CC BY
208
УДК 94(470+571)
Панкратова Ольга Борисовна
кандидат исторических наук, доцент Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
pankratova_olga@ksu.edu.ru
Турыгин Александр Александрович
кандидат исторических наук, доцент Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
aturigin@mail.ru
МИХАИЛ ПОГОДИН В ВОСПОМИНАНИЯХ СОВРЕМЕННИКОВ И ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ
В статье речь идет о жизни и деятельности историка, публициста, коллекционера древних исторических документов Михаила Погодина. Акцент ставится на исследовании источниковедческой и историографической традиций, связанных с изучением жизни и творчества Погодина.
В качестве источников используются воспоминания современников о Погодине, а также труды историков, написанные в разные эпохи и содержащие оценку роли и значения деятельности Погодина как историка, публициста, коллекционера древних документов.
В историографическом обзоре анализируется участие Погодина в общественных исторических дискуссиях XIX века, рассматривается его позиция по отношению к движению славянофилов. Авторы статьи придерживаются точки зрения, что Погодин не был славянофилом в том смысле, который традиционно связывался с этим термином. Погодин не увлекался геополитическими конструкциями границ империи, что занимало славянофилов, а стремился понять самобытность и специфику исторического развития России.
В статье приводятся точки зрения историков, политологов и лингвистов по различным аспектам деятельности Погодина, дается оценка его участия в общественных дискуссиях по проблемам происхождения Руси («норманнская теория»), петровским преобразованиям и крестьянской реформе 1861 года.
Ключевые слова: воспоминания, исторические источники, историография, славянофилы, археографическая комиссия, общественные дискуссии первой половины XIX в., Московский университет, профессор, биография.
Личность Михаила Петровича Погодина (1800-1875) достаточно ярко представлена в исторических источниках и исследованиях. Отличительной особенностью его жизни и деятельности в XIX веке стало то, что он всегда был рядом с теми, кто занимался важными, неотложными, актуальными вопросами этого времени.
Н. Барсуков1, написавший книгу «Жизнь и труды М.П. Погодина», основным источником для которой стал фундаментальный «погодинский архив», отмечает в предисловии к этому исследованию, что желал бы он написать «о трех мужах», которые наполняли его душу и о которых он хотел бы обязательно написать - это митрополит Московский Филарет, князь П.А. Вяземский и П.М. Строев2. История распорядилась таким образом, что частично он написал только о П.М. Строеве, проявившем себя в «Смиренной области Русской археографии и ради ея проведший лучшие годы в монастырских и соборных хранилищах нашей древней письменности...» [1, с. 4], а вот основательно и подробно описал жизнь только Погодина. Но этот факт является знаковым, так как и для П.М. Строева, и для М.П. Погодина собирание древностей стало одним из главных дел жизни. П.М.Строев был одним из основных деятелей Археографической комиссии, занимавшейся собиранием рукописей. Для Погодина огромное значение имело его «Древлехранилище» - собрание рукописей, старопечатных книг, древних грамот, старинных судебных актов, предметов древнего обихода, оружия и т. п.
Известно, что одним из духовных отцов Погодина, сыгравших значимую роль в его становлении, стал известный русский историк Н.М. Карамзин. Именно он стоял у истоков зарождения знаменитой Археографической комиссии, благодаря деятельности которой современные историки могут читать и изучать древнейший летописные, актовые, законодательные источники древнейших времен. Анализом, исследованием и подготовкой летописей к публикации вместе с создателями Археографической комиссии среди прочих занимался и Погодин. Публицист известен как издатель многих исторических документов и материалов [11, с. 63]. Желание и восприятие Погодиным этой деятельности как долга отмечает в своих воспоминаниях А.А. Потехин. Связаны эти воспоминания с одним необычным случаем. Около имения писателя в Костромской губернии находилось село Филисово и старинная барская усадьба Батыево, давно брошенная владельцами. А.А. Потехин, узнав у управляющего этим имением, что в архиве усадьбы имеются письма и бумаги, писанные рукою владельца, выпросил эти письма и привез их в Москву. Получив эти бумаги, М.П. Погодин произвел анализ рукописей и совершил практически историческое открытие, так как эти бумаги из барской усадьбы Батыево стали дополнением и разъяснением к бумагам помещика, попавшим в руки Погодина раньше и не имевшим авторства и даты. Это были инструкции какого-то помещика своим крестьянам, по языку принадлежавшие к XVIII веку - очень интересные докумен-
© Панкратова О.Б., Турыгин А.А., 2016
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 2, 2016
295
ты, описывающие бытовые отношения помещика и крестьян. В них упоминались село Фелисово и усадьба Батыево. Это были бумаги, написанные Волынскими, которым ранее принадлежала эта усадьба. «Вот как иногда случайность помогает в исторических розысках... М.П. был в восторге, благодарил меня, чуть не обнимал и обещал печат-но рассказать об этом случайном открытии и кажется, сколько я помню, напечатал в Москвитянине» [12, с. 9].
Такое бережное отношение к первоисточнику выразилось и в его подходе к исследованию истории. Погодин не дал авторской, цельной концепции истории России, однако многие его исследования, основанные на изучении первоисточников, сыграли положительную роль в развитии исторической науки. По мнению современника, «он даже пытался формулировать своё сознание о важности строгого фактического исследования в особенную систему, выработав из него особенный метод. Метод этот, названный Погодиным математическим, состоит не в чём ином, как в подборе из памятников всех однородных фактов» [5, с. 1-2]. Это метод стал главным для Погодина в споре с «представителем скептической школы» М.Т. Каченовским3, который «пришел к полному отрицанию древних наших источников. Сомнения Каченовского вскоре приобрели сторонников, но в то же время и опасного противника в лице Погодина. Завязалась весьма продолжительная полемика, или, как называл ее Погодин, «тридцатилетняя война», со скептиками как в литературе, так и в Московском университете, где оба главные противники состояли преподавателями истории» [5, с. 1-2].
Сложные отношения с Каченовским зародились давно. Данные о «тридцателетней войне» подтверждает еще один источник - труд Н. Барсукова [1], в котором приводится следующий эпизод из жизни М.П. Погодина. Окончив диссертацию, Погодин прочитал ее Кубареву4. «Вот он слог Ка-рамзинской школы», - сказал последний по окончании чтения. Диссертация получила одобрение, но Каченовский, имевший право первого голоса, сказал, что не может согласиться на награждение медалью студента, которого не знает: может быть, диссертация писана не им. «Это было, - замечал Погодин, - первое мое столкновение с Каченов-ским, с которым началась тотчас, по окончании курса, война 30-летняя» [1, с. 62].
Современники отмечают чрезвычайную «живость», «чуткость» и некоторые «своеобразные черты» характера, «которые сохранились в Погодине и в зрелом возрасте, трудно было ожидать, чтобы он исключительно сосредоточился в науке» [5, с. 1-2]. Действительно, Погодин занимается писательским трудом, становится публицистом, журналистом, переводчиком и человеком, определяющим судьбы людей, особенно молодых писателей.
А.А. Потехин5 пишет, что «был еще очень молод, почти юноша, знал о Погодине, как о заслуженном профессоре, большом ученом, историке -а главное - друге Пушкина и Гоголя, и потому шел к нему не без робости» [12, с. 3-4]. Вспоминая, что в кружке молодой редакции слышал иронические отзывы о Михаиле Петровиче как человеке «расчетливом» и «скуповатом», он сам столкнулся с абсолютной заботливостью в отношении себя, хотя и не без постоянных поучений, советов и наставни-честв: «...он не был сух сердцем... был отзывчив, способен на сочувствие и помощь. Я знал молодых людей, которые в нужде обращались к нему и не оставались без помощи, хотя и вынуждены были предварительно выслушивать и наставления и замечания; знал двух, которые жили у него и пользовались от него приютом» [12, с. 5-6].
Воспоминания А.А. Потехина хороши еще тем, что он описывает бытовые подробности и внешний образ Погодина. «Я вошел в его кабинет, большую комнату, очень просто меблированную, поперек которой, близкой к противоположной от входа стене, стоял письменный стол, тоже очень простой, заваленный рукописями и книгами. Из-за этого стола поднялся навстречу ко мне среднего роста человек, в каком-то коричневом не то сюртуке, не то халате, прихрамывающий, с большой головой, покрытой вихрястыми, растрепанными, но не длинными волосами, с широким, некрасивым чисто русского склада лицом, хмурый и угрюмый. Это был М.П. Погодин. Он заговорил со мной своим обычным грубоватым и отрывистым тоном, но в этом тоне не было ни напыщенности, ни пренебрежения, напротив слышалась безыскусность, простота и искренность, так что я сразу ободрился и повел беседу с ним свободно и непринужденно, но чувствовал над собой постоянно пытливый, наблюдательный взгляд и осознавал, что меня как бы зомбируют и экзаменуют» [12, с. 4].
Кроме богатых фактических сведений о личности Погодина, которые присутствуют в многочисленных воспоминаниях его современников, тема его профессиональной и общественной деятельности, его исторические труды и суждения, публицистическая и археографической деятельность стали предметом отдельных и общих исторических исследований.
Отечественная историографическая традиция относит М.П. Погодина к консервативному, государственно-охранительному направлению [6; 17; 18; 19; 20]. Причиной тому служат сохраняющиеся политические оценки деятельности Погодина, утвердившиеся еще в советской исторической науке. Относя Погодина к «апологетам самодержавия» и «наиболее видным историографам официального направления», советские историки в целом сознательно избегали каких-либо упоминаний о нем и его научных трудах. В целом не подвергая крити-
ке идеи и суждения Погодина, давались резко негативные оценки: «Варяги, по мнению Погодина, явились создателями Русского государства, творцами русской культуры. Даже такие явления национальной культуры, как былины, Погодин считал созданными под влиянием скандинавских саг. Так холопская преданность самодержавию органически сочеталась у Погодина с космополитическими взглядами» [7, с. 317-325].
Находящийся на позициях марксистско-ленинского учения Н.Л. Рубинштейн утверждает, что Погодин как историк и публицист «стоял на службе у самодержавия, у николаевской крепостнической монархии. Политической идеологии самодержавия он подчиняет свой научный метод и исторический материал. Его общая историческая концепция, обращенная в прошлое и полная противоречий, была исторически бесплодна и лишала самого Погодина определяющего влияния на русскую историческую науку, на общий ход ее развития» [15, с. 308].
Другой советский историк, М.Н. Покровский, ставя в упрек Погодину намерение подчинить историю официальной идеологии, указывает, что «при таком взгляде. не могло быть уже более и речи о критическом отношении к официальному пониманию истории, и Погодин скоро дошел до таких утверждений, что Карамзин являлся рядом с ним образцом объективности» [10, с. 45].
В 1980-е гг. в советской историографии были сделаны попытки критически оценить общественно-политические взгляды Погодина [21]. Речь шла прежде всего об отнесении его к славянофильству -традиции советской историографии, берущей свое начало со статьи Г.В. Плеханова «М.П. Погодин и борьба классов» [9, с. 45-101]. В ней, по мнению Е.А. Дудзинской, совершенно несправедливо был поставлен знак равенства между славянофильством и «теорией официальной народности», что долгое время давало повод считать Погодина славянофилом [2, с. 13-14]. Исторические суждения Погодина, представлявшего «официальное направление» историографии, отличались от взглядов славянофилов: «Славянофилы расходились с официальной историографией в понимании одной из главных проблем времени - самодержавие и народ, ибо, по их мнению, народ вечен, а самодержавие преходяще» [2, с. 49].
Современная отечественная (ревизионистская) историография 1990-х гг. реабилитирует Погодина в связи с усилившимся интересом к поиску духовных ориентиров развития общества после распада СССР. Первая «волна» работ также не содержит глубоких оценок творческого наследия Погодина, но провозглашает принцип объективной, лишенной идеологического ангажемента, комплексной оценки.
В различных характеристиках деятельности Погодина обращает на себя внимание неоднознач-
ный характер оценок: от «личностного отношения» современников, связанного с активным участием Погодина в общественных дискуссиях, часто эмоционально окрашенных (спор с С.М. Соловьевым) до официально-идеологических, политических интерпретаций. Выводы, которые были сделаны в 1990-е гг., позволили усомниться в официальных оценках трудов Погодина, заключив, что его воззрения невозможно интерпретировать однозначно, без учета как «традиций национальной школы отечественной историографии», так и достижений западной (немецкой и французской) историографии [3, с. 174-194].
О реабилитации Погодина в науке свидетельствует его пространная биография на страницах многотомного издания о русских писателях, публикация которого началась с 1989 г.; четвертый том, в котором речь идет о Погодине, был опубликован в 1999 г. и содержал уже более корректную оценку его творчества: отмечается вклад Погодина в развитие просвещения, особенно в направлении, касающемся «его намерения переводить лучшие книга «со всех языков» и организовать «общество переводчиков» [14, с. 661], анализируется литературный стиль Погодина, оцениваются его преподавательская и профессиональная (историческая) деятельность.
В 1990-е гг. взгляды и суждения Погодина стали предметом рассмотрения с позиций истории, политологии, литературоведения и культурологии. Такой подход, отрезвивший актуальную тенденцию междисциплинарности гуманитарного знания, постановкой новых вопросов ввел множественность интерпретаций. Историк Н.И. Павленко проанализировал взгляды Погодина на «польский вопрос», «освобождение крестьян» и правление Петра I, заметив, что в исторических исследованиях Погодин стремился не развивать «удобную» для официальных структур теорию, а подчеркнуть специфику и своеобразие национальной истории, не впадая при этом в крайности «западничества» или «славянофильства» [8]. Но Павленко дал невысокую оценку профессиональной деятельности Погодина как историка, полагая, что «все правильное в методике Погодина старо, а все новое - неправильно», а в сравнении с Карамзиным он «сделал шаг назад» [8, с. 111].
Политолог К.В. Рясенцев рассматривает общественно-политическую деятельность Погодина в контексте связи «государство - общество», анализирует его вклад в развитие идеологии консерватизма и панславизма [16]. Оценка Погодина как главного идеолога авторской концепции «национально-либерального консерватизма» дается Д.А. Иванниковым [4].
Публицистическая и журналистская деятельность Погодина анализируется Н.Н. Пуряевой, которая исследует его очерки и статьи в «Москов-
ском вестнике» и «Москвитянине», соотнося годы публикации в них Погодина со временем подъема и успеха изданий. Художественный и публицистический стиль Погодина, ставший предметом исследования Н.Н. Пуряевой, соотносится также с жанром повести и исторической драмы, что позволяет проследить влияние на творчество других писателей [13].
Творчество Погодина косвенно затрагивается западной историографией в связи с изучением особенностей исторического развития России, сопровождавшимся усилением интереса к ее истории (Р. Пайпс, Р. Уортман, Д. Хоскинг). Но поскольку оно так и не стало предметом отдельного исследования, упоминание о Погодине чаще всего дублировало существующие в советской историографии клише: Погодин - славянофил, защищающий идеи «православия, самодержавия, народности» (Orthodoxie, Willkürherrschaft und Volkstümelei) [25, S. 33], Погодин - идеалист, имеющий романтические представления о Древней Руси и идеализировавший образы прошлого, преподнося в качестве предков славян богатырей и героев [23, S. 96], Погодин - представитель первого поколения славянофилов (1830-1850 гг.) [22, S. 166].
Исследование немецкого историка Райнера Линднера вызывает интерес с точки зрения анализа споров об основах российской государственности и упоминания в этой связи Погодина [24, S. 85]. Погодин у Линднера представляет одну из «линий интерпретации» в историографии первой половины XIX в., которые были представлены Санкт-Петербургом, Вильно и Киевом (речь шла об интерпретации событий средневековой истории Руси с X по XIII вв.). Погодин принял активное участие в споре с украинским историком М.А. Максимовичем по поводу Приднестровья. Спор повлиял на последующие дискуссии, так как речь шла о противостоянии официальной и неофициальной истории, первую представлял собиратель украинских песен, проживающий у себя на хуторе Максимович, вторую - авторитетнейший московский профессор Погодин. Этот спор, по мнению Линднера, сам стал «мифом», хотя и посвящен был «мифам». Из-за слабости аргументации Погодина «спор историков» в дальнейшем повлиял на развитие национального украинского самосознания.
Таким образом, историография жизни и трудов Погодина демонстрирует сохранение множественности оценок, что свидетельствует о значении его творчества как для современников, так и для потомков. Его труды, выдержавшие критику сразу нескольких эпох, являют собой уникальный пример ограниченности каких бы то ни было односторонних, в том числе идеологических, интерпретаций.
Для отечественной истории и историографии абсолютное значение имеют личности, биографии которых отражают современное им состояние нау-
ки, литературы, искусства, степени образованности, интересы и нравы. Несомненно, такой личностью в XIX веке был Погодин.
Примечания
1 Барсуков Николай Платонович (1838-1906) -историк, археограф, библиограф. С 1863 г. состоял на службе в Археографической комиссии. Публиковал собранные исторические материалы в «Русском архиве» и «Русской старине».
2 Строев Павел Михайлович (1796-1876) - археограф, библиограф, автор «Краткой российской истории для начинающих»; служил в архиве Министерства иностранных дел, принимал участие в издании «Собрания государственных грамот и договоров», в составе «кружка Румянцева» и археографической комиссии занимался систематическим собирания, описания и издания рукописных памятников старины.
3 Каченовский Михаил Трофимович (17751842) - русский историк, переводчик, литературный критик, профессор Московского университета, родоначальник «скептической школы» в русской историографии, издатель «Вестника Европы».
4 Кубарев Алексей Михайлович (1796-1881) -филолог, специалист по греческой и римской словесности, один из деятельных членов Общества истории и древностей Российских; после выхода в отставку посвятил свою жизнь изучению древнейших историко-литературных источников.
5 Потехин Алексей Антипович (1829-1908) -драматург, романист, уроженец г. Кинешмы. Окончил Костромскую гимназию, автор сочинения «Образование присутственных мест при Петре Первом». Служил чиновником особых поручений при костромском губернаторе. Был членом Общества любителей российской словесности. Публиковался в «Русском вестнике», «Современнике», «Библиотеке для чтения».
Библиографический список
1. Барсуков Н. Жизнь и труды М.П. Погодина: в 22 т. - СПб., 1888-1910.
2. Дудзинская Е.А. Славянофилы в общественной борьбе. - М.: Мысль, 1983. - 271 с.
3. Дуроновцев В.И., Бачинин А.Н. Разъяснять явления русской жизни из нее самой: Михаил Петрович Погодин // Историки России ХУШ - начала XX в. - М., 1996. - С. 174-194.
4. Иванников Д.А. Общественно-политические взгляды и деятельность М. П. Погодина: автореф. дис. ... канд. ист. наук / Рос. ун-т дружбы народов. - М., 2005. - 36 с.
5. Из выступления А.И. Никитского по случаю смерти М.П. Погодина в Варшавского университете // Виленский Вестник. - 1876. - № 18.
6. КарнауховД.В. Исторический миф как фактор стереотипизации взаимного восприятия поляков
и русских // Полонии в Сибири, России и в мире: проблемы изучения. - Иркутск, 2006. - С. 17-31.
7. Очерки истории исторической науки в СССР. Т. 1. / под ред. М.Н. Тихомирова. - М., 1955. -С. 317-325.
8. Павленко Н.И. Михаил Погодин. - М., 2003. -360 с.
9. Плеханов Г.В. Сочинения. Т. XXIII. - М., 1926. - С. 45-101.
10. Покровский М.Н. Историческая наука и борьба классов: Историографические очерки, критические статьи и заметки. Т. 2. - 2-е изд. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. - 448 с.
11. Посошков И.Т. Сочинения. Т. 1-2. - М., 1842.
12. Потехин А.А. Воспоминания о М.П. Погодине. - СПб., 1901.
13. Пуряева Н.Н. М.П. Погодин - литератор: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - М.: МГУ, 2006. - 41 с.
14. Рогов К.Ю. Погодин М.П. // Русские писатели. 1800-1917: Биогр. словарь. Т. 4. - М., 1999.
15. Русская историография / под ред. А.Ю. Двор-ниченко, Ю.В. Кривошеева, М.В. Мандрик. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. - 938 с.
16. Рясенцев К.В. Политический консерватизм М.П. Погодина (1800-1875): автореф. дис. ... канд. полит. наук. - М., 2007. - 35 с.
17. Сидоренко О.В. Историография отечественной истории (IX - начало ХХ в.). - Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 2004. - 299 с.
18. Умбрашко К.Б. «Скептическая школа» в исторической науке России первой половины
XIX века / науч. ред. А.Н. Сахаров. - М.: Институт Российской истории РАН, 2006. - 356 с.
19. Умбрашко К.Б. Взгляд на историю как на науку: Малоизвестные источники по русской историографии (первая половина XIX в.) / сост. Р.А. Киреева, К.Б. Умбрашко; Институт российской истории Российской академии наук. - М.; СПб.: Институт российской истории РАН; Центр гуманитарных инициатив, 2015. - 560 с.
20. Умбрашко К.Б. М.П. Погодин: Человек. Историк. Публицист. - М., 1999. - 269 с.
21. Цимбаев Н.И. Славянофильство. Из истории русской общественно-политической мысли XIX века. - М.: Изд-во Московского университета, 1986. - 272 с.
22. Astafieva E. Imaginäre und wirkliche Präsenz Russland in Nahen Osten in den zweiten Hälften des 19. Jahrhunderts, in: Europäer in der Levante. Zwischen Politik, Wissenschaft und Religion (1920 Jahrhundert). - München: Oldenburg Verlag, 2004.
23. Klotchkov Kathleen. Der lange Weg zum Fest. Die Geschichte der Moskauer Stadtsgründungsfeiervon 1847 bis 1947. - Berlin: Verlag für wissenschaftliche Literatur, 2006.
24. Lindner R. Historiker und Herrschaft: Nationsbildung und Geschichtspolitik in Weißrussland im 19 und 20 Jahrhundert. - München: Oldenbourg, 1999.
25. Rattner J., Danzer G. Der Humanismus und der soziale Gedanke im russischen Schrifttum des 19 Jahrhunderts. - Würzburg: Königshausen und Neumann GmbH, 2003.
