CC BY
33
concept. However, we have tried to distinguish the most significant patterns of behavior as "hospitality" and the tradition of "mutual aid" - "nimat" - a fundamental custom, which is a bright identification feature of the Tungus from the variety of existing verbal and non-verbal concepts in the culture of the Evens and Evenks. Indeed, speaking about the cultural code of the Tungus, it should be noted that there is a special attitude to hospitality, traditions of mutual assistance, that is, their acceptance as a natural and necessary factor in the extreme conditions of the North. In order to determine the types of concepts of communicative behavior, it is important to emphasize that mental concepts of action are not limited to event concepts, but also include ideas about the nature of the action, characteristic concepts that reflect such features of the traditional national character of the Tungus as "honesty", "generosity", "nobility", "courage". Ethical dominant in the concept of communicative behavior implies its awareness, commitment to all members of the ethno-cultural community, stereotyping. Thus, the traditional behavioral strategies of the Tungus, as a means of updating the norms of etiquette, were stereotyped and mandatory for members of society. These patterns are considered as categories of ethnographic analysis and paradigm of ethnic thinking, which is appropriate to study through a system of images, moral preferences, value constructs of thinking, moral motivations, which accumulate a variety of conceptual, figurative-associative and value features. There is no doubt that the scope of one article allows only a reasonable formulation of the question using the historical and retrospective method, which allows us to consider these concepts as a very specific factor in the ethnic culture of the Tungus, the hierarchy of values and a kind of mental structure of the Evens and Evenks.
Keywords: cognitive anthropology, symbolic communication, behavioral concepts, North, Tungus.
Л.Н. Жукова
Б01: 10.25693/8УвУ.2019.02.27.02 УДК 398.221
Мифы о зооморфном образе Неба и появлении человека в сибирской и древнекитайской традиции
Статья посвящена мифологическим воззрениям народов Северной Азии и китайцев на происхождение человека. Мифотворчество о создателях первых «допотопных» людей прошло несколько предполагаемых стадий. Рассматривается широко распространенное в древности особенное отношение к личинке насекомого как к носителю сверхтонкой субстанции - души. Это реконструируемый в сибирской традиции первоначальный зооморфный облик божества Матери-зверя в тесной связи с ниспосланием червя-зародыша. Впоследствии в некоторых традициях божественное женское начало было трансформировано в мужское небесное, дарующее священный дождь - жизненную силу, называемую в разных культурах «мусун», «дэ», «пондо», «пуха», «манна». Функции небесного дарителя в поздних пантеонах были делегированы правителям страны, антропоморфным предкам-покровителям рода. Выявляются мифологические корни древнекитайских сказаний о создании человека, уходящие в эпоху мифотворчества каменного века с зооморфными персонажами. Первоначальный зооморфный облик небесного божества - подателя жизни трансформировался в серию мифов об антропоморфной богине-первопредке Нюйва и «заделывании» ею камнями многих дыр на небе. В древнекитайском искусстве запечатлены переходные зоо-антропоморфные образы предков со змеевидной нижней частью тела в об-личии божеств-демиургов Нюйва и ее брата/мужа Фуси. В иконографии многих китайских мифических образов лежит древний символ - червь-зародыш и его поздний инвариант змея/дракон.
Ключевые слова: культ личинки, Мать-зверь, душа, космогония, мифы, первопредки, искусство, трансформация.
© Жукова Л.Н., 2019
Многие народы Северной Азии в древности связывали представления о происхождении человека с культом личинок. Комплекс идентичных воззрений обнаружен у тунгусо-маньчжу-ров, палеоазиатов, алтайцев, сибирских угров, самодийцев, японцев и корейцев. «Оказалось, что с древности в мифопоэтических взглядах на окружающий мир представителей азиатских этнических культур существовала устойчивая семантически замкнутая цепочка понятий: личинка - зародыш - душа» [Алкин, 2003, с. 135]. В той или иной степени эти воззрения нашли отражение в этиологических текстах, традиционных народных представлениях, прикладном искусстве.
Согласно нганасанскому мифу, весной к Оле-нихе - Земле-матери подошла Солнце-мать, побежала вода, из шкуры мифической важенки вылезли голые черви - это и были люди. В некоторых мифах люди сразу начинают добывать диких оленей, в других они долго бедствуют, пока не научатся вести образ жизни охотников на диких оленей [Симченко, 1976, с. 250-251]. Мифы о личинках носят этиологический характер и отсылают к временам первотворений, тесно переплетаясь с тотемистическими воззрениями. На древность этой серии текстов указывают отсылки к языческим хозяйкам стихий, имеющим материнское начало, и тотемным животным, чаще оленю/лосю. «У аборигенов Севера отчетливо выступает тенденция распространять представления о материнском начале на все объекты, в какой-либо степени связанные с жизнью людей» [Там же, с. 269-270]. В цикле мифов о первоустройстве мира Земля-мать - прародительница людей - мыслилась гигантским существом, Матерью-оленихой/лосихой, на теле которой животные живут, словно насекомые в шкуре зверя. Охотничьим народам Севера почти все необходимое давал промысловый зверь. Мясом питались, из шкур изготовляли одежду, предметы быта, покрытия жилищ, из костей - орудия труда. Неудивительно, что основное промысловое животное стало «матерью» охотничьего коллектива, истоком языческого мифопоэтического образа Матери-зверя.
В пантеоне эвенков-орочонов (Южная Якутия, рр. Амур, Зея) высшее благодательное божество первоначально представлялось в образе дикого зверя - лося или оленя, и лишь с разви-
тием шаманских представлений приобрело черты антропоморфизма. Высшее божество орочонов именуется Энекан Буга, где энекан 'бабушка', буга - в одном значении 'лось во время гона', в другом, возможно, позднем, - 'божественный'. Немаловажна связь Энекан Буга «Бабушка Лось», хозяйки тайги, зверей и рода человеческого со скалами, имеющими рисунки, где лосиная тема присутствовала издавна. Сакральные рисунки животных сопровождались мелкими мазками, каплями краски - возможными изображениями ниспосланных личинок-душ. Ассоциативная связь хозяйки Земли с лосем доказывается в исследованиях по фольклору разных эвенкийских групп [Варламова, 2008, с. 124-139]. Следы почти утраченного образа прародительницы Мать-Лосихи прослеживаются в фольклоре лесных юкагиров [Иохельсон, 2005 а, № 23; Жукова, 2012, с. 45-51].
Самые ранние свидетельства существования культа личинок известны в древнем Китае в неолитической культуре хуншань (У-Ш тыс. до н.э.). В погребениях этого времени археологи находят нефритовые скульптурные изображения специфической С-образной формы. В китайских погребениях такие изделия находили на груди умерших, по-видимому, считавшейся вместилищем души человека (рис. 1).
«С-образные артефакты, широко известные в восточноазиатской археологии под обобщающим японским наименованием магатама, восходят к стилизованным скульптурным изображениям насекомых в личиночной стадии их метаморфоза... Это позволило сформулировать гипотезу, что носители культуры хуншань могли связывать с изображениями личинок свои представления об идее рождения» [Алкин, 2003, с. 135].
В неолитическое время в Приморье, на севере Дальнего Востока и на северо-востоке Якутии грунтовые погребения мужчин и женщин сопровождались скульптурными изображениями аналогичных специфических форм. Каменные предметы С-образной формы, обнаруженные археологами на севере Дальнего Востока, получили названия «лунницы», «серповидное», «эм-брионовидное изделие», «имеющее змеевидную форму» [Кирьяк, 2003, с. 79-80]. Четыре изделия С-образной формы, тщательно выполненные из камня, найдены возле левой стопы женщины (возраст до 25 лет) в поздненеолитиче-
I С*
Рис. 1. С-образные нефриты культуры хуншань и ранние формы китайского иероглифа лун (дракон) [Алкин, 2003, с. 141]
ском Родинкском захоронении в Нижнеколымском районе Республики Саха (Якутия) [Кисте-нев, 1980]. Палеоэтнографический анализ погребального инвентаря, в том числе предметов специфических форм, показал, что они оставлены выходцами из Приморского района [Жукова, 2012, с. 161-165]. Эти каменные магатама по смысловой значимости могут быть аналогичны роговым гривнам из могильников Приморья [Бродянский, 2003]. Каменные и роговые изделия далеки от реалистического воспроизведения червя, в то время как «наиболее ранние предметы демонстрируют очень детальное изображение личинок вполне конкретных видов с тщательной проработкой характерных особенностей морфологии насекомых» [Алкин, 2003, с. 135]. В женских захоронениях этого региона С-образные формы находили у левой ноги, с сердечной стороны.
Сопряженность изображений женщины, нижней части ее тела, с личинкой-зародышем
обнаруживается на писаницах бронзового века Якутии и среди китайских пиктограмм на гадательных надписях иньского периода (до IX в. до н.э.). Несмотря на территориальную отдаленность, сопоставительные исследования показали общность использованных изобразительных приемов. Иногда ноги женщин-рожениц обозначены асимметрично: левая или правая нога (либо изображена всего одна нога) загнута крючком, или рядом нанесен знак в виде запятой [Алексеев, Пеньков, 2006, рис. 1, IV]. Полагаем, что сопровождающие женские фигуры крючки или запятые указывают на связь изображений женщин-рожениц и зародышей-магатама с культом матери-прародительницы*. А.Н. Алексеев и А.В. Пеньков сообщают, что аналоги древнекитайским пиктограммам «в достаточно широком "ассортименте" присутствуют на писаницах Якутии и куда более западных регионов: на Енисее, Томи» [Там же, с. 50]. Авторы полагают, что существовал некий общий перво-
*Ср.: у лесных юкагиров записан сказочный сюжет, в котором мифическая старуха-людоедка, убив женщину и приняв ее облик, стала кормить ее ребенка своей пяткой [Иохельсон, 2005а, № 20]. Сказочный персонаж хантов мужчина Мось рождается из колена женщины [Мифы, предания, сказки..., 1990, № 26]; из колена родительницы появляется герой эпических сказаний эвенков [Варламова, 2008, с. 57-60].
источник информационной системы, относящийся к каменному веку Евразии. Ранее к сходным выводам пришла исследователь южносибирской мифологии периода бронзового века М.Д. Хлобыстина: «В эпоху бронзы с большой силой проявляются тенденции к сведению образа до простого знака, созданию символов, объединяющих различные смысловые обозначения. Важнейшим персонажам начинают соответствовать постоянные знаки, будь то человек, зверь, природная стихия, причем это проявляется в культурах бронзовой эпохи на всей обширной территории Евразийского материка» [Хло-быстина, 1971, с. 166].
Отмечаемое сходство рисунков бронзового века на ленских скалах и китайских пиктограммах иньского периода находит объяснение в универсалиях знакового кода. Прежде чем найти воплощение в рисунках и знаках, натурфилософские идеи должны были пройти долгий путь созревания и формулирования, то есть истоки их лежат в ранних мифопоэтических эпохах. Исследование генезиса древних языческих картин мира на материале традиционной культуры одного из древнейших народов северо-восточной Азии - юкагиров - показало, что культовое отношение к личинкам зародилось, предположительно, в верхнепалеолитическое время в период господства материнского отождествления сил и стихий природы. В последующие исторические периоды (неолит - бронзовый век) семантическая цепочка понятий: личинка - зародыш - душа сохранялась, в то же время менялись мифопоэтические картины мира и пантеон божеств в зависимости от развития религиозной идеи, объема накопленных рациональных и иррациональных знаний. Смысловыми эквивалентами личинки были знаки растительного и животного кода, геометрические символы [Жуко -ва, 2012, с. 146-176; 2017].
На определенном этапе развития мифопоэ-тической языческой картины мира юкагиров подателем жизни считалось божественное Небо («когда черви начнут падать с неба»), причем женщины могли ассоциировать божество с женским, а мужчины - с мужским началом. Почти утраченный древний образ прародительницы просвечивает в сказочном женском оборотне Ульэгэраа-кэлидьэ ('Травяное дерево-червь') как контаминация растительного и насекомо/
животного кодов. Так, в лечебной магии, чтобы излечиться от бесплодия, юкагирская женщина должна была найти и проглотить древесного червя. К ряду предметов специфической червеобразной формы может быть отнесено изделие из дерева, изображающее одульского покровителя ребенка. В целом же в современной юкагирской охотничьей культуре культ личинок явно не прослеживается. Исследования показали наличие в одульской культуре смешанных разновременных элементов: в языческом пантеоне антропоморфные образы божеств значительно преобладают над зооморфными, в мифо-поэтике предпочтителен растительный код, а в декоративно-прикладном искусстве - геометрические орнаменты [Там же].
В отличие от антропоцентричных мифов юкагиров, в мифологии нганасан единый бог сохранил зооморфные черты. Это Моу-та 'Зем-ли-олень', родителями которого выступают женщина и «белый человек» (аналог христианского Бога?). «Белый человек» напутствовал сына Земли-оленя: «Поверхность Земли ты будешь сторожить. Ты будешь новой Земли богом. В будущем тебе эту Землю всегда хранить надо будет. Когда-нибудь здесь люди родятся. Ты их храни» [Окладников, Мазин, 1979, с. 6061]. Моу-та сотворил человека, горы, металл, тучи, дождь, временную периодизацию года и все живое на Земле, а также защитил Землю от других летающих «богов-оленей», т.е. от языческого зооморфного многобожия. То же наблюдаем у эвенков Южной Якутии. Являясь в конце Х1Х-ХХ в. оленеводами и шаманистами, тем не менее они сохранили в пантеоне женский зооморфный образ Хозяйки зверей и человеческого рода [Мазин, 1984; Варламова, 2004].
В многотысячелетней истории Китая культ личинки прошел особенный путь развития. Мифопоэтические личинки, инвариантами которых выступали червь, дракон, змея, были трансформированы на ранних этапах сложения китайского пантеона в обличия различных божеств. В древнекитайских философских и исторических сочинениях при описании добрых и злых сил Неба и Земли, стран света, созвездий, правителей, мифических героев обычны метафорические сравнения с животными. Дракон и змея - широко растиражированные облики китайских мифических персонажей, как положи-
тельных, так и отрицательных. Основу иконографии этих звероподобных существ обычно составляли крупная голова, иногда с чертами антропоморфизма, и змеевидное тело. Можно полагать, что исходными прообразами послужили ранние изделия типов магатама, которые, согласно вышеприведенному утверждению С.В. Алкина, «демонстрируют очень детальное изображение личинок вполне конкретных видов с тщательной проработкой характерных особенностей морфологии насекомых». Отрицательная коннотация поздних по происхождению образов свидетельствует о размывании семантики личинки, имеющей в древности связи с культом плодородия. Так, среди однозначно отрицательных персонажей дух воды Гунгун «слыл на небе злым духом, имел человеческое лицо и тело змеи, на голове его росли красные волосы, он был невежественный и злой. Его помощник по имени Сянлю имел девять голов с человеческими лицами и синее змеиное тело, был жесток и жаден» [Юань Кэ, 1987, с. 50].
Культовое отношение к червю-зародышу, по-видимому, было заложено в основу фольклорных образов и иконографии древнекитайских мифологических первопредков, сестры и брата (жены и мужа) Нюйва и Фуси. В ранних этиологических мифах Нюйва лепила людей из глины от чувства одиночества. Создательница людей выведена в мифах как антропоморфный дух.
«Ва - женщина-дух (по другим версиям 'девушка, красавица, дитя'. - (Л. Ж), в древние времена сотворившая все вещи в мире. В те времена, когда земля отделилась от неба, хотя на земле уже были горы, реки, трава и деревья и даже птицы и звери, насекомые и рыбы, на ней еще не было людей, и потому мир был просторен и тих. По этой земле бродил великий дух -Нюйва. глядя на свое отражение, [Нюйва] вылепила нечто вроде маленькой девочки. Как только она поставила ее на землю. эта маленькая фигурка ожила, закричала "уа-уа" и радостно запрыгала. Ей дали имя Жень - "человек"» [Там же, с. 48-49].
Мифопоэтический облик богини Нюйва в доантропоморфной стадии развития ее образа был утрачен еще в древности, по выражению Юань Кэ, он был «древний уже в древности» [Там же, с. 38]. Наиболее архаичные черты пер-вопредков Нюйвы и Фуси обнаруживаются в
прикладном искусстве древнего Китая. Следы ранней зооморфной стадии различимы в рельефах ханьской эпохи ^1^111 вв.).
«В резьбе по камню и кирпичу эпохи Хань мы часто видим Фуси и Нюйва, имеющих голову человека и туловище змеи. Фуси и Нюйва изображаются до пояса в виде людей в головных уборах и в халатах, а ниже пояса - в виде змеи (иногда дракона), с крепко переплетенными хвостами и лицами, обращенными друг к другу, или же спиной друг к другу... Некоторые изображения украшены облаками, среди которых парят крылатые посланцы неба с человеческими головами и змеиными телами ... согласно китайской мифологии, род человеческий пошел от небесных божеств - полулюдей-полуживотных. Они были божественными первопредками и позже превратились в духов-охранителей» [Там же, с. 38] (рис. 2).
Рис. 2. Изображения предков Фуси и Нюйва в резьбе эпохи Хань [Юань Кэ, 1987, с. 37]
Следуя этому описанию, в эпоху Хань прослеживаются следующие мотивы: 1) олицетворенные Нюйва и Фуси изображались как зоо-антропоморфные первопредки, «полулюди-по-
луживотные»; 2) «крылатые посланцы неба с человеческими головами и змеиными телами» изображались среди облаков, что указывает на вертикальный характер связей Небо - Земля; 3) древние изображения женщины и личинки-зародыша среди китайских пиктограмм на гадательных надписях иньского периода (до IX в. до н. э.) были сопряжены. В рассматриваемом тексте обнаруживается та же контаминация образов первопредков и зоо- антропоморфных «крылатых посланцев неба» - аллегорических воплощений червя-зародыша, то есть прослеживается определенная преемственность традиций иньского периода.
Автор исследования Юань Кэ пишет, что «согласно китайской мифологии, род человеческий пошел от небесных божеств - полулюдей-полуживотных. Они были божественными пер-вопредками и позже превратились в духов-охранителей». По другой версии, приведенной выше, прародительница людей Нюйва единолично лепила людей из глины. В еще более позднем мифе человечество произошло в результате инцеста брата и сестры; в других мифах, без отсылок на родственность первопред-ков, люди произошли в результате супружества Нюйва и Фуси. Таковы некоторые этапы трансформации мифологемы происхождения человека в древнекитайской традиции.
Вариант происхождения человечества, вылепленного первопредком из глины, Б.Л. Рифтин считает стадиально более ранним, чем непосредственное рождение его от вступивших в брак первопредков Нюйва и Фуси. В последнем случае обнаруживается переосмысление мифа «в связи с более поздними рационалистическими воззрениями» [Рифтин, 1987, с. 389]. Исследователь пишет, что «образ Нюйвы мог сложиться в древности в Юго-Западном Китае отдельно от образа Фуси, и что их соединение в божественную пару первопредков могло произойти позднее, во время складывания общекитайской мифологической системы, не без влияния мифологических представлений соседних племен и народов» [Там же, с. 397].
Рецитации древних пластов мифологии присутствуют и в поздних китайских мифах: в одном из преданий «Нюйва представлена матриархальной хозяйкой-прародительницей, действующей в одиночку» [Там же, с. 395]. В тексте
мозаично соединены несколько мифов, в том числе лепка людей из глины, борьба духа огня с духом воды, сюжет о Всемирном потопе. О том, что в результате удара о гору последняя «обломилась и упала в Небесную реку (Млечный путь), и из нее потекла вода. В это время появилось какое-то чудовище в облике дракона и стало поедать людей. А тут еще вода стала прибывать и затоплять землю. Дети и внуки Нюйвы стали просить ее избавить их от страшного дракона. Три дня и три ночи боролась с ним Нюйва и одолела дракона. А затем принялась чинить небо» [Там же].
В данном случае примечательно, что Нюйва борется с «каким-то чудовищем в облике дракона», появившимся после природных катаклизмов из Небесной реки и поедавшим людей, и побеждает его. Борьба женщины-предка с чудовищем - это еще один сюжет мифов о появлении человека. Прародительница защищает людей от второй, уже независимо действующей составляющей древнего образа предка - от метафорического небесного посланца червя-дракона. Предание иллюстрирует окончательную стадию разделения синкретичного женского образа на два самостоятельных: антропоморфную прародительницу Нюйва, защитницу людей, и отрицательный мифологический персонаж, дракона-людоеда, антагониста человеку. Изложенное показывает, что в отношении дракона/ змеи/червя/личинки произошло инвертирование первоначального смыслообраза. По мнению Б.Л. Рифтина, в тексте пересказаны «известные подвиги Нюйва, зафиксированные в памятниках в основном II в. до н.э. - II в. н.э.» [Там же, с. 396]. Опираясь на эту датировку, предполагаемое время разделения синкретичного женского образа определяется периодом ранее II в. до н.э. В таком случае, зоо-антропо-морфные обличия предков в рельефах на камне ханьской эпохи (У!-УШ вв.) показывают рецитацию древней мифопоэтики. Змеевидные демиурги известны и в поздних преданиях, распространенных среди народностей Юго-Западного Китая - мяо, яо, и, тун и др. [Юань Кэ, 1987, с. 38].
В Китае мифы о прародительнице людей богине Нюйва существовали в древности и пересказывались в середине ХХ в. в отдельных районах, далеких от культурных центров. Они были
известны малочисленным народам Китая. Ан-тропо-змеевидный синкретизм облика древнекитайской создательницы человека Нюйва находит аналог в цикле мифов народов Южной Сибири и Монголии об оборотне женщине-змее. Семантическая связь змеи с культом матери-прародительницы, плодородия и живительных сил природы с большой выразительностью разработана в искусстве южносибирской бронзы, в египетской религиозной символике [Хлобыстина, 1971, с. 178], у древних индоевропейцев [Иванов, 1980]. В фольклоре лесных юкагиров это почти утраченный древний образ прародительницы, оборотня Ульэгэ-раа-кэлидьэ. У народов Сибири древние воззрения на происхождение человека, сопряженные с культовым отношением к зародышу-червю, имели свои эпохальные трансформации и переосмысления.
Обратимся к образу Фуси - мифическому брату/мужу Нюйвы. В древнем Китае известны фольклорные материалы, связывающие перво-предка Фуси с червем. Фольклорист Юань Кэ ссылается на работу Чан Женься: «Имя Фуси в древности не имело определенного начертания и записывалось различными, сходными по звучанию иероглифами. Имена Фуси и Паньху -двусложные. По-видимому, Фуси и Баоси, Паньги и Паньху суть одно и то же» [Юань Кэ, 1987, с. 264]. Согласно одному из поздних текстов Паньгу - первопредок, человек с собачьей головой, появился из золотого червячка [Там же, с. 31-33]. В некоторых мифах первопредок лишен антропоморфных черт и приближен к описанию древних магатама: «У государя Паньгу голова дракона и тело змеи» [Там же, с. 260]. К Паньгу функционально и внешним обликом близок творец всего сущего Чжулун или Чжуинь - Дракон со свечой с горы Чжуньшань: он имел лицо человека, тело змеи, рост в тысячу ли [Там же, с. 31, 260].
Китайская мифология главной заслугой Фуси называет передачу людям огня. Он являлся верховным владыкой Востока, который ведал веснами и ростом деревьев. Считается, что Фуси начертал восемь триграмм, обозначающих разнообразные явления Вселенной, научил людей плести из веток сети и ловить рыбу, изобрел музыкальный инструмент - гусли [ Там же, с. 45-47]. В некоторых мифах он - сын духа
грома и змееборец [Рифтин, 1987, с. 393]. Б. Л. Рифтин древним считает мифологический сюжет о Всемирном потопе и первопредках Нюйва и Фуси. Исследователь со ссылкой на ряд авторов пишет: «Миф о потопе и происходящем после него инцесте единственной уцелевшей пары - брата и сестры зафиксирован у целого ряда народов Южного Китая, Юго-Восточной Азии, включая Тайвань и Филиппины, и у бхилов в Индии. Рассмотрение различных вариантов в целом приводит исследователей к выводу о том, что указанный миф относится к эпохе единства всех аустроазиатов, т.е. к периоду энеолита» [Там же, с. 393-394].
Энеолит - переходный этап от каменного века к эпохе металла, характеризующийся усилением в социально-экономической жизни родового коллектива мужского, отцовского начала. Переход к земледелию, скотоводству, становлению раннеклассового общества сопровождался отказом от древних зооморфных сюжетов с материнской мифопоэтикой. Границей времен в новой картине мира стал мифический Всемирный потоп, отделивший предшествующее время первозданного хаоса от упорядоченного и систематизированного нового миропорядка. Зооморфные первопредки как символы хаоса были заменены антропоморфными божествами нового пантеона. Уничтожены и носители хаоса - «допотопные» грешники. Однако народная память, как показали записи фольклора, сделанные среди китайцев и малочисленных народов Китая в XX в., хранят «культурные окаменелости» прошлых эпох во фрагментарном виде, уже лишенные ранней мифо-поэтической составляющей и этиологического контекста.
К «допотопному» времени относятся распространенные в прошлом у народов Северной и Южной Азии воззрения на личинку как сопричастную к культу плодородия и появлению человека. Версии о ниспослании личинок божественным небом устанавливают вертикальный характер циркулируемых мифологических связей в проекции Небо - Земля. Представления о небе как о тверди с отверстиями, через которые шел поток личинок, могут указывать на его ранний зооморфный облик. Первоначально дарующее жизнь небо мыслилось материальным телом: в мифологии Китая богиня-прародитель-
ница заделывала камнями многие небесные дыры. Так, в преданиях малочисленных народов Южного Китая мяо и яо первопредок-«женщина рождает даже вообще жернов (или жернова?), которые потом разбивают на кусочки, и кусочки, в свою очередь, превращаются в детей. Дети дают начало и разным родам и соседним народам» [Там же, с. 390]. Впоследствии эта мифологема имела влияние на древнекитайских философов. Философ и мыслитель Ван Чун (27 - ок. 97 г. н.э.) писал: «.небо есть тело, а не воздух. Ведь человек рожден [из] неба, так как же можно сомневаться в том, что небо не воздух? [Небо] телесно и находится очень высоко и очень далеко от людей. двадцать восемь созвездий являются пристанищами солнца и луны, подобно тому, как земле почтовые станции служат местами отдыха для курьеров. Следовательно, имеющееся в книгах утверждение, что небо является телесной субстанцией, обоснованно, а не ложно» [Древнекитайская., 1990, с. 278-279].
В некоторых традициях исходное женское начало неба трансформировалось в мужское божество, дарующее священный дождь - универсальную жизненную силу, по-разному называемую в различных культурах: мусун, дэ, пон-до, пуха, манна. В период антропоморфизации и патернизации пантеона функции божественного дарителя были распространены на правителей страны.
Обратимся к архаичному тексту из провинции Сычуань. Он не имеет широкого распространения в Китае, но запечатлен в древних книгах.
«В древние времена небо во многих местах обрушилось и в нем образовалось бесчисленное количество дыр (выделено мной. - Л. Ж.), так что даже солнце и луна боялись совершать свой путь по небу. Одновременно и на земле появились широкие трещины, из которых на поверхность стала выходить вода, затопившая всю землю. Во время наводнения погибло много людей. Тогда Нюйва отправилась искать синие блестящие камни, соответствующие по размерам дырам в небе. Возьмет камень, дунет, и дыра в небе заделана. Эти камни стали сверкать по ночам и люди назвали их звездами. После этого Нюйва стала приводить в порядок землю». Она взяла камни и глину, заделала трещины на земле так, чтобы воды текли на восток к морю [Рифтин, 1987, с. 396].
В I в. н.э. пересказ этого сюжета был приведен в философском трактате «Лунь хэн» (Критические замечания) просветителя и материалиста Ван Чуна. В результате битвы двух божеств и удара одного из них о гору столп Небес сломался. Тогда Нюйва «сплавила всех пяти цветов камни, залатала лазурное небо» [Древнекитайская., 1990, с. 272]. В поздних вариантах чинить небо и землю после потопа Нюйве помогал брат Фуси. В фольклоре тибетцев имеется рецитация мифа: краткое упоминание о том, что Нюйва после потопа отыскивала разноцветные камни, латала ими небо и землю. Предание завершается тем, что после починки неба Нюй-ва умерла [Рифтин, 1987, с. 395].
Ван Чун, признававший «единство, вечность и материальность мира» [Древнекитайская., 1990, с. 253], критически осмысливал текст из провинции Сычуань. В полемике с читателем он утверждал, что «небо является телесной субстанцией», и одновременно сомневался в такой возможности: «Это очень старинное предание пользуется доверием у [простых] людей. Образованные же люди находят его странным. Но если толковать о том, сообразуясь с законами природы (тянь дао) или деяниями людей, то, говоря по правде, весь сказ окажется пустой лишь болтовней. что же такое небо? Эфир иль тело? Коль оно эфир - от облаков, тумана неотличимо. Причем же тут небесный столп с его поломкой? Однако же Нюйва каменьями его чинила, - значит, оно тело; будь это верно - небо было бы сродни простым или драгоценным камням» [Там же, с. 272-273].
Размышления Ван Чуна показывают, что китайские мыслители начала I тыс. н.э., осуществляя ревизию древних мифов, были далеки от наивно-рационалистического восприятия мира и подвергали их критическому разбору. Одновременно ученые философы формировали новый взгляд на мир. В том же трактате «Лунь хэн» Ван Чун рассуждал о жизни и смерти человека, о богатстве и бедности на основании астрологических знаний и новых интерпретаций значимости неба и звезд.
«На небе есть сотни [звезд] повелителей и огромное множество [обычных] звезд. Небо испускает жизненную энергию, а звезды источают тончайшее [цзин. - Л. Ж.] жизненного начала. Частицы жизненной энергии, испускаемые не-
бом, и частицы жизненной энергии, источаемые сонмом звезд, взаимопроникают. Человек рождается, вобрав в себя частицы жизненной энергии, и, обладая ими, растет. Если ему достались благородные [частицы], он окажется знатным человеком. Если же ему попадут [частицы] ничтожные, то его участью будет презренное состояние. Поскольку на небе есть сотни [звезд] повелителей и огромное множество [обычных] звезд, то и на земле соответственно также имеются - как носители их тончайшего жизненного начала - десятки тысяч людей из народа и [государи]» [Там же, с. 262-263].
В обосновании социального неравенства, предначертанного при рождении человека небом и звездами, обнаруживается влияние этиологических мифов предшествующей эпохи, когда богиня Нюйва создавала одних людей ручной лепкой, а других - простым встряхиванием комочков глины на землю [Юань Кэ, 1987, с. 48-49]*. Неравенство рассматривается как данность и не зависит от наследственности, волеизъявления человека или результатов его труда. Обоснование социального неравенства людей проявляется в поздней мифологии и в размышлениях древнекитайских философов в отличие от ранней языческой веры в уравнительное ниспослание зародышей-личинок-душ.
Древнекитайская мифология реконструирована учеными по фрагментам исторических и философских сочинений периода XIV в. до н.э. -I в. н.э. Тезис философской школы конфуцианцев «Необходимо исправить имена» оказал существенное влияние на древнекитайскую мифологию (О.М. Фрейденберг назвала эти процессы «пересемантизацией старых образов» на новые [1978, с. 80]).
«Одна из отличительных черт древнекитайской мифологии - историзация (эвгемеризация) мифических персонажей, которые под влиянием рационалистического конфуцианского мировоззрения очень рано начали истолковываться как реальные деятели глубокой древности. Эвгемеризация мифов способствовала и характерному для китайской мифологии процессу ан-тропоморфизации героев, который продолжал-
ся в народной мифологии вплоть до позднего времени» [Рифтин, 1980, с. 652].
Трансформированные под влиянием различных философских школ, первоначально разрозненные мифологические образы отдельных древнекитайских племен и племенных групп постепенно складывались в единую общую систему [Там же, с. 655]. Однако древние истоки натурфилософских образов и мифов оказались во многом утрачены. Здесь мы вплотную подходим к пониманию и объяснению мифов об образовании «бесчисленного количества дыр» на небе, которые богиня Нюйва заложила камнями: «синие блестящие камни. стали сверкать по ночам и люди назвали их звездами». В качестве типологической параллели обратимся к архаическим воззрениям юкагиров на небо и звезды.
Небо в представлениях лесных юкагиров материально и мыслится в виде гигантского жилища нумэ с покрытием из множества шкур-облаков (нищхаар 'облако', где хаар 'шкура, кожа, кора', букв. 'много шкур') [Прокопьева, 2009, с. 79]. В небесном покрытии имеется множество отверстий, это звезды йургудьиэйэпул, где йургуу 'прореха, щель', в отличие от хонжо 'дыра'; самку животного называют йоргоодьо [Николаева, Шалугин, 2002]. Логично предположить, что образ неба как жилища из многих шкур животных есть вторичная пересемантиза-ция, в древнейшей версии жилищу мог предшествовать зооморфный код, известный народам Сибири - Мать-зверь (лось/олень). Из многочисленных отверстий в небесной шкуре на землю падали мелкие частицы - носители тени/ души, эмбрионы живых существ. Зооморфный код у сибирских охотников на дикого оленя/лося мог сложиться в древности в результате наблюдений за циклом развития личинок овода (слепня) в шкуре копытного. Овод откладывает яйца, прокусывая шкуру; развиваясь под шкурой, через определенный период времени из личинок вылупляются насекомые - оводы. По-видимому, древний метод познания по аналогии привел к мысли об экстраполяции этого циклического процесса в мире животных на происхождение человека [Жукова, 2012, с. 128, 156-168].
Трансформированный сюжет известен в мифологии лесных юкагиров. Люди появились в результате действий демиурга Христа, черт Острая Голова тоже решил создавать людей, но создал чертей [Жукова, 2017].
Интересно, что в юкагирском календаре названия двух зимних месяцев обозначают насекомых и копытных:
1) январь - чомохартлидьэ кинидьэ - 'месяц большой бабочки', другое название йотнэйэ кинидьэ 'спинной хребет', 'горный хребет', 'месяц гор'. «Гора», «хребет» относятся к иносказательным, табуированным названиям лося;
2) февраль - йукухартлидьэ кинидьэ - 'месяц маленькой бабочки' [Иохельсон, 2005б, с. 84-85].
О причинах соответствия названий зимних месяцев с насекомыми В.И. Иохельсон писал следующее: «. имеются в виду личинки двух видов слепней, из которых один откладывает свои яйца в шкуре оленя, а другой - в его ноздрях. В течение зимы яйца превращаются в личинки». Один вид слепней называется моллэ, другой - тодиндьаха. «Странно, - что в названии месяцев использовано слово "бабочка", а не личинка или овод, возможно, ассоциация объясняется тем, что «те и другие развиваются из личинок» [Там же, с. 85]. Из словарных материалов одулов выясняется, что молльо в одном значении - 'овод', в другом - 'олень' (маленький, дикий) [Николаева, Шалугин, 2002, с. 43]. В названии января «месяц гор» содержится эвфемистическое название лося и ему соответствует слепень тодиндьаха 'кусающий' (от то-дии 'зуб'), а слепень молльо и маленький дикий олень соотносятся с февралем.
Декабрь, называемый «перед месяцем гор», январь и февраль соотнесены в юкагирской культуре с дикими копытными животными - лосем и оленем. Здесь уместно привести параллели с мифологическими представлениями якутов и других тюркских народов, у которых бык выступает синонимом зимы - севера - ночи -смерти, а лошадь, в соответствии с системой двоичных классификаторов, синонимом лета -юга - дня - жизни [Габышева, 2003, с. 137-147]. В календаре юкагиров лось и олень воплощают холодные зимние месяцы. Вот какую характеристику Н.И. Спиридонов (Тэки Одулок) дал копытным животным в начале лета: «Зверь, вынесший на своей спине чудовищную зиму, отощал, и остались одни кости (шкура также не годится: начинает линять, а кожу превращают в сетку развернувшиеся под кожей личинки овода)» [Спиридонов, 1996, с. 42]. Заметим, что у
Тэки Одулока зима ассоциирована со спиной, шкурой животного и личинками овода. Предварительные этнореконструкции показали, что лось/олень моделировал зооморфную мифологическую вселенную юкагиров, из звезд-отверстий в «небесной шкуре» личинки кудьэ падали вниз на землю. Личинки ассоциированы не только с зародышами человека, но и с представителями животного мира.
Тема дарующего неба известна в искусстве народов северной Евразии. Легенды о падающих с неба из «тучи великой» белках и оленятах записаны русским летописцем в XI в. от новгородцев, ходивших к Ледовитому океану «за Югру и за Самоядь» [Рыбаков, 1981, с. 56]. Вот как Б.А. Рыбаков, вслед за В.В. Чарнолусским, интерпретирует изображения полулюдей-полулосей в верхней части шаманских бронзовых бляшек сюльдэ («чудских образках») верхней Камы. «У них настоящие крылья, ноги с копытцами, разрезанными надвое. Из их растопыренных копытец на руках падают символы тех благ, что приносят человеку эти существа. Каковы же эти дары? Рыба, какой-то пушной зверь, голова лося с остроконечным ухом, голова птицы с длинным клювом, голова оленя». На другой бляшке «головки оленьцов показаны. просто падающими с неба на землю». Изображения падающих с неба небольших головок оленей-лосей автор сравнивает с эмбрионами животных [Там же, с. 57-58].
Изложенный материал по северным народам позволяет включить в ареал бытования аналогичные представления древних китайцев. Так находят объяснение, с одной стороны, мифическое «бесчисленное количество дыр» в материально плотном покрытии неба, а с другой - происхождение «крылатых посланцев неба с человеческими головами и змеиными телами». Воссоздается гипотетический образ божественного неба в ранней зооморфной стадии. В китайской мифологии сюжет с многочисленными дырами в плотном небесном покрытии может быть отнесен к одному из самых древних, уже утерявших этиологический смысл. Примечательно, что черный цвет (сю-ань) с красным отливом является цветом неба [Юань Кэ, 1987, с. 313].
В качестве «культурной окаменелости» следы утраченных воззрений обнаруживаются в
свадебной обрядности китайцев. В древней книге «Разыскания по древней истории» Дзяо Чжоу (201-270 гг.) сказано: «Фуси определил, что при заключении браков дарятся две оленьи шкуры» [Там же, с. 263]. В контексте наших исследований примечательно в свадебном даре следующее: 1) парность шкур копытного животного (символ мужского и женского начал?); 2) отсылка к архаическим временам охотничьей стадии - дар в виде оленьих шкур; 3) оленьи шкуры как возможный символ плодовитости и продолжения рода.
Вышеизложенное позволяет сделать предположения о роли копытного животного - зооморфного предка-оленя (Матери-оленихи) и личинки-червя в древнекитайской традиции перспективными для дальнейших изысканий.
В результате сопоставлений с сибирскими и, в частности, с юкагирскими материалами, выясняется, что в древнекитайской традиции многочисленные «дыры» в небесном покрытии могли нести семантику древнего животного репродуктивного кода. Небесное божество, отождествляемое на раннем этапе с материнским началом, являлось источником ниспослания зародышей - личинок - душ, культовое отношение к которым впоследствии нашло пролонгацию в мифологии, создании антропо- и звероподобных обликов божеств пантеона и в изобразительном искусстве древнего Китая. Завершающими этапами трансформирования женского облика небесного божества являлись его пере-семантизация в прародительницу людей Нюйва и заделывание ею небесных «дыр». Таким образом, созданию образа антропоморфной прародительницы людей Нюйва предшествовала длительная по времени череда мифопоэтиче-ских переосмыслений и пересемантизаций.
Литература
Алкин С.В. Археологические свидетельства существования культа насекомых в неолите СевероВосточной Азии // Древние культуры Северо-Восточной Азии: Астроархеология. Палеоинформати-ка. - Новосибирск: Наука, 2003. - С. 134-143.
Алексеев А.Н., Пеньков А.В. Новые подходы к познанию духовной культуры таежных племен древней Якутии: пиктографические «тексты» на ленских писаницах бронзового века // Древности Якутии: ис-
кусство и материальная культура. - Новосибирск: Наука, 2006. - С. 12- 56.
Бродянский Д. Л. Мужские календари из второго Бойсманского могильника (Приморье) // Древние культуры Северо-Восточной Азии: Астроархеология. Палеоинформатика. - Новосибирск: Наука,
2003. - С. 143-150.
Варламова Г.И. (Кэптукэ). Мировоззрение эвенков: отражение в фольклоре. - Новосибирск: Наука,
2004. - 188 с.
Варламова Г.И. (Кэптукэ). Женская исполнительская традиция эвенков (по эпическим и другим материалам фольклора). - Новосибирск: Наука, 2008. -230 с.
Габышева Л.Л. Слово в контексте мифопоэтиче-ской картины мира. - М.: Изд-во РГГУ, 2003. - 192 с.
Древнекитайская философия. Эпоха Хань / сост. Ян Хиншун. - М.: Наука, 1990. - 523 с.
Жукова Л.Н. Очерки по юкагирской культуре. -Новосибирск: Наука, 2012. - Ч. 2. - Мифологическая модель мира. - 360 с.
Жукова Л. Н. Древнекитайский и юкагирский мифы о сотворении человека: сюжетное и структурное сходство // Северо-Восточный гуманитарный вестник. - 2017. - № 2. - С. 28-39.
Иванов В.В. Змей // Мифы народов мира. - М.: Советская энциклопедия, 1980. - Т. 1. - С. 468-471.
Иохельсон В.И. Материалы по изучению юкагирского языка и фольклора, собранные в Колымском округе. - Якутск: Бичик, 2005а. - 270 с.
Иохельсон В.И. Юкагиры и юкагиризированные тунгусы / пер. с англ. В.Х. Иванова и З.И. Ивановой-Унаровой. - Новосибирск: Наука, 2005б. - 675 с.
Кирьяк М.А. Древнее искусство севера Дальнего Востока (Каменный век). - Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 2003. - 278 с.
Кистенев С.П. Новые археологические памятники бассейна Колымы // Новое в археологии Якутии. -Якутск: Изд-во ЯФ СО АН СССР, 1980. - С. 74-87.
Мазин А.И. Традиционные верования и обряды эвенков-орочонов (конец XIX - начало XX в.). - Новосибирск: Наука, 1984. - 200 с.
Николаева И. А., Шалугин В.Г. Словарь юкагирско-русский и русско-юкагирский (верхнеколымский диалект). - СПб.: Дрофа, 2002. - 191 с.
Окладников А.П., Мазин А.И. Петроглифы бассейна реки Алдан. - Новосибирск: Наука, 1979. -152 с.
Прокопьева П.Е. Отражение мифологического мышления в юкагирском фольклоре. - Новосибирск: Наука, 2009. - 142 с.
Рифтин Б. Л. Китайская мифология // Мифы народов мира. - М.: Сов. энцикл., 1980. - Т. 1. - С. 652662.
Рифтин Б. Л. О китайской мифологии в связи с книгой профессора Юань Кэ // Юань Кэ. Мифы древнего Китая. - М.: Главная редакция восточной литературы, 1987. - С. 378-477.
Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. - М.: Наука, 1981. - 608 с.
Симченко Ю.Б. Культура охотников на оленей Северной Евразии. - М.: Наука, 1976. - 311 с.
Спиридонов Н.И. (Тэки Одулок). Одулы (юкагиры) Колымского округа. - 2-е. изд. - Якутск: Севе-ровед, 1996. - 80 с.
Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. -М.: Наука, 1978. - 605 с.
Хлобыстина М.Д. Древнейшие южносибирские мифы в памятниках окуневского искусства // Первобытное искусство / отв. ред. Р.С. Васильевский. -Новосибирск: Наука, 1971. - С. 165-180.
Юань Кэ. Мифы древнего Китая. - М.: Главная редакция восточной литературы, 1987. - С. 5-377, 478-527 с.
L.N. Zhukova
Myths about Zoomorphic Image of the Sky and the Appearance of Man in the
Siberian and Ancient Chinese Tradition
The article is devoted to the mythological views of the peoples of North Asia and the Chinese on the origin of man. Myth-making about the creators of the first "antediluvian" people went through several alleged stages. A special attitude, widespread in antiquity, to the insect larva as a carrier of an ultra - thin substance - the soul, is considered. This is the original zoomorphic image of the Mother-beast deity reconstructed in the Siberian tradition, in close connection with the descent of the embryo worm. Subsequently, in some traditions, the divine feminine principle was transformed into heavenly men, giving the sacred rain - life power, known in different cultures "musun", "de", "ponda", pukha", "manna". The functions of the heavenly donor in the later pantheons were delegated to the rulers of the country, anthropomorphic ancestors-patrons of the clan. The article reveals the mythological roots of ancient Chinese legends about the creation of man, dating back to the era of myth-making of the Stone Age with zoomorphic characters. The original zoomorphic image of the heavenly deity, the giver of life was transformed into a series of myths about anthropomorphic goddess-ancestor Nuiva and "covering up" stones of many holes in the sky. In ancient Chinese art depicted the transition of zoo-anthropomorphic images of their ancestors with a snake-like lower body in the guise of a deity-demiurge Nuiva and her brother/husband Fusi. In the iconography of many Chinese mythical images is an ancient symbol - the germ worm and its late invariant snake/dragon.
Keywords: the cult of the larvae, the Mother-beast, the soul, the cosmogony, myths, ancestors, art, transformation.
В.Г. Попов
БОГ 10.25693ZSVGV.2019.02.27.03 УДК 903.21'12.05(=512.157)
Функциональные особенности некоторых видов традиционного холодного оружия якутов
В статье представлена часть классификации якутского традиционного холодного оружия ближнего боя (ТХОББ), в частности, разделы древкового (разновидности пальмы, типы наконечников копий и рогатин) и длинноклинкового оружия. Ранее тема была раскрыта лишь в одной научной работе - в главе 2 «Комплекс во© Попов В.Г., 2019
