they remained as the main construction expressing the position of the speaker and the hearer (first and second person) in the direct speech. In the text representing the features of connected speech of the author the definite personal sentences differed from incomplete sentences, because they possessed the constructional meaning of the subjective expressive, evaluative modality.

Текст научной работы на тему «Эволюция модального значения определенно-личных предложений в истории русского языка XI-XVII вв»

Т. С. Кузькина

эволюция модального значения ОПРЕДЕЛЕННО-ЛИЧНЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ В ИСТОРИИ РУССКого ЯЗЫКА XI-XVII вв.

Генезис и дальнейшее развитие определенно-личных предложений (далее — ОЛП) в истории русского языка позволяют считать их самостоятельными типами глагольных предложений с однокомпонентной основой, по-особому, имплицитно, основой глагола-предиката репрезентирующих субъективно-оценочную модальность 1-го и 2-го лица — говорящего и слушающего.

Функционирование ОЛП в древнерусском языке было обусловлено двумя факторами: необходимостью воспроизведения в устной и письменной формах речи особенностей коммуникативного акта, а потому, следовательно, отражением в древнерусских текстах различных форм чужой речи; происхождением ОЛП, являвшихся древнейшими конструкциями со значением активного субъекта, агенса в номинативно-аккузативном строе на основе присоединения в качестве аффиксов глагола-предиката показателей лица — форм личных местоимений1 и поэтому выступавших в качестве основных синтаксических конструкций с семантикой лица — субъекта действия в древнерусском языке.

В древнерусском языке ОЛП преобладали вследствие самодостаточности вербальной предикатной структуры без эксплицитного выражения субъекта (благодаря последовательному выражению персональности во всех наклонениях — императиве, индикативе, суппозитиве — и временах индикатива — презенсе, футуруме, претерите). Функционирование местоименно-личных предложений 1 и 2 лица в древнерусском языке до активного включения новых претеритальных форм, возникших на основе бывшего перфекта, было стилистически отмеченным явлением, которое использовалось в особых стилистических условиях, и употребление в них эксплицитно выраженных субъектов имело плеонастический характер.

В дальнейшем структурно-грамматические изменения в системе глагола в связи с развитием аспектуальности — полная перестройка претеритальной системы, утрата личных показателей спряжения вспомогательным глаголом в суппозитиве — определили необходимость синтагматического выражения персональности с помощью личных местоимений со значением ситуативного и анафорического дейксиса, обусловили развитие двусоставных глагольных предложений на основе прежних ОЛП.

Несомненно, что история становления предложений с предикатами, выраженными финитными глаголами 1 и 2 лица, обозначающими активного субъекта-деятеля имплицитно, характером глагольной основы (личными окончаниями глаголов), определялась:

1) развитием глагольных категорий наклонения, времени, вида; 2) параметрами речевой деятельности, в которых функционируют ОЛП, выражая интенции говорящего или собеседника.

Значение персональности ОЛП обусловлено формой речи, которая выявляет специфику речевого акта: оно может проявляться в ситуативно актуализированном дейксисе, при обозначении участников непосредственно обозначаемой ситуации, и в значении

© Т. С. Кузькина, 2008

ситуативно неактуализированного дейксиса, при указании на участников ситуации вне непосредственной соотнесенности с ситуацией речи2. Проблема развития, становления ОЛП в истории русского языка определяется соотношением их как явлений устной разговорной речи и как компонентов грамматической системы книжно-письменного языка, а также взаимодействием в различных типах нарратива синтаксических конструкций, явлений, характеризующих непосредственную коммуникацию, и форм письменной речи. Значение ситуативно актуализированного дейксиса передается в письменной речи опосредованно, в различных формах воспроизведенной в тексте чужой речи. Поскольку ОЛП обладают семантикой персональности как конститутивным элементом, отражающим специфику коммуникативного акта, их эволюция во многом определялась корреляцией письменного литературного языка и устной разговорной речи в тот или иной период развития национального языка, а также отражением этого взаимодействия как разнородных стилистических систем и форм речи в памятниках письменности. В диахроническом аспекте, в плане эволюции русского литературного языка, вопрос о взаимодействии разговорного языка, существующего в многообразной стихии городского просторечия, как в устной, так и в письменной форме, и письменно-литературного языка, достаточно глубоко рассматривал Б. А. Ларин3. Полагаем, что употребление ОЛП в истории русского языка как особых конструкций, обслуживающих дейксис речевого пространства, позволяло реализовать разные способы организации высказывания, текста, найти специфические формы повествования.

Взаимодействие книжно-письменного повествования и стихии разговорной речи развивало грамматическую и стилистическую систему древнерусского языка. Конструктивные способы организации книжно-письменных текстов древнерусского языка обусловлены устной речью, представляя собой стилистически обработанный вариант выразительных средств разговорной речи4, что особенно справедливо относительно функциональной роли дейктических средств организации речевого пространства. Поскольку ОЛП, располагая дейктическими ситуативными и текстуально-анафорическими функциями, отражают семантику ориентации в речевом пространстве коммуникативного акта, они обладают способностью выражать значение объективной модальности, воспроизводя реальное положение участников коммуникации, а также выражать субъективное отношение к ситуации речи и к ее содержанию, то есть субъективно-модальное, оценочно-характеризующее значение. Дейктическая семантика и функционирование в качестве предложений, свойственных разговорной речи, создает образность, эмоциональность, оценочность, выразительность ОЛП. Поэтому ОЛП в качестве дейктиков речевого акта обладают синтаксической экспрессией, специфической функциональной значимостью, ролью — выражать интенции, интеллектуальные и эмоциональные оценки участников акта коммуникации. История ОЛП определяется тем, какими грамматическими и лексико-грамматическими средствами данные однокомпонентные структуры выражают семантику модуса. Поскольку модус связан с функционально-коммуникативными особенностями организации предложения и текста, грамматическая и функционально-семантическая специфика ОЛП наиболее полно раскрывается в многообразных памятниках письменности русского языка параметров речевой деятельности, в организации типов нарратива. Специфическое взаимодействие субъективной и объективной модальности в смысловой структуре ОЛП создавало и особые возможности для выражения позиции субъекта речи в качестве участника — неучастника описываемой ситуации или изображаемого явления. Первостепенные функции ОЛП состоят в организации коммуникативного речевого пространства, и поэтому их надлежит

рассматривать в аспекте реализации в тексте параметров речевой деятельности, то есть в том или ином регистре. Смысловые типы речи, или параметры каждого из видов речевой деятельности, определяются в коммуникативной лингвистике как регистры: 1) отражающий ситуацию непосредственного дейксиса — ситуативный (Жеребков) или репродуктивный (Золотова); 2) воспроизводящий ситуации опосредованной коммуникации, вторичного дейксиса, обусловленной осмыслением субъектом речи действительности в определенном режиме нарратива — тематический (Жеребков) или информативный (Золотова)5. В регистрах, определяющихся типом коммуникации, благодаря значению лица, выраженному глаголом-предикатом ОЛП, реализуется коммуникативная стратегия дискурса. Благодаря семантике активного лица, выраженного глаголом-предикатом, оЛП выявляют коммуникативную стратегию высказывания в рамках определенного регистра.

Существенным (и основным) показателем синтаксической семантики ОЛП являются способы выражения предиката, его видовременные характеристики, таксис видовременных характеристик соседних предикативных единиц в тексте. В результате видовременной соотнесенности между взаимосвязанными предикативными единицами в тексте реализуются отношения, обусловленные семантикой объективной и субъективной модальности, выраженной синтаксическими наклонениями предикативных единиц, а также семантикой категории лица6. Значение синтаксического лица ОЛП с активным непредставленным субъектом эксплицирует смысловую позицию участников акта коммуникации, реализует в семантической структуре ПЕ объективную модальность, а на основе выражения отношения засвидетельствования (пересказывания / непересказы-вания) к содержанию отраженной в структуре пропозиции действительности выражает субъективную модальность — интерпретацию временной связи событий, особенностей их реализации в оценке субъекта модальной ситуации. Однокомпонентные глагольные предложения с элиминацией активного лица-субъекта выражают семантику определенности / неопределенности, конкретности / неконкретности, индивидуализован-ности / обобщенности лица целой системой градуальных компонентов этих значений в различных регистрах.

Первоначально ОЛП использовались с целью выражения синтаксического лица как основные конструкции во всех регистрах. До утраты старых форм претеритов и суп-позитива ОЛП широко использовались в информативном регистре, во всех памятниках в перволичном нарративе для описания конкретных событий, локализованных в пространстве и во времени, с точки зрения автора, субъекта речи. ОЛП сохраняли древние функции основных, стилистически нейтральных средств выражения 1 и 2 лица:

1) в повествовании летописей: и тма бысть яко въ зимнюю ночь и пакы наполнися по малу и ради быхом7; лЪтъ ми соущю SІ от рожества мопго се же написах и положихъ в коєлЪто почал бытиманастырь и чьторадизоветь с4 Печерьскыи8; Вторъ веч [въ соу-морок] по1ахъ съ собою в брата не вЪдущю никомоу же придох в печеру и ютпевъ пслмы почахъ копати и троудивъс4 вдахъ другому братоу копахомъ до полуночи трудихомс4 и не могуче с4 докопати начах тужити пда како на страну копапмъ9.

2) в повествовании памятников церковно-богослужебных: и пакы възведе м4 на четверьтоп нбо многъмь больше бЪаше и ту пакы видЪхъ прЪстолъ и десны1а и шоуІа Іа англы и си пакы поІаху... възидоховЪ п4топ нбо и тоу пакы видЪхъ легионы бещислены10; и възнесе м4 на аеръ седьмаго нбсе и слышахъ глас глаголющь ми доколЪ въ плъти хот4и житии въсходить и оубо1ахъ с4 зЪло и трепетьнъ быхъ и пакы инъ глас слышахъ глющь не дЪите да взидеть достоиникъ бжии11.

В начальный период истории русского языка абсолютное преобладание ОЛП было обусловлено недостаточным разграничением передачи чужой речи — прямой и косвенной. Таковы, например, «придаточные прямой речи», по И. Г. Чередниченко, Е. С. Отину, — предложения переходного типа, совмещающие конструкции прямой и косвенной речи: Въ се же лЪто ходи ВсЪволодъ въ Русь Переяславлю повелениемь Яропъ-лцемъ а цЪловалъ крьстъ къ новгородьцемъ яко хочу у васъ умерети12; се же слышахъ от самовидца иже рече ми яко видЪх полкъ божии на въздоусЪ13.

В текстах репродуктивного регистра, отражающих непосредственно наблюдаемый акт речевой коммуникации, воспроизводящих живую разговорную речь, использовались разнообразные типы монологов, диалогов, в которых широко употреблялись ОЛП со значением ситуативного дейксиса, разграничения семантико-синтаксическими способами действующих лиц:рече имастыи оубииствули или вълъшьству повиньнЪ пста онЪ же ютвЪщаста пмоу ни ги нъ въ нп же быховЪ оброученЪто же и дЪлаховЪ нъ оубивапмы1а паче избавл1аховЪ свободьньїіа продапмы искоуповаховЪ14; къ вечеру юдоле Св^тославъ и вз4 градъ копьемъ и посла къ Грекомъ гл4 хочю на вы ити и вз^ти градъ вашь іако и сеи ирЪша Грьци мы же недужи противу вамъ стати но возми дань на насъ и на дружину свою и повЪжьте ны колько васъ да вдамы по числу на главы се же рЪша льст^че подъ Русью15.

В качестве основной нормы разговорной речи ОЛП сохранялись в репродуктивном регистре в памятниках всех жанров и стилей XI-XVII вв.

В регистре информативном функции и значение личных форм глаголов-предикатов ОЛП отражали неконкретность и неиндивидуализированность как разновидность инвариантного значения референциально-коммуникативной категории определенности — неопределенности, организуя повествование в древнерусских текстах. После исторических изменений в системе глагольных форм в текстах, воспроизводящих информативный и генеритивный регистры, реализующих неситуативный дейксис, предикаты, выраженные формами 1-2 лица глаголов всех времен индикатива с непредставленными субъектами, закрепили значение неконкретности, и ОЛП стали противопоставляться местоименноличным предложениям как обладающие особым модально-экспрессивным значением неконкретного указания, выделительности, неиндивидуализированности и т. п.: ВЪсте ли оубо отъкоудоу намъ рЪчь пьрьвоп нача с4 или къде стави с4 или чимъ начахомъ или къде пристахомъ или ют копгораз оума въ копмъ коньчаша с4 пьрьвы1а бесЪды16; Да отселЪ братіе возлюбленнаа останемся отъ несытства своего но доволны будемъ уроки нашими17; Въ лЪто 6887 бысть БлаговЪщете святыя Богородица въ Великъ день Се же написахъ того ради понеже не чясто такъ бываетъ но рЪткажды окромЪ того лЪта отъселЪ еще до втораго пришествіа одинова будешь18. Значение обобщенной неконкретности в информативном регистре явилось основой формирования модальных типов ОЛП. Функционирование ОЛП сохранилось в произведениях создающегося среднего стиля — научно-публицистического, к которым, можно отнести нарратив «Назирателя», особенно существенным отличием которого является употребление «нарративных» ОЛП с предикатами — повествовательными формами 2 лица индикатива (в презенсе, футуруме со значением результатива, в перфекте), суппозитива, императива (формы ирреальных наклонений функционируют со значением пожелания, совета, наставления, предположения, привлечения внимания и разъяснения): 1) формы 2 лица настоящего узуально-хабитуального и будущего целенаправленного: садишь на югородЪ чтобы ся тамо прежерозросли нежели ихъ сада перенесешь помни чтобы всІакую почку и зерно садивъ юсобно на двЪ стопы ют себе19; 2) общее контекстуальное содержание

рекомендации, совета наряду с выражением предостережения, разъяснения выявляется при использовании форм сослагательного наклонения, повествующих о желательных, допустимых действиях собеседника, к которому обращено повествование: таковымъ корыстнЪе было коли бы poскoлoлъ толстои конецъ лЪторасли которои бы xoтЪлъ всадити и вложити камышокъ во юною щель дабы тако удобнЪе входила мокрота земнаІа20. Oсобоe место в истории устной и письменной форм русского языка занимают OЛП с предикатами в императиве. Значение персонального дейксиса во взаимодействии с категориальным значением повелительного наклонения (императива) так отчетливо формирует модальное значение императивных предложений, что именно в этих OПЛ в истории русского языка не потребовалось дополнительной конкретизации формами личных местоимений. OЛП с предикатами в императиве обладают особой субъективнооценочной модальностью, во-первых, вследствие характеризующе-оценочной семантики императива, воспроизводящего волитивное отношение субъекта речи по отношению к исполнителю предписываемого действия и к действию глагола-предиката, реализуемому по волитивному предписанию извне; во-вторых, вследствие имплицитной оценки субъектом модальной ситуации субъекта речи, исполнителя действия и предполагаемого действия. Экспрессия, оценочность предложений с побудительным значением очень велика, и поэтому данный тип OЛП с предикатами в императиве сохранился на всем протяжении истории русского языка: имЪи съмЪрение и не штужаи никого же не кльни с^ именьмь свтаго не шклевещи никого же нъ паче застоупи лъжи послоухъ не буди гнЪва не дьpжи ни за 3pu члвка съгрЪшающа21; пpoстите м.4 доселЪ не вемь чьто гласте22.

В результате утраты к XIV в. сложного преждебудущего, развития обобщенной формы претерита на основе древнего причастия на *-1ъ, утраты спрягаемой связки в суппозитиве OЛП в ситуации вторичного дейксиса приобрели контекстуальную неполноту и стали уточняться личными местоимениями для обозначения коррелятивности субъектов взаимосвязанных предложений в тексте. Хотя старые типы OЛП в текстах книжнославянских стилей функционировали до XVII в., новые типы OЛП в нарративе письменных текстов укрепили противопоставление по субъективно-оценочному модальному значению неконкретности, неиндивидуализированности, обобщенности местоименно-личным предложениям.

1 Мещанинов И. И. Проблемы развития языка. Л., 1975. С. 207.

2 Бондарко А. В. Семантика лица // Теория функциональной грамматики. Персональность. Залого-вость. СПб., 1991. С. 5.

3 Ларин Б. А. Разговорный язык Московской Руси // Начальный этап формирования русского национального языка. Л., 1961. С. 23-25.

4 Колесов В. В. Древнерусский литературный язык. Л., 1989. С. 122.

5ЖеребковВ. А. Коммуникативная модель как комплексный метазнак // Вопросы языкознания. 1985. № 6. С. 68-69; Золотова Г. А. Категории времени и вида с точки зрения текста // Вопросы языкознания. 2002. № 3. с. 8-29; Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998. С. 28-29.

6 Золотова Г. А. Категории времени и вида с точки зрения текста // Вопросы языкознания. 2002. № 3. С. 12.

7 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // Полное собрание русских летописей. М.-Л., 1950. С. 96. Л. 162.

8 Лаврентьевская летопись, 1377 г. // Полное собрание русских летописей. Т. 1. Вып. 1-2. Л., 1926-1927. С. 160. Л. 44 и об.

9 Лаврентьевская летопись, 1377 г. // Полное собрание русских летописей. Т. 1. Вып. 1-2. Л., 1926-1927. С. 210. Л. 70.

10 Успенский сборник ХП-ХШ вв. / Под ред. С. И. Коткова. М, 1971. С. 171. Л. 91 в.

11 Успенский сборник ХП-ХШ вв. / Под ред. С. И. Коткова. М, 1971. С. 173. Л. 92 в.

12 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // Полное собрание русских летописей. М.-Л., 1950. С. 22. Л. 14.

13 Псковская 2 летопись (Синодальный список) / Под ред. А. Н. Насонова // Псковские летописи. Вып. 2. М., 1955. С. 13. Л. 159 и об.

14 Успенский сборник ХП-ХШ вв. / Под ред. С. И. Коткова. М, 1971. С. 181. Л. 98.

15 Лаврентьевская летопись, 1377 г. // Полное собрание русских летописей. Т. 1. Вып. 1-2. Л., 1926-1927. С. 70. Л. 21.

16 Успенский сборник ХП-ХШ вв. / Под ред. С. И. Коткова. М, 1971. С. 3-4. Л. 180 в.

17 Тверская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 15. Вып. 1. М.-Л., 1965. Стб. 27.

18 Рогожский летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 15. Вып. 1. М.-Л., 1965. С. 136. Л. 332.

19 Назиратель / Под. ред. С. И. Коткова. М., 1973. С. 363. Л. 128.

20 Назиратель / Под. ред. С. И. Коткова. М., 1973. С. 371. Л. 132.

21 Выголексинский сборник / Под ред. С. И. Коткова. М., 1977. С. 71. Л. 1 об. - 2.

22 Синайский патерик / Под ред. С. И. Коткова. М., 1967. С. 118 -119.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.