CC BY
38
ПОЛИТЭКС. 2006. Том 2. № 2
С. Горак, С. В. Рязанова
МИФОЛОГИЧЕСКОЕ И РЕЛИГИОЗНОЕ В ИДЕОЛОГИИ ПОСТСОВЕТСКОГО ТУРКМЕНИСТАНА
В культуре человечества не так уж много явлений, которые обладают перманентной актуальностью. Одним из таких феноменов, на наш взгляд, является мифологическое отношение человека к миру, зачастую спрятанное под маской религиозной или светской культуры. Будучи спонтанной по своему происхождению культурной формой, миф расцветает пышным цветом при любой попытке индивида или социальной группы реконструировать мироздание. Постсоветское пространство политических игр здесь является не исключением, а, скорее, образцом, подтверждающим правило. Деструкция устоявшейся идеологической системы не предваряла собой возникновение функционально аналогичного набора нормативов и установок, провоцируя тем самым активизацию коллективного бессознательного. В данной культурной ситуации именно мифологический принцип описания и конструирования реальности становится ведущим и определяет параметры функционирования многих сфер общественной жизни.
Нельзя не отметить, что, несмотря на возникновение в условиях модернизированного общества, новая мифология воспроизводит большинство черт, которые традиционно соотносятся с содержанием архаических систем мировоззрения. Поскольку миф как способ отношения человека к миру имеет свои специфические черты, очень любопытным представляется наложение теоретического каркаса, с помощью которого исследуются мифологии древности, на современные исследователям идеологические построения.
Основной целью такого подхода является стремление выделить внутри вышеуказанных образований компоненты мифологического и религиозного мироотношения, определить их соотношение и долю модернистского компонента в идеологемах. И наиболее ярким — хотя и далеко не единственным — примером такого синтеза могут послужить идеологические конструкты постсоветских государств Центральной Азии. Для подобного заключения даже не всегда необходимо погружаться в глубины герменевтической интерпретации доступных нам текстов. Уже при поверхностном рассмотрении вполне отчетливо прослеживаются удивительные параллели и совпадения. Текст настолько представителен своим набором положений, что говорит сам за себя, что уже одни только сопоставления могут выполнять функции комментария. Таким образом, представленный анализ представляет собой всего лишь соотнесение вроде бы удаленной от практики теории религиоведения и конкретного фактического материала.
В границах мифологической системы существует строго фиксированный набор характеристик, противопоставляющий ее другим мировоззренческим формам. Прежде
© С. Горак, С. В. Рязанова, 2006
ПОЛИТЭКС. 2006. Том 2. № 2
всего, в мифе нельзя выделить материальное и духовное начало. Как правило, они существуют в единстве. Каждый предмет, вещь или явление являются одушевленными, содержат в себе либо священное существо, либо душу. Все в мире имеет единый источник происхождения, совмещающий материальное и духовное состояния. Всеобщая одушевленность порождает равноправие людей и окружающих их вещей. В социальном аспекте подобный подход означает наличие стабильной иерархической системы, положение внутри которой определяется аскриптивными характеристиками каждого из членов сообщества. Деятельность всего коллектива людей становится подчиненной единой задаче — сохранения и воспроизводства самого общества как оазиса Космоса в хаотичном мире. Картина мифологического мировосприятия дополняется единством человека и Космоса в сочетании с нераздельностью души и тела. Поэтому представлений о душе как начале, противостоящем телесности, внутри такой культуры не существует, как и концепции внутреннего мира человека. При этом последнего характеризуют через его отношение к Космосу — правильное или неправильное. Попытка выйти за грань своего места в мире жестоко карается.
Концепция переходного периода, сконструированная Сапармуратом Ниязовым, как нельзя лучше служит иллюстрацией такого отношения к человеку и социуму: «Для туркмен государство, в отличие от жителей Запада, — это не "ночной сторож", не организация, наблюдающая за порядком в обществе. Они считают его универсальной организацией. Они видят в нем патерналистский орган, проявляющий отеческую заботу о превращении народа в единую нацию, о его сплоченности, обеспечении защиты от внешних угроз, о счастливой и свободной жизни. Главу государства в народе признают и почитают как отца нации. Поэтому туркменский народ свято чтит государство, его Президента, верит им, поддерживает их и готов защитить даже ценой своей жизни» (Халлыев, 2000, http://www.sibnet.tm/democracy/3-2000_halliev_ru.html). Единственным отличием в данном случае является устойчивый акцент не на онтологический, а на социальный аспект в существовании человека и мира. В остальном идея полностью унифицированного государства не отличается принципиально от предельно консолидированных архаических обществ Востока. Одновременно для мифа характерно единство общего и единичного: так один бог символизирует все растения или все болезни. Имена богов и образуют систему понятий в мифологической культуре, на которой основывается миропонимание и которая не находит себе замены. Такое имя бога символично и выполняет функцию смыслового структурирования социального пространства. Все значимые вехи и параметры социальной системы наделяются сакральным статусом и ориентированы на поддержание и воспроизведение существующего порядка.
В том, что касается центрально-азиатского опыта, подобное отношение наиболее наглядно прослеживается на уровне календаря — одного из первичных способов организации культуры. Важнейшие элементы туркменской идеологии можно продемонстрировать с помощью новых названий месяцев, введенных в 2002 г. Прежде всего, это имена «пророков» «Рухнамы». Кроме того, это титулы президента и различные упоминания его родителей: Туркменбаши (январь) — нельзя не обратить внимания, что это
ПОЛИТЭКС. 2006. Том 2. № 2
первый месяц в году, следовательно, системообразующий; Байдак (февраль, во время которого отмечается день рождения президента, трактуемый как день Государственного флага); Гурбансолтан (апрель), названный по имени матери Президента. Три основных положения идеологии символизируют Рухнама (сентябрь), Гарашсызлык (независимость — октябрь) и Битараплык (нейтралитет — декабрь). Подобное распределение наводит на мысль уже не о мифологических константах культуры, а, скорее, о догматических границах религиозной системы, присваивающих любым попыткам выхода за ее пределы статус кощунственных, богоотступнических, еретических. К мифологической составляющей здесь можно отнести разве что недопущение альтернативы в виде иного культурного кода.
В мифе также едины целое и часть: любая вещь или человек выступают как целостный микрокосм, неделимое целое. Воздействие на такую целостность может осуществляться через какой-либо элемент такого объекта. Аналогичной целостностью является и социум, не допускающий минимальной деструкции (прежде всего, выведения членов общества за его пределы) и обладающий ригидностью по отношению к внешним воздействиям. Здесь нельзя не вспомнить выход Сердара всех туркмен из договора о двойном гражданстве. К явлениям того же порядка относился закон о государственном калыме, согласно которому жених-иностранец обязан выплатить государству выкуп в размере 50 тыс. долларов США, помимо традиционного калыма семье невесты. Прямым следствием для туркменского населения становится невозможность переселения за пределы Туркменского государства. К такому же роду попыток сохранения космического пространства можно отнести и периодически повторяющиеся постановления о выездных визах из страны.
Миф объединяет вербальную и мифологическую реальность. Другими словами, материальное и идеальное воздействие имеют равную силу. Именно благодаря этой особенности мифа возникли такие речевые формы, как заклинание, молитва, клятва, проклятие, тост. Особое внимание, уделяемое речевым формам, — не только одна из наиболее значимых черт архаических культур, но и индикатор актуальности этих форм в современной культуре. Апологетика созданной Ниязовым «Рухнамы» — свидетельство актуализации архаических характеристик в туркменской идеологии. Попытка «удревне-ния» части произведений туркменской литературы — «около 3000 лет назад был создан один из памятников туркменской литературы — так называемая «Огузнама» — «духовная предтеча Рухнамы» (Musayev, 2002, S. 288), — представляет собой очередной аспект легитимации сравнительно молодой идеологии. «Священный текст» современного Туркменистана наделяется одновременно магическими (слово как оберег, как некое заклинание) и религиозными качествами (слово как способ конституирования отношений с Богом): стены самой большой мечети страны украшены цитатами из «Рухнамы», издание которой должен поцеловать каждый посетитель храма.
Еще одним любопытным примером использования слова как мифологически значимого феномена является клятва, используемая в Туркменистане повсеместно — перед собраниями, в начале и в конце учебных занятий, после программы новостей:
ПОЛИТЭКС. 2006. Том 2. № 2
«Туркменистан, отчизна любимая, край родимый мой, и в мыслях, и сердцем я всегда с тобой, за малейшее зло, причиненное тебе, да отнимется рука моя. За малейший навет на тебя да обессилеет язык мой. В час измены Родине, Сапармураты Туркменбаши, священному стягу твоему, да прервется дыхание мое». Приведенный отрывок вполне наглядно свидетельствует об онтологическом и демиургическом статусе слова.
Интересной особенностью мифа является единство сна и реальности. Оно вытекает из единства материального и идеального. Сон понимается как реальность, равноправная с бодрствованием. Произошедшее во сне действие адекватно свершенному наяву. Сон может играть роль вестника или предсказателя. Тем самым особое внимание уделяется и пророчествам. Так, именно пророку Горкута Аты — в нарушение мусульманской традиции, заканчивающей цепочку пророчеств на Мухаммаде, — туркменская идеология приписывает преемственность в правлении национальным государством и распространение ислама среди туркмен. Недаром также говорится, что Туркмен-баши — воплощение древнего пророчества другого мифического представителя череды «прорицателей» — Героглы.
Благодаря постоянной связи с Космосом ничто в мифе не является обыденным. Каждое действие каким-то образом соотносится с божественной, космической деятельностью, никогда не остается незамеченным. Так, человек мифа всегда живет на границе сакрального и профанного пространств, что исключает возможность произвольного поведения и наличия стратегии самостоятельного выбора способа социального бытия. Тотальный контроль, осуществляемый правительством Туркменистана в духовной сфере, как раз и представляет собой реальное воплощение общества, подчиненного священной иерархии, не оставляющей свободы выбора.
Мифологическая культура в любом из своих вариантов функционирует по единому принципу, называемому исследователями «архее». Это некий идеальный образец, возникший изначально и определяющий протекание всех событий и существование всех вещей. Таким образом, возникает особый мифологический круг: все человеческие действия постоянно возвращаются к этому образцу. Именно это отношение заставляет проводить обряды, абсолютно идентичные тем, которые имели место у предков. К понятию «архе» как первоначала мы еще вернемся, а пока обратимся к образу круга в мифологии.
Круг характерен как для времени, так и для пространства в мифе. Существует большое число сюжетов, повествующих о постоянном круговороте человеческого бытия, о колесе существования. При этом выделяется священное время, когда происходило становление мира, закладывались основы существования, и профанное, обыденное время, в котором повседневно существует человек. Проникновение в священное время могло осуществляться в момент совершения обряда, когда заново «проигрывались» процессы возникновения мироздания и установления образцов-архе. В туркменском варианте воспроизводство архаических парадигм жестко привязывается к личности вождя, который становится гарантом сохранения мифологического круга. Идеология провозглашает его символом и стражем независимости: «Сердар принес нам сплоченность 24-х внуков Огуз-хана; он дал народу, Родине справедливость и единение» (Рухнама,
ПОЛИТЭКС. 2006. Том 2. № 2
http://www.sibnet.tm/sectюn.php?op=viewarticle&artid=Ш). Построение «светлого будущего» для туркменского народа легитимируется ссылкой на то, что «три столпа» туркменской идеологии — независимость, нейтралитет и «Рухнама», — открывают туркменам те ценности и вытекающие из них возможности, подавлявшиеся в прошлом российским влиянием. Опора на эти «столпы» открывает путь к подлинному «золотому веку туркмен» (Там же, с. 208), запланированному Туркменбаши на XXI в. Несмотря на указания Сердара, что данный тип общества не имеет аналогов в исторической ретроспективе, возникает устойчивое ощущение замкнутого круга социального развития.
Для мифологического времени характерна изотропность — возможность движения в обратном направлении. В мифологических сюжетах это находит свое выражение в описании путешествий в мир мертвых, омоложения и оживления людей. Как ни абсурдно выглядят сказки о вечной молодости в начале третьего тысячелетия, но и они — в рамках развивающегося культа личности Сапармурата Ниязова — обретают абсолютно легитимный статус. В декабре 2003 г. в туркменской прессе появилась первая статья, автор которой задумывается над божественным происхождением Туркменбаши. Доказательством этой божественности должно было стать чудесное омоложение президента. Наделение подобными характеристиками ставит туркменского лидера даже выше богов традиционных пантеонов, поскольку преодоление хода времени в архаических социумах, как правило, трактовалось как действие онтологического характера, не связанное с узколокализованными персонажами.
В миропредставлении носителей мифологического мировоззрения, как уже указывалось, доминирует взгляд в прошлое, что определяется архе. Новая туркменская мифология в своем развитии также должна была опереться на подобный изначальный образец: «Зарождение туркмен относится ко временам пророка Нуха. Мы, туркмены, произошли от тюрок иманов (вышедшие из света). Вот почему себя и свой народ наш прародитель Огуз-хан назвал туркмен — родом из света» («Рухнама»). С одной стороны, в самом образе «светоносного народа» можно выделить элементы трансценден-тальности, которыми наделяется сакральное начало, и говорить о наличии набора составляющих, характерных не для мифологического, а, скорее, религиозного сознания. Однако актуализация архе в данной мировоззренческой модели призвана узаконить происходящие в обществе изменения и является в этом аспекте абсолютно традиционной.
Необходимо оговориться, что попытки нахождения образцов социального бытия не являются прерогативой только одного из государств Центральной Азии. Узбекские идеологи в своих построениях опираются на бурную жизнь оазисов около Самарканда, в которых сложились первые государства Центральной Азии. Киргизский Ош, связанный с наследием Великого шелкового пути, отметил 3000 лет своего существования, а таджики обращаются к истории иранской цивилизации, перенося свои истоки во II тысячелетие до н. э. Сами же туркмены утверждают, что их цивилизация имеет 6000-летнюю историю, поскольку легендарный Огуз-хан основал свое государство около 5000 лет назад (Гундогдыев, http://www.turkolog.narod.ru/info/trkm-13.htm). Центр этого мифического государства находился как раз в Туркменистане. Сама же империя Огуза простиралась от
ПОЛИТЭКС. 2006. Том 2. № 2
Балха до Волги (Рухнама, с. 209-210). Для узбекской идеологии самым выдающимся предком выступает Амир Тимур, для кыргызов — Манас, а для таджиков — великая империя Саманидов. Поскольку «золотой» образец прочно укоренен в прошлом, то ход событий в реальном мире для мифа трактуется как все ухудшающий, ведущий к деградации. Так, согласно заново сконструированным преданиям, туркмены под руководством своих правителей пережили несколько «золотых веков» своей истории. Образ «золотого века» предстает в виде эклектического сочетания архаических и коммунистических идеалов, по сути представляющих собой две ипостаси традиционной мифологической системы: «Речь идет о национальном бесклассовом обществе принципиально нового типа, не имеющем аналогов в исторической ретроспективе и современном мире, организм которого трансформируется в справедливое, правовое общество всеобщего благоденствия, в котором все будет подчинено благополучию и процветанию человека» (Каменев, 2002, http://www.gundogar.org/ruspages/270.htm).
Пространство в мифе также является цикличным. Особенно отчетливо это фиксируется в языке: варварами называют тех, кто не владеет языком другого народа, существует в другом культурном пространстве. Именно на уровне мифосознания возникает представление «Мы» и «Они», на современном этапе развития находящее свое место в весьма популярных тоталитарных идеологиях. Применительно к туркменскому случаю следует говорить о концепции «башизма», которая опирается на следующие ведущие элементы — государственность, национализм, архаизацию, единство, исключительность. Практически все они сводятся к традиционным формам миропредставления, базирующимся на мифологическом принципе отношения к действительности. Этатизм и архаизация социальных форм предполагают наличие социокультурного единства: «Мы изучили все формы правления в контексте их применимости у нас и выгодные, полезные для нас принципы использовали в своей практике, совместив их с теми принципами, что довели до совершенства наши предки» (Рухнама, с. 248). Национализм сам по себе содержит в зачаточном виде идею исключительности. В описываемом случае идея исключительности в какой-то мере даже перевешивает националистические порывы. Так, «Рухнама» говорит о туркменах как мирных защитниках населения Ближнего и Среднего Востока, а также Центральной Азии. Именно они спасли и защитили христианские Византию и Болгарию и весь православный мир (см.: Гундогдыев, 2005). Стремление повысить собственный статус оказывается более приоритетным по отношению к традиционной концепции конфессионального противостояния. Мифологический характер туркменского политического мышления способствует игнорированию христиано-мусульманских трений, скрыто подразумевая, что остальные народы вообще не стоят пристального внимания. В краткой форме такое отношение выражается в концепции туркменчилик — тезиса об исключительности туркменского народа. В варианте идеологии Ниязова все упомянутые характеристики образуют непротиворечивое единство, воспроизводящее архаическую модель государства.
Образ Российского государства как внешнего врага также имеет мифологическую природу и связан с циклической моделью пространства в мифе. Туркменские политиче-
ПОЛИТЭКС. 2006. Том 2. № 2
ские деятели утверждают, что время пребывания народа в составе Российской империи и Советского Союза оказалось особенно губительным. Туркмены были лишены возможности развивать свой язык, сохранять традиции, изучать собственную историю: «Оставшиеся на своей земле (около трех миллионов), забыв о своем происхождении, (туркмены) влились в общность под названием "советский народ" и стали подзабывать и свой родной язык, и религию, утрачивать национальные чувства» (Рухнама, с. 37). Именно советская власть мешала путешествию туркмен в новый «золотой век».
Так же, как и время, пространство может быть священным и профанным. Священным является пространство храма или место совершения обряда. Также изначально сакральным становится и место возникновения архе. Сакральность туркменской общности оказывается выше любой критики. Именно она причастна к созданию более 70 династий, которые описываются в «Рухнаме». Предками туркмен называются скифы-массагеты, а крупнейшим из прототуркменских государств объявляется Парфянское царство. Официальные туркменские документы доказывают, что туркмены были гениальными изобретателями во всех сферах науки и культуры, а также влияли на другие цивилизации, вплоть до Киевской Руси. «Кануннаме» туркменско-османского султана Сулеймана стало источником конституции США (Атаев, 2004).
Естественно, что сакральное пространство не может существовать вне границ Космоса. В любом случае люди являются обитателями «срединного мира». В центре мира помещается Мировая Ось — Мировая гора или Мировое древо, в зависимости от локализации культуры. Она служит не только опорой, но и своеобразным центром отсчета в космическом пространстве. Мировая Ось служит воплощением сакральности и указывает на пространственную концентрацию священного начала. Поскольку применительно к Туркменистану онтологические характеристики подменяются социально личностными, то роль Мировой Оси выполняет сам Сердар, следовательно, и связанные с ним сооружения архитектуры и пластики. Многочисленные памятники и бюсты Туркменбаши, рассеянные по населенным пунктам, призваны на локальном уровне структурировать культурное пространство, служа своеобразными мини-осями. Среди них особое положение занимает двенадцатиметровая статуя президента на вершине центрального (!!!) сооружения Ашгабата — Арки Нейтралитета. Верхняя часть Арки вращается так, чтобы Великий Вождь всегда был повернут лицом к солнцу. Таким образом, этот памятник сочетает в себе идеи центра и цикличности культурного пространства. Поскольку для мифологической культуры существует определенный образец и все действия являются космически значимыми, миф фатален, т. е. все осуществляется по тому плану, который намечен судьбой. Для человека не существует никакой свободы выбора, только космическое предначертание. Здесь хочется снова отметить актуальность мантики как культурной формы. В уста одного из правителей — Героглы — вкладывается пророчество о приходе к власти Туркменбаши, которое упоминается только в туркменском варианте книги: «Героглы сказал: есть светлый путь, есть счастье народа. Счастье народа, Родина и государство известны, и нужно их защищать. Счастье народа в твоих руках. Покажи туркменскому народу золотую жизнь — это станет твоим учением, твоим путем, Сапарму-
ПОЛИТЭКС. 2006. Том 2. № 2
рат» (Рухнама, с. 158). Так новая легенда сочетает в себе сакрализацию правителя государства по восточному образцу с религиозным ожиданием светлого будущего.
Все мифологические сюжеты внешне делятся на две группы, соответственно отвечающие на вопросы: «Откуда взялось?» и «Как устроилось таким образом?» К первой группе относят космогонии (происхождение мира), теогонии (происхождение богов) и антропогонии (происхождение человека). Вторая группа сюжетов, как правило, повествует о подвигах, совершаемых разными героями. Они убивают чудовищ, странствуют по всему свету и зачастую претерпевают множество страданий. Соблюдение обрядов и проведение праздников как раз и являлось попыткой людей поддержать существующий миропорядок, повторением актов космизации засвидетельствовать соблюдение правил существования и дать реальный отпор Хаосу. «Рухнама» дает ответ на все вопросы этиологического характера, а статусом демиурга наделяются многочисленные легендарные пророки и правители Туркменистана.
Целостность мифовосприятия обусловливает также и набор сакральных персонажей. Для любой мифологии всегда находится единственный космический, системообразующий принцип, а многочисленные сакральные персонажи являются лишь его проявлениями по каждому конкретному поводу. Не надо быть глубоким знатоком туркменской политической культуры, чтобы догадаться, в чьей личности воплощен для народа данный принцип. Весь пантеон новой мифологии сведен к единственному персонажу, одновременно выполняющему функции и бога-демиурга, и божественного правителя. Последний образ разворачивается по образцу, характерному для архаических культур Востока.
Для такого отношения царь еще не локализован как персонаж в абсолютной степени. Подчиняясь сакральной природе своей социальной роли, он, как подразумевается, имманентно присутствует в любой точке общественного континуума. И это присутствие не характеризуется какими-либо параметрами морального свойства. Правитель этически амбивалентен. Его роль и статус оправданы всей структурой традиционного общества, базирующейся, в свою очередь, на основах космического мироустройства. А поскольку этот механизм изначально предполагает некоторую недооформленность, то, с одной стороны, как уже упоминалось, его необходимо периодически реанимировать, а с другой — допускать наличие хтонического — можно считать, негативного — элемента в стержневых фигурах социального пространства. Тем самым заранее преодолевается потенциальная возможность расщепления Космоса и возникновения оппозиций. Оппозиция, пусть и номинальная, возможна лишь в рамках светской и религиозной культур, особенно это касается первой, поскольку она необратимо дробит целостность мифологического мира.
Центральным звеном такой системы является царь — космократ, наделенный, в определенной мере, сакральной природой. Цельность архаического мировоззрения определяет фактически неразделимость субъекта и объекта управления, имманентность присутствия монарха в социуме. Включенность в Космос как систему с характеристиками организма, внутри которого все органы взаимно обеспечивают функционирование друг друга, приводит к отсутствию представлений о политическом как начале, обладающем своими сущностными особенностями. В результате формируется управленче-
ПОЛИТЭКС. 2006. Том 2. № 2
ская система, ограниченная в некоторых своих характеристиках. Прежде всего, она ориентирована на реализацию принципиально только внутри замкнутого пространства, совпадающего с космическим пространственно-временным континуумом.
Во временном аспекте такая модель обращена к изначальному образцу — архе, что внешне выражается в наделении древности идеальными свойствами. Основные методы управления в границах такой системы отталкиваются от представлений о перманентном противодействии Космоса и Хаоса, порядка и энтропии и отсутствии в таком мире значимого места для человека как индивида и индивидуальности. Власть и ее носитель оказываются жестко связанными с сакральными онтологическими началами и даже географическими характеристиками культуры: «Президент как символ и страж независимости». За редким исключением туркменская модель управления воспроизводит указанные черты. Возьмем на себя смелость утверждать, что вышеописанные мифологические конструкты свидетельствуют о том, что туркменская идеологическая система представляет собой не вариант модернизированного сплава архаики и светской культуры, а полновесную актуализацию всего архетипического набора мифологических образов, коренящихся в коллективном бессознательном. Этот факт вполне объясняет устойчивость и частоту возникновения систем такого рода.
Литература
Атаев М. Свод законов Туркмено-османского государства послужил одним из источников для написания Конституции США // Нейтральный Туркменистан. 2004. 17 мая.
Гундогдыев О. Не менее шести тысячелетий живет туркменское ковровое искусство // http://www.turkolog.narod.ru/info/trkm-13.htm
Каменев С. Современное социально-политическое положение Туркменистана // Центральная Азия и Кавказ. 2002. № 2 (20) // http://www.gundogar.org/ruspages/270.htm
Рухнама. 2002. 23 апр. // http://www.sibnet.tm/section.php?op=viewarticle&artid=137 Халлыев Т. Концепция Сапармурата Туркменбаши об обществе переходного периода // Демократия и право. Журнал Туркменского национального института демократии и прав человека при Президенте Туркменистана. 2000. № 3. 25 марта // http://www.sibnet.tm/democracy/3-2000_halliev_ru.html Мизаув¥ О. Beiyk Saparmurat Turkmenbasy. we Agzibirlik. У^, Asgabat, 2002.
