CC BY
7
Мансурова А. Изучение повести-притчи Ю. Рытхэу «Когда киты уходят» на уроках внеклассного чтения в старших классах // Просвещение на Крайнем Севере. - Л.: Просвещение, 1990. Вып. 45. - С. 21-28.
Мелетинский Е. Миф и сказка // Избранные статьи. Воспоминания. - М.: РГГУ, 1998. - 571 с.
Николаев К. Голоса новой Чукотки: литература народностей Крайнего Северо-Востока. - Магадан: Книжное издательство, 1980. - 224 с.
Николаев К. Юрий Рытхэу. - М.: Современник, 1988. - 79 с.
Осмоловская И. Путь к писателю. - Магадан: Магаданское книжное издательство, 1978. - 224 с.
Пошатаева А. Литературы народов Севера. -М.: Наука, 1988. - 168 с.
Пропп В. Морфология сказки. - М., 1995. - 512 с.
Роговер Е.С., Колупаева М.В. Творчество Юрия Рытхэу. - СПб.: Шатон, 2005. - 200 с.
РытхэуЮ. Когда киты уходят. - Л.: Современник, 1977. - 336 с.
Рытхэу Ю. Когда киты уходят // Под радугой Севера. - М.: Современник, 1986. - С. 12-86.
Yu.G. Khazankovich Yu. Rytkheu "When the whales leave": from myth to fairy tale
The article discusses the story of Yu. Rytkheu "When the whales leave." The result of the study is the conclusion that the author not only interprets and transforms the mythological story common in Chukchi folklore about the marriage of a man and a whale, but creates a neo-mythological story, its own "myth-tale", saturating it with a realistic rethinking of traditional motifs and filling traditional images with psychological content not inherent in them. The story of Yu. Rytkheu is considered in the context of the works of V. Astafiev and V. Rasputin of the 1960-1980s, tending to a natural philosophical understanding of reality. An analysis of the story by Yu. Rytkheu led to the conclusion that the content of the "myth-fairy tale" is based on the analogy between its content and the phenomena of modern reality. Turning to the ontological foundations of the traditional Chukchi "myth-tale" allowed Yu. Rytkheu to expand the framework of the traditional story, scale the problems and conflict. The myth and fairy tale in the story "When the whales leave" carry a semantic and structuring function. The modified genre form, to which Rytkheu's work can be attributed and which combines myth, fairy tale, parable and the story itself, made it possible to organically include the traditional mythological plot in the work of art and recreate the universal model of the world, transforming the problems of modernity into eternal status.
Keywords: Chukchi culture, Chukchi literature, Chukchi prose, Chukchi story, Yuri Rytkheu, the story "When the whales leave," myth-tale, Chukchi tale, Chukchi myth, modified genre form
А.С. Жулева
DOI: 10.25693/SVGV.2019.03.28.15 УДК 821.511.2
Мифологемы в ненецкой поэзии
Статья посвящена выявлению и анализу функций мифологем в ненецкой поэзии, раскрытию специфики мировидения северного народа. В статье подчеркивается влияние на творчество поэтов ненецких мифов и фольклора. Базовым для исследования является понятие «мифологема» как парадигма мифопоэтичного образа, позволяющая выделить те образы-символы и мотивы, которые являются концептуальными. В статье определены истоки мифологического и выявлена роль традиционных мифологем в произведениях ненецких поэтов. Наблюдение над трансформацией мифологем в ненецкой поэзии позволило сделать вывод о присутствии в их развитии бессознательно-символического аспекта. Антро-
© Жулева А.С., 2019
поморфный и мифопоэтический подходы позволили раскрыть семиотику мифологем земля (тундра) и стихия (ветер). Архетип Матери-Тундры в статье исследуется как слуховой и зрительный образ. Мифологическое сознание поэта не отделяет собственную личность от одушевленной природы, которую он воспринимает как порождение, дитя Матери-Тундры. Ветер - универсальный архетипический образ, который в ненецкой поэзии предстает как таинственная стихия, творящая для человека добро и зло. и это уходит корнями в восприятие ветра северянами как мистической сущности. В ненецкой поэзии мифологема ветра воплощена метафорой, наполняющей произведения огромной первозданной поэзией человеческого духа, мужества и надежды. Выявлено своеобразие логики восприятия отношений в творчестве ненецких поэтов: не от метафоры к символу-образу, а от мифологемы к символу. Проведенное исследование позволило сделать заключение, что миф как культурная данность существует в сознании ненецких поэтов, они не творят мифы целенаправленно, а погружаются в миф стихийно.
Ключевые слова: ненцы, ненецкая поэзия, мифопоэтика, мифологемы, мифологема ветра, мифологема тундры, мифологемы матери, семантика, архетипические образы, мифологическое мышление
Мифологемы в художественной картине мира ненецких поэтов представляют собой естественное отражение традиционных мировоззренческих установок этноса, способствуют воссозданию цельной мифопоэтической модели мира, поскольку отражают живой облик времени. Мифологема представляет собой индивидуально построенный по основам мифа образ, и как часть универсума способна вобрать в себя и отразить весь универсум [Лех-тисало, 1998, с. 225]. Ю.М. Лотман, 3.Г. Минц и Е.М. Мелетинский в энциклопедической статье «Литература и мифы» позиционируют мифологему как некий знак-заместитель целостной ситуации либо сюжета и выделяют различный набор мифологем. Эти ученые считали, что для описания семантики мифопоэтиче-ской модели мира основным способом становится постижение системы мифологем и бинарных оппозиций, охватывающей структуру пространства (земля-небо, верх-низ), времени (день-ночь), оппозиции социального и культурного ряда (жизнь-смерть, свой-чужой)» [Лотман, Минц, Мелетинский, 1991; Мелетинский, 1978].
В процессе анализа ненецкой поэзии за основу нами была взята мифологема как всесторонняя парадигма мифопоэтичного образа, позволяющая выделить те образы-символы и мотивы, которые являются концептуальными. Осуществлена попытка определения мифологических истоков и роли традиционных образов мифологем в произведениях ненецких поэтов, пронизанных мифологемами, которые можно назвать образами-символами. Это и лейтмотивы, и образы, и темы, и скрепы сюжетной конструкции. В них отражен нацио-
нально-эстетический опыт народа. Взаимодействие образов народных представлений культуры и современных представлений является одной из особенностей художественного метода ненецких поэтов. Используя структурно-семантические особенности мифологического дискурса, они обращаются и к генетической памяти, и к традиционным вопросам мирови-дения и бытия.
Художественное сознание ненецких поэтов, как и творцов литератур других народов Севера, развивалось под влиянием мифов и фольклора, о чем писали исследователи А.В. Пошатаева и Ю.Г. Хазанкович [2009]. Рассматривая стадиально-разноуровневую специфику мифологии и фольклора народов циркумполярной зоны, особенности функционирования фольклорно-эпической традиции в их литературах, Ю.Г. Хазанкович отмечает: «Писатели-северяне через фольклор как бы "считывают" основные признаки "поэтических" произведений своего народа, следуя им затем, интуитивно или сознательно, в своих авторских произведениях - в жанровой и сюжетно-образ-ной структурах» [Хазанкович, 2009, с. 23].
Опираясь на постепенно формирующиеся позиции «когнитивного литературоведения» [Cave, 2016], связывающего будущее литературной науки с углублением антропологического подхода и рассматривающего литературу как дискурс, коммуникативный обмен, диалог, следует подчеркнуть актуальность приближения дорефлексивного и рефлексивного опыта, мы попытались в процессе контекстного анализа произведений определить значимость воздействия мифологического сознания на творчество ненецких поэтов, отве-
тить на вопрос, в какой степени мифомышле-ние авторов сохраняет древнейшие формы восприятия мира в их синкретизме, отождествляет микро- и макрокосм, несет в себе идею циклического возрождения. Среди значительного числа мифологем в ненецкой поэзии мы особо выделяем мифологему земли (тундры) и мифологему стихий (в частности, ветра). Поэтические воззрения на мир природы у ненцев, наблюдения над реальными свойствами природных явлений нашли отражение в фольклорных первообразах земли, отчасти трансформировались в ненецкой литературе, однако традиционное представление о земле как о матери осталось неизменным.
Образ матери, рождающей людей и все силы природы, - самый древний мифологический образ. Великая Праматерь стала культом, которому поклонялись, поскольку процесс рождения жизни был перенесен от рождения человека и природы на Вселенную. Мать-Земля ассоциировалась в сознании человека с прочностью и надежностью, с той хтонической мощью, которую она передает своим потомкам. Первообраз Матери-Тундры нуминозно действует на сознательную установку ненецких поэтов, становится объектом поклонения и служения ей, источником мудрости, этноцен-ностей, которые отражены в стихотворениях и поэмах Леонида Лапцуя, Василия Ледкова, Прокопия Явтысыя, написанных на ненецком языке и переведенных на русский, и Алексея Пичкова, созданных на русском языке.
Мистическую Женщину-Тундру Л. Лап-цуй называет «Ямала доброю душой». Размышляя о легендарной Женщине Ямала, о ее особой сверхъестественной силе, поддерживающей ненцев в экстремальных ситуациях, о чем не раз слышал он от охотников и пастухов, поэт пытается увидеть и услышать «черты ее мудрые, косы в пороше серебряной», чтобы «разгадать ее сердца поэзию». В окружающей природе, в журчании воды советует автор попытаться увидеть и услышать Женщину-Тундру. Для этого надо быть более зорким и внимательным, уметь не только смотреть, но и видеть, не только слушать, но и слышать.
Свет Полярной звезды, которую ненцы называют «матерью всех звезд», автор соотносит с сиянием глаз фантастической Женщины Ямала. И считает, что не напрасно охотники и оленеводы, отправляясь в путь, не забы-
вали «на сугроб подталый» отсыпать табачку для своей покровительницы.
Яркая неподвижная точка в центре Северного звездного полушария в созвездии Малой Медведицы символизировала у ненцев постоянство, была почитаема как высшая точка мистической оси, связывающей естественные и сверхъестественные силы, оказывала, по их мнению, поддержку человеку. Поэт наделяет мистическую Женщину космической властью, утверждая, что этот мир ей тоже подвластен.
В поэме «Женщина Ямала» Лапцуй отождествляет появление лунного света, путеводной звезды в темную ночь с ее помощью, которую она оказывает отчаявшемуся путнику: Ты зовешь, зовешь ее на помощь // В час, когда подмоги нет иной // И невесть с чего слепая полночь / Прозревает доброю луной // И пурга как будто приустала, / Ярче путеводный луч звезды... //Может, это Женщина Ямала /Вызволяет сына из беды [Лапцуй, 1977, с. 87].
В его стихотворении «Волна» лирический герой ведет диалог с девушкой-волной, которая влечет его с детства, манит за собой, но он колеблется: то устремляется душою за своей любовью, то возвращается, потому что сильнее для него оказывается зов тундры «с материнскою тоской».
Следует подчеркнуть, что образ матери в ненецкой поэзии обобщен не столько в реально-жизненном аспекте, сколько спроецирован на первообраз, придающий определенный мифологический фон и наделенный авторитетом, некой нуменозностью - ослепляющим влечением.
Хтонический тип матери и образ реальной земной матери имеют явно выраженный символический характер, идеализируют ее. Идеализация есть, по мнению Юнга, скрытый амулет [Юнг, 1998, с. 156]. Идеализируют там, где нужно изгнать страх. Бессознательное и магическое влияние на возникновение страха оказывают, например, появляющиеся угрозы потери истока жизненных сил, полученных от матери еще при рождении. Идеализация матери свойственна большинству ненецких поэтов - и Л. Лапцую, и В. Ледкову, и П. Явты-сыю, и Юганпелику.
Эмоциональное взаимодействие с Матерью-Тундрой соответствует отношениям матери и сына. Так, В. Ледков в стихотворении «Нить раскаленная заката...» высоко оцени-
вает роль Матери-Тундры в его мужании и росте, лирический герой благодарит Тундру за проявленную заботу: «Я, словно клюквин-ка-кровинка, / Взращен тобою на корню». Как благодарный сын, он находит для нее добрые слова: «Спи, тундра. Я тебе, усталой, / Наворожу цветные сны...//», обещает расправиться с трудностями: «Не бойся туч! Я их лавину / Рукой сыновней разгоню.» [Лед ков, 1980, с. 40].
Ледков чувствует свою ответственность за сохранность природы в тундре, за своё невнимание к ней временами, и кается: «Перед этой землей на колени я готов как пред матерью встать.» («Словно звездное небо.») [Ледков, 1980, с. 15].
Успокаивающее воздействие общения с тундрой, ее своеобразную дидактическую значимость описывает П. Явтысый в стихотворении «Пепел чумовища»: «Тундра меня научила смывать / Снегом нетронутым мрачные думы, / Так отчищала золой моя мать / Медный котел - отражались в нем чумы.» [Явты-сый, 1996, с. 17].
Архетип Матери-Тундры предстает в творчестве ненецкого поэта П. Явтысыя как слуховой, зрительный и мыслящий образ. Мифологическое сознание поэта не отделяет собственную личность от одушевленной природы, которую он воспринимает как порождение и дитя Матери-Тундры. В стихотворении «Я тундры слушаю шаги.» все сущее в природе, в том числе и деяния человека, оценено, с одной стороны, оживленной Матерью-Тундрой, шагающей незримо, а с другой - автором, ее поклонником и защитником. Прекрасное и безобразное, доброе и злое - эти контрастные явления - метафорические составляющие архетипического образа Матери-Тундры. Трепетны шаги тундры ранней весной, поэт называет их «звонкими», поскольку связывает их с пробуждением природы и появлением надежд на выживание. Летней порой тундра ступает то «нежными», «как зори и цветенье ивовых ветвей», шагами, то «гордыми», как кручи берегов, чье отраженье «достает до солнца», то «чистыми, как росы». Шаги тундры поэт сравнивает с тем, что извечно вызывает в душах северян нежность, радость, душевное спокойствие и любовь к окружающему миру.
Безобразное и злое ассоциируется в сознании поэта с зимней непогодой и коварством людей, а также с реакцией Матери-Тундры на
нарушение завета беречь природу. Так, в пору жестокой пурги, когда человек прячется в чуме или снежной норе, шаги тундры кажутся ему «яростными». «Хлесткими» шагами ступает тундра в ответ на «лязгнувший капкан или беспощадный выстрел браконьера». Браконьерство издревле - табу для ненцев, строго исполнявших завет предков-охотников - не стрелять птиц во время выведения птенцов, не убивать зверей и птиц больше, чем необходимо для выживания.
Постоянно возрождая в памяти хтониче-ский тип матери, Л. Лапцуй приписывает ей космическую силу, умение общаться со звездами. В стихотворении «Где ты рожден?» он пишет о своей вере в то, что «Звезда в ночи прозрачна и тиха. Звезде, наверно, мама так велела, / Следила зорким глазом пастуха, / Где я ходил и что я в жизни делал //» [Лапцуй, 1982, с. 116 ].
Поэт наделяет мать способностью понимать язык окружающей природы: именно молитвы матери о спасении детей, обращенные к воде, помогли, по его мнению, спастись от наводнения в Обской губе, когда вся семья оказалась на островке («На островке»).
Мать для поэта - нечто, имеющее явно выраженный символический характер. Она -источник света и счастья, поскольку разделила между всеми детьми перед их уходом из чума, когда они выросли, свой уголек, который «в сердце тлел, забившись в самый темный уголок». Этот ключ - уголек - стал «заветным ключом от счастья», светил им, помогал идти по жизни («Ключ»).
Мать - молчаливая праоснова возвращений к родному очагу и поискам пристанища на чужбине, т.е. основа всяческого начала и конца. Мать - это материнская любовь, это личное переживание, глубокая тайна чувств. «О маме думы в час, когда они - порой прозренью мудрому сродни» (П. Явтысый). Благодать сердечного тепла каждой женщины заложена, по мнению П. Явтысыя, вместе с лаской материнских глаз при рождении, поэтому он утверждал истину «Женщина - владычица тепла».
Размышления о матери, о великодушной Женщине Ямала, о современницах наполнены пиететом к ним, гиперболизированным некрасовским восхищением. Лапцуй склоняет перед женщиной голову и высказывает предположение, что в будущем «в белом полярном просто-
ре сложат прижизненный памятник сильной и мудрой Женщине нашей, чтоб высился вечно над тундрой!» [Лапцуй, 1977, с. 100].
Суровая северная природа для северян, мир «тревог и битв», где постоянно разворачивается борьба за выживание, порождала свои специфические символы. Так, ветер как необузданная, космическая стихия, зачастую подвергающая северян безжалостным испытаниям, издревле порождал в душах тревожные картины, драматические образы, запечатленные в фольклоре и литературе. Образ ветра из мифологической реальности перекочевал в литературу, вызывая трансперсональные переживания, открывая новые терапевтические возможности прамыслей и праобразов.
Могучий ветер - универсальный архети-пический образ - является воплощением сил проявления разнообразия и богатства жизни, космической и биологической энергии. Как таинственная стихия, творящая для человека добро и зло, ветер воспринимался северянами одухотворенной мистической сущностью. В литературах этот первообраз воплощен метафорой, наполняющей произведения огромной первозданной поэзией человеческого духа, мужества и надежды.
Искусно воплощая, вписывая в ткань мифологему ветра, в стихотворении «Кладбище тайн» ненецкий поэт Л. Лапцуй представляет читателю полные ужаса картины гибели зверобоев из-за сильных ветров в Карском море. Зверобой призывал на помощь божество Ямала, «но, наверное, буран заглушал его слова». Ненецкие поэты и писатели немало представили разнообразных сцен борьбы со стихией ветра. Они проникнуты практическими советами, как выжить в метель и стужу, как спасти себя путнику, которого застала пурга.
Ветер в восприятии поэтов - одушевленная сущность, как и вся окружающая природа в разные времена года, и сами времена года. В стихах ненца А. Пичкова ветер многолик, несёт как зло, так и добро. Вот перед читателем суровый, своенравный, грозный ветер: Стреляет осень из тугого лука - / Летит стрела, и завывает вьюга, /Вьет свои веревки-петли вьюга, и летит с ветрами низко небо / Чтоб дождем обрушиться к утру. // Аркан набросив на туманы, / Тянул их ветер своенравный, / Ветер нож свой об осоку точит [Пич-ков, 1984].
В других стихах под влиянием радостного (после удачной охоты) или мечтательного настроения лирический герой видит на небе «ветров голубых карусель», ловит ветер «жаркой щекою».
Не бояться буйного ветра, морского шторма желает испытавший много невзгод и закаленный опытом герой А. Пичкова, поскольку в борьбе со стихией ветра человек закаляется: И ветру не под силу / Согнуть меня / И испугать меня. / Ветра еще ни разу / Не гасили / В моей душе зажженного огня («Ветра, ветра...») [Пичков, 1984, с. 34].
В стихотворении «Над землею» Л. Лап-цуя ветер предстает хозяином, который устанавливает порядки на земле: Над тундрою северный ветер громады // Кочующих туч подгоняет, как стадо, // Сбивает их кучами, бешено воя, // И осень ведет на узде за собой // [Лапцуй, 1982, с.148 ].
О тесных и многообразных по своему характеру отношениях ненцев с ветром узнаем мы из стихотворения Л. Лапцуя «Ветер-волшебник», которое начинается со слов: Не ты ли, ветер, привык от века / Во все людские дела мешаться? / И потому величают люди / Тебя учителем и судьею // [Лапцуй, 1982, с. 130]. Ветер наказывает грозовыми тучами и бездорожьем неразумных, злых людей. В шуме ветра можно услышать пророчество, потому и обращается лирический герой к ветру с просьбой проторить, очистить дорогу в его будущее.
Осмысление трансформации мифологем в ненецкой поэзии убеждает в присутствии бессознательно-символического аспекта в их развитии. Миф как культурная данность существует в сознании ненецких поэтов, они не творят мифы целенаправленно. Они погружаются в миф стихийно. Образы-символы изначально включают в себя все богатство человеческих отношений и мифологических тем. Логика восприятия отношений в творчестве ненецких поэтов своеобразна: не от метафоры к символу-образу, а от мифологемы к символу. Благодаря мифологемам реконструируются фольклорный и мифологический слои культуры.
Мифопоэтический подход позволяет адекватно воспринять и глубже вникнуть в суть самобытных, этнически ярко окрашенных произведений ненецких поэтов, дает возможность глубже понять личность творцов, в со-
знании которых мифы живы благодаря укоренившимся и бытующим в той или иной степени активности традициям и обычаям, ритуалам, а также фольклору.
Литература
Лапцуй Л.В. На севере - утро. Стихи и поэма. -М.: Советский писатель, 1977. - 102 с.
Лапцуй Л.В. В краю оленьих троп. - Л.: Художе-ственная литература, 1982. - 192 с.
Ледков В.Н. Штрихи. Стихи / пер. с ненецкого.-М.: Современник, 1980. - 141 с.
Лехтисало Т. Мифология юрако-самоедов (ненцев). - Томск: Изд-во Томского университета, 1998. - 136 с.
Лотман Ю.М., Минц З.Г., Мелетинский Е.М. Литература и мифы // Мифы народов мира: Энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия, 1991. -Т.1. - С. 225.
Мелетинский Е.М. Миф и эпос у народов Северной Азии // Эпическое творчество народов Сибири и Дальнего Востока: матер. Всесоюзной конф. фольклористов. - Якутск: Як. Фил. СО АН СССР, 1978. - С. 15-19.
Пичков А.И. Родные напевы. Стихи. - Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1984. - 48 с.
Пошатаева А.В. Литературы народов Севера (Истоки. Становление. Развитие). - М.: Наука, 1988. - 168 с.
Хазанкович Ю.Г. Фольклорно-эпические традиции в прозе малочисленных народов Севера: - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2009. - 129 с.
Юнг К.Г. Бог и бессознательное. - Москва: АСТ; Назрань: Олимп, 1998. - 477 с.
Явтысый П.А. Взойдет росток души. Стихотворения / пер. с ненецкого В. Гордеева. - Нарьян-Мар: НОИУУ, 1996. - 89 с.
Cave T. Thinking with Literature: Towards a Cognitive Criticism. - N.Y.: OxfordUniversity Press, 2016. - 224 p.
A.S. Zhuleva Mythologems in Nenets poetry
The article is devoted to the identification and analysis of the functions of myths in Nenets poetry, the disclosure of the specifics of the worldview of the northern people. The article emphasizes the influence on the work of poets of the Nenets myths and folklore. The basic concept for the study is the concept of "mythologem" as a paradigm of a mythopoetic image, which makes it possible to single out those symbolic images and motifs that are conceptual. The article identifies the origins of the mythological and reveals the role of traditional mythologies in the works of Nenets poets. Observation of the transformation of mythologies in Nenets poetry led to the conclusion about the presence of an unconsciously symbolic aspect in their development. Anthropomorphic and mythopoetic approaches have revealed the semiotics of the earth (tundra) and the elements (wind) by mythologists. The archetype of Mother Tundra in the article is studied as an auditory and visual image. The mythological consciousness of the poet does not separate his own personality from the animate nature, which he perceives as a creature, a child of the Mother Tundra. The wind is a universal archetypal image that appears in Nenets poetry as a mysterious element that creates good and evil for a person, and this is rooted in the perception of the wind by northerners as a mystical entity. In Nenets poetry, the mythologem of the wind is embodied in a metaphor that fills the works with a huge pristine poetry of the human spirit, courage and hope. The originality of the logic of perception of relationships in the work of Nenets poets is revealed: not from a metaphor to a symbol-image, but from a mythologem to a symbol. The study allowed us to conclude that the myth as a cultural reality exists in the minds of the Nenets poets, they do not create myths purposefully, but are immersed in the myth spontaneously.
Keywords: Nenets, Nenets poetry, mythopoetics, mythologems, wind mythologem, tundra mythologem, mother mythologem, semantics, archetypal images, mythological thinking
