CC BY
21
С. Горак, С. Рязанова,
публицисты
МИФОЛОГИЧЕСКОЕ И РЕЛИГИОЗНОЕ В ИДЕОЛОГИИ ПОСТСОВЕТСКОГО ТУРКМЕНИСТАНА
В культуре человечества не так уж много явлений, которые обладают перманентной актуальностью. Одним из таких феноменов, на наш взгляд, является мифологическое отношение человека к миру, зачастую спрятанное под маской религиозной или светской культуры. Будучи спонтанной по своему происхождению культурной формой, миф расцветает пышным цветом при любой попытке индивида или социальной группы реконструировать мироздание. Постсоветское пространство политических игр здесь является не исключением, а, скорее, образцом, подтверждающим правило. Деструкция устоявшейся идеологической системы не предваряла собой возникновение функционально аналогичного набора нормативов и установок, провоцируя тем самым активизацию коллективного бессознательного. В данной культурной ситуации именно мифологический принцип описания и конструирования реальности становится ведущим и определяет параметры функционирования многих сфер общественной жизни.
Нельзя не отметить, что, несмотря на возникновение в условиях модернизированного общества, новая мифология воспроизводит большинство черт, которые традиционно соотносятся с содержанием архаических систем мировоззрения. Поскольку миф как способ отношения человека к миру имеет свои специфические черты, очень любопытным представляется наложение теоретического каркаса, с помощью которого исследуются мифологии древности, на современные исследователям идеологические построения. Основной целью такого подхода является стремление выделить внутри вышеуказанных образований компоненты мифологического и религиозного мироотношения, определить их соотношение и долю модернистского компонента в идеологемах. И наиболее ярким -хотя и далеко не единственным - примером такого синтеза могут послужить идеологические конструкты постсоветских государств Центральной Азии.
В границах мифологической системы существует строго фиксированный набор характеристик, противопоставляющий ее другим мировоззренческим формам. Прежде всего, в мифе нельзя
70
выделить материальное и духовное начало. Как правило, они существуют в единстве. Каждый предмет, вещь или явление являются одушевленными, содержат в себе либо священное существо, либо душу. Все в мире имеет единый источник происхождения, совмещающий материальное и духовное состояния. Всеобщая одушевленность порождает равноправие людей и окружающих их вещей. В социальном аспекте подобный подход означает наличие стабильной иерархической системы, положение внутри которой определяется аскриптивными характеристиками каждого из членов сообщества. Деятельность всего коллектива людей становится подчиненной единой задаче - сохранения и воспроизводства самого общества как оазиса Космоса в хаотичном мире. Концепция переходного периода, сконструированная С. Ниязовым, как нельзя лучше служит иллюстрацией такого отношения к человеку и социуму: «Для туркмен государство, в отличие от жителей Запада, -это не "ночной сторож", не организация, наблюдающая за порядком в обществе. Они считают его универсальной организацией. Они видят в нем патерналистский орган, проявляющий отеческую заботу о превращении народа в единую нацию, о его сплоченности, обеспечении защиты от внешних угроз, о счастливой и свободной жизни». Единственным отличием в данном случае является устойчивый акцент не на онтологический, а на социальный аспект в существовании человека и мира. В остальном идея полностью унифицированного государства не отличается принципиально от предельно консолидированных архаических обществ Востока. Одновременно для мифа характерно единство общего и единичного: так один Бог символизирует все растения или все болезни. Имена богов и образуют систему понятий в мифологической культуре, на которой основывается миропонимание и которая не находит себе замены. Такое имя бога символично и выполняет функцию смыслового структурирования социального пространства. Все значимые вехи и параметры социальной системы наделяются сакральным статусом и ориентированы на поддержание и воспроизведение существующего порядка.
В том, что касается центральноазиатского опыта, подобное отношение наиболее наглядно прослеживается на уровне календаря - одного из первичных способов организации культуры. Важнейшие элементы туркменской идеологии можно продемонстрировать с помощью новых названий месяцев, введенных в 2002 г. Прежде всего, это имена «пророков» «Рухнамы». Кроме того, это
71
титулы президента и различные упоминания его родителей: Турк-менбаши (январь) - нельзя не обратить внимания, что это первый месяц в году, следовательно, системообразующий; Байдак (февраль, во время которого отмечается день рождения президента, трактуемый как день Государственного флага); Гурбансолтан (апрель), названный по имени матери президента. Три основных положения идеологии символизируют Рухнама (сентябрь), Гараш-сызлык (независимость - октябрь) и Битараплык (нейтралитет -декабрь). Подобное распределение наводит на мысль уже не о мифологических константах культуры, а, скорее, о догматических границах религиозной системы, присваивающих любым попыткам выхода за ее пределы статус кощунственных, богоотступнических, еретических. К мифологической составляющей здесь можно отнести разве что недопущение альтернативы в виде иного культурного кода.
В мифе также едины целое и часть: любая вещь или человек выступают как целостный микрокосм, неделимое целое. Воздействие на такую целостность может осуществляться через какой-либо элемент такого объекта. Аналогичной целостностью является и социум, не допускающий минимальной деструкции (прежде всего, выведения членов общества за его пределы) и обладающий ригидностью по отношению к внешним воздействиям. Здесь нельзя не вспомнить выход Сердара всех туркмен из Договора о двойном гражданстве. К явлениям того же порядка относился закон о государственном калыме, согласно которому жених-иностранец обязан выплатить государству выкуп в размере 50 тыс. долл., помимо традиционного калыма семье невесты. Прямым следствием для туркменского населения становится невозможность переселения за пределы Туркменского государства. К такому же роду попыток сохранения космического пространства можно отнести и периодически повторяющиеся постановления о выездных визах из страны.
Миф объединяет вербальную и мифологическую реальность. Другими словами, материальное и идеальное воздействие имеют равную силу. Именно благодаря этой особенности мифа возникли такие речевые формы, как заклинание, молитва, клятва, проклятие, тост. Особое внимание, уделяемое речевым формам, - не только одна из наиболее значимых черт архаических культур, но и индикатор актуальности этих форм в современной культуре. Апологетика созданной Ниязовым «Рухнамы» - свидетельство актуализации архаических характеристик в туркменской идеологии. Попытка
72
«удревнения» части произведений туркменской литературы -«около 3 тыс. лет назад был создан один из памятников туркменской литературы - так называемая "Огузнама"» - «духовная предтеча "Рухнамы"», - представляет собой очередной аспект легитимации сравнительно молодой идеологии. «Священный текст» современного Туркменистана наделяется одновременно магическими (слово как оберег, как некое заклинание) и религиозными качествами (слово как способ конституирования отношений с Богом): стены самой большой мечети страны украшены цитатами из «Рух-намы», издание которой должен поцеловать каждый посетитель храма.
Еще одним любопытным примером использования слова как мифологически значимого феномена является клятва, используемая в Туркменистане повсеместно - перед собраниями, в начале и в конце учебных занятий, после программы новостей: «Туркменистан, отчизна любимая, край родимый мой, и в мыслях, и сердцем я всегда с тобой, за малейшее зло, причиненное тебе, да отнимется рука моя. За малейший навет на тебя да обессилеет язык мой. В час измены Родине, Сапармурату Туркменбаши, священному стягу твоему, да прервется дыхание мое». Приведенный отрывок вполне наглядно свидетельствует об онтологическом и демиургическом статусе слова.
Интересной особенностью мифа является единство сна и реальности. Оно вытекает из единства материального и идеального. Сон понимается как реальность, равноправная с бодрствованием. Произошедшее во сне действие адекватно свершенному наяву. Сон может играть роль вестника или предсказателя. Тем самым особое внимание уделяется и пророчествам. Так, именно пророку Горкута Аты - в нарушение мусульманской традиции, заканчивающей цепочку пророчеств на Мухаммаде, - туркменская идеология приписывает преемственность в правлении национальным государством и распространение ислама среди туркмен. Недаром также говорится, что Туркменбаши - воплощение древнего пророчества другого мифического представителя череды «прорицателей» - Героглы.
Для мифологического времени характерна изотропность -возможность движения в обратном направлении. В мифологических сюжетах это находит свое выражение в описании путешествий в мир мертвых, омоложения и оживления людей. Как ни абсурдно выглядят сказки о вечной молодости в начале третьего тысячелетия, но и они - в рамках культа личности С. Ниязова - обре-
73
тают абсолютно легитимный статус. В декабре 2003 г. в туркменской прессе появилась первая статья, автор которой задумывается над божественным происхождением Туркменбаши. Доказательством этой божественности должно было стать чудесное омоложение президента. Наделение подобными характеристиками ставит туркменского лидера даже выше богов традиционных пантеонов, поскольку преодоление хода времени в архаических социумах, как правило, трактовалось как действие онтологического характера, не связанное с узколокализованными персонажами.
В миропредставлении носителей мифологического мировоззрения, как уже указывалось, доминирует взгляд в прошлое, что определяется архе. Новая туркменская мифология в своем развитии также должна была опереться на подобный изначальный образец: «Зарождение туркмен относится ко временам пророка Нуха. Мы, туркмены, произошли от тюрок иманов (вышедшие из света). Вот почему себя и свой народ наш прародитель Огуз-хан назвал "туркмен" - родом из света». С одной стороны, в самом образе «светоносного народа» можно выделить элементы трансцендентальности, которыми наделяется сакральное начало, и говорить о наличии набора составляющих, характерных не для мифологического, а, скорее, религиозного сознания. Однако актуализация архе в данной мировоззренческой модели призвана узаконить происходящие в обществе изменения и является в этом аспекте абсолютно традиционной.
Необходимо оговориться, что попытки нахождения образцов социального бытия не являются прерогативой только одного из государств Центральной Азии. Узбекские идеологи в своих построениях опираются на бурную жизнь оазисов около Самарканда, в которых сложились первые государства Центральной Азии. Киргизский Ош, связанный с наследием Великого шелкового пути, отметил 3000 лет своего существования, а таджики обращаются к истории иранской цивилизации, перенося свои истоки во II тысячелетие до н. э. Сами же туркмены утверждают, что их цивилизация имеет 6000-летнюю историю, поскольку легендарный Огуз-хан основал свое государство около 5000 лет назад. Центр этого мифического государства находился как раз в Туркменистане. Сама же империя Огуза простиралась от Балха до Волги. Для узбекской идеологии самым выдающимся предком выступает Амир Тимур, для киргизов - Манас, а для таджиков - великая империя Саманидов. Поскольку «золотой» образец прочно укоренен в
74
прошлом, то ход событий в реальном мире для мифа трактуется как все ухудшающий, ведущий к деградации. Так, согласно заново сконструированным преданиям, туркмены под руководством своих правителей пережили несколько «золотых веков» своей истории. Образ «золотого века» предстает в виде эклектического сочетания архаических и коммунистических идеалов, по сути представляющих собой две ипостаси традиционной мифологической системы: «Речь идет о национальном бесклассовом обществе принципиально нового типа, не имеющем аналогов в исторической ретроспективе и современном мире, организм которого трансформируется в справедливое, правовое общество всеобщего благоденствия, в котором все будет подчинено благополучию и процветанию человека».
Пространство в мифе также является цикличным. Особенно отчетливо это фиксируется в языке: варварами называют тех, кто не владеет языком другого народа, существует в другом культурном пространстве. Именно на уровне мифосознания возникают представления «Мы» и «Они», на современном этапе развития находящие свое место в весьма популярных тоталитарных идеологиях. Применительно к туркменскому случаю следует говорить о концепции «башизма», которая опирается на следующие ведущие элементы - государственность, национализм, архаизацию, единство, исключительность. Практически все они сводятся к традиционным формам миропредставления, базирующимся на мифологическом принципе отношения к действительности. Национализм сам по себе содержит в зачаточном виде идею исключительности. В описываемом случае идея исключительности в какой-то мере даже перевешивает националистические порывы. Так, «Рухнама» говорит о туркменах как мирных защитниках населения Ближнего и Среднего Востока, а также Центральной Азии. Именно они спасли и защитили христианские Византию и Болгарию и весь православный мир. Стремление повысить собственный статус оказывается более приоритетным по отношению к традиционной концепции конфессионального противостояния. Мифологический характер туркменского политического мышления способствует игнорированию христиано-мусульманских трений, скрыто подразумевая, что остальные народы вообще не стоят пристального внимания. В краткой форме такое отношение выражается в концепции туркмен-чилик - тезиса об исключительности туркменского народа. В варианте идеологии Ниязова все упомянутые характеристики образуют
75
непротиворечивое единство, воспроизводящее архаическую модель государства.
Образ Российского государства как внешнего врага также имеет мифологическую природу и связан с циклической моделью пространства в мифе. Туркменские политические деятели утверждают, что время пребывания народа в составе Российской империи и Советского Союза оказалось особенно губительным. Туркмены были лишены возможности развивать свой язык, сохранять традиции, изучать собственную историю: «Оставшиеся на своей земле (около 3 млн.), забыв о своем происхождении, (туркмены) влились в общность под названием "советский народ" и стали подзабывать и свой родной язык, и религию, утрачивать национальные чувства». Именно советская власть мешала путешествию туркмен в новый «золотой век».
Так же, как и время, пространство может быть священным и профанным. Священными являются пространство храма или место совершения обряда. Также изначально сакральным становится и место возникновения архе. Сакральность туркменской общности оказывается выше любой критики. Именно она причастна к созданию более 70 династий, которые описываются в «Рухнаме». Предками туркмен называются скифы-массагеты, а крупнейшим из про-тотуркменских государств объявляется Парфянское царство. Официальные туркменские документы доказывают, что туркмены были гениальными изобретателями во всех сферах науки и культуры, а также влияли на другие цивилизации, вплоть до Киевской Руси. «Кануннаме» туркменско-османского султана Сулеймана стало источником даже Конституции США.
Целостность мифовосприятия обусловливает также и набор сакральных персонажей. Для любой мифологии всегда находится единственный космический, системообразующий принцип, а многочисленные сакральные персонажи являются лишь его проявлениями по каждому конкретному поводу. Не надо быть глубоким знатоком туркменской политической культуры, чтобы догадаться, в чьей личности воплощен для народа данный принцип. Весь пантеон новой мифологии сведен к единственному персонажу, одновременно выполняющему функции и бога-демиурга, и божественного правителя. Последний образ разворачивается по образцу, характерному для архаических культур Востока. Для такого отношения царь еще не локализован как персонаж в абсолютной степени. Подчиняясь сакральной природе своей социальной роли, он, как
76
подразумевается, имманентно присутствует в любой точке общественного континуума. И это присутствие не характеризуется какими-либо параметрами морального свойства. Правитель этически амбивалентен. Его роль и статус оправданы всей структурой традиционного общества, базирующейся, в свою очередь, на основах космического мироустройства. А поскольку этот механизм изначально предполагает некоторую недооформленность, то, с одной стороны, как уже упоминалось, его необходимо периодически реанимировать, а с другой - допускать наличие хтонического - можно считать, негативного - элемента в стержневых фигурах социального пространства. Тем самым заранее преодолевается потенциальная возможность расщепления Космоса и возникновения оппозиций. Оппозиция, пусть и номинальная, возможна лишь в рамках светской и религиозной культур, особенно это касается первой, поскольку она необратимо дробит целостность мифологического мира.
Центральным звеном такой системы является царь-космо-крат, наделенный, в определенной мере, сакральной природой. Цельность архаического мировоззрения определяет фактически неразделимость субъекта и объекта управления, имманентность присутствия монарха в социуме. Включенность в Космос как систему с характеристиками организма, внутри которого все органы взаимно обеспечивают функционирование друг друга, приводит к отсутствию представлений о политическом как начале, обладающем своими сущностными особенностями. В результате формируется управленческая система, ограниченная в некоторых своих характеристиках. Прежде всего, она ориентирована на реализацию принципиально только внутри замкнутого пространства, совпадающего с космическим пространственно-временным континуумом. Во временном аспекте такая модель обращена к изначальному образцу - архе, что внешне выражается в наделении древности идеальными свойствами. Основные методы управления в границах такой системы отталкиваются от представлений о перманентном противодействии Космоса и Хаоса, порядка и энтропии и отсутствии в таком мире значимого места для человека как индивида и индивидуальности. Власть и ее носитель оказываются жестко связанными с сакральными онтологическими началами и даже географическими характеристиками культуры: «Президент как символ и страж независимости». За редким исключением туркменская модель управления воспроизводит указанные черты.
77
Возьмем на себя смелость утверждать, что вышеописанные мифологические конструкты свидетельствуют о том, что туркменская идеологическая система представляет собой не вариант модернизированного сплава архаики и светской культуры, а полновесную актуализацию всего архетипического набора мифологических образов, коренящихся в коллективном бессознательном. Этот факт вполне объясняет устойчивость и частоту возникновения систем такого рода.
«Политэкс», СПб, 2006 г., Т. 2, № 2, с. 323-331.
Александр Гордиевский,
обозреватель
ПАНТЮРКИЗМ БЕЗ РОССИИ
Вслед за Россией и Китаем все более активным «игроком» в Средне-Азиатском регионе, похоже, теперь становится Турция. Это продемонстрировал прошедший в Анталии очередной саммит глав тюркоязычных стран, в котором приняли участие, помимо страны-организатора, президенты Азербайджана, Казахстана и Киргизста-на. Впрочем, общим сбор тюркоязычных стран не получился: главы Узбекистана и Туркменистана - двух из пяти «тюркских» стран СНГ - не приехали в Анталию. Более того, Ашхабад был представлен на саммите на уровне посольства, а Ташкент вообще не прислал своего представителя. Подобный демарш мало кого удивил. Ведь, как известно, между Турцией и Узбекистаном уже давно существуют разногласия в подходах к целому ряду проблем. Узбекские дипломаты на собрании рабочей группы, разрабатывающей проект итогового документа саммита, потребовали исключить из него несколько пунктов, а когда получили отказ, просто покинули собрание и не явились на саммит. Учитывая состав участников саммита, главный вопрос его повестки дня можно было определить заранее - дальнейшее сближение Турции и тюркоязычных стран СНГ. Как заявил президент Турции А. Сезер, «ставшее неизбежным дальнейшее сотрудничество братских тюркских стран должно быть построено на почве общих ценностей». По его словам, «тюркоязычные страны должны содействовать укреплению международного мира и стабильности, всемерному социально-экономическому развитию этих стран, а также в целом Евразии».
78
