CC BY
22
Электронное периодическое издание «Вестник Дальневосточного государственного технического университета» 2011 № 2 (7)
09.00.00 Философские науки
УДК 1(091)241
Н.Р. Кожемяченко
Кожемяченко Наталья Родионовна - канд. филос. наук, ст. преподаватель кафедры философии ДВГТУ, Владивосток. E-mail: [email protected]
МИЛОСЕРДИЕ, ИЛИ ЛЮБОВЬ, - ВЫСШАЯ НОРМА НРАВСТВЕННОСТИ В ФИЛОСОФИИ ВСЕЕДИНСТВА
Статья посвящена исследованию любви как высшей норме нравственности в философии всеединства. Максимум добра достигается через внутреннее соединение человека с человеком ради общей положительной цели и выражается в «милосердии-любви». Последняя, будучи примененной в качестве критерия социальной политики, превращается в требование справедливости. Любовь выступает методом познания и продвижения к справедливости, а образ всеединства складывается из познающих, связуемых любовью и образующих Софию.
Ключевые слова: философия всеединства, Абсолют, справедливость, любовь-милосердие, высшая норма нравственности, София.
Natalia R. Kozhemyachenko,
Far-Eastern National Technical University, Vladivostok, Russia
CHARITY OR LOVE IS THE UPPERMOST ETHIC NORM IN THE PHILOSOPHY OF THE ECUMENICAL UNITY
This article gives coverage to the analysis of love as the uppermost ethic norm in the philosophy of ecumenical unity. The maximum kindness can be gained through the internal connection of two people in terms of gaining one common positive goal and is embodied in love or charity. The latter, being applied as social politics criterion, becomes demand of justice. Love acts as a cognitive method and as an advance to justice, and the ecumenical unity image is made up of those learning ones connected through love and those creating Sophia.
Key words: the philosophy of ecumenical unity, Absolute, justice, charity-love, the uppermost ethic norm, Sophia.
Философское сообщество единодушно признает основоположником философии всеединства Вл. Соловьева. Одна из главных предпосылок становле-
ния религиозно-философского мировоззрения Соловьева в его социальном аспекте была вызвана кризисом официальной церкви 60-70 гг. XIX в., которая еще не адаптировалась к прогрессу научного знания и к росту влияния на общество «светской» философии.
Неявные попытки модернизировать православие путем обращения к достижениям философской мысли предпринимались еще в 40-е гг. XIX в. В.И. Карповым и Ф.А. Голубинским, утверждавшим, что истины веры могут быть предметом живой деятельности разума. Несколько позже интеграция религии и философии усилилась, преобразовавшись в философский теизм православия в трудах П.Д. Юркевича, А.М. Иванцова-Платонова, В.Д. Кудрявцева-Платонова и др. В религиозно-обновленческий процесс влились и светские мыслители, одним из которых и был Соловьев.
Таким образом, идейно-теоретической основой концепции всеединства явилась религиозно-философская мысль, которая начала формироваться в первой трети XIX в. Она получила свое воплощение в философии русского теизма православных богословов, а выйдя за границы академической среды - в раннем славянофильстве. Возникновение концепции всеединства - закономерный итог развития общественной мысли России, а духовно-академическая философия -один из теоретических источников философии Соловьева.
Исследуя творчество Соловьева, невозможно не начать анализ с книги «Оправдание добра» - главного произведения и, по существу, творческого итога всей жизни философа. Сама необходимость «оправдания» добра возникает, потому что идеал добра, предзаданный в Боге, не есть «окончательное» добро, т.к. он еще не стал реальностью в нашем мире. Нельзя не согласиться с И. Ев-лампиевым, что здесь мы находим однозначное перемещение центра тяжести с понимания Абсолюта-всеединства как онтологической реальности на его понимание как идеала для деятельности человека в мире [2, с. 203]. Важнейшим условием его существования является деятельность самого человека, без которого «Царство Божие» - только идеальная цель, а не полноценная действительность нашего мира. «Человек дорог Богу не как страдательное оружие Его воли - та-
ких орудий довольно и в мире физическом, а как добровольный союзник и соучастник Его всемирного дела. Это соучастие человеческое непременно входит в самую цель Божьего действия в мире, ибо если бы эта цель мыслима была без деятельности человека, то она была бы уже от века достигнута, так как в самом Боге не может быть никакого процесса совершенствования, а одна вечная и неизменная полнота всех благ» [6, с. 258-259].
Соловьев выдвинул и попытался обосновать абсолютное добро как ведущий принцип нравственности и показал ее основные категории - стыд, жалость, благоговение, которые, существуя априорно, исчерпывают область возможных нравственных отношений человека к тому, что ниже его, что равно ему и что выше его. «Господство над материальной чувственностью, солидарность с живыми существами и внутреннее добровольное подчинение сверхчеловеческому началу - вот вечные, незыблемые основы нравственной жизни человечества» [6, с. 130].
Мысленное содержание жалости, или сострадания, взятое логически, а не психологически, есть, согласно Соловьеву, правда и справедливость: «Правда, что другие существа подобны мне, и справедливо, чтобы я относился к ним так же, как к себе... когда я безжалостен к другим, т.е. обращаюсь с ними как с бездушными и бесправными вещами, а себя, напротив, утверждаю как одушевленное и полноправное лицо, то я, грубо противоречу правде и справедливости; и наоборот, когда я жалею других, как себя. поступаю согласно правде и справедливости» [6, с. 165-166].
Таким образом, жалость, или сострадательность, есть хорошее личное качество или добродетель, норма для альтруистической деятельности по правилам справедливости, она приводит к солидарности с другими. Из этой правды, о которой внутренне в душе каждому свидетельствует чувство жалости, разум выводит правило отношения к другим: поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобою самим.
Общее правило альтруизма делится на два частных - отрицательное и положительное:
- не делай другому ничего такого, чего себе не хочешь от других;
- делай другому все то, чего сам хотел бы от других.
Соединяемые вместе эти два правила выражаются так: никого не обижай и всем, насколько можешь, помогай (Neminem laede, imo omnes, quantum potes, juva).
Первое правило называется правилом справедливости, второе - милосердия. Это различие имеет условное значение, его недостаточно для выделения справедливости в особую добродетель, т. к. никто не считает человека справедливым, если он не только не наносит ближним обид, но и не старается облегчить им страдания. Отказ в помощи осуждается совестью как прямая обида. Справедливость, предписывающая милосердие, благотворение не есть особая добродетель, отдельная от милосердия, а только прямое выражение нравственного принципа альтруизма, имеющего различные степени и формы проявления, но всегда заключающего в себе идею справедливости. В основе второго правила также лежит справедливость. Милосердие предполагает справедливость, а справедливость требует милосердия. Это только два различных способа проявления одного и того же.
Общее правило альтруизма не предполагает материального или качественного равенства всех субъектов, это невозможно, а только равное право на существование и развитие своих положительных сил.
Сознательно и разумно человек может делать добро только тогда, когда он верит в нравственный порядок, в справедливость, в Бога, верит в то, что добро не есть субъективная иллюзия, что оно имеет объективный характер, действительные основания или выражает истину. Если этой веры нет, значит, человек не верит в смысл собственной жизни, в то, что все зависит от высшего разумного начала, силою которого этот смысл держится и осуществляется. Признание же этого смысла ставит человека в сыновнее положение относительно высшего начала жизни, он подчиняет все свои действия «воле Отца», говорящего с ним через его разум и совесть.
По Соловьеву, нравственную силу имеют только те действия, которые побуждаются благом или страданиями другого человека. Эти побуждения ста-
новятся прямыми мотивами действий морального лица в том случае, если другие люди становятся конечной целью его воли. Это возможно, считает Соловьев, лишь когда сострадание до некоторой степени уничтожает эгоизм между людьми. Под состраданием он понимает непосредственное, от всяких посторонних соображений независимое участие сначала в страдании другого, а затем и в устранении этого страдания, а значит, участие в его благе и счастье. Отсюда, считает он, естественно вытекают две основные добродетели: справедливость, или правда, и милосердие, или любовь.
Так как требование справедливости является только отрицательным, то к исполнению его можно принуждать с помощью государства. Но нравственную цену Соловьев видит не только в этой законной справедливости, а и в свободной справедливости, которая вытекает из сострадания. Здесь находится единственный чистый источник милосердия, или любви, т.е. добродетели, правило которой: всем, сколько можешь, помогай. Таким образом, справедливость наряду с милосердием и любовью является для Соловьева главным принципом различения добродетелей.
Высшая положительная степень добра дается в симпатии или любви, посредством которых человек внутренне соединяется с другим, имея в нем положительную цель: «Любовь есть самоотрицание существа, утверждение им другого, и между тем этим самоотрицанием осуществляется его высшее самоутверждение. Отсутствие самоотрицания, или любви, то есть эгоизм, не есть действительное самоутверждение существа, это есть только бесплодное, неудовле-творимое стремление или усилие к самоутверждению, вследствие чего эгоизм и есть источник всех страданий; действительное же самоутверждение достигается только в самоотрицании, так что оба эти определения суть необходимо противоположные себя самих. Итак, когда мы говорим, что абсолютное первоначало по самому определению своему есть единство себя и своего отрицания, то мы повторяем, только в более отвлеченной форме, слова великого апостола: Бог есть любовь» [7, с. 234].
Верховный нравственный принцип не зависит ни от материального, или природного, в человеке, ни от его рационального начала. Он определяется ре-
лигиозным, мистическим началом в человеке, в силу которого все члены общества внутренне восполняют друг друга в свободном единстве духовной любви. Эта любовь непосредственно осуществляется только в обществе духовном, или Церкви. В безусловном порядке, в Церкви царит одно начало - любовь, в естественном порядке любовь соотносится с относительным качеством каждого, т.е. становится справедливостью.
Исходя из вышеизложенного, мы делаем вывод, что высшей нормой личной морали, по Соловьеву, является заповедь любви к ближнему. Она, будучи применима в качестве критерия социальной политики, превращается в требование справедливости, признания за каждым его прав. Справедливость есть форма любви, и к этому положению, творчески развивая его и обогащая, присоединятся русские религиозные мыслители.
Соловьев был предтечей нового религиозного подъема русской мысли, несколько десятилетий блуждавшей в безбожии. Многие мыслящие люди, исходя из различных оснований, в начале XX в. начинают связывать свои философские идеи с христианством, пытаются религиозно осмыслить мир и место в нем человека. Один из них - о. П. Флоренский.
Метафизика всеединства привлекала свое внимание о. П. Флоренского, остро ощущавшего не только живое единство, целостность бытия, но и связь космоса с Абсолютом. Флоренский, как и Соловьев, хочет сохранить верность традициям церкви, что не всегда ему удается, ибо сама концепция всеединства, не вмещающая в себя идею творения, противоборствует этому.
С наибольшей полнотой свои идеи Флоренский раскрыл в работе «Столп и утверждение Истины. Опыт православной теодицеи», которая, по словам Г.В. Фло-ровского, «...является... значительным фактом в русском религиозном движении... Здесь совмещается необычный захват философской и богословской эрудиции и сила и гибкость диалектики с высокой напряженностью интуитивных прозрений и глубиною непосредственного религиозного чувства» [11, с. 82].
Ядром метафизики всеединства Флоренского является тщательное продумывание всеединства как принципа внутренней формы справедливого бытия.
Его основная идея - это противоположность познания рассудочного и познания духовного [10, с. 43]. Есть истинная справедливость, путь ее реализации на земле лежит через познание, прежде всего духовное. Познание есть акт внутреннего объединения познающего с познаваемым. Эта мысль Флоренского близка как русским религиозным философам (С.Н. Трубецкой, Н.О. Лосский), так и теистам (О.М. Новицкий, В.С. Карпов, С.С. Гогоцкий, П.Д. Юркевич).
С чем же предстоит объединиться человеку на пути к справедливости? Флоренский рассуждает следующим образом: познать истину - значит стать истинным, т.е. осуществить свое идеальное, предвечное Божественное назначение, найти свое подлинное место во вселенной и Боге. Интуиция-дискурсия через сомнения ведет к утверждению истины как само-доказательного Субъекта, который, безусловно, есть единая сущность о трех ипостасях - Абсолют, или Бог-Троица.
И если есть Бог, говорит Флоренский, то он необходимо есть абсолютная любовь. Любовь не может быть только признаком Бога, ведь тогда она стояла бы в зависимости от бытия условного и была бы сама случайна. Но Бог, или Истина, есть существо абсолютное потому, что Он - субстанциальный акт любви, акт-субстанция. Любовь - это сущность Божия, собственная Его природа, Бог есть любовь, а не только Любящий, хотя бы и совершенно [10, с. 83].
Познать справедливое возможно только через пресуществление человека, через обожение его, через стяжание любви как божьей сущности.
Образ справедливого всеединства - это сообщество познающих, связуе-мых любовью и силою этой связи образующих единую личность - Софию. Любовь - закон, внутренний принцип, сила, созидающая и скрепляющая всеединство. Любовь - это путь к «нумерическому тождеству» нераздельной двоицы, двуединству, к опыту самопревосхождения, возможному только в личном бытии на основе самоотдачи, соединение как условие справедливости [12, с. 54].
Следовательно, индивидуальное бытие лишено справедливости, последняя реализуется лишь в преодолении обособленности. Методом этого преодоления может быть только любовь. Жизнь без любви, жизнь без Бога, без истины, т.е. вне познания, есть грех, затмевающий любую надежду на справедливость.
Уяснение справедливости как абсолютного слияния с истиной Бога через Любовь вдохновляло, но мало утешало Флоренского. Интенции к поиску справедливости социума здесь и сейчас ему не чужды, хотя они и разочаровывали его в глубокой степени.
Так, анализируя социально-культурный конспект современной ему эпохи, Флоренский приходит к выводу, что силы, которые ранее согласовывали человечество, иссякли. Все стороны жизни саморазрушаются, т.к. выдохлись устои, созидательный культурный потенциал, на которых раньше строилась жизнь человека. Свидетельством распада духовной жизни личности стало творчество мастеров эпохи Возрождения: Джотто и Леонардо да Винчи. Загадочная улыбка многих лиц кисти этих авторов есть, по мнению, Флоренского, скептицизм, отпадение от Бога, улыбка растерянности и потерянности, улыбка блудная и растленная, выражающая внутреннюю смуту духа [1, с. 180, 184].
Таким образом, Флоренский фиксирует движение реальной социальности вспять от справедливости, однако, в отличие от Соловьева, это его не очень печалит, ибо земное справедливое совершенство его скорее пугает, чем привлекает.
Он уверен, что в условиях всеобщего благоденствия, без голода и бедности, людей «внезапно постигнет пагуба» [5; 5, 3]. Он рассуждает, что, возможно, для мира нужнее страдания и бедствия, чтобы в сытости и беспечальности не возгордиться и совсем не забыть про Бога. Поэтому православие не гонится за общественной деятельностью и невысоко ставит социальные мероприятия, оно не отрицает все человеческие дела, но больше всего боится смешать дело Божье с земным. Православие не отрицает благотворительности как дела любви, но оно против переустройства мира из «долины слез и плача» в «рай земной». Православие, горячо сочувствуя страдающему миру, совсем не верит в возможность его изменения только человеческими силами [9, с. 485].
Получается, что в поисках высшей, абсолютной справедливости Разума всеединцы в основе своей отвернулись от проблем социального развития сегодняшнего дня. Стремясь осовременить православие, приблизить его к душе каждого русского человека, в своем чистом философствовании они фактически
оторвали от жизни не только философию, но немало способствовали и изоляции церкви, замкнутости религиозного мировоззрения.
При этом мы не можем не согласиться с мнением Н.К. Бонецкой, что «с одной стороны. "духовную науку" о. Павла ни в коем случае нельзя отнести к святоотеческому православию. С другой же, какие-то новые - пока неведомые еще - духовные импульсы, как свежий ветер, нужны православию! Православие ведь существует в истории, а в истории человеческая природа меняется, в мир приходят новые души» [8, с. 153].
Сегодня и в среде православия стали раздаваться голоса, например игумена Вениамина (Новика), что нельзя полностью отвергать труды Соловьева, Булгакова, Флоренского, Бердяева и других русских религиозных философов. Нужно отделить плюсы от минусов и создать нечто положительное, например, метафизику всеединства и православный онтологизм можно было бы попытаться сочетать с персонализмом [3, с. 140]. Об этом же пишет и Д.В. Новиков: «Церковная же и светская культура в нашей стране представляют собой два самостоятельных и практически закрытых друг от друга мира. Для этого есть серьезные причины, но тревогу вызывает другое. Церковная и светская культура, даже вступая сегодня в диалог, часто просто не слышат друг друга. Это выдается за принципиальные разногласия, но на самом деле здесь - лишь отсутствие известной меры открытости и доверия» [4, с. 127].
Таким образом, обобщая вышеизложенные взгляды русских метафизиков, мы приходим к следующим выводам: милосердие, или любовь, - высшая норма нравственности, будучи примененной в качестве критерия социальной политики, превращается в требование справедливости. Метод познания справедливости - любовь. Русские метафизики понимали человека как существо дихотомическое, сочетающее в себе имманентное и трансцендентное, исследовали человека, прежде всего, как существо духовное. В свете этого любовь - это не психологическое состояние, а «онтологический акт», переход в новую действительность, всеобъемлющая способность преодолеть эгоизм как жизненный принцип, устранить вражду в отношениях между людьми.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Амелина Е.М. П.А. Флоренский: проблема общественного идеала // Социально-политический журнал. 1994. № 9/10. С. 176-189.
2. Евлампиев И.И. История русской философии. М. : Высш. шк., 2002. 584 с.
3. Игумен Вениамин (Новик). Актуальные проблемы российского православного церковного сознания // Вопросы философии. 1999. № 2. С. 128-141.
4. Новиков Д.В. Христианское учение о человеке // Человек. 2001. № 1. С. 119-127.
5. Первое послание к Фессолоникайцам (Солунянам) святого апостола Павла // Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Юбилейное издание, посвященное тысячелетию Крещения Руси. М. : Изд-во Московской Патриархии, 1988. С. 1293-1297.
6. Соловьев В С. Оправдание добра // Сочинения. В 2 т. Т. 1. М. : Мысль, 1988. С. 47-580.
7. Соловьев В.С. Философические начала цельного знания // Сочинения. В 2 т. Т. 2. М. : Мысль, 1988. С. 139-288.
8. Флоренский сегодня: три точки зрения / Игумен Андроник, Р.А. Гальцева, Н.К. Бо-нецкая // Вопросы философии. 1997. № 5. С. 125-156.
9. Флоренский П.А. Православие // Христианство и культура. М. : ООО «Издательство АСТ» ; Харьков : Фолио, 2001. С. 465-489.
10. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины : Опыт православной теодицеи. М. : ООО «Издательство АСТ», 2003. 640 с.
11. Флоровский Г.В. Человеческая премудрость и Премудрость Божия // Из прошлого русской мысли. М. : Мысль, 1998. С. 74-86.
12. Хоружий С.С. После перерыва. Пути русской философии. СПб. : Алетейя, 1994.
447 с.
