CC BY
64СЛОВАРНЫЙ ЗАПАС
Марина Кривенькая 001:10.37492/ЕТМ0.2022.67.Ш1
Миграционный дискурс в современной художественной литературе
Обращение к теме миграции в разных аспектах стало характерной тенденцией современной художественной литературы - и российской, и зарубежной. Тема миграции прослеживается по нескольким направлениям. В обиход активно входит понятие «миграционный дискурс», выделяются его различные модели. Как о самостоятельном говорят также о «мигрантском» дискурсе. Предметом исследований являются языковые процессы, обусловленные миграцией, речевая и коммуникативная деятельность, которая как социальное действие находится под интенсивным влиянием международной мобильности людей. Формируется отдельная область языкознания - «миграционная лингвистика» с довольно обширным спектром задач.
Художественная литература активно использует тему миграции. Появляется все больше произведений, сюжет которых связан с историческими периодами активного перемещения населения, с опытом взаимодействия представителей разных культур в процессе освоения новых территорий или в ситуации, вызванной природными и социальными катастрофами. Отдельное явление представляет собой так называемая «мигрантская литература» - произведения, написанные авторами с мигрантским прошлым, которое для некоторых является и настоящим.
В задачи данного исследования входит проследить, как спектр проблем, связанных с миграцией и мигрантами, находит свое выражение в репликах литературных героев XXI века и, наоборот, как художественные образы, созданные авторами современной прозы, отражают позицию общества по отношению к миграционному процессу и его проявлениям. Источником послужили диалоги героев художественных произведений, реплики которых представляют собой семантическую репрезентацию явления миграции и образа мигрантов. Дискурсивный анализ позволяет автору проследить некоторые когнитивные механизмы и лингво-прагматические особенности употребления в диалогической речи героев реплик-высказываний, семантически соотнесенных с явлением миграции, в том числе как концептом.
Ключевые слова: миграция, мигрант, миграционный дискурс, миграционная лингвистика, диалог, диалогический дискурс, диалогические реплики, номинативное поле, когнитивное ядро, лингво-когнитивный анализ.
О. о»
ге
Кривейькая
Марина Александровна:
кандидат филологических наук, доцент кафедры ЮНЕСКО, директор Центра регионове-дения и гуманитарно-образовательного сотрудничества, Институт социально-гуманитарного образования Московского педагогического государственного университета (Москва), ma.krivenkaya@mpgu.su
Глобальные миграционные процессы, ставшие приметой времени, не только определяют вектор развития стран и народов, но и задают ритм каждодневной жизни людей. Они проникают в расписание занятий, уплотняют рабочий график и семейные планы, становятся образом жизни, который характеризует понятие «мобильность». Быть современным - значит быть информированным и мобильным.
- С вами все в порядке ? Вы выглядите бледным.
- В порядке. Я просто устал.
- Бодритесь, приятель. Это мир международного туризма. Земля должна гореть у вас под ногами [37, р. 163].
Диалоги героев современной литературы представляют палитру мнений о том, в каких краях и странах лучше живется человеку. Общий вывод - едут туда, где лучше. Правопорядок, широкое поле возможностей для самореализации, достойные жизненные, начиная с бытовых, условия ассоциируются с цивилизацией, под которой чаще всего подразумевается Европа/Запад.
Типичный набор признаков цивилизации выражен в репликах героев такими номинациями, как чистота, правопорядок, законопослушность, реалистичность, прагматизм: «пытаемся жить сообразно реальности» [12, с. 399]. Имплицитные представления находят свое проявление в семантике
словосочетаний: «цивилизованные европейские народы» [9, с. 101], «западный шарм» [26, с. 313], «европейская эмансипация» [29, с. 196].
Набор типичного для Востока/Азии включает традиционализм, семейственность, видимость соблюдения закона: «выборы - процесс управляемый. Это вам не Америка» [2, с. 236], хитрость, непредсказуемость. Превалирует мнение, семантически соотносимое с выражением «нецивилизованные народы», среди которых жить трудно или почти невозможно. В целом диалоги героев современной прозы демонстрируют устойчивый европоцентризм, который на бытовом уровне зачастую репрезентует себя в «евроснобизме»:
(1) - Не смеши меня. Тоже, поднабрался на светских приемах у французских интеллектуалов! Обычная девчонка с какой-нибудь вшивой азиатской окраины. [25, с. 26].
В данном контексте своеобразным рефреном звучит реплика героя, который, будучи приезжим, довольно остро высказывается по поводу подмеченного лицемерия «цивилизованных народов»:
(2) _ [...] Я здесь два месяца, поневоле привык к местным обычаям. Между нами говоря, здешние искатели независимости себя упорно числят среди цивилизованных европейских народов, но пьют и закусывают совершенно как русские -с обильной закуской и не особенно утруждая себя льдом-содовой... [9, с. 101].
Выбор направления миграции на линии координат «Восток/Запад» в репликах героев отражает культурно-цивилизационную оппозицию, тогда как «Север/ Юг» - больше разницу в житейских привычках, обусловленную климатом, природными условиями и, соответственно, определяющую темперамент населения. Это иллюстрируют следующие реплики женщин, примеряющих на себя возможность переезда в другую страну, связанную с замужеством.
(1) НВ. Я уехала во Францию, потому что желала спасти свою дочь от определенного сорта жизни.
ЭБ. Какого именно ?
НВ. Яне хотела, чтобы ее превратили - против ее желания и естества - еще в одну старательную печальную женщину из тех, что помешаны на пожизненном тихом рабстве, в вечном страхе показать, сказать или сделать что-нибудь не так. [...] Я для своей дочери такого не желала [35, с. 199-200].
(2) _ Да ты что? - удивился Илья. - Вроде какой-то из Ирака был?
- Был. Богач. Отставку дала. Говорит, европейская щина на Востоке жить не может. А финик из Лапландии. Лиса к холоду привычна, она же с Дальнего Востока. Вообще-то она в Италию нацелилась, но итальянца ей не подвернулось [32, с. 205].
Для мигранта путь «в цивилизацию» с прибытием к месту назначения только начинается. Это путь интеграции в принимающее общество, который лежит через многие трудности и который сопровождает ощущение чувства своей второсортности. Под интеграцией современные исследователи понимают «процесс, состояние и результат обоюдных изменений в среде мигрантов и принимающего их общества, который обеспечивает полноценное включение иммигрантов в социокультурную структуру общества и определенное изменение самой этой структуры под воздействием интеграционных процессов» [20, с. 151]. Соответственно успех интеграции связан не столько с приобретением работы и искомого гражданско-правового статуса, сколько с преодолением отторжения со стороны принимающего общества и чувства некоей неполноценности.
Реплики литературных героев отражают спектр имплицитных представлений о вариантах ответа на во-
прос «пустят/не пустят», «примут/не примут». Иллюстративны в данном отношении два диалога героев совершенно разных в жанровом отношении произведений - историко-этнографической саги и остросюжетного актуального детектива:
(1) - Что нам с ним делать ? - спросила Наруа. - Как думаешь, можно его взять в наше стойбище ?
- Не уверен, что это стоит делать, - ответил Апулук. -Наши мужчины не очень-то любят чужаков. Его могут убить. Или снова привязать к бревну и столкнуть в море. Старый Шили всех чужаков считает злыми духами, которых посылают сюда, чтобы навредить людям. Он великий шаман, и большинство ему верит [24, с. 31-32].
(2) _ [...] Это наши с тобой соотечественники сидят по углам и держат нейтралитет, а в худшем подпевают местным, по дурости своей считая, что их тоже пустят в цивилизационную Европу полноправными гражданами [9, с. 214].
И уж совсем аксиоматично в данном контексте звучит диалог героев детской сказки:
(3) - Непонятно, почему вообще на тебя все эти штуки набросились, - высказался, подумав, паук Пафнутий.
- Ну был там ЧУЖОЙ, - объяснил червячок Игнатий [16, с. 49].
Наличие в обществе и в близком окружении людей пришлых всегда является источником настороженности, которая, приобретая степень страха, имеет тенденцию обвинения «чужаков» во всех существующих проблемах. Следующие диалоги демонстрируют отражение в разных ситуативных обстоятельствах вариантов устойчивого стереотипа: «Все проблемы - от приезжих». Нередко его сопровождает ностальгический, расхожий стереотип о «старых добрых временах», которые безотносительно ко времени его вербализации всегда были и прошли из-за появления «понаехавших».
Особенную опасность такие стереотипы приобретают, когда старое и доброе коррелируется с «порядком», разрушенным из-за наносного, привезенного, навязанного «не нашего». Призывы к его восстановлению не раз приводили к последствиям, являющим собой примеры страшных уроков истории.
(1) - ... Как мы жили, боже мой, как хорошо мы жили при советской власти!.. Какой был порядок! Чистота вокруг, никаких тебе разбойников, никаких убийств!.. Приезжих никаких... А сейчас все распустились, разболтались, кругом грабеж и разбой! [33, с. 99].
(2) - Вот вам нынешняя свобода Европы! «Железный занавес» им, видите ли, мешал. А теперь получите всеобщий бедлам и распишитесь [25, с. 26].
(3) -[...] Тут такое творится на районе - каждую ночь кто-то кого-то шьет.
- В смысле, - спросил Алексей, - шьет-то ?
-Да гастарбайтеры эти, чуркобесы [34, с. 389-390].
Подобные суждения отражают даже диалоги героев современных исторических фэнтези, наглядным примером которых является следующий:
(4) - Раньше-то, а? Лето - долгое, зима - мягкая... Весной как пригреет - смотришь: а лед по речке по Сволочи шорохом идет вовсю... А ныне вон уже и Вытекла по затонам подмерзать стала... Эх! Прогневалось на нас ясно солнышко...
- Это за что же? - спросил Кудыка.
-Ане надо было греков пущать в государствие! Время мерят, часы ладят... [17, с. 10].
Диалоги героев произведений современной прозы отражают спектр мнений о факторах успешного сосуществования представителей разных культур и даже моделях мультикультурных обществ. Однако они неизменно проигрывают изобилию самых разных способов вербализации стереотипов об этносах и народах, которые складываются в общий метастереотип о неизбеж-
ных трудностях понимания друг друга представителями разных языков и культур. Не углубляясь в рассмотрение проблем, связанных с данным метастереотипом, с точки зрения этнологии и этнопсихологии [см., напр., 10; 27; 28], приведем лишь примеры фиксации данного метастереотипа в диалогических репликах в аспекте заявленной темы:
(1) - Сложно объяснить вам, человеку другой культуры, несмотря на всю мою власть над вами [22, с. 61].
(2) - Но есть понятие: мое и чужое [30, с. 305].
Трудности в преодолении границы чужого для оказавшихся в инокультурном окружении ставят под сомнение даже популярное суждение о том, что все покупается и продается и вопрос только в стоимости. Реплики демонстрируют убеждение, что «стать своим» оказывается в числе тех целей, которые не достигаются финансовыми затратами.
- Деньги все делают, - философски ответил Влад. - Надо только уметь дать.
- А чего там уметь ? Протянул и дал.
- Ничего подобного. Надо уметь быть своим [30, с. 311-312].
Процесс «становления своим», отражающий суть ин-культурации мигранта в принимающем обществе, представляет собой одну из центральных проблем, определяющих каркас сюжетной линии многих образцов миграционной прозы. Импликатура диалогов из произведений с самыми разными сюжетными линиями демонстрирует серьезную, «цивилизационную» по уровню сложности и философскую по степени обобщения, мировоззренческую проблему. Жизненный ориентир для многих мигрантов не тождественен их ценностному ориентиру. В пограничье данной дилеммы берут начало многие из тех противоречий, которые сопровождают людей с миграционным прошлым на протяжении всей
их жизни. Даже если судьба у них складывается довольно благополучно в странах, которые стали для них «новой родиной».
Примером служит следующий диалог о месте образования и карьеры для женщины в системе традиционных ценностей западной и восточной цивилизаций, произнесенный героиней туркменского происхождения, которая являет собой пример «европейской модели» успеха.
(1) - А почему ты так быстро согласилась ? - растерялся Алексей. - У тебя же здесь работа, студенты. Ты же кандидат.
- В Туркмении, между прочим, чем выше у невесты образование, тем меньше калым. А кандидатки вообще бесплатно. Еще сами приплачивают.
- Ты же не в Туркмении живешь.
- Все равно. Надоела европейская эмансипация. Кандидатская... потом докторская. Мне бы шалъвары с бубенчиками и в гарем... [29, с. 196].
Еще более кардинальным представляется смена представлений о социальном устройстве мира у мигрантов, переехавших из Индии в Америку:
(2) _ Она ведь из другой касты, слыхал? Она христианка.
-Да ты что?
- Точно!
- И он на ней женился ?
- Они поженились в Америке. «Стоит нам, индийцам, попасть туда - все, касты побоку», - сказал непалец. - Старик был категорически против. Да и ее родня тоже не очень обрадовалась [2, с. 92-93].
Многие герои российской художественной прозы текущего века демонстрируют отторжение самой возможности миграции (или точнее, эмиграции) не только по причине культурно-языковых различий и трудностей интеграции в принимающее общество, но также
из чувств патриотизма и любви к родине, которая выражается в емкой формуле «разделить судьбу своей страны/земли». Вариант эмиграции для них либо вообще неприемлем ни при каких обстоятельствах, либо допускается как альтернатива гибели.
(1) - Все твердят об одном - эмигрировать. У всех соображения - за и против. Я, Санечка, этот вариант просто не рассматриваю. Я же там умру [32, с. 539].
(2) - Эмиграция - только от смерти спасаться. Илья, самое страшное, что может быть для меня, - лагерь. Еще раз я не вытяну. Но эмиграция... Я здешний, здесь мое все. Друзья, русский язык, дело [32, с. 558].
(3) - Ты рада, что уехала из России ?- спросила Татьяна.
Эльза мрачно замолчала. Потом сказала:
- А наши старики очень быстро умирают здесь.
- Почему ?
- Без России не могут жить. Кто Россию вдохнул, без нее уже не может [29, с. 144].
В противоположность этому апелляция к судьбе «своего народа», скорее наоборот, встречается в ситуации вербализации героями своей этнической идентичности, которая противопоставляется или уступает общей групповой принадлежности к единой нации или социальному слою. Особенно это характерно для диалогов тех, кто относит себя к прослойке советской/русской, реже - российской, интеллигенции.
- Вам хорошо, Мария Моисеевна, вас, честную еврейку, и разоблачать не надо, а я половину жизни беспокоился, что меня ошибочно примут за еврея, а теперь живу в страхе, что меня разоблачат как немца. В то время как мы с вами всего-навсего русские интеллигенты [32, с. 466-467].
Отторжение чужбины, связанное с трудностями пребывания в инокультурном окружении, может выражаться в диалоге с помощью реплик, семантически соотнесенных с понятием об удобстве/неудобстве жизни
(удобно в своем и неудобно в чужом). Причем подчас в таких репликах имплицитно выражается готовность принимать неудобное «свое», нежели «удобное», но чужое (удобно в своем неудобном и неудобно в чужом удобном).
(1) - Что ж я поеду оттуда, где мне удобно, туда, где все сшито на чужую мерку ? И кому я там сдался ? В Лондоне иль Париже своих чайлъд-гаролъдов хватает, я для них буду папуас, дрессированный медведь [7, с. 145].
(2) _ ... Не сбеги я, доныне бы в шведской каторге гнил! Не согласный я быть заодно со шведом! Лучше свой бес, чем чужой! [8, с. 345].
Принцип, который оказывается решающим в определении положительной или отрицательной оценочной модальности социальных последствий миграции и самих мигрантов, безусловно, зависит от социокультурного опыта героев. Ярким примером тому служит следующая реплика, которая, вразрез с большинством примеров, вербализует сочувствие к тем, кому пришлось столкнуться с миграцией:
- C'est un beau métier, dit Astrolabe. Vous rencontrez des gens de toute sort.
-J'ai plutôt affaire à des misères sans nom, à des étrangers qui
croient que je veux les expulser, à des cas sociaux exbitant leur pauvreté comme pour me la reprocher [39, p. 61].
(- Хорошая y вас работа, - сказала Астролябия. Вы встречаетесь с самыми разнообразными людьми...
- В основном я имею дело с никому не известными страдальцами ~ с иммигрантами, которые думают, что я их выставлю за дверь, с обездоленными, которые демонстрируют свою нищету специально, чтобы это было мне укором (перевод мой. - М.К.))
В приведенных диалогах в оценке мигрантов как асоциальных и криминальных элементов либо как людей несчастных, обездоленных и страдающих прояв-
ляется соответствующая социальная роль, которую берут на себя представители принимающего общества [15, с. 172-173]. В большинстве примеров высказывается резко отрицательная, порой оскорбительная оценка мигрантов. Однако категоричный и обвинительный подход героев выражает, как правило, их пассивную социальную позицию, отражающую, как подтверждают сюжетные линии произведений, неудачный социальный опыт. В реплике из последнего диалога, наоборот, выражено сочувствие героини к мигрантам как социально незащищенной группе людей. Это пример активной социальной позиции, вербализованной в сообщении, импликатура которого предполагает определенную долю ответственности героини за плачевное положение дел у людей с миграционной историей.
«Зона отчуждения» в потенциально принимающем обществе возникает не только по отношению к прибывающему меньшинству, но также как следствие прямой экспансии, культурного давления прибывшего меньшинства, если оно представляет собой общество завоевателей, миссионеров и т. д. В исторической ретроспективе показателен, например, диалог об обоснованности расширения земель за счет повышения привлекательности собственной страны. Классический вариант использования «мягкой силы» противопоставляется завоеванию народов, неминуемым следствием которого является появление людей «второго сорта» среди коренного населения.
- А я не понимаю, на что русским расширяться за пределы наших исконных земель ? Зачем нам подгребать под себя инородцев и иноверцев? Чтоб они вредили нам, чувствуя себя людьми второго сорта? [...] Что ж мы тратим силы, жизнь самых здоровых наших мужчин не на укрепление своего ветхого дома. А на разрушение домов чужих ? Если бы наша изба
была красна, песни веселы, а мед сладок, соседи сами стали бы проситься под нашу руку [7, с. 135].
В диалогических репликах о мигрантах отражаются исторически сложившиеся представления о совокупности качеств, присущих определенному лингвокуль-турному сообществу. Импликация реплик героев современной прозы позволяет выделить признаки, которые помогают с обеих сторон преодолеть разобщение, стереть границы инаковости. Это прежде всего овладение языком, корреляция поведенческих паттернов, адаптация внешнего облика. Интересно, что мнения представителей прибывшего и принимающего сообществ могут различаться по степени восприятия важности сохранения того или иного признака инаковости. Например, особенности внешности, которые первыми в буквальном смысле слова бросаются в глаза и маркируют «чужого», могут при проявлении нейтрализующих благоприятных обстоятельств быстро потерять сигнификацию и перестать раздражать большинство. Обычно так происходит, если преодолены барьеры, более значимые для успешной коммуникации и взаимодействия, связанные с поведенческими паттернами.
Тем не менее референция к необычной в определенных условиях внешности в диалогических репликах героев современной прозы позволяет сделать вывод об определенных закономерностях, которые напрямую связаны с присутствием в когнитивном диапазоне человека индивидуального и коллективного социального опыта. В сочетании с маркированными поведенческими моделями определенные черты внешности закрепляются в когнитивной базе представителей отдельной группы как визиотип, который отождествляет этническое происхождение с определенным родом занятий. Имплицитное представление о соответствии на-
циональности и рода занятий/профессии демонстрирует «иллюзорные корреляции» мигрантов с образами торговцев, разносчиков, садовников, разнорабочих. Другой пример демонстрирует устойчивое включение этнической принадлежности в образ политического эмигранта или диссидента.
(1) - [...] Да нет, Понтер похож на торговца-туркмена или на турка, хозяина шварменной. Или на пакистанца. В общем, он даже на Фридриха не похож. Видимо, на мать, та была откуда-то с Ближнего Востока. И одевается нарочито по-простому, «моя/твоя не понимай», и строит из себя такого... гастарбайтера. Если кто случайно видел его в доме, принимал за садовника. Хотя Гюнтер - очень образованный человек, закончил Тегеранский университет. [25, с. 42].
(2) _ А как ты собираешься его лечить ? - спросил Колька
- Приспособить индивид к окружающей среде.
- А если не приспособится ? - спросил Колька.
- Значит, надо приспособить среду к индивиду. Пусть эмигрирует, пока не вымер.
- Он еврей ?
- Нет, по-моему.
-Диссидент?
- Биологический диссидент [29, с. 160-161].
Безусловно, самый серьезный фактор культурного
отчуждения - незнание или плохое знание языка принимающего общества. Даже минимальные отклонения от фонетических или лексико-грамматических норм языка в речи говорящего настораживают носителей языка. Мы фиксируем присутствие в речи партнера по диалогу мельчайшие особенности, которые, даже не будучи идентифицированы, точно сообщают о том, что перед нами чужак.
- Вы странно говорите... - произнесла она в смятении, и голос ее затрепетал. - Я не уверена, что верно вас поняла...
В самом деле, как странно вы говорите! Будто иностранец [6, с. 441].
Знание государственного языка - не только законодательное требование страны пребывания, но и ключ к появлению самого элементарного чувства доверия, эмпатии к приезжему, даже в бытовых ситуациях.
-[...] А черные - чего? Вон у меня, прошлый год, - костистая распрямила спину, став еще выше, - надо яму. Подрядились копать. Ладно, говорю, ройте. А они: балабола по-своему, - она замолчала, будто ожидая ответной реакции слушателей.
- И чего, вырыли ? - бабка в пиджаке сверкнула глазами, предвкушая страшный рассказ.
- Вырытьто вырыли, - костистая признала неохотно. -А все равно. На двор выйдешь, а они: балагбала, бала-бала... Прям не по себе делается. Белорусы хоть говорят по-нашему... [36, с. 67-68].
Именно на бытовом уровне, в том числе в ходе контактов с носителями других языков и представителями иных культур, формируется то, что при вербализации передается как стандартизированная информация представителей отдельного лингвокультурного сообщества. Повседневные условия существования и общения людей являются истоками обыденного социального знания, «через призму которых происходит воздействие общественного бытия на все уровни сознания» [5, с. 3]. «Наивное» знание, житейский, каждодневный опыт на бытовом уровне включаются в фонд общности социальных фоновых знаний, которые являются частью когнитивной базы участников коммуникации [14, с. 110-112].
Похожесть в чем-то конкретном или, что чаще всего, совокупность характеристик, которые «считываются» на имплицитном, когнитивном уровне генетической памяти представителями конкретной культурно-языко-
вой общности, облегчает общение и восприятие иного. Путь к сближению - емкая формула «как мы» - присутствует в самых разных диалогах, но более всего характерна для реплик детей и подростков.
(1) - Лейв теперь почти такой же, как мы, - сказала она серьезно. - Он один из нас [21, с. 90].
(2) _ Что-то случилось? - спросила ее мама Ильва, когда мы с грохотом ворвались в гостиную.
-Да! ~ закричал я. - В Щепки переехала новая девочка. Она как мы! [21, с. 79-80].
Вариант «как мы» может приобретать конкретику в апелляции к этническому или социальному происхождению, профессиональной принадлежности, образовательному уровню, любым другим характеристикам групповой общности - вплоть до обозначения биологического рода человека.
(3) - Странные эти шведы, - наконец сказала она. -Какие-то толстокожие. Ничего не чувствуют.
-Да нет, чувствуют, - сказала Штеффи. -Просто иначе показывают свои чувства [31, с. 116].
(4) - Как думаешь, он опасный? - Наруа подошла к мальчику. [...]
- Он улыбается, как человек, - сказала она, - значит, он не очень опасный [24, с. 31].
Разновидностью «как мы» зачастую выступает единство происхождения: «магия земли» проявляется в похожести привычек, вкусов, пространственная память сближает, а зов предков напоминает усвоенными с ранних лет правилами землячества и добрососедства. Это особенно важно при встрече людей разного этнического происхождения, судьбы которых зачастую разведены и жизненными, и геополитическими обстоятельствами. Взаимоотношения в этом случае выстраиваются, как правило, заново и могут носить как характер ностальгического единения, так и разочарования и отчуж-
дения, - когда люди встречаются в разном статусе и особенно если одна из сторон оказывается в положении мигранта.
Понаехавшую он по первости принял настороженно (знаем мы этих кавказцев!), потом, узнав об армянских ее корнях, смягчился, а уж когда прорусскую бабушку прослышал - так и вовсе лицом оттаял.
- Ты бы сразу сказала, что в тебе архангельская кровь течет. Прабабка моя была родом из Архангельска, так что мы с тобой в некотором роде земляки!
- Вот и славно, - вздохнула с облегчением тетя Поля.
- Вот и славно, - пискнула Понаехавшая [ 1, с. 78].
Нахождение в генеалогическом древе предка соответствующей этнической принадлежности может оказаться как пропуском к своим, так и меткой изгоя, чему в истории, к сожалению, существует множество печальных примеров. Добрую службу может сослужить единство происхождения не только между участниками встречи или членами коллектива, но также если единство это обнаруживается с кем-то, кто является однозначно авторитетом. В следующем примере в реплике героя фиксируется перенос качеств, которыми наделен индивид-авторитет, на коллективный портрет нации, и, наоборот, экстраполяция этих качеств на отдельного человека - в данном случае по принципу единства этнического происхождения.
- Позволь представить тебе мою добрую знакомую Дженнифер. Дженнифер - англичанка и изучает здесь экономику. - Затем, улыбнувшись, добавил: - Ко мне она хорошо относится только потому, что Шопен был поляком [11, с. 311].
В терминах психологии социального познания здесь имеют место так называемые «иллюзорные корреляции» [3, с. 112], которые в принципе характерны для обыденного сознания, а при формировании стереоти-
пов играют исключительно важную роль. В коллективных представлениях об этносах и народах эта иллюзорная связь проявляется нагляднее всего, так как большинство характеристик личности и, соответственно, особенностей поведения, объясняемых принадлежностью к определенной национальной группе, категоризируется по архетипическому варианту бипалярности.
Примеров вербализации подобных суждений о представителях самых разных национальностей и носителей культур героями современной художественной прозы - множество. Все они с точки зрения когнитивной психологии и лингвистики строятся по одной модели. Актуализация происходит «посредством структурных отношений оппозитивности, параллелизма, аналогии, симметрии» [13, с. 116]. С точки зрения ког-нитивистики подобные архетипы, будучи вербализованными, актуализируют «внутреннюю диалогичность в сознании воспринимающего» в соответствии с теми нормами, которые приняты в определенном социуме. Поэтому ограничимся в данном случае примерами, в которых в качестве эталона своего / нормального / типичного / понятного выступают русские.
В контексте мигрантского дискурса русские репре-зентуются как представители принимающего общества с определенным набором характеристик, в совокупности своей представляющих для приезжих задачу постижения национального культурного кода. Яркие примеры тому дает литература авторов с миграционным прошлым, которую называют также «межкультурной литературой» [4, с. 3]. Следующий пример представляет собой вывод об ассимиляции в принимающем обществе в результате приобретения привычек и поведенческих, в том числе в варианте копирования стереотипов, паттернов.
- Значит так. Этот Ху Цинг давно уже живет в Москве, лет двадцать точно. То есть практически ассимилировался. Ментально.
- В смысле ментально ? - встрепенулась Настя.
- В смысле мозгами: виртуально ругается матом, опять же водочку уважает. То есть человек в душе практически русский, а снаружи - нет. Ну скажи по этому поводу свое традиционное, не сдерживайся! - улыбнулся он Понаехавшей.
- Мелкая твоя шовинистическая душонка! - с готовностью откликнулась Понаехавшая [1, с. 103].
Представление об успешном процессе инкультура-ции связано с успехом постижения и отчасти приобретения «русской души», причем не только по внешним признакам, но и в разрезе ментальных изменений «по-русски». Вербализация отражает причудливые результаты категоризации социальной информации, которая происходит у людей на основе их индивидуального опыта, однако включает «категориально-типическую информацию». Построение этностереотипов в свете этого утверждения «происходит с включением концептов, отражающих элементы одновременно картин мира индивидуума и социальной группы, с которой он себя сознательно или неосознанно отождествляет» [15, с. 166-167].
В данном контексте интерес поиска идентичности приводит многих авторов мигрантской прозы к созданию так называемых «гибридных образов», которые возникают в рамках определенной «контактной зоны» - пространства между двумя различными культурами и языками. «Вписанные» в собственную идентичность маркеры другой культуры - своеобразный литературный ответ на изменение мира провозглашением нового языка и «другого» взгляда на мир» [4, с. 18]. Признание возможности такого переходного состоя-
ния со стороны представителя принимающей культуры вербализуется в следующем примере:
Понаехавшая выводила аккуратным почерком имена родственников. Тетя Поля разворачивала бумажку, нацепляла очки, читала по слогам.
- Нерусские какие-то имена! - удивлялась.
- Так ведь и я нерусская!
- Нет! Ты у меня самая что ни на есть русская. Только зовут тебя как-то не так. Хоть бы Ниной назвали, что ли? Я бы к тебе тогда Ниночкой обращалась [ 1, с. 94].
Итак, импликация рассмотренных диалогических реплик позволяет выстроить признаки, которые помогают с обеих сторон преодолеть разобщение. Границы инаковости преодолевает узнавание в другом признаков «как мы» на уровне языка, внешности, привычек, поведенческих паттернов, эмоциональных переживаний, выражения суждений, обусловленных групповой принадлежностью и т. д. Однако стоит отметить, что такой путь не единственный. Наряду с этим, и это отрадно констатировать, литературные герои современной прозы демонстрируют также стремление к взаимопониманию и умение принимать другого, не отыскивая в нем признаки своего. Произведения представляют диалоги, вербализирующие принципы приятия разнообразия, которые не единственно, но во многом определяют успешные культурно-цивилизационные последствия международной миграции. Это очень простые формулы, суть которых и есть суть демократии, межнационального согласия, веротерпимости, приятия и уважения другого.
Интересной особенностью является то, что основные рецепты успеха совместного проживания разных народов вложены в уста героев детского и подросткового возраста, которые открывают в них правила жизни
5 ^
о. ш
s « г
I; в социуме и своего социального поведения. Приведем I- несколько ярких примеров диалогов из произведений исландского, английского, шведского авторов соответственно. Это диалоги мальчика исландца и девочки 11 эскимоски; немецкого мальчика, сына офицера Вермахта, и еврейского мальчика-заключенного; шведской девочки и немецкой девочки-беженки:
(1) - Давай ты будешь верить своему Богу, а мы своим духам, - сказала она Лейву.
Лейв с ней согласился. Он знал, как безгранично эскимосы верят в свай, сказочный мир духов, и не хотел навязывать друзьям свою веру [24, с. 69].
(2) - 'Well, well have to agree to disagree, ' said Bruno, who didn 4 want to fight with his new friend.
- 'Allright,'saidShmuel [38, p. 114].
( - Значит, нам придется согласиться с тем, что бывают разные мнения, - сказал Бруно, которому совсем не хотелось ссориться с новым другом.
- Идет, - ответил Шмуэль (перевод мой. - М.К.)
(3) - Еврейские дети, арийские дети - какая разница?
- Как можно сохранить память, если будешь, как все? [31, с. 382]
Не случайно, такими простыми, напоминающими слоганы репликами изобилуют страницы собственно литературы для детей и юношества. Ведь она в отличие от «взрослой» литературы несет особую нагрузку - воспитания толерантной личности, человека, открытого миру и уважающего его разнообразие и наряду с этим ценящего свои корни, заветы предков и культурное наследие своего народа.
Таким образом, на основе проведенного анализа можно сделать вывод о том, что проблемы, связанные с явлением международной миграции, активно поднимаются авторами произведений современной отечественной и зарубежной прозы. Диалогические реплики
героев произведений ярко высвечивают проблемное поле явления миграции, в том числе трудности, с которыми сталкиваются мигранты и представители принимающего общества. Обобщенный портрет мигранта и спектр представленных литературными героями суждений о последствиях миграции в целом отражают существующие в обществе как единодушные, так и оппозиционные мнения.
Миграционный дискурс в диалогических репликах охватывает следующие темы: глобальный характер миграционных процессов, особенности выбираемых миграционных маршрутов, идеологический европоцентризм в отношении международных мигрантов, культурно-цивилизационные зоны отчуждения мигрантов и принимающего общества, когнитивные и куль-турно-прагматические основы восприятия других, варианты архетипической биполярности свой/чужой, отражение индивидуального и коллективного социального опыта мигрантов и представителей принимающего общества при коммуникации, формулы успешного сосуществования представителей разных культур и другие.
Миграционный дискурс и сам рассматривается специалистами разных областей знаний как некий идеологический конструкт, который выражает определенную позицию общества и формирует отношение к мигрантам и миграции [19, с. 69-70]. Особой остротой отличаются разные аспекты миграционного дискурса, или «мигрантский топик» [18, с. 170], в произведениях авторов с миграционным прошлым - представителей «мигрантской» литературы. Произведения для детской и юношеской аудитории представляют героев, переживающих опыт, который учит их правилам совместного существования в мире разнообразия и мобильности; их реплики отражают положения основополагающих меж-
дународных конвенций и одновременно житейский опыт поколений.
С точки зрения концептуалистского подхода явление миграции и мигрантов занимает существенное место, привлекает внимание и является значимой смысловой единицей в художественных текстах. Как концепт их выражает «совокупность языковых средств, объективирующих (вербализующих, репрезентирующих, ов-нешняющих)» [23, с. 47] реальность в определенный период развития общества и во многом определяется совокупностью стереотипов, представлений носителей языка.
Номинативное поле концепта «мигрант» значительно шире, чем концепта «миграция». И это понятно, если учесть, что миграция как явление представляет собой предмет дискурса политического, научного, дискурса СМИ. А с мигрантами люди встречаются в каждодневной жизни, в бытовых ситуациях, в пространстве повседневности. Поэтому в номинативное поле «мигрант» входят семантические единицы с яркой экспрессивно-окрашенной коннотацией, отражающие дихотомию свой/чужой, связанные с представлением о норме и соответственно об отклонениях от нее.
Номинативное поле, обширное, легко выявляемое, включает много релевантных признаков. Общее когнитивное ядро отражает понятие «чужака»: инородец, иноверец, иностранец. Обнаруживается много системных средств обозначения по пресуппозиционной границе типичного и нетипичного. Особенности семантики реплик о миграции и мигрантах выражаются в сочетании эксплицитного и имплицитного в одном высказывании, в экспрессивно-оценочной окраске, ярко выраженной коннотативной семантике, репрезентации в тропах.
Отмечается ярко выраженная семантическая насыщенность реплик героев и в принципе текстов художественных произведений смысловыми единицами, в которых вербализуются оппозиции «архетипического типа биполярности». Метаоппозиция свой/чужой представлена вариациями: типичный/нетипичный; нормальный/ненормальный, странный; понятный/непонятный; хороший/плохой. Вербализация оппозиций в репликах героев происходит с опорой на фоновые знания как часть когнитивной базы определенного лингво-культур-ного сообщества.
Все, что воспринимается как типичное, является зоной комфорта. Для реплик героев, референция которых относится к данным дихотомиям смысла, характерны групповая категоризация, метафорическая узнаваемость, предсказуемость ожиданий, семантическая клишированность. То, что воспринимается как нетипичное, означает зону тревожности. Ее характеризует индивидуализация суждений, семиотическая лакуна, непредсказуемость выводов и действий, семантическая размытость.
Образы мигрантов, представленные на страницах произведений современной прозы художественными средствами языка, оставляют у читателей яркие впечатления, которые способны оказывать положительное влияние на их социальную позицию по отношению к мигрантам. Надеемся, что читающая и думающая часть общества, призванная беречь и передавать гуманистические ценности, способна активно влиять на отношение гражданского общества разных стран к сфере миграции. К тому же литературные персонажи «ми-грантской» литературы напоминают каждому из нас о собственной истории общения с мигрантами в повседневной жизни. Хочется думать, что перекличка ре-
альных и литературных житейских эпизодов, связанных с каждодневной жизнью в поликультурном окружении, поможет формировать дух добрососедства, взаимопонимания и взаимопомощи между людьми. Литературные герои вслед за героями новостных лент напоминают нам о том, что никто в современном мире не застрахован от миграционного водоворота и его последствий.
Литература:
1. Абгарян Н. Понаехавшая. М.: ACT, 2015. 220 с.
2. Адига А. Белый тигр: роман / Пер. с англ. С. Соколова. М.: Эксмо: Фантом Пресс, 2010. 352 с.
3. Андреева Г.М. Психология социального познания: Учебное пособие для студентов вузов, 3-е изд. М.: Аспект Пресс, 2005. 303 с.
4. Анохина A.A. Поиск идентичности в немецкой прозе мигрантов из бывшего ССР (рубеж XX-XXI вв.): автореф. дис.... канд. филол. наук. Калиниград, 2019. 24 с.
5. Баранов С.Г. Обыденное сознание как сфера социального бытия человека: автореф. дис.... докт. филос. наук. Ставрополь, 2001. 39 с.
6. Брусничин А.О. Беллона: [роман]. М.: Астрель, 2012. 447 с.
7. Брусникин А.О. Герой иного времени: [роман]. М.: ACT: Астрель, 2010. 414 с.
8. Брусникин А.О. Девятный Спас: [роман]. М.: Астрель: ACT, 2008. 509 с.
9. Бушков А. Ближе, бандерлоги! М.: Просвещения, 2016. 288 с.
10. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание: Пер. с англ. / Отв. ред. М.А. Кронгауз, вступ. ст. Е.В. Падучевой. М.: Русские словари, 1996. - 416 с.
11. Вишневский Я.Л. Одиночество в сети: Роман / Пер. с пол. Л. Цывьяна. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013. 416 с.
12. Водолазкин Е.Г. Авиатор: роман. М.: ACT: Редакция Елены Шубиной, 2016. 410 с.
13. Дискурс: функционально-прагматический и когнитивный аспекты. Колл. моногр. / Отв. ред. E.H. Азначеева. Челябинск: Челяб. гос. ун-т, 2008.154 с.
14. Кривенькая М.А. Вербализация имплицитных социальных теорий в диалоге: когнитивный и прагматический аспекты / Вестник С.-Петерб. ун-та. Сер. 9. 2012. Вып. 3. С. 109-118
15. Кривенькая М.А. Лингво-когнитивные предпосылки формирования этностереоти-пов/Этнодиалоги: научно-информационный альманах. 2016. № 2 (51). С. 159-177.
16. Кротов В.Г. Червячок Игнатий и его чаепития. 2 изд. / Худож. А. Власова. М.: Нарния, 2010.144 с.
17. Лукин Е. Катали мы ваше солнце: [роман]. М.: ACT: ACT Москва; Владимир: ВКТ, 2010. 315 с.
18. Матыцина М.С. Дискурсивная репрезентация мигрантов, беженцев и просителей убежища в британских СМИ // Вестник Самарского университета. История, педагогика, филология. Т. 25. 2019. № 1. С. 168-174.
19. Миграционная лингвистика в современной научной парадигме: монография / Зубарева Е.О., Исаева Е.В., Иценко A.B., Костева В.М., Мощанская Е.Ю., Шустова C.B. / Научн. ред. Т.И. Ерофеева; Перм. гос. нац. иссслед. ун-т. Пермь, 2019. 163 с. // URL: https://elis.psu.ru/node/615260 (дата обращения: 06.04.2021).
20. Омельченко Е.А. Интервью с руководителями и педагогами «русских школ» как источник исследования адаптационных стратегий эмигрантов из России и стран постсоветского пространства за рубежом // Вестник Томского гос. университета. Сер. «История». 2019. № 59. С. 150-157.
21. Парр М. Вратарь и море: [для мл. и сред. шк. возр.] / Пер. с норв. 0. Дробот; ил. А. Леоновой. М.: Самокат, 2019. 296 с.
22. Пелевин В.О. Т: [роман]. М.: Эксмо, 2009. 384 с.
23. Попова З.Д., Стернин И.А. Когнитивная лингвистика. М.: ACT, Восток-Запад, 2007. 315 с.
24. Риэль Й. Мальчик, который хотел стать человеком: [для сред. шк. возр.] / Пер. с дат. Л. Горлиной. 2-е изд. М.: Самокат, 2012. 200 с.
25. Рубина Д. Русская канарейка. Голос: роман. М.: Эксмо, 2015. 512 с.
26. Рубина Д. Русская канарейка. Желтухин. М.: Эксмо, 2015. 480 с.
27. Соболева М.Е. 0 возможности диалога между культурами // Вопросы философии. 2009. № 3. С. 147-157.
28. Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. М.: Смысл, 1998. 386 с.
29. Токарева B.C. Мои враги: [сб.]. М.: ACT Москва: Хранитель, 2007. 317 с.
30. Токарева B.C. Птица счастья: Повести. М.: ACT Москва: Хранитель, 2006. 349 с.
31. Тор А. Остров в море; Пруд белых лилий [в 2-х т.]; [Т. 1: Книга 1, книга 2]: [для сред, и ст. шк. возр.] / Пер. со швед. М. Конобеевой; ил. Е. Андреевой. М.: Самокат, 2016. 512 с.
32. УлицкаяЛ.Е. Зеленый шатер: [роман]. М.: ACT, 2014. 637 с.
33. Устинова Т.В. Один день, одна ночь: [роман]. М.: Эксмо, 2012. 352 с.
34. Уткин A.A. Дорога в снегопад: [роман]. М.: Астрель: ACT, 2011. 413 с.
35. ХоссейниХ. И эхо летит по горам: [роман] / Пер. с англ. Ш. Мартыновой. М.: Фантом Пресс, 2015. 448 с.
36. Чижова Е.С. Планета грибов: [роман]. М.: ACT: Редакция Елены Шубиной, 2014. 348 с.
37. Box C.J. Three Weeks to Say Goodbye. New York: Minotaur Books, 2009. -340 fx
38. Boyne J. The Boy in the Striped Pajamas. London: Random House Children's Books, 2008. 216 p.
39. Nothomb A. Le voyage d'hiver / Amélie Nothomb. Paris : Éditions Albin Michel, 2009.144 pi
Marina Krivenkaya,
PhD in Philology, Associate Professor of the UNESCO Chair "International education and the integration of migrants"; Director of the Center for Regional Studies and Humanitarian and Educational Cooperation, Institute ofSodal and Humanitarian Education, Moscow Pedagogical State University (Moscow), ma.krivenkaya@mpgu.su
Migration discourse in contemporary fiction
The topic of migration is a characteristic tendency of modern fiction worldwide. The concept of "migration discourse" is actively used, and its various models are distinguished. The term "migrant discourse" is referred to as an independent one. The subject of research is linguistic processes caused by migration, speech and communicative activity, which as a social action is intensively influenced by the international mobility of people. A separate field of linguistics - "migration linguistics" with quite a wide range of tasks is forming. Literature actively uses the theme of migration. The plots are related to historical periods of active population movement to the experience of interaction between representatives of different cultures in the process of developing new territories or in a situation caused by natural and social disasters.
The purpose of this study is to trace how the range of issues related to migration and migrants find expression in the remarks of 21st century literary characters and conversely, how the artistic images created by the authors of contemporary prose reflect society's position on the migration process and its manifestations. The source for this article is the dialogues of the heroes of fiction, whose lines represent the semantic representation of the phenomenon of migration and the image of migrants. The discursive analysis allows the author to trace some cognitive mechanisms and linguistic and pragmatic features of the use in the dialogical speech of the characters of the remarks, semantically correlated with the phenomenon of migration.
Keywords: migration, migrant migration discourse, migration linguistics» dialogue, dialogic discourse, dialogic replicas; nominative field cognitive core, linguistic and cognitive analysis.
