CC BY
257
единства, но и усиления авторитета идеи [2, б. 52]. В самой организации нацистского движения А. Гитлеру виделась некая театрализованная природа, которая воплощалась в политике и в искусстве почти исключительно через большие и эффектные инсценировки и через них же одушевлялась [5, б. 128]. А театральной постановке нужна сцена, нужен театр (в широком смысле слова), праздникам и массовым мероприятиям было необходимо архитектурное обрамление.
Из всего сказанного следует, что А. Гитлер активно покровительствовал архитектуре исходя не столько
из своей структурной позиции полновластного "вождя", стремящегося завоевать себе популярность меценатством, сколько из личного пристрастия, будучи сильно увлечённым этим видом искусства. Но поскольку он был, прежде всего, политиком и главой тоталитарного государства, то он неизбежно воплощал в своих архитектурных представлениях и во всём своём архитектурном творчестве те же самые тоталитарные идеи, но уже облечённые в камень.
Библиографический список
1. Bakes K. Adolf Hitlers Einflus auf die Kulturpolitik des Dritten Reiches. Köln, 1984.
2. Die Kunst im Dritten Reich. Jg.1. H. 10. 1937.
3. Fest J. Hitler. Bd. II, Frankfurt/M, 1978.
4. Heiber H. Das Tagebuch von Joseph Geobbels. 1925/26. Stuttgart, 1960.
5. Hitler A. Mein Kampf. München, 1935.
6. Hoffmann H. Hitler, wieich ihn sah. München / Berlin, 1974.
7. Jakel E. Hitlers fruhe Aufzeichnungen. Stuttgart, 1981.
8. Jochmann W. Adolf Hitler. Monologe in Fuhrerhauptquartir. 1941-1944. Die Aufzeichnungen Henrich Heims. Hamburg, 1980.
9. Kunst und Volk 1936. № 12.
10. Linge H. Bis zum Untergang. München - Berlin, 1980.
11. Maser W. Adolf Hitler. Legende-Mythos-Wirklichkeit. 5. Auflage. München - Esslingen, 1971.
12. Parteitag der Freicheit. Offizielle Bericht über den Verlauf des Reichsparteitages mit samlichen Kongressreden. München, 1935.
13. Parteitag der Arbeit 1937. Offizielle Bericht uber den Verlauf Reichsparteitages mit samlichen Kongressen. München, 1937.
14. Picker H. Hitlers Tischgesprache im Fuhrerhauptquartier. Augsburg, 1981.
15. Rauschning H. Gespreche mit Hitler. Zürich-Wein-Nev-York, 1940.
16. Zoller, Albert. Hitler privat - Erlebnisbericht seiner Ge-heimsekreterin. Düsseldorf, 1949.
17. Шпеер А. Воспоминания. Смоленск: Русич, 1997. 700 с.
УДК 1(082)
МИР КАК ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
1 2 3
А.А. Звездина , Г.И. Корнилова , И.В. Ланцова
Национальный исследовательский Иркутский государственный технический университет, 664074, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 83.
Рассматривается понимание мира как интерпретации, которое было предложено представителями постмодернизма, и следствия, вытекающие из данного понимания. В этом контексте рассматриваются взгляды немецкого мыслителя Ф. Ницше, которого считают предтечей постмодернизма. Затрагиваются вопросы соотношения реальности и её символического отображения у Ж. Бодрийяра. Библиогр. 6 назв.
Ключевые слова: постмодернизм; интерпретация; метафора; симулякр; деконструкция; интертекст; гиперреальность.
THE WORLD AS AN INTERPRETATION A.A. Zvezdina, G.I. Kornilova, I.V. Lantsova
National Research Irkutsk State Technical University, 83, Lermontov St., Irkutsk, 664074.
The authors consider the understanding of the world as an interpretation, which was proposed by the representatives of postmodernism and the consequences of that understanding. In this context, the authors examine the views of the German philosopher Friedrich Nietzsche, who is considered to be a precursor of the postmodernism. They examine the issues of the correlation of reality and its symbolic display by Jean Baudrillard. 6 sources.
Key words: postmodernism; interpretation; metaphor; simulacrum; deconstruction; intertext; hyperreality.
1Звездина Анна Александровна, кандидат философских наук, доцент кафедры истории и философии, тел.: (3952) 412578, e-mail: [email protected]
Zvezdina Anna, Candidate of Philosophy, Associate Professor of the Department of History and Philosophy, tel.: (3952) 412578, e-mail: [email protected]
2Корнилова Галина Ивановна, кандидат философских наук, доцент кафедры истории и философии, тел.: (3952) 411841. Kornilova Galina, Candidate of Philosophy, Associate Professor of the Department of History and Philosophy, tel.: (3952) 411841. 3Ланцова Ирина Викторовна, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и философии, тел.: (3952) 410986, 89500500775, e-mail: ir [email protected]
Lantsova Irina, Candidate of Philosophy, Associate Professor of the Department of History and Philosophy, tel.: (3952) 410986, 89500500775, e-mail: ir [email protected]
В условиях современного информационного общества человек всё более и более удаляется от реального мира. Знания о нём становятся опосредованными. И сложно сказать, соответствуют ли они действительности или нет. На эту тенденцию указали ещё представители постмодернизма во второй половине ХХ века.
Главной, отличительной чертой постмодернизма считается определяющая установка на невозможность описания мира как некоего целого с помощью каких-либо общих теорий, претендующих на истинное, единственно верное знание о действительности. Постмодернистская философия порывает с философией Нового времени, отказываясь, прежде всего, от субъект-предметного противостояния, от противоположности субстанции мыслящей и субстанции протяжённой.
При этом в онтологическом плане для постмодернизма характерен постепенный переход от установки «познание мира с целью его переделки» к требованию деконструкции мира. Постмодернизм полностью отказывается от стремления преобразовать мир на путях его рациональной организации, констатируя глубинное «сопротивление вещей» этому процессу. Осознание сопротивления мира связано с дистанцированием от него, с требованием перехода на позицию объекта, что приводит к полному отказу от позитивной онтологии и рассмотрению её как абсолютно исчерпанной.
Постмодернизм конституирует фундаментальный принцип эпистемологического сомнения в принципиальной возможности конструирования какой бы то ни было «модели мира» и программный отказ от любых попыток создания онтологии. В категориальном контексте постмодернистской философии бытие интерпретируется как «трансцендентальное означаемое» (Деррида), в силу чего не может быть осмыслено как обладающее онтологическим статусом. Вместо бытия - гиперреальность как виртуальный результат симулирования реального.
Французские мыслители исходят из отношения к миру как к объекту осознания, результаты которого фиксируются, прежде всего, в письменных формах. Поэтому мир выступает как текст, который включает язык, социальные ценности и нормы, неосознаваемые интрапсихические формирования и т. д. М. С. Уваров самым значительным событием постмодерна считает превращение культуры в текст: текстом и письмом -особенно «автоматическим» - замещается онтологическая данность как культуры вообще, так и культуры телесного [1]. Это явление именуется пантекстуа-лизмом, который В. А. Кутырев называет высшей стадией лингвистического моделирования мира и завершающим этапом эпохи логоса [2]. Если раньше считали, что мир - это всё, то теперь полагают, что текст -это ВСЁ. Текст, таким образом, становится синонимом бытия, сущего в целом.
Если мир - это текст, то мы постоянно интерпретируем и не интерпретировать не можем, равно как не можем не думать. В каждое увиденное и услышанное сообщение мы добавляем некий свой смысл и значение. Каждый текст - это интерпретация предыдущего, а предыдущий - существовавшего до него. И так вы-
страивается бесконечная цепь следов, отсылок и цитат. Интерпретация - это единственное, чем занимается человек в коммуникационном процессе. Следовательно, понятия субъект и автор вытесняются понятием интерпретатор.
Текст - абсолютно всё, то есть бытие во всём его многообразии. Мир не существует как «вещь в себе», независимо от интерпретации, скорее, он начинает существовать только в интерпретациях и лишь благодаря им. Субъект познания уже не отторжим от объекта познания; человеческий разум никогда не выходит за пределы мира, чтобы судить о нём извне, заняв соответствующее положение. Любой объект познания уже включён в некий заранее истолкованный контекст, за пределами которого находятся лишь другие, тоже заранее истолкованные контексты. Всё человеческое познание осуществляется с помощью знаков и символов неясного происхождения, которые обусловливались исторической и культурной предрасположенностью, и испытывали воздействие, часто бессознательное, человеческих интересов. Поэтому природа истины и действительность как в философии, религии или искусстве, так и в науке неоднозначны. Субъект будет неправ, если возомнит, будто способен преодолеть груз всех предрасположений своей субъективности. В лучшем случае, следует стремиться к размыванию границ, к сближению субъекта и объекта как бы по асимптоте. В худшем случае, остаётся признать, что солипсизм человеческого сознания непреодолим ввиду полной невнятности мира.
Сама реальность раскрывается преимущественно в соответствии с конкретной символической схемой или набором представлений, на которые опирается тот или иной индивид, то или иное общество. Человек, пытаясь познать и переделать мир, в каком-то смысле, извлекает его наружу при помощи той «соотносительной сетки», с которой к нему подступает.
Итак, вся реальность мыслится как текст, дискурс, повествование. Нарратив, текстуальность, интертекстуальность - это важнейшие понятия, которые используются постмодернизмом для описания современной реальности, основные слова его языка. «Ничто не существует вне текста», - утверждает Ж. Деррида. Культура любого исторического периода предстаёт как сумма текстов, или интертекст. Понимание текстов возможно лишь в «дискурсивном поле культуры». Иначе говоря, их можно понять только в связи с другими текстами, но не в связи с каким-либо буквальным значением или нормативной истиной.
Отказ от познания мира и, следовательно, его преобразования ведёт к игнорированию значимости истины, к утверждению множественности и субъективности истин, к тезису о значении понимания, а не знания. В этом случае любая систематизация знания теряет смысл, идеалом выступает единство предметных полей, уничтожение спецификации и предметной определённости. Отсюда - требование соединения науки и искусства, философии и филологии, философии и религии и т. п.
Субъект новой парадигмы представляет мир исходя, скорее, не от самих характеристик объективной
реальности в их изначальной предзаданности, а из собственной истории, от истории постоянно развивающихся мировоззрений, динамика которых, в свою очередь, меняет и характеристики мира. Нет чётких границ между познающим субъектом и познаваемым объектом, и первый вполне может являться частью второго, а также привносить во второй своё понимание в соответствии с характерным для данной эпохи мировоззрением. Кроме того, при постулировании независимости познаваемого предмета от субъекта сам субъект не может представляться существующим - ведь он как изучаемое явление не может быть независимым от субъекта, то есть от самого себя.
Глобализирующаяся система масс-медиа, мистифицирующая массовое сознание, порождающая мифы и иллюзии ведёт к фундаментальной, онтологической трансформации общества. Наиболее репрезентативной в интерпретации этих изменений является теория гиперреальности Жана Бодрийара. Основными темами исследований философа были вопросы соотношения реальности и её символического отображения, он первым ввёл в широкий оборот понятие гиперреальность как развитие марксистского понятия надстройка. Основой гиперреальности является симуляция, а её единицами - симулякры, т.е. образы отсутствующей действительности, пустые формы, знаки, за которыми не стоит какая-либо реальность. Философ добавляет при этом, что гиперреальность для стороннего наблюдателя более реальна, чем сама реальность, более правдива, чем истина, более очаровательна, чем само очарование. В качестве примера гиперреальности Бодрийяр приводит Диснейленд. В парке жизненный мир воспринимается как более реальный по сравнению с тем, что есть реальность за его воротами.
Современную эпоху Ж. Бодрийар назвал эрой гиперреальности (т.е. симуляции) - в ней надстройка определяет базис, труд не производит, а социализирует, народно-представительные органы власти никого не представляют. Последним бастионом реальности он считает смерть («смерть, пожалуй, единственное, что не имеет потребительной стоимости»). На смерти основана любая власть и экономика. Но в этом случае смерть выступает не сама по себе, а как фан-тазм (представление).
Ж. Бодрийяр полагает, что развитие современной эпохи человечества идёт в направлении утверждения мира симуляций, которые буквально распространились на все сферы общественной жизни, они воспринимаются людьми с конкретными объектами, явлениями, событиями. Философ назвал симулякром войну 1991 года в Персидском заливе. Основываясь на своей теории «гиперреальности симулякров», он сделал вывод, что эта кампания стала первой в мировой истории «виртуальной войной», события которой были широко продемонстрированы СМИ. Также классическим образцом симулякра по Ж. Бодрийяру является гиперреальное представление о международном, глобальном, транснациональном терроризме. Будучи ложным понятием, этот симулякр обрёл собственную форму бытия, стал частью знания и представления всего социума о терроризме как о форме запугивания,
физической расправы и шантажа Бена Ладана. Эту тему Бодрийяр развил, говоря о терактах в США 11 сентября 2001 года, которые он считал началом «четвертой мировой войны, в которой глобализм противостоит самому себе» [3]. Последовал реальный ответ на этот симулякр - борьба с международным терроризмом: проведение совместных антитеррористических операций по всему миру, установление камер слежения за людьми на улицах таких крупных городов, как Лондон, Нью-Йорк, и другие меры. Проблема терроризма стала проблемой мирового масштаба и представляет собой одно из самых опаснейших и сложнейших явлений современности, приобретающее всё более угрожающие масштабы. Это явление влечёт за собой порождение недоверия и ненависти между социальными и национальными группами.
Политика, как считает Ж. Бодрийар, также обретает форму гиперреальности. В ХХ1 веке ломаются и уходят в прошлое прежние образы государств «друзей и врагов», нормой становится симуляция стратегического партнёрства. Можно согласиться с утверждениями Бодрийяра, что мы все в какой-то степени живём в симуляции, в мире иллюзий, которые окружают нас со всех сторон. Особое внимание нужно обратить на гиперреальное «союзное государство», а именно -создание единого виртуального пространства Россия
- Белоруссия с собственной политикой, экономикой. Симуляция этого управляемого пространства происходит при помощи произнесённых и напечатанных текстов, знаков и символов. Судя по информации СМИ и заявлениям президентов обоих государств, сделать это почти удалось - люди в эту гиперреальность поверили. За виртуальным шоу осенью 2010 года последовали реальный политический конфликт президентов, двухсторонний экономический и энергетический кризис со всеми вытекающими последствиями. Президенты двух государств не отстаивают что-либо и не борются за что-либо реальное. Тем не менее, они противостоят друг другу, «симулируя» неприязнь, оппозицию.
К феноменам симуляции можно отнести рейтинги лидеров государств, партий и движений, проводившиеся как социологические опросы по выявлению общественного мнения. По Бодрийяру, общественное мнение отражает не реальность, а гиперреальность. Респонденты не выражают собственное мнение, они воспроизводят то, что ранее уже было создано в виде системы символов средствами массовой информации, аналитическими центрами.
Ж. Бодрийяр и постмодернисты считают, что в современном мире всё больше размывается та грань, которая прежде отделяла реальность от ирреальности, жизнь от спектакля, политику от шоу. С каждым годом реальная человеческая жизнь всё больше приобретает характер драматической комедии, написанной по специальному сценарию. У этого спектакля есть множество различных способов манипуляции: внушение информации; пропаганда; реклама; непроверенные слухи через систему Интернет. Во всех своих политических формах спектакль сохраняет главное
- утверждение человеческой жизни как простой виртуальной видимости, отстранённой от реальности.
Виртуальная реальность у Ж. Бодрийяра совершенна в плане непротиворечивости, абсолютно гомогенизирована и операциональна. Индивид не только превращается в зрителя, но и ощущает себя посторонним и отчуждённым наблюдателем чужой ему жизни. Человеку всё ещё кажется, что он живёт, но на самом деле он только смотрит бесконечную пьесу о том, как живут и действуют другие люди. Существуют разнообразные средства, методы и приёмы тайного управления индивидами, которые систематически и постоянно используются в нашей повседневной жизни. Для этих технологий не нужно строить психотропные установки и использовать психофармакологию. Они имеют давнюю историю, успешно применяются, активно развиваются и непрерывно совершенствуются. В мире идёт тайная война, цель которой - владеть сознанием людей, управлять их поведением. В этой войне используется невидимое, но мощное информационно-психологическое оружие: людям настойчиво внушают однотипные ситуации, доводя до автоматизма ответные реакции. По существу, никакая массовая идеология теперь не нужна, достаточно стереотипов поведения, навязанных, например, той же телевизионной рекламой или официальной пропагандой со стороны властных структур. Очевидно, что сегодня не миф (коммунистический или любой другой), а симулякр и гиперреальность являются главными и основными инструментами манипуляций массовым сознанием. Симуляция происходит при помощи СМИ путём концентрации на ограниченной территории определённых знаков и символов, а также взаимодействием внутренних симулякров, таких как «власть президента», «план Путина», «национальные проекты», «экономический кризис» и т.д. Они своими манипуляциями создают псевдособытия, а те уже симулируют в нашем сознании наличие национальной государственности.
Ж. Бодрийяр обнаружил, что виртуализация всех сфер нашей жизнь, их выцветание и превращение в симулякры - давно уже идущий процесс, и скоро нам будет очень сложно отличить выдумку от реальности. Симулякры стали частью нашей действительности, они существуют вполне реально, относительно непродолжительное время, они размывают значения современных и исторических проблем, ситуаций, лишают людей памяти, стремлений постичь истину.
Постмодернисты Ж. Лакан, Л. Альтюссер, М. Фуко, Ж. Делез, Ж. Деррида, М. Серр, Ж-Ф. Лиотар, Ж.Л. Нанси, Ф. Лаку-Лабарт, Ф. Гваттари считают, что у истоков предложенного ими понимания и видения мира стоит немецкий философ и литератор Ф. Ницше. Они считают его своим предшественником.
Постмодернистов привлекает не только агрессивно критическое отношение Ф. Ницше к традиционной классической философии, но и его герменевтика языка, на основании которой они пытаются выработать «новый язык» философского дискурса.
Как известно, в своих сочинениях Ф. Ницше обрушивается на классическую философию, на классический рационализм, пытаясь не оставить от них камня на камне. Он изобретает особый способ, позволяющий превратить старую культуру и традиционную философию в груду развалин - «философский молот».
Философствование молотом направлено, прежде всего, на платоновскую традицию, от которой ведёт начало вся европейская философия. «Низвержение платонизма» - основная задача философии Ницше. Именно Платон, по его мнению, разделил мир на мир сущностей и мир явлений, рассматривал сущности как вечные незыблемые начала и парадигмы бытия. Начиная с Платона, так называемая классическая философия занималась поисками вечных незыблемых трансцендентных оснований бытия. Ницше элиминирует понятие бытие из философии, заменяя его понятием жизнь, устраняет разделённость мира на мир ноуменальный и феноменальный, тем самым деонтологизи-рует реальность. И, как следствие, с Ницше в полной мере начинается забвение бытия и конец метафизики, о которых писал М. Хайдеггер.
Низвергая мир высших трансцендентных сущностей, Ф. Ницше оставляет только мир явлений, который и есть жизнь. Согласно Ницше, мир явлений - это мир становления, «гераклитов поток», в котором всё течёт и изменяется. Если внимательно присмотреться к этому жизненному потоку, то лишённый сущностей, прообразов, оригиналов, соответствия или подобия высшим началам - идеям, он постепенно превращается в мир видимостей (или симулякров - в постмодернистской терминологии). Жиль Делез отмечает: «Есть два вида копий - образы и симулякры. Симулякры претендуют на некоторую видимость (объект, качество и т.д.), но добиваются этого хитростью, ниспровергая логос - разум и рациональные представления». Ж. Делез в солидарность с Ж. Дерриде утверждает, что «письмо и есть некий симулякр, ложный претендент, поскольку силой и ловкостью намеревается захватить логос и даже вытеснить его» [4, с. 334]. Это означает, что все рациональные построения, выраженные в тексте, не могут претендовать на достоверность и истинность, не могут быть моделями мироздания, ибо являются симулякрами.
Мир явлений, или жизнь, согласно Ф. Ницше, иррациональна, хаотична, непоследовательна. Закон вечного становления, по его убеждению, невозможно выразить в строгих логических построениях, концептуализировать в определённые понятия. Эта интуиция жизни несовместима с разумом, логикой, эмпирической достоверностью, одним словом, не может быть познана, но может быть определённым образом истолкована. Иначе, в терминах и понятиях классической философии с её нацеленностью на познание сущностей жизнь непостижима. Здесь необходим не метафизический взгляд, а метафорическое видение. Вот почему адекватной формой выражения данной интуиции жизни (мира явлений) могут быть только художественные образы, метафоры. Жизнь «открывается» через интуицию, творческое вдохновение, которые находят выражение в текстах, в поэтической и мифопоэтической форме. Вот почему для описания становления или жизни необходимо изобрести особый язык или заимствовать языковые формы из обыденного языка и придать им особый смысл.
Ф. Ницше отрицательно относится к строгости, ясности, последовательности философских понятий и построений. Если последующая после Платона фило-
софия пыталась преодолеть метафоричность языка, характерную для раннегреческой мысли, то Ф. Ницше, как отмечают современные исследователи, в своих произведениях не просто использует метафоры, а исходит из них. И в этом отношении он также расходится с классикой, для которой метафорические и риторические излишества не приемлемы, поскольку не проясняют мысль и позицию автора, а тщательно маскируют её. Язык Ницше изначально метафоричен, что позволяет ему создать неповторимый афористический стиль. Вместе с тем, для Ницше метафора -это не просто вторжение образа в зону понятия и воображения, то есть в зону интеллекта, а нечто большее. «Как филолог, Ницше интересовался генеалогией концептов, их формированием с точки зрения текстуальности философии. Для него мышление начинается не с концептов, а с образов и метафор. Именно метафоры являются материалом мысли. Сами слова есть не что иное, как метафоры. Когда Ницше критикует концепты, он ставит под сомнение возможность их философского использования, потому что, по его мнению, они как таковые ведут нас к искажённому абстрактному употреблению языка» [5]. По Ницше, все концептуализации, в частности, такие как мораль, познание, метафизика - «бессмыслица», которая появляется вследствие ошибочного толкования, то есть неправильного употребления языка. Ницше, опираясь на генеалогический метод (характерный для естествознания, но перенесённый им в филологию), вскрывает изначальный смысл и историю этих концептов и показывает, как в процессе превращения, и даже извращения, все эти слова лишились определённого смысла, и, следовательно, им нужно вернуть первоначальный смысл и значение. Отсюда ведёт начало метод деконструкции, предложенный Ж. Дерридой. Однако у Дерриды за деконструкцией стоит деструкция, то есть разрушение изначального смысла в процессе интерпретации и декодирования языковых конструкций. Ницше настроен более позитивно: он пускается в рискованную интеллектуальную авантюру, чтобы продемонстрировать, как традиционная философия, начиная с Платона, своими дискурсивными доказательными положениями постепенно убивала жизнь во всех её многообразных и иррациональных проявлениях. Все эти мистификации и перевоплощения, афористический стиль необходимы ему, чтобы полнее и богаче выразить жизнь во всей её многогранности и полноте.
Классика ориентировалась на доказательное знание - на фактическую достоверность и логическую принудительность суждений. Рассматривая мир как объективную реальность, классическая философия стремилась в строгих понятиях и категориях отобразить эту реальность, другими словами, создать мысленную модель мироздания. Язык в классической философии и науке играл роль нейтрального средства, с помощью которого можно описать мир. Философия, размышляя над фундаментальными проблемами мироздания и человека, выдвигала определённые идеи и, конечно же, стремилась передать их и донести до других людей, оформляя их в некую единую систему.
Язык служил для философа средством выражения мысли, и способом передачи изобретённых им идей
другим людям. Естественно, философы заботились о языке своих сочинений, старались найти как можно более точные слова, чтобы привлечь внимание читателей. Однако не язык играл главную роль, а те идеи, мысли, соображения, которые выдвигались тем или иным мыслителем. Вместе с тем, в современной философии, и особенно в постмодернизме, мы видим совершенно иную картину. Язык становится самодовлеющим фактором, определяет стиль и характер теоретических построений. Более того, самовластие языка и языковых конструкций, как было отмечено выше, привело к пониманию мира как текста, а текста - как действительности. Иными словами, языку придаётся онтологический статус. Ф. Ницше рассматривал язык как одну из форм проявления воли к власти: человек движим не волей к языку - потребностью выразить себя и мир в языковых конструкциях, а, напротив, язык как бы «волит» человеком. Тем самым человек только интерпретатор и истолкователь мира явлений.
Онтологизация языка и понимание сущего как текста выдвигают на первый план процедуры интерпретации, истолкования, а не познавательные приёмы и методы. В аналитической философии языку также придаётся особое значение. Создатель аналитической философии Л. Витгенштейн вводит понятие картина мира и рассматривает её, прежде всего, как языковую конструкцию. Эту конструкцию человек помещает между собой и миром и, больше того, мир воспринимает как языковую конструкцию. В то же время, согласно аналитической философии, любая языковая конструкция отличается строгостью и последовательностью. Вот почему мир представляется нам не хаотичным нагромождением событий, а строгой, упорядоченной системой. Однако в постмодернизме понимание мира как текста становится основополагающим и самодовлеющим, а интерпретация из процедуры толкования текста становится главным инструментом видения мира. Интерпретация открывает безграничные возможности постоянного переосмысления, перекодирования знаков, что, в конечном счёте, приводит к разрушению структурности, последовательности, системности текста, а это влечёт за собой утрату понимания мира как строго упорядоченной системы. Действительность в процессе бесконечного деконструирова-ния, вплетения текстов в новые контексты размывается и исчезает. Её заменяют всё новые и новые модели - видимости, или симулякры.
Наделяя язык онтологическим статусом, постмодернизм отказывается от рассмотрения философии как знания, как формы познавательной деятельности человека. Философия и философствование - это игра с текстами, игра со смыслами. Философ не творит новые миры, не предлагает новые модели, а создаёт тексты на основе интерпретации старых. Философ -это своего рода портной или ткач, который создаёт новую ткань из старых цитат.
Ф. Ницше был одним из первых, кто подверг сомнению познавательный статус философии и не признавал её претензий на истинное знание. «Идеалу познания, поискам истины Ницше противопоставляет толкование и оценку. Толкование закрепляет всегда частичный, фрагментарный «смысл» некоего явления;
оценка определяет иерархическую «ценность смыслов», придаёт фрагментам цельность, не умаляя и не упраздняя при этом их многообразия» [6, с. 22-23]. На место истины Ницше ставит интеллектуальную честность и хороший вкус. Это «эпистемологическое сомнение», лишённое у последователей немецкого мыслителя интеллектуальной правдивости, и легло в основу радикального скепсиса постмодернистов.
Вместе с тем, крен в сторону языковых конструкций стирает и размывает грань между философией и литературой, между объективным пониманием мира и субъективностью восприятия и выражения. Философия из игры ума превращается в игру с языком, игру со смыслами, в игру со словами. Неограниченные возможности интерпретации увеличивают эпистемологические ресурсы, расширяют методологическую базу, однако, таят в себе и определённые опасности. Исходя из несоизмеримости мира и наших представлений о нём, представители постструктурализма и постмодернизма считают, что научно-теоретические обобщения не дадут нам понимания всей сложности и многообразия мира. Научное знание, опирающееся на определённые методы, ограничено. Даже, если мы расширим методологическую базу, дадим равные возможности каждому методу, будем следовать методологическому анархизму (в духе П. Фейерабенда) или методологическому плюрализму - всё это не даст нам полного, исчерпывающего понимания мира. А бесконечные интерпретации и переинтерпретации, игра со смыслами, изобретение новых методов позволят выйти из тупика и преодолеть ограниченность нашего знания. Так, стирая грань между словами и вещами, а, по сути, упраздняя вещественный мир, М. Фуко изобретает метод «археологии знания». Размывая границы рационального и иррационального, допуская мышление на грани безумия, которое демонстрировал Ф. Ницше, его последователи Ж. Делез и Ф. Гваттари создают метод «шизоанализа». Призыв не к познанию реальности, а к истолкованию жизни оборачивается методом деконструкции, который предложил Ж. Деррида.
Многие исследователи полагают, что Ф. Ницше стоит у истоков так называемого «эстетического поворота» в философии, который в полной мере нашёл отражение в постмодернисткой философии. Представители этой философии провозгласили, что язык исследования обладает теми же качествами, что и художественное произведение. Другими словами, нет
никакой разницы между исследовательскими программами и художественными приёмами, и мир - это действительно картина, напоминающая художественное произведение. Поскольку мир - это картина, то истинное постижение мира, а равно и единственная интерпретация мира невозможны. Созданные наукой и философией дефиниции (определения и понятия) носят символический характер, мифологически и идеологически нагружены, поскольку так или иначе выражены в естественных и искусственных языках. На это указывал ещё Ролан Барт, один из виднейших представителей постструктурализма, в своей ранней работе «Мифологии» (1953 г.). Для того чтобы преодолеть эту нагруженность, постструктуралисты предлагают создать некий гипер- или интертекст. Истина, являясь в форме языкового выражения, отныне уже не может быть истиной, так как предзадана речевыми актами, понять которые невозможно без процедур интерпретации, совершаемых субъектом.
Таким образом, согласно постмодернистской концепции, весь современный мир состоит из симуляк-ров, которые не имеют основания ни в какой реальности, кроме собственной, и представляют собой мир самосоотносимых знаков, одним словом, абсолютно искусственный мир (гиперреальность). Симулякр и гиперреальность - это феномены симуляции действительности, своего рода мифы, генерированные, в основном, властными структурами и масс-медийными технологиями. Уже никто не апеллирует к реальному объекту, поскольку в мире, где доминируют искусственные модели, не делается различий между словами и вещами.
Субъект, лишённый объекта, не может сравнивать свои представления с объектом и оказывается в полной зависимости от гиперреальности. Человеческая жизнь становится призрачной, неаутентичной, вызывает ощущение пустоты и бессмысленности, хаоса и отсутствия гармонии, нестабильности и всеобщей дезорганизованности мира.
Постмодернизм вскрывает внутренний механизм процесса мистификации общественного сознания, происходящего под воздействием СМИ, доказывает ненадёжность, недостоверность, неистинность знания о мире, формируемого таким образом. И эта демистификация знания принимает форму «отрицания онтологических границ» (Деррида), ведёт к тому, что «разделительная линия» между миром и знанием больше не ясна.
Библиографический список
1. Уваров М.С. Смерть смерти: постмодернистский проект // Перспективы метафизики. Классическая и неклассическая метафизика на рубеже веков: материалы междунар. конф. (Санкт-Петербург, 28-29 сентября 1997 г.). СПб.: Изд-во инта человека РАН, 1997. С. 21-27.
2. Кутырев В.А. Крик о небытии // Вопросы философии. 2007. № 2. С. 66-79.
3. Бодрийар Ж. Дух терроризма // Геополитика террора. М.: Евразия, 2002. С. 98-110.
4. Делез Ж., Фуко М. Логика смысла. Theatrum philosophicum / пер. с франц. Я. Я. Свирского; науч. ред. А. Б. Толстов. Екатеринбург: Деловая книга, 1998. 474 с.
5. Антония Сулез. Витгенштейн и ницшевская критика языка // Ницше и современная западная мысль: сб. ст. СПб.; М.: Европ. унив. в Санкт-Пет. Летний сад. 2003. С. 346-369.
6. Делез Ж. Ницше / пер. с франц., посл. и коммент. С.Л. Фокина. СПб.: Axioma, 2001. 184 с.
