CC BY
202
МИР ВАВИЛОНСКОЙ БИБЛИОТЕКИ: ФАНТАЗМЫ СТРУКТУРЫ И НОВИЗНЫ
© Дыдров А.А.*
Южно-Уральский государственный университет, г. Челябинск
Статья посвящена интерпретации популярного рассказа Х.-Л. Борхеса «Вавилонская Библиотека», содержание которого имеет множество отсылок к проблематике постструктурализма, в особенности это касается малоисследованной проблематики онтологического статуса нового и новизны, актуализирующейся в пространстве произведения, становящегося текстом, полем анализа.
Ключевые слова новое, новизна, текст, ризома, постструктурализм.
Философская традиция, вне сомнения, включает в себя многочисленные попытки объяснения мира. В XX столетии мыслители, условно объединенные под «флагом» постмодернизма, делали небезуспешные попытки демонтажа философской «классики». Мир объявляется ризоматическим: «система-дерево» - химера, вместо векторов-ориентиров - множественность гетерогенных «линий». Обостряется не только проблематика гносеологии и аксиологии, но и проблематика онтологии. Бытие представляется множественностью, синтезом хаоса и космоса (точнее, кажимостью космического порядка) - Хаосмосом. Симулякры окружают человека: не существует вечных трансцендентных космических сущностей, о которых Платон (а быть может, Сократ) рассуждал в диалогах «Государство» и «Тимей». Вместо трансцендентного есть лишь разбросанное посюстороннее.
Собственно сам человек объявлен симулякром - пожалуй, тем единственным, что разочаруется в своем новом «статусе». В статье «Платон и си-мулякр» виднейший постмодернистский мыслитель Ж. Делез приводит пример с грехопадением, описанным в Ветхом Завете: сотворенный по образу и подобию Бога, человек впадает во грех, вместе с тем утрачивая и подобие божеству. С утратой подобия и сохранением образа (внешнего сходства с креа-тором) человек становится симулякром - противостоянием оригиналу [5]. Ощутить счастье от того, что в мире нет более стержня, существуют бесконечные линии (а не корешки и отростки) значило, по оценке Ж. Делеза, фактически стать героем, воплотить единственно должное и возможное в мире абсурда [4, с. 10-11].
В числе основных проблем, обнаженных мыслителями-постмодернистами, выступает и проблема нового и новизны. Удивительно то, что, несмотря на актуальность проблемы (эта проблема, вне сомнения, затрагивает и онтологию, гносеологию, аксиологию, антропологию и т.д.), на нее не обра-
* Доцент кафедры Философии и социологии, кандидат философских наук.
щалось пристального внимания. Более того, в философских словарях и энциклопедиях никогда сколько-нибудь охотно не стремились определить понятия нового и новизны. «Классические» философские системы справлялись с дефиницией этих понятий. Например, радикальный эмпиризм У Джеймса ориентировался на ограниченность мира (по крайней мере, человеку так «удобнее» воспринимать мир), принимал конечность, прерывность элементов [6, с. 107-108]. Конечность элементов той или иной совокупности, совмещенная с динамикой этой совокупности, приводит к исчезновению и появлению, к угасанию и становлению, к ликвидации старого и появлению нового.
С новизной и новым ассоциировался и творческий акт субъекта. Прорыв духа, выраженный в творчестве, - превращение потенциального в актуальное. Именно во второй половине XX столетия актуальной темой у философов-постмодернистов (и ранее - у структуралистов) становится раскрытие сущности текста. Например, Р. Барт в работе «От произведения к тексту» сделал попытку провести демаркационную линию между произведением и текстом [1]. Некоторые его идеи (впрочем, не только его и не только идеи, непосредственно связанные с проблемой «онтичности» текста) коррелируют с одним из, пожалуй, наиболее знаковых творений XX столетия -рассказом Х.Л. Борхеса «Вавилонская Библиотека». Идеи рассказа (а в произведении всегда можно хотя бы попытаться выделить магистральную идею, главные и второстепенные мысли, основных и второстепенных персонажей и т.д.) соотносятся с мировидением постмодернистов, вместе с тем, в рассказе актуализируется проблематика нового и новизны. Она не явно выражена, тем не менее, в результате «основательного», а не беглого прочтения ее нетрудно увидеть.
Мир предстает перед читателем как Библиотека. Эта Библиотека сложна и запутана, она состоит из множества шестигранных галерей с вентиляционными колодцами, коридорами, винтовыми лестницами, полками, лампами и зеркалами, умножающими и без того неопределенное видимое. Система (можно высказать предположение, согласно которому Библиотека является системой) не имеет границ: «из каждого шестигранника видно два верхних и два нижних этажа - до бесконечности». Вернее говорить о том, что человек мыслит ее системой, Библиотека как система позволяет хотя бы надеяться на то, что мир шестигранных галерей доступен познанию [3].
Вавилон (символическое в сознании вряд ли когда-нибудь изживет себя) предстает как смешение, бессистемность бытия, отсутствие любых мыслимых и немыслимых структур. Книга «Бытие» сообщает нам то, что на всей земле был один язык и одно наречие. Обосновавшись в земле Сеннаар, потомки Ноя решили «наделать кирпичей» и обжечь их огнем. Строительство города и башни «высотою до небес» - вот воплощение человеческой мегаломании. Пантократор сошел к ним и «смешал» языки. Собственно говоря, «смешать» один и тот же язык вряд ли получилось бы даже у Абсолюта.
Иными словами, Бог выступает как будто создателем языков и вместе с тем -уничтожителем Языка. После того, как сознание того или иного человека наполнилось только ему понятными знаками (и, возможно, некоторым окружающим, но об этом Библия умалчивает), а артикуляция увеличивала совокупную неразбериху, ничего не оставалось, как рассеяться по земле. Воплощение монументального проекта, успев начаться, так и не завершилось.
Вместо однородной ткани, таким образом, теперь синтетические волокна. Бог выступает творцом множественности, креатором эклектики. Вместо стройного ствола появляется разветвленность. Язык стал абстракцией, универсалией, общим понятием, когда-то, согласно библейскому преданию, обозначавшим действительное, выступавший калькой реальности. Но с момента схождения Бога на землю язык обернулся пустым понятием. Есть языки, но нет Языка. Есть слова, но нет Слова. Продолжая такую, на первый взгляд, аналогию, можно невольно дойти до мысли о том, что нет более никакой Книги, есть лишь книги.
Библиотека представляет собой шар, поверхность которого - недосягаема. Точнее, как отмечает Х.Л. Борхес, шаром Библиотека выступает, сообразно «классическому определению» [3]. Стремление человека определить (вернее, определить) мир вокруг себя воистину неискоренимо. В частности, за стремление уяснить, ограничить бытие, за желание получить абсолютную истину на познавательные способности человека обрушивался с критикой еще Ф.В. Ницше [7, с. 243-244]. Вполне вероятно то, что Библиотека вообще не имеет никакой из мыслимых человеком форм, то, что она вообще не поддается определению. Собственно, сам автор склонен полагать Библиотеку бесконечной.
И во всем этом мире нет двух совершенно одинаковых книг. Кажущаяся парадоксальность и категоричность этого утверждения поясняется автором следующим образом: существуют сотни тысяч «несовершенных копий». То есть книги могут отличаться лишь одной буквой или запятой. Буквально один знак может отличать книгу от любой другой.
Сказанное коррелирует с взглядом постмодернистов на феномен культуры. Литература, искусство, вся копилка человеческого «творчества» выступает как бесконечное переписывание архива накопившейся культуры. Происходят смешения подобно смешению языков у акторов Ветхого Завета. Филологи давно уже «бьют тревогу» по поводу повторяемости сюжетных линий. Такие извечные темы, как любовь, раскрываются в сопоставляемых произведениях как будто одинаково: происходят одни и те же действия с похожими персонажами, меняются лишь их имена, фенотип. Меняется, иными словами, тот или иной знак. Текст того или иного творца (с точки зрения Р. Барта, у текста вообще нет никакого творца, творец может быть в лучшем случае «гостем» [2, с. 389]) комбинирует уже данное.
Культура, сообразно одному из возможных смыслов рассказа Х.Л. Борхеса и воззрениям постмодернистов, представляет рекомбинацию генов.
Создать новое произведение означает переформировать генетический материал. Перед нами актуализируется очередное существо, однако «субстратом» этого существа выступает уже имеющийся в наличии материал. Текст, как определял его Р. Барт, представляет собой «стереофонию», а, согласно иной метафоре, - пересекающиеся нити различных тканей [1, с. 418].
Вот и получается то, что все искусство, и литература в частности, - это гигантский палимпсест. Искусство представляет собой «шум многих текстов». В Библиотеке чрезвычайно трудно определить верх и низ, правую и левую стороны (а ведь даже сам автор употребляет такие слова). Невозможно утверждать об этой Библиотеке и то, что она несет в себе нечто «прогрессивное» или, напротив, «регрессивное». Абсурдным становится утверждение и о том, что Библиотека имеет старые и новые тексты.
Читатель имеет здесь дело с иллюстрацией неискоренимого желания человека ориентироваться в мире, определять стороны и видеть контуры, знать о том, что существует Книга Книг, Вселенский Каталог, содержание которого - квинтэссенция множественности. Собирание множественности подобно стремлению взрастить очередное дерево. Неискоренимо стремление и полагать нечто впервые запечатленное как новое, восторгаться оригинальность идей, свежестью слова. На деле выясняется лишь то, что текст «припахивает» смешенными языками, он предлагает нам языковую игру, являет читателю полилог. Любой неологизм в этом полилоге относителен. Любая новизна произведения релятивна. Произведение имеет «субстратом» текст, который уже не оригинален, который повторяет уже «где-то читанное ранее», презентирует цитаты без кавычек.
Главной характеристикой Библиотеки, пожалуй, является бесконечность, в которую так смело уверовал автор. Вернее сказать то, что автор героически представляет Библиотеку безграничной и спокойно живет с этой мыслью. Он знает то, что умрет в нескольких милях от того шестигранника, где родился. Знает и то, что его «новые» творения будут рекомбинацией языка.
Людей Библиотеки бесконечность пугает, и появляется «суеверие», согласно которому существует некая Абсолютная Книга, прочитав которую, можно понять суть всех остальных книг, а если какой-то библиотекарь найдет ее, то ему достанутся почести, мудрость и счастье, он станет подобен богу. Однако никто не видел этой книги. А существует ли она вообще? Вопрос представляется риторическим в свете сказанного ранее.
Проблема нового и новизны вновь обострилась в эпоху Постмодерна и актуализировалась, в той или иной степени, как в трудах творцов художественных произведений, так и у философов. Будучи прочно связанной с концептами палимпсеста и ризомы, новизна не обладает сколько-нибудь прочным онтологическим статусом. Новое - то, во что человек вложил такую характеристику, не осознав, меж тем, «прописной истины»: культура является бесконечностью рекомбинаций, реконструкций. Культура, воплощен-
ная в тестах, представляется Вавилонской Библиотекой - многоголосием, бессвязностью шумов, обнаружить первоисточник которых означает верить в воплощение еще одной утопии. Если есть смысл говорить о новом как ранее не доступном познанию без Другого (что, собственно, заслуживает отдельной статьи), то говорить о новом как имманентном тексту будет очередной наивностью, следующей попыткой взрастить дерево в пустыне.
Список литературы:
1. Барт Р. От произведения к тексту / Р. Барт; сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова // Избранные работы: Семиотика: Поэтика: пер. с фр. - М.: Прогресс, 1989. - С. 413-423.
2. Барт Р. Смерть автора / Р. Барт; сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова // Избранные работы: Семиотика: Поэтика: пер. с фр. - М.: Прогресс, 1989. - С. 384-391.
3. Борхес Х.-Л. Вавилонская Библиотека [Электронный ресурс] // Коллекция (сборник рассказов). - Режим доступа: http://www.lib.ru/BORHES/ kniga.txt (дата обращения: 24.11.2013).
4. Делез Ж., Гваттари Ф. Капитализм и шизофрения / Ж. Делез, Ф. Гват-тари; пер. с франц. и послесл. Д. Кралечкина; науч. ред. В. Кузнецов. - Екатеринбург: У-Фактория, 2007. - 672 с. - (Philosophy).
5. Делез Ж. Платон и симулякр [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://philosophy.ru/library/intent/07deleuze.html (дата обращения: 24.11.2013).
6. Джеймс У Введение в философию / У Джеймс // Введение в философию // Рассел Б. Проблемы философии: пер. с англ. / Общ. ред., предисл. и послесл. А.Ф. Грязнова. - М.: Республика, 2000. - 315 с. - (Философская пропедевтика).
7. Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей / Ф. Ницше; пер. с нем. - СПб.: Издат. группа «Лениздат»; «Команда А», 2013. - 480 с.
