CC BY
170
Игорь МЕТЁЛЕВ
МИГРАЦИЯ И ПОЛИТИКА МУЛЬТИКУЛЬТУРАЛИЗМА
Автор рассматривает тенденции конфликтных действий в границах миграционного опыта, способы осмысления феномена миграции во взаимодействии с социальной средой и на этой основе - направления локализации конфликтного пространства граждан в развитии политики мультикультурализма.
The author examines the trends of conflict actions within the frames of migration experience, ways of comprehending the phenomenon of migration in collaboration with the social environment, and the direction of the localization of the conflict space of citizens in the development of policy of multiculturalism on this basis.
Ключевые слова:
конфликт, миграционный опыт, политика мультикультурализма, толерантность, коммуникативное действие, культура; conflict, migration experience, policy of multiculturalism, tolerance, communicative action, culture.
Проблемы мультикультурного (поликультурного) воспитания (,multicultural education) активно обсуждаются в зарубежной и отечественной социально-гуманитарной науке, в т.ч. применительно к оптимизации положения современных мигрантов. Как подчеркивает А.Н. Джуринский, мультикультурный подход является «мощным инструментом создания демократического и гуманного социального климата, гармонизации отношений различных цивилизационных типов», однако его эффективность «в значительной мере находится вне педагогических усилий и зависит от социально-политических реалий»1. Отсюда — объективное стремление к интеграции, выявлению объектов поликультурного образовательного пространства в пределах солидарных межгосударственных и региональных пространств, исключению возможности негативных, антигуманных процессов.
Философский подход акцентируется на универсальном феномене «подлинной миграции» в условиях общецивилизационного развития, реализации идеи «пути», «прорыва» границ достигнутого (что исторически находит выражение в религиозных, мистических и умозрительных учениях). Однако информационная и коммуникационная революция порождает культурное усреднение, хотя остаются «нехоженые тропы героев как притягательные места если не настоящего, то будущего»2. Лозунг: «Свобода — это свобода передвижения» заслоняется проблемой обороны от беженцев; культурное взаимодействие вытесняется экологической задачей выживания.
Понятие истинной миграции соотносится и с настоящим временем, ее новыми явлениями, территориями, ландшафтами. Основанием этого служит фактор культуры как всеобъемлющей системы, связывающей многоразличный мир ценностей и традиций, духовный модус всецелого человеческого существования. В этом отношении, подчеркивает М. Блюменкранц, человек не сводим к своей актуальной данности, пребывает в непрерывном становлении, реализует многообразные потенции, и благодаря этому он «всегда в пути, со всеми падениями и подъемами ему сопутствующими». Но при всех выпадениях из различных пределов, эгоцентризме, индивидуалистических притязаниях он — продукт «новых коммуникаций», когда путешествия теряют «тепло добросовестных
1 Джуринский А.Н. Проблемы поликультурного воспитания в зарубежной педагогике // Вопросы философии, № 10, 2007, с. 41.
2 Касавин И.Т. «Человек мигрирующий»: онтология пути и местности // Вопросы философии, 1997, № 2, с. 84.
МЕТЕЛЁВ
Игорь
Сергеевич — докторант кафедры философии РГТЭУ, заведующий кафедрой коммерции и логистики Омского института (филиала) РГТЭУ filomsk@rsute.ru
человеческих контактов», общение — «необходимую атмосферу интимности», что напоминает, скорее, «тюремное свидание под неизменным наблюдением... посредника — телефонного или электронного аппарата». В результате теряется «точка центрирования», в которой стягивается смысл социально-человеческого существования и существования мира. Как следствие, вырабатывается «накатанная техника скольжения по жизни»1.
Приходится подробно ссылаться на этот анализ, поскольку проблематика «человека мигрирующего» образует специфический понятийно-проблемный комплекс как совокупность традиционных и новационных понятий и категорий. Пространственные перемещения граждан в фазисах социально-познавательных установок обнаруживают такие сопряженные фрагменты, как миграционный опыт, миграционное существование, миграционное поведение, миграционная судьба.
Вместе с тем стратегия ассимиляции инонациональных граждан остается ведущей в современных западных странах. Более того, появляется ее грубая альтернатива: вытеснение под различными предлогами этнических меньшинств (например, депортация цыган из Франции осенью 2010 г. в качестве нежелательного элемента для общефранцузского социума; выпады ряда политических партий Великобритании в отношении мусульманских общин за их якобы «видимое стремление» доминировать в культурнорелигиозной жизни). Подобные проблемы обнаруживаются и в России (например, в ноябре 2010 г. в Москве впервые произошло открытое отправление религиозных культов и обрядов на площадях и улицах в дни мусульманского священного праздника — Рамазана).
Сегодня следует говорить не только о социализации мигрантов как приспособлении, но и о плюрализации образа жизни, поведения и мышления. Но дело в том, что «другие» (в ряде случаев даже «свои») не воспринимаются вовсе или всерьез, когда появляется поле индифферентности и межэтнический конфликт соответствует общественным настроениям и интересам. Модели подобающего поведения отличаются от группы к группе, от культуры к
1 Блюменкранц М. В поисках имени и лица. Феноменология современного ландшафта // Вопросы философии, 2007, № 1, с. 49, 50—54.
культуре, но при этом можно принимать роли друг друга, достигать конвенциаль-ного согласия (иначе происходит приписывание сторонам превратных намерений, вплоть до крайне злобных). По этой причине сложно структурированные общества, в т.ч. приходящие в движение на основе массовых миграционных процессов, обращены к исключению коммуникативного непонимания, пренебрежения целостностью межчеловеческих отношений.
Возможна ли такая шкала взаимоотношений в плюралистическом обществе? Если да, то только в случае, когда большая часть граждан разделяет общепринятую систему ценностей. Но и в этой ситуации происходит разделение взглядов по плоскостям представлений о социальном порядке, существе человеческой природы, нравственно-психологических качествах, структурах душевного мира. По этой причине трудно указать, что именно должны знать и разъяснять люди для исключения опасных тенденций поведения.
В этом отношении, например, толерантность следует понимать не в абстрактно-гуманистическом смысле, а в реалистическом объяснении и понимании. К. Манхейм развивает актуальную характеристику идеи толерантности. Она есть не что иное, «как мировоззренческая формулировка тенденции исключить из публичной дискуссии всякое субъективное или связанное с определенными группами содержание веры, т.е. субстанциональную иррациональность, и утвердить оптимальное в функциональном отношении поведение»2. Соответственно этому должны исключаться массовые психозы и предубеждения, перевод моральных дискуссий в межэтническую и религиозную борьбу с элементами иррациональных помех. К. Манхейм поясняет: люди должны приучаться к самоограничению в своих реакциях и поступках, хотя большинство способно видеть и понимать лишь часть общественного процесса, и лишь постепенно они привыкают «размышлять о целом». Крайне актуальным является рассуждение К. Манхейма о том, что, с одной стороны, приходит осознание необходимости заранее продумывать все более длинные пути развития и поступать в направлении соци-
2 Манхейм К. Диагноз нашего времени. — М. : Юрист, 1994, с. 304.
альной гармонии, например, «исходя из требований совести»; с другой стороны, наличествует «господствующая большая социальная группа», которая стремится захватить планирование общественных дел и начинаний, чтобы использовать его «во вред остальным группам».
Сегодня мы являемся свидетелями того, что подобное «одностороннее планирование» препятствует процессам адаптации, в первую очередь по отношению к группам трудовых мигрантов. Крайне негативным является постулат о «Великой антимиг-рационной стене», выдвигаемый рядом ученых и политиков в России1, который негативно воздействует на душевно-психологическую жизнь граждан, ограничивает процессы преобразования общества и человека, особенно с учетом того, что страна пришла в движение, которое уже не остановить.
Как известно, исторический опыт Америки демонстрирует неэффективность концепции «плавильного котла» для создания гомогенной нации. В последнее время говорится о «салатном блюде» как духовно-культурном многообразии. Американский социолог Ч.-Х. Кули объясняет универсальную коллизию: допустим, китайского приемного ребенка родители перевозят в свою страну. Его природное прошлое коренится в Китае (физические черты, качества ментальности). Но «социальное прошлое» уже будет относиться к новой стране (окружающие люди, манеры, идеи, американские политические и образовательные институты). «Китайская речь и американская дорога сойдутся в его жизни», — резюмирует Ч.-Х. Кули 2.
Но в современной Европе этот ход мыслей не подтверждается исходом ряда миграционных процессов; доминирующее значение вновь приобретает идея ассимиляции. Так, в октябре 2010 г. канцлер ФРГ А. Меркель сделала сенсационное заявление (в подтверждение предшествующим выводам политиков) о том, что политика «мультикультурализма», т.е. стремление обеспечить принцип: «жить рядом и ценить друг друга», в отношении коренных жителей и мигрантов потерпела крах. По ее мнению, даже потенци-
1 Великая антимиграционная стена // Ийр:/Д^-znanie.ru/print.php2nid =347947
2 Кули Ч.-Х. Человеческая природа и социальный порядок. — М. : Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000, с. 3.
ально процесс ассимиляции последних угрожает самоликвидацией традиционной общественной системы, которая не нуждается в притоке населения других стран. Сегодняшние общественные настроения в ФРГ соответствуют правопопулистским воззрениям политиков.
Нравственные смыслы поведения, шире — социальная этика предполагают достижение социально-человеческого взаимопонимания и солидарности. Вместе с тем современный производительный труд мигрантов включается в экономику посредством денежного механизма. Согласно Н. Луману, на переднем плане — новые формы социальности, предполагающие не межличностное взаимопроникновение, а прагматические ориентации. Это исключает полное включение «комплексности человека в комплексность дру-гого»3. Естественно, что это сказывается на благополучии большинства трудовых мигрантов как дешевой рабочей силы. Только в постепенной смене форм общественной дифференциации возможны мотивы взаимоуважения и взаимовнимания как процессов углубления социальной интеракции.
Это подчеркивает особую роль общественной нравственности, которую следует соотносить с правами человека, положениями о регистрации граждан, ограничениями ряда выражений «не в пользу» отдельных групп граждан. При этом наиболее важна, отмечает Р.Г. Апресян, «мораль в действии». В конечном счете, социальная этика способствует созданию атмосферы общественного блага, солидарности и примирения, хотя остаются подвижными рамки поведения, неопределенность стандартов и стилей жизни4.
Речь идет о специфических сложностях, например, оценке чужих нравов и обычаев. В социально-психологическом смысле человек, даже против своей воли, рассматривает их через призму собственных (в результате проявляется этноцентризм). То, что каждому нравы своей среды и формы поведения ближе инонациональных, — феномен относительно нормальный. Но подобные различия нельзя превращать в главное качество отношения к другим эт-
3 Луман Н. Социальные системы. Очерк общей теории. — СПб. : Наука, 2007, с. 317.
4 Апресян Р.Г. Понятие общественной морали (опыт концептуализации) // Вопросы философии, 2006, № 5, с. 5.
носам, и самое опасное — доводить их до уровня этнического предубеждения, обоснования дискриминационного отношения к той или иной группе граждан. Именно это проявилось в декабре 2010 г. в виде выступления объединений болельщиков в г. Москве. Феноменальность такого отношения заключается в переносе внимания с факта происшествия на национальную принадлежность.
Сегодня по отношению к трудовым мигрантам в России следует добиваться общих правил этико-культурной воспитанности (шире — деятельности), которые предполагают, во-первых, механическую, или «заученную», моральность в виде элементарного выражения приветствий, знаков внимания, вербальных реакций в типичных ситуациях общения, во-вторых, стереотипную моральность как полуавтоматическое исполнение общепринятых норм и образов поведения, культурные привычки, формы коммуникации, наконец, убежденную моральность как достижение личностью внутреннего понимания нравственных принципов и идеалов, ценностных ориентаций на уровне самосознания. Поуровневый поведенческий план в жизненном смысле сопрягается с миром нравов как устойчивых культурнопсихологических установок вследствие непосредственного влияния окружающей среды (нравы мира окраин, больших городов, специфика профессий, этнической среды, мест проживания).
Во взаимоотношениях личности трудового мигранта и социальной среды можно выделить варианты: человек полностью покидает «материнскую среду»; полностью остается в ее пределах; частично усваивает ценности новой среды и умеет сочетать их с традиционной для него обстановкой. В последнем случае он может быть устремлен к новым для себя ценностям, но ему не всегда удается быть принятым в перспективном жизненном мире. Возвращение же к исконной почве не проходит для него бесследно. В этом случае мигрирующий субъект находится на границе двух сред (миров) и по своему статусу может быть приравнен к маргинальной личности. При этом мигрант пытается защитить и оправдать свои действия, но его не покидает чувство вины. В лучшем случае он уходит «в дела» и оставляет свое беспокойство в позитивных начинаниях, одновременно пытается освободить себя
от ответственности за то, что он неправильно сделал.
Для Г.Г. Кеглера существенными в плане современной этики являются позиции распределения «универсальной нормативности другого» как перспективный ответ на «вызов нормативности», что предполагает конкретное признание других и заботы о них как необходимость встречи «лицом к лицу»1. В частности, общественный опыт мигрантов должен быть значим для людей, принадлежащих к другим традициям или к «инакомыслящим» представителям данной традиции. На этой основе развивается универсально-нормативная установка, способная избежать репрессивных «недочетов», консервативных концепций морали. Диалогическое признание «другого» в ориентациях на его жизненный мир обусловливает признание «самопонимания другого», т.е. с позиций его самого, в целях адекватного понимания и объяснения поступков. Абстрактно-эгоистический смысл формулы «каждый имеет по своим заслугам» в нравственно-человеческом смысле, особенно по отношению к тем, кто оказывается в бедственном положении, означает «несчастье несчастного», «счастье счастливого», что в конечном счете предстает выражением неравенства. Образовательно-воспитательный фактор должен выступать определителем связи объекта с тем, что нужно человеку, в чем он субъективно заинтересован.
Сегодня рецидивы варварства разнообразны и многолики, не исключены они и в будущем. При этом «отношение человека к человеку» должно исключать нецивилизованное сознание и, как следствие, бесчеловечные действия. Практически выгодно и одновременно нравственно «не посягать на жизнь, здоровье, человеческое достоинство других людей, не замышлять против них враждебных, бесчеловечных, немилосердных действий»2. От этого зависит общецивилизационный облик страны, ее отдельных регионов, отношение к ней в масштабе мирового сообщества, что является предметом озабоченности российского политического руководства.
1 Кеглер Г.Г. Этика после постмодернизма // Вопросы философии, 2006, № 3, с. 114.
2 Мотрошилова Н.В. Варварство как оборотная сторона цивилизации // Вопросы философии, 2006, № 2, с. 48.
