CC BY
104
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ И АРХЕОЛОГИЯ
УДК 94(470)
DOI 10.18522/0321-3056-2016-1-16-21
МИФОЛОГИЯ И НАРТСКИИ ЭПОС ИНГУШЕИ О ТВОРЕНИИ ЧЕЛОВЕКА
© 2016 г. П.Х. Акиева
Акиева Петимат Хасолтовна -
кандидат исторических наук, ведущий научный
сотрудник, отдел истории,
Ингушский научно-исследовательский институт гуманитарных наук им. Ч. Ахриева, ул. Д. Мальсагова, 11, г. Магас, РИ, 386000. Е-mail: petim@yandex. ги
Akieva Petimat Hasoltovna -
Candidate of Historical Sciences, Leading Researcher, History Department,
Akhriev Ingush Scientific-Research Institute of Human Sciences,
D. Malsagov St., 11, Magas, RJ, 386000, Russia. E-mail: petim@yandex.ru
Проводится сравнительно-исторический анализ ингушских мифологических и эпических сюжетов о заключительном космогоническом акте - творении человека, который иллюстрирует их семантико-смысловую общность с мировоззренческими представлениями древних народов Малой Азии и предков нахских народов Центрального Кавказа. Таким образом творение человека стало кульминацией деятельности божественного демиурга в процессе установления миропорядка.
Ключевые слова: творение человека, субстанции, кровь, земля, муравей, первообраз птицы, орел, древние представления ингушей, единый мифологический образ.
In the article the author gives a comparative historical analysis of Ingush mythological and epic themes about the final cosmogonic act - the creation of Man, which illustrates their semantic meaning commonality with worldviews of ancient peoples of Asia Minor and the ancestors of the Nakh peoples of the Central Caucasus. Thus the creation of Man was the culmination of the divine demiurge activities in the process of establishing the world order.
Keywords: creation of Man, substance, blood, earth, ant, bird prototype, eagle, ancient Ingush beliefs, single mythological image.
Антропогонические мифы, в частности о творении человека, первой человеческой пары являются составной частью космогонических мифов. Именно с актом сотворения человека мифологически связано окончание «золотого века», века благодати, завершающее космогонический цикл.
Мифология и языческие представления ингушей являлись предметом специального исследования лишь в работе Б. Далгата «Первобытная религия чеченцев и ингушей», вышедшей в 1893 г. [1], с философской точки зрения древнеингушские взгляды освещались исследователем А. Танкиевым [2, 3], отдельные вопросы проблемы в той или иной степени рассматривались в работах Н.Ф. Грабов-ского, Ч. Ахриева, Н. Яковлева, А. Генко, З.А. Ма-даевой, М.Р. Ужахова, А. Тутаева, Х.А. Акиева, И.А. Дахкильгова, М. Цароевой, О.А. Васильевой, Л.Т. Агиевой [4-16].
Задавая схему развертывания всего, что есть в пространстве и времени, ингушские мифы описывают создание мира из пустоты, рассказывают о строении Вселенной, о появлении земли, неба и
ветра, о первообразах благодатного времени и появлении человека. Пытаясь дать характеристику представлений ингушей о космогоническом акте -божественном творении человека, его субстанциональной сущности «мы должны учитывать, что ... в идеологии горцев явно преобладали весьма архаичные элементы древней первобытно -язычной религии», которой было «пронизано все мировоззрение горца» [17, с. 197-180]. Б.К. Далгат отмечает в качестве самого существенного в возникновении религиозной мысли «свойство человека вкладывать во все душу свою, антропоморфизировать явления природы и свои анимистические представления» [1, с. 56]. Творение человека стало кульминацией, последним божественным актом процесса установления космического миропорядка: только после создания земли и небес, гор и холмов «бог населил землю всякими существами и людьми.» [18, с. 23].
Происхождение человека в ингушских мифах объясняется как изготовление божественным демиургом. Причем черты демиурга в ингушской космогонии никак не проявляются - он просто «бог»:
«Бог сотворил человека из земли» [18, с. 30] или «...бог сжал землю в одной руке - и образовалась женщина, сжал в другой - и образовался мужчина.» [18, с. 33]. Верховное божество - Дяла (инг. Даьла - аьл + классный показатель «д») -предками ингушей представлялось творцом Вселенной и всего сущего на Земле. «Имя Дяла являлось именем бога вообще» [19, 20].
Основой сотворения человека, согласно ингушской версии, общепризнанно рассматривается земля, что является довольно распространенным вариантом в представлениях древних народов. Первый божественный опыт творения человека в ингушской версии, имеющий также аналогии во многих других мифологиях мира (например шумерской), был неудачным: «Они (мужчина и женщина. - П.А.) некоторое время жили на земле, но не оставили после себя потомков» [18, с. 32]. Таким образом, в числе характеристик первой пары мужчины и женщины можно назвать смертность и физическую неполноценность. Хотя ингушские мифы прямо не объясняют смысла человеческой жизни, судя по данному тексту, можно предположить, что способность иметь потомство являлась основным его предназначением.
Показанное в ингушских мифах и фольклорных текстах гендерное различие дополняется и пространственной символикой: так, женщина связывалась со стихиями воды и земли, являлась воплощением «низа», подземного/нижнего мира, была сотворена «на западе». Мужчина как воплощение солнечного мира, оплодотворяющего землю своими лучами, был создан на востоке [1, с. 40].
Происхождение женщины также в большинстве мифологических сюжетов связано с этой субстанцией, но имеются и поздние вариации на тему человеческого ребра: «Бог сотворил человека из земли, а из ребра человеческого сделал женщину» [18, с. 32].
В ингушском мифе «Бог сотворил человека», насыщенном глубоко символичными образами, повествование продолжается тем, что после смерти первой пары «.из спинного мозга первого человека родился муравей, а из муравья со временем сделался новый человек.» [18, с. 32]. Это единственный случай из ингушской мифологии, когда в качестве материала появления человека указывается муравей, а не земля. Представленные ингушские варианты субстанциональной основы человека не противоречат друг другу, а взаимодополняют.
Для ответа на вопросы, каким образом они согласуются и почему именно из муравья произошла первая жизнеспособная с точки зрения основной цели существования социобиологическая особь,
нужно обратить внимание на некую привилегированность положения данного насекомого, сохранившееся в ингушской традиции. Так, в числе первой особенности следует упомянуть об ингушском термине «аьл», обозначающем муравьиную матку (а также королеву еще одного вида социальных насекомых - пчеломатку). Этот же термин применяется в ингушском языке и в отношении к человеческому обществу в значении царь/князь/бог. Думается, что использование одного термина для отображения этих знаковых понятий и упоминание о том, что «из муравья со временем сделался новый человек», связано в первую очередь с общественным образом жизни этих насекомых, выражающемся четким распределением функций, системой взаимодействия и жизнеобеспечения.
Вторая особенность, являющаяся весомой в семантической расшифровке мифологического образа муравья, скрыта в этимологии этого ингушского понятия - «зунгат», в котором обнаруживается корневая основа «зу» (инг. зу - наблюдать + нг -уменьшительный суффикс + ат - окаменевшее окончание).
Учитывая, что фонетика, морфология, синтаксис и лексика ингушского языка дают многочисленные примеры родства с хуррито-урартским, хеттским и шумерскими языками [21-28], позволим себе привести некоторые аналогии. Согласно шумерскому мифу «Энки и Нинмах», боги создавали человека из глины/ила/крови одного из первосуществ на земле птицы Зу (вар. Абзу, Анзуд, т.е. «тот, кто знает», «мудрец»). Вершитель судеб, птица Зу, в шумеро-ак-кадской мифологии выступала в виде огромного синего орла с головой львицы, рождающего своими когтями молнии-бури [29, с. 179-180]. В силу того, что кровь, из которой был сотворен человек, была кровью божества Зу, рожденного до установления порядка, в эпоху благодати, союзом земли и неба, в новом упорядоченном мире она представлялась потенциально негативной.
Вывод К.Д. Туманова о лингвогенетической связи шумерского <ш» с нахским «"ци" со значением крови» [30, с. 46-50] позволяет объединить семантико-смысловые значения однокорневых форм. Являясь, согласно ингушским представлениям, второй составляющей сущности человека, видимой телесной оболочкой, кровь - «ц1ий» относится к числу важнейших, это понятие «со всеми его производными... принадлежит к доисторическому языку, и осталось в полной сохранности только в чеченском (ингушском. - П.А.) языке» [30, с. 45-46]. В числе таковых производных имеются
термины, обладающие огромной философской значимостью в жизни древнего ингуша: ц1и - огонь, имя; ц1ет - военный трофей; ц1е - красный; ц1ий -кровь; ц1а - дом, плацента; ц1ай - святое/праздник; ц1ена - чистый; ц1ена саг - жрец, святой человек; ц1аста - медь и др.
В ингушском нартском сказании «Нарты Майра и Болат» указывается, что склон, где были зарыты железные клюв и когти орла, «огромного как туча» и воздвигнут могильник-склеп, «в который положили Болата», его соратником нартом Майри был назван Цай-пхеда (инг. ц1ай - божественное/святое/праздник + пхьеда - центр) - город мертвых в Мелхистах» [31, с. 176-177]. При этом священная гора, на которой расположен трон бога грома, молнии и войны Селы, имеет название Ц1ай-лоам. К этому ряду можно добавить и название Цейского ущелья на территории современной Осетии, которое также является производным от ингушского «ц1и»; а также представления связаные с «ц1ол -вредными духами», которые бывают «только красного цвета» (т.е. цвета крови) и «только от них исходит жар» [32, с. 167].
В числе коррелятов с шумерским «зу/зи» следует обозначить и следующие ингушские понятия: «зе» [зие] - зло, убыток, опасность, потеря, вред, преступление; «зул» - криво, косо; «зем» - опыт, наблюдение, анализ; «зуд» - женщина, сука; «доазу» - граница ([оаз] - голос [йоазу] - письмо + классные показатели «д» и «й») и т.д. В этом же ключе стоит рассматривать и древнее устойчивое ингушское выражение «ма зе» в значении «ощутить /познать /узнавать /выслеживать /наблюдать сущность объекта».
Из ингушских мифологических персонажей, функционально и морфемно соответствующих шумерскому образу Зу, стоит назвать «зехап» [яЬар]-огромных синих орлов-громовиков; «зирков» ^кк] -магов/мудрецов, законников [33, с. 134], обладающих эзотерическим знанием посредством наблюдения/общения с астральными объектами; а также «зунгат» [ш^а1] - муравья, из которого произошел человек.
Для каждого из данных образов характерна амбивалентность. Так, птицы зехап выступают вещуньями, которые во время дождя «летают в тучах, с большой силою машут крыльями и этим производят гром» [32, с. 2; 1, с. 164]. «Способность летать и метать гром и молнии, подниматься так высоко, чтобы превосходить и разрушать более низкие силы, является без сомнения, основной характеристикой всей символики орла. Он является терио-морфной бурей, "буревестником" далекой древности - образ, происходящий из Месопотамии, а оттуда распространившейся по Малой Азии» [34,
с. 363]. Отметим, что такие функциональные характеристики первообраза орла - Арзи/Зехап - из ингушской мифологии и языческих представлений, как амбивалентность, возможность перемещаться в мирах, наблюдать и вершить справедливость (обладание источником живой и мертвой воды, т.е. способность даровать или лишать жизни), рождать гром и молнии в семантико-смысловом и лингвистическом плане однотипны с шумерской мифической птицей Зу [35].
Священное знание, аккумулированное зираками в ингушских мифах всегда эзотерично, оно хранится «в крепком сундуке, который не могли разбить никакие инструменты» [32, с. 131]. Проблема знания исторически обладала одновременно взаимоисключающими характеристиками - доступностью и закрытостью.
В историко-культурной традиции ингушей и в настоящее время практикуется уважительное отношение к муравью. С одной стороны, его считают мудрым, трудолюбивым и благородным созданием («Зунгатабар санна хьаькъал чулаца корта боаккха ба» - «Большая голова полна ума как у муравья»; «Зунгатаяр санна эздий йиткъа юкъ а йолаш» - «С тонкой благородной талией как у муравья»; «Зунга-тадар санна хьинар долаш ва из» - «Он словно муравей настойчиво трудолюбив» и т.д. С другой стороны, о принадлежности образа муравья к иному миру однозначно говорит и ингушское слово «боардз», используемое в значении «муравейник» или «надмогильный холмик». Таким образом, в числе ценностных характеристик мифологического образа муравья следует назвать мудрость, благородство (происхождения), а также его связь с иным хтоническим миром.
Материальная составляющая человека - «ц1и» -кровь, согласно ингушским представлениям, была также амбивалентна, это и благо, так как ассоциировалась с кровью предков, и зло, так как связывает человека с природной, животной сущностью. Красный в ингушских представлениях «низкий» цвет, связан с иным миром. Это цвет крови, молнии, огня, силы, энергии, жизни, это «знак превращения из профанного состояния в сакральное, связанное с предками» [36].
Не являются ли данные мифологические примеры последствием расщепления некогда единого образа? С космическим упорядочением ингушской мифологической системы представлений птица-орел, так же как и шумерская птица Зу, становится духовной сущностью хтонического мира и при этом получает возможность существовать в разных мирах, т.е. сохраняя элементы небесной благодати,
мудрости, знания, она в то же время становится птицей-буревестником, рождающей ветер/воздух, что является причиной исчезновения/смещения солнечной благодати в иной мир. Как пишет А. Го-лан, «некоторые птицы (например, орел) соотносились с богом преисподней. Образ бога земли в виде птицы возник в связи с представлениями о том, что он мог подниматься на небо» [37, с. 174]. Птица-орел в ингушской мифологии сама становится носителем благодати, при этом является посредником, соединяющим небесную, солнечную/земную и потустороннюю сферы, на образ орла переходит роль громовержца. Недаром атрибутом бога войны, грозы, молнии и бури Села ингушского языческого пантеона выступает птица орел.
В самом слове «орел» на ингушском языке -«эрзи/аьрзи» присутствует указанное выше корневое «зи» в значении «наблюдать» (инг. эри/аре -поле, степь + зи - наблюдать). Однокоренное данному ингушскому термину обнаруживается в древних текстах, в которых отмечено «выдающееся достижение урартского царя»: «В местности Сигкех, к северо-востоку от Вана. был найден камень с коротким клинообразным текстом: "Менуа, сын Ишпуини, говорит: с этого места конь по имени Ар-циби ("Орел") под Менуа прыгнул 22 локтя"» [38, с. 111].
В.Г. Ардзинба, проводя параллели между нарт-ским эпосом и хурритской «Песнью об Улли-кумми», а также хаттским мифом о борьбе бога грозы со Змеем, определяет их общие истоки. «Они могут быть объяснены предполагаемым генетическим родством хуррито-урартского и хаттского с восточнокавказскими и западнокавказскими языками» [39, с. 159, 161]. Конечно, данные сравнения требуют должного лингвистического разбора, однако приведенный достаточно большой историко-сопоставительный материал уже сейчас дает возможность обозначить имеющуюся связь между шумерскими мировоззренческими мотивами и древне-ингушскими мифологическими представлениями.
Приведенные примеры иллюстрируют взаимосвязь мировоззренческих представлений древних народов Малой Азии и предков нахских народов Центрального Кавказа. Равнозначность шумерского «зу» и нахского «зи/зу/ци» позволяет объединить понятия «земли» и «крови», как исходного материала для создания человека. Данное предположение подтверждается корневой основой ингушского термина «муравей» - «зу», который также является основой создания человека, а также тем обстоятельством, что именно из крови/глины повер-
женного древнешумерского божества Зу был сотворен первый человек. Корневая основа «зу/зи/ци», присутствующая в ингушских понятиях и мифологических образах зехап, зираков и зунгатов, идентичная имени шумерской птицы начала времен Зу, иллюстрирует не только их семантико-смысловую общность, но и позволяет предположить, что ингушские варианты являются различными гранями некогда единого образа Птицы - Зу.
Таким образом, творение человека стало кульминацией деятельности божественного демиурга в процессе установления миропорядка. Первоначально проба божественных сил в этом направлении показала нежизнеспособность человеческой пары ввиду отсутствия потомства. Возникновение нового человека в ингушских представлениях связано с образом муравья. Считаем, что кровь/глина/земля, из которой был сотворен человек, будучи божественной субстанцией и соответственно неся в себе некую упорядоченность, нашли свое символическое выражение в образе муравьев, которые, сами являясь частицами этой крови, проявили эту связь как самые социальные существа из нечеловеческого мира.
Литература
1. Далгат Б. Первобытная религия чеченцев и ингушей. М., 2004. 240 с.
2. Танкиев А.Х. Духовные башни ингушского народа : сб. ст. и материалов о народной культуре. Саратов, 1997. 294 с.
3. Танкиев А.Х. Боарам - ингушская эстетика. Назрань, 2011. 180 с.
4. Грабовский Н.Ф. Экономический и домашний быт жителей Горского участка Ингушского округа // Ингуши : сб. статей и очерков по истории и культуре ингушского народа / сост. А.Х. Танкиев. Саратов, 1996. С. 106126.
5. Ахриев Ч. Избранное / сост. А. Мальсальгов. Назрань, 2000. 313 с.
6. Яковлев Н. Ингуши // Ингуши: сб. статей и очерков...
7. Генко А.Н. Из культурного прошлого ингушей // Записки коллегии востоковедов при Азиатском музее АН СССР. Л., 1930. Т. V.
8. Мадаева З.А. Народные календарные праздники вайнахов. Грозный, 1990.
9. Ужахов М.Р. Годичные циклы хозяйственных работ чеченцев и ингушей периода средневековья. Грозный, 1979.
10. Тутаев А. Выписки из галгаевского календаря // Ян-диева М.Д. Ингушетия и ингуши. Назрань; Москва, 1999.
11. Акиев Х.А. Клеточный орнамент в системе языческого мировоззрения вайнахов // Искусство народных промыслов Северного Кавказа : тез. докл. на регион. науч.-практ. конф. Нальчик, 1989.
12. Акиев Х.А. О чем говорят рельефы храма Тхаба-Ерды // Нравы, традиции и обычаи народов Северного Кавказа : тез. общерос. конф. Пятигорск, 1997.
13. ДахкильговИ.А. Ингушский нартский эпос. Нальчик, 2013.
14. Цароева М. Тушоли - последняя богиня-мать Кавказа. Ростов н/Д., 2012. 94 с.
15. Васильева О.А. Календарные и религиозные праздники // Ингуши / отв. ред. М.С.-Г. Албогачиева, А.М. Мартазанов, Л.Т. Соловьева. М., 2013. С. 331-342.
16. АгиеваЛ.Т. Этнография ингушей. Майкоп, 2011.
17. Крупнов Е.И. Средневековая Ингушетия. М., 1971.
18. Антология ингушского фольклора : в 10 т. / сост. И.А. Дахкильгов. Нальчик, 2003. Т. 3. 350 с.
19. МужухоевМ. Исследование средневековых культурных памятников Чечено-Ингушетии // Памятники эпохи раннего железа и средневековья Чечено-Ингушетии. Грозный, 1981.
20. Мужухоев М. Из истории язычества вайнахов // Советская этнография. 1985. № 2.
21. Браун И., Климов Г. Об историческом взаимоотношении урартского и иберийско-кавказских языков // Тез. докл. АН Груз. ССР. Тбилиси, 1954. С. 50-51.
22. Джаукян Г.В. Взаимоотношения индоевропейских, хуррито-урартских и кавказских языков. Ереван, 1967. С. 216.
23. Котович В.М. Некоторые фамилии о связях населения Дагестана и Передней Азии в древности // Средняя Азия, Кавказ и Зарубежный восток в древности. М., 1983.
24. Меликишвили Г.А. Урартские клинописные надписи. М., 1960.
25. Меликишвили Г.А. Наири-Урарту. Тбилиси, 1954.
26. ЧикобаваА.С. Проблемы родства иберийско-кавказ-ских языков. // Историко-лингвистические связи народов Кавказа : тез. докл. нац. конф. Махачкала, 1965. С. 7-27.
27. Церетели Г.В. К вопросу об отношении урартского языка к иберийско-кавказской группе языков. Тбилиси, 1953.
28. Дешериев Ю.Д. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков. Грозный, 1963.
29. Крамер С. История начинается в Шумере. М., 1991.
30. Туманов К.Д. О доисторическом языке Закавказья. Из материалов по истории и языкознанию Кавказа. Грозный, 2011.
31. Антология ингушского фольклора / сост. И.А. Дахкильгов. Нальчик, 2006. Т. 4. 360 с.
32. Антология ингушского фольклора / сост. И.А. Дахкильгов. Нальчик, 2003. Т. 1. 344 с.
33. Дударов А.-М.М. К вопросу о расселении ингушей в позднем средневековье: Г1алг1ай коашке // Дударов А.-М. М., Кодзоев Н.Д. К древней и средневековой истории ингушей. Нальчик, 2011. С. 134-210.
34. Керлот Х.Э. Словарь символов. М., 1994.
35. Акиева П.Х. Первообраз птицы в культурно-исторической традиции ингушей // Актуальные проблемы кавказоведения в XXI веке : материалы Междунар. науч.-практ. конф., посвященной 165-летию Ч.Э. Ахриева. Назрань, 2015. С. 24-29.
36. Morphy Н. Апсе81га1 Connections. Аг1 and an Aboriginal System of Knowledge. Chicago, 1991. P. 148.
37. Голан А. Миф и символ. М., 1993. 376 с.
38. Пиотровский Б.Б. Ванское царство (Урарту). М., 1959.
39. Ардзинба В.Г. Нартский сюжет о рождении героя из камня // Древняя Анатолия. М., 1985. С. 128-168.
References
1. Dalgat B. Pervobytnaya religiya chechentsev i in-gushei [The Primitive Religion of Chechens and Ingush]. Moscow, 2004, 240 p.
2. Tankiev A.Kh. Dukhovnye bashni ingushskogo na-roda [Spiritual Towers of Ingush people]. Collection of articles on national culture. Saratov, 1997, 294 p.
3. Tankiev A.Kh. Boaram - ingushskaya estetika [Boaram - Ingush Aesthetics]. Nazran, 2011, 180 p.
4. Grabovskii N.F. [Economic and Family Life of Mountain Aria Inhabitants of the Ingush District]. Ingushi [Ingush People]. Col. art. and essays on History and Culture of Ingush People. Col. A.Kh. Tankiev. Saratov, 1996, pp. 106-126.
5. Akhriev Ch. Izbrannoe [Selected]. Col. A. Mal-salgov. Nazran, 2000, 313 p.
6. Yakovlev N. [Ingush People]. Ingushi [Ingush People]. Col. art. and essays.
7. Genko A.N. [From Cultural Past of Ingush People]. Zapiski kollegii vostokovedov pri Aziatskom muzee AN SSSR [Notes Collegium of Orientalists at the Asian Museum of the Academy of Sciences of the USSR]. Leningrad, 1930, vol. 5.
8. Madaeva Z.A. Narodnye kalendarnye prazdniki vaina-khov [Folk Calendar Holidays of Vainakh]. Grozny, 1990.
9. Uzhakhov M.R. Godichnye tsikly khozyaistvennykh rabot chechentsev i ingusheiperioda srednevekov'ya [Annual Cycles of Chores of Chechens and Ingush in the Medieval Period]. Grozny, 1979.
10. Tutaev A. [Extracts from Galgay Calendar]. Yandi-eva M.D. Ingushetiya i ingushi [Ingushetia and Ingush]. Naz-ran; Moscow, 1999.
11. Akiev Kh.A. [Checkered Pattern in the System of Pagan Worldview of Vainakhs]. Iskusstvo narodnykh promyslov Severnogo Kavkaza [Art Crafts of the North Caucasus]. Proceedings of the region. scientific-practical conf. Nalchik, 1989.
12. Akiev Kh.A. [What the Reliefs of the Thaba-Yerdy Temple Tell About]. Nravy, traditsii i obychai narodov Severnogo Kavkaza [Manners, Customs and Traditions of the Peoples of the North Caucasus]. Proceedings of conf. Pyatigorsk, 1997.
13. Dakhkil'gov I.A. Ingushskii nartskii epos [Ingush-Nart Epos]. Nalchik, 2013.
14. Tsaroeva M. Tusholi - poslednyaya boginya-mat' Kavkaza [Tusholi - the Last Goddess-mother of the Caucasus]. Rostov-on-Don, 2012, 94 p.
15. Vasil'eva O.A. [Calendar and Religious Holidays]. In-gushi [Ingush People]. Ed. M.S.-G. Albogachieva, A.M. Martazanov, L.T. Solov'eva. Moscow, 2013, pp. 331-342.
16. Agieva L.T. Etnografiya ingushei [Ethnography of Ingush]. Maikop, 2011.
17. Krupnov E.I. Srednevekovaya Ingushetiya [Medieval Ingushetia]. Moscow, 1971.
18. Antologiya ingushskogo fol'klora [Anthology of Ingush Folklore]. Col. by I.A. Dakhkilgov. Nalchik, 2003, vol. 3, 350 p.
19. Muzhukhoev M. [Research of Medieval Cultural Monuments of the Chechen- Ingushetia] Pamyatniki epokhi rannego zheleza i srednevekov'ya Checheno-Ingushetii [Monuments of the Early Iron Age and Medieval Period of Chechen-Ingushetia]. Grozny, 1981.
20. Muzhukhoev M. Iz istorii yazychestva vainakhov [From the History of Pagan Vainakhs]. Sovetskaya etnografiya [Soviet ethnography], 1985, no 2.
21. Braun I., Klimov G. Ob istoricheskom vzaimoot-noshenii urartskogo i iberiisko-kavkazskikh yazykov [The Historical Relationship of Urartu and Ibero-Caucasian Languages]. Tez. dokl. AS Gruz. SSR. Tbilisi, 1954, pp. 50-51.
22. Dzhaukyan G.V. Vzaimootnosheniya indoevro-peiskikh, khurrito-urartskikh i kavkazskikh yazykov [Relationships of Indo-European, Hurrito-Urartian and Caucasian Languages]. Erevan, 1967, p. 216.
23. Kotovich V.M. [Some Family Names on the Linkages of Dagestan Population and the Near East in Ancient Times]. Srednyaya Aziya, Kavkaz i Zarubezhnyi vostok v drevnosti [Central Asia, the Caucasus and Foreign East in Ancient Times]. Moscow, 1983.
24. Melikishvili G.A. Urartskie klinopisnye nadpisi [Urartian Cuneiform Inscriptions]. Moscow, 1960.
25. Melikishvili G.A. Nairi-Urartu [Nairi Urartu]. Tbilisi, 1954.
26. Chikobava A.S. [Problems of kinship Ibero-Cauca-sian languages]. Istoriko-lingvisticheskie svyazi narodov Kavkaza [Historical and Linguistic Ties of the Peoples of the Caucasus]. Mes. rep. nat. conf. Makhachkala, 1965, pp. 7-27.
27. Tsereteli G.V. K voprosu ob otnoshenii urartskogo yazyka k iberiisko-kavkazskoi gruppe yazykov [On the Issue of Relation of Urartian Language to the Iberian-Caucasian Language Group]. Tbilisi, 1953.
28. Desheriev Yu.D. Sravnitel'no-istoricheskaya gram-matika nakhskikh yazykov [Comparative and Historical Grammar of the Nakh Languages]. Grozny, 1963.
29. Kramer S. Istoriya nachinaetsya v Shumere [History Starts in Schumer]. Moscow, 1991.
30. Tumanov K.D. O doistoricheskom yazyke Zakav-kaz'ya. Iz materialovpo istorii iyazykoznaniyu Kavkaza. [On the Prehistoric Language of Transcaucasia. From the Materials on the History and Linguistics of Caucasus]. Grozny, 2011.
31. Antologiya ingushskogo fol'klora [Anthology of Ingush Folklore]. Col. I.A. Dakhkil'gov. Nalchik, 2006, vol. 4, 360 p.
32. Antologiya ingushskogo fol'klora [Anthology of Ingush Folklore]. Col. I.A. Dakhkil'gov. Nalchik, 2003, vol. 1, 344 p.
33. Dudarov A.-M.M. [On the Issue of Settlement of Ingush in Late Medieval Period: GIalgIay koashke]. Dudarov A-M.M., Kodzoev N.D. K drevnei i srednevekovoi istorii ingushei [On Ancient and Medieval History of the Ingush]. Nalchik, 2011, pp. 134-210.
34. Kerlot Kh.E. Slovar' simvolov [Dictionary of Symbols]. Moscow, 1994.
35. Akieva P.Kh. [Prototype of Bird in the Ingush Cultural and Historical Tradition]. Aktual'nye problemy kavkazovedeniya v XXI veke [Actual Problems of Caucasian Studies in the XXI Century]. Proceedings of Intern. scientific-practical conf., dedicated to the 165th anniversary of Ch.E. Ahriev. Nazran, 2015, pp. 24-29.
36. Morrhu N. Ansestral Connections. Art and an Aboriginal System of Knowledge. Chicago, 1991, p. 148.
37. Golan A. Mif i simvol [Myth and Symbol]. Moscow, 1993, 376 p.
38. Piotrovskii B.B. Vanskoe tsarstvo (Urartu) [Kingdom of Van (Urartu)]. Moscow, 1959.
39. Ardzinba V.G. [Nart Story about the Birth of Hero from Stone]. Drevnyaya Anatoliya [Ancient Anatolia]. Moscow, 1985, pp. 128-168.
Поступила в редакцию 11 января 2016 г.
