CC BY
16ПРЕДСТАВЛЕНИЕ НАУЧНОЙ РАБОТЫ
Е 1ЕС ТН К НА УК! 1
И ТВОРЧЕСТВА
МИФ О ПАМЯТИ И ЗАБВЕНИИ В ПОВЕСТИ К.С. ЛЬЮИСА «СЕРЕБРЯНОЕ КРЕСЛО»
Родина Мария Вячеславовна, Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов
E-mail: [email protected]
Аннотация. Данная статья посвящена рассмотрению мифа о памяти и забвении в повести К.С.Льюиса «Серебряное кресло», которая является предпоследней в знаменитом семикнижии «Хроники Нарнии». Исследуя мнемонические мифические образы и сопоставляя их с образами, созданными Льюисом, автор статьи анализирует их функции, которые проявляют себя в сюжетостроении, в создании образов персонажей и на идеологическом уровне указанной хроники.
Ключевые слова: миф, сюжет, память, забвение, мнемонические образы.
Как известно, тема памяти и забвения является одной из самых глубокихв философской, религиозно-мистической и художественной литературе. Так в своё время блаженный Августин в изумлении восклицал: «Велика она, эта сила памяти, Господи, слишком велика Это святилище величины беспредельной. Кто исследует его глубины?». Именно в неисчерпаемых безднах памяти святой философ, согласно его собственным словам, однажды «встретил Бога» и в Его вечной памяти сумел возвратиться «к сокровенному, сущностному, истинному человеку своей души»[7, с.69]. В этой связи, по мнению Л.В.Стародубцевой, вполне естественно выглядит отождествление памяти с самой душой человека. Исследователь подчёркивает, что верующие разных исповеданий обращают свои молитвы к «Памяти Всевышнего», упражняются в «памяти смертной», говорят о тех, кто покинул этот мир: «Вечная им память » и год за годом «вспоминают» даты священных событий своего календаря. Идея Памяти, таким образом,
ВЕСТНИК НАУКИ И ТВОРЧЕСТВА
предстаёт в качестве некой священной нити, благодаря которой становится возможно соединение мира Божественного с человеческим. Забвение же, напротив, видится как разрыв этой нити. С этой точки зрения описанный в Библии завет между Богом и человеком можно трактовать как своеобразный «договор взаимного памятования», разрыв которого «равносилен отпадению в небытие» [там же]. В богоподобности памяти уже упоминавшаяся ранее Л.В.Стародубцева видит одну из причин того, почему память является одним из ключевых концептов для очень многих религиозных традиций и практик.
Удивительно глубоко тема памяти раскрыта в творчестве К.С.Льюиса, англо-ирландского писателя рубежа Х1Х-ХХ столетий. Так, в его «Хрониках Нарнии» она появляется несколько раз, в частности, ей отведена центральная роль в предпоследней повести нарийского цикла, «Серебряное кресло». Её и рассмотрим в настоящей статье.
Как и вдругих случаях, Льюис, излагая историю принца Рилиана и его друзей, вновь и вновь обращается к соответствующему мифологическому материалу. А в числе наиболее распространённых сюжетов в мифах разных « народов - сюжеты, в которых боги или герои попадают в некое необычное место, где или пьют из особого источника, или оказываются под воздействием опьяняющего напитка, или вкушают заколдованную пищу, в результате чего ими овладевает волшебный сон, наваждение, беспамятство [5]. Этот древний сюжет, имеющий множество самых разных вариаций, Льюис и полагает в основу своего «Серебряного кресла».
Участь центрального персонажа повести Рилиана, в частности, очень напоминает участь царского сына из гностического «Гимна о жемчужине», который отправляется в Египет, дабы отыскать там «единственную в своем роде жемчужину, находящуюся посреди моря, вокруг которого лежит змей, отпугивающий всех пронзительным свистом» [4, с.129], но попадает в плен к местным жителям, которые дают юноше отведать своих блюд, из-за чего тот теряет память и понятие о своей личности («Я забыл, что я сын короля, и я служил их королю, я забыл о жемчужине, за которой меня послали мои родители, и под влиянием данного мне блюда впал в глубокий сон») [там же].
Кроме того, история нарнийского принца перекликается с историей Мациендраната из индийской мифологической поэмы «Горакшавия», который, будучи одним из великих йоговсредневековой Индии, потерял память, уступивплотскому искушению. Произошло это так: его душа разлучилась с телом, переселившись в тело умершего короля и воскресив его. Герой поступил так, дабы познать телесное наслаждение, не запятнав себя. В итоге он стал рабом женщин в стране Кадали.
ВЕСТНИК НАУКИ И ТВОРЧЕСТВА
Узнав об этом, его верный ученик Горахнат поспешил ему на помощь. Прежде всего он спустился в царство бога смерти Ямы, там отыскал в книге судеб страницу, посвящённую учителю и стёр имя Мациендраната из списка умерших. Затем в образе танцовщицыон отправился в Кадали, где нашёл Мациендраната и принялся танцевать перед ним, исполняя таинственные песни. Так ему удалось вернутьучителю память, после чего тот осознал, что дорога плотских наслаждений неизбежно ведёт к смерти и что его забвение было забвением собственной природы, бессмертной и истинной.
Центральным мотивом этой поэмы таким образом выступает «мотив забвения-плена в результате слишком сильного погружения в жизнь и воскрешение памяти через знаки и загадочные речи ученика» [4, с.118]. М. Элиаде отмечает, что названную мифическую тему можно разложить на ряд элементов:
1) духовный адепт влюбляется в царицу или становится пленником женщин;
2) в обоих случаях физическая любовь приводит к тому, что маэстро* забывает о своей личности;
3) его ученик находит его и при помощи различных символов (танцев, тайных знаков, языка, полного намеков) помогает ему вновь обрести память и сознание своей личности;
4) «забвение» ассоциируется со смертью и, наоборот, «пробуждение», возвращение памяти являются необходимым условием бессмертия [там же].
Примерно то же самое происходит и в повести Льюиса. Разница лишь в том, что на месте «духовного адепта» индийского мифа мы видим Рилиана, наследника престола Нарнии, на месте женщин-обольстительниц - одну лишь Королеву Подземья, околдовавшую принца своей красотой, на месте ученика -обычных подростков-школьников. Также у Льюиса нет ничего подобного «стране Кадали», зато присутствует образ Тёмного Мира, что в данном случае выступает эквивалентом царства мёртвых (в индийской традиции это царство Ямы), куда Колдунья уводит принца.
Злоключения Рилиана начинаются с того, что его мать убивает огромная змея. Тогда принц пожелал за неё отомстить. Однако спустя время придворные замечают в его облике некую перемену: «There was a look in his eyes as of a man who has seen visions, and though he would be out all day, his horse did not bear the signs of hard riding» [3, с. 575-576]. Своему близкому другу Дриниану принц объясняет, что встретил самую прекрасную девушку в мире. Желая показать ему свою избранницу, Рилиан берёт друга на прогулку в лес: «Drinian looked up and saw the most beautiful lady he had ever seen; and she stood at the north side of the
ВЕСТНИК НАУКИ И ТВОРЧЕСТВА
fountain and said no word but beckoned to the Prince with her hand as if she bade him come to her. And she was tall and great, shining, and wrapped in a thin garment» [тамже]. то была сама Королева Подземья. Её красота такова, что принц «stared at her like a man out of his wits» - русск. «как человек, лишившийся разума»; она заставляет Рилиана забыть обо всём, в т.ч. и о том, кто он такой. Вот что говорит о себе он сам: «I know nothing of who I was and whence I came into this Dark World. I remember no time when I was not dwelling, as now, at the court of this all but heavenly ueen» [3, с. 621]. Рилиан не помнит ни Нарнии, ни отца, ни того, когда и как оказался в Королевстве Глубин, ни даже своего имени. Сам того не желая, принц вынужден творить зло, выступая орудием в руках подземной владычицы. Память возвращается к нему лишь по ночам, но на это время его привязывают к магическому серебряному креслу, так что Рилиан десять лет вынужден ходить по замкнутому кругу, не в силах изменить ситуацию.
Участь Рилиана делят и другие пленники Колдуньи - гномы-подземцы, которые также насильственно лишены памяти, а вместе с нею - и мысли, и слова. Писатель блестяще показал это на примере одного из подземных городов на побережье Тёмного Моря, жители которого не общаются друг с другом, не смеются, не поют и вообще не проявляют никакого интереса к происходящему; они даже спят без сновидений. Вместе с памятью у них отняты и чувства, и воля, и разум. И Рилиана, и остальных держат в рабстве «the heavy, tangled, cold, clammy web of evil magic», так что они оказываются в состоянии думать и делать лишь то, что внушает Королева: «We couldn't do anything, or think anything, except what she put into our heads». Но так как «it was glum and gloomy things she put there all those years» [3, с. 642], то и на всех лицах застыла вечная печаль («every face in the whole hundred was as sad as a face could be. They were so sad that, after the first glance, ill <... > felt she would like to cheer them up» [3, с. 614]), сами же лица очень бледны, более того, они кажутся полностью обескровленными, да и ступают жители Подземья совсем неслышно, что вызывает совершенно конкретные ассоциации: эти несчастные напоминают не столько реальных жителей города, сколько немыебесплотные тени, души умерших, подобные тем, что печально скользят по заросшим асфоделами полям Аидова царства, описанного, в частности, в гомеровской «Одиссее»:
ВЕСТНИК НАУКИ И ТВОРЧЕСТВА
Там киммериян печальная область, покрытая вечно
Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет
Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль
Он покидает, всходя на звездами обильное небо,
С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;
Ночь безотрадная там искони окружает живущих.< ...>. Д
Души невест, малоопытных юношей, опытных старцев,
Дев молодых, о утрате недолгия жизни скорбящих,
Бранных мужей, медноострым копьем пораженных смертельно
В битве и брони, обрызганной кровью <... > [1, с. 186-187]
Все они, кроме провидца Тиресия, лишёны разума («разум ему сохранен Персефоной и мертвому; в аде он лишь с умом; все другие безумными тенями веют») [там же: 183], равно как и памяти. Подземцы Льюиса словно «списаны» сгомеровских насельников царства мёртвых.
Юстес, Джил и Лужехмур выступают в роли тех, кого мифы именуют «посланниками», избавляющими от гибельного забытья, дарующими жизнь и спасение [4, с.132]. Только с их помощью Рилиан вспомнит, кто он, и вернётся в покинутую Нарнию. Как и Горахнату, помочь им в этом должны четыре тайных знака, которые, отправляя главных героев в долгий и опасный путь, даёт Аслан: «These are the signs by which I will guide you in your uest. First;as soon as the Boy ustace sets foot in Narnia, he will meet an old and dear friend. He must greet that friend at once; if he does, you will both have good help. Second; you must ourney out of Narnia to the north till you come to the ruined city of the ancient giants. Third; you shall find a writing on a stone in that ruined city, and you must do what the writing tells you. Fourth; you will know the lost prince (if you find him) by this, that he will be the first person you have met in your travels who will ask you to do something in my name, in the name of Aslan» [3, с. 559]. Этим знакам, как и в индийском мифе, отводится огромное значение, хотя их функция в «Серебряном Кресле» несколько иная: если в мифе они служат непосредственно орудием возвращения памяти герою, то у Льюиса знаки Аслана нужны не самому Рилиану, а тем, кто отправился его выручать - ведь это обычные дети из столь же обычной школы, у которых нет ни житейского опыта, ни тем более мудрости, и которыхочень легко ввести в заблуждение. Поэтому Лев и даёт эти четыре знака: для героев это своего рода «путеводные столбы», по которым они должны ориентироваться, дабы не сбиться с дороги.
«
ВЕСТНИК НАУКИ И ТВОРЧЕСТВА
Однако, призванные вырвать другого из плена забвения, друзья прежде всего сами должны исполнить заповедь памяти («That is why it is so important to know them by heart», «...remember, remember, remember the signs. Say them to yourself when you wake in the morning and when you lie down at night, and when you wake in the middle of the night») [3, с.559-560]. В противном случае им не то что не справиться с тем, что на них возложено Асланом - им даже не распознать его путеводных знаков, без следования которым все усилия тщетны.
Соответственно, главное искушение, которому подвергаются Юстес, Джил и Лужехмур, - именно искушение забвением. Где-то с середины пути оно начинает буквально преследовать персонажей. В первый раз оно настигает ихсразу после встречи с Колдуньей, отправившей путников по ложному следу. В результате герои начинают пренебрегать заветами Великого Льва, забывают о них, охладевая к делу, ради которого были призваны в Нарнию. Из всей компании один только Лужехмур сохраняет память о знаках Аслана и веру в них, настаивая на том, чтобы идти дальше, но к его словам не прислушиваются.
Во второй раз дети вступают в схватку с забвением уже в Подземье, лицом к лицу встретившись с его Королевой, которая пытается лишить их памяти. С помощью заклинания она намерена заставить друзейзабыть о Верхнем Мире и его красоте. На протяжении всего спора с нейдети и квакль, собственно, только и делают, что вспоминают - о том, как прекрасно Наземье, как животворно и ласково его солнце, как велико разнообразие красок, вкусов и ароматов («still you won't make me forget Narnia; and the whole Overworld too. <...>. I know I was there once. I've seen the sky full of stars. I've seen the sun coming up out of the sea of a morning and sinking behind the mountains at night. And I've seen him up in the midday sky when I couldn't look at him for brightness») [Lewis 2011:630], что помогает им противостоять Королеве. Всё же чары Колдуньи в какой-то момент начинают превозмогать. И тогда, заметив, что заклинание готово вступить в полную силу, Лужехмур бросается в разведённый ею огонь и топчет его голыми лапами. Запах испарений, одурманивающих разум, сменяется запахом горелых болотных трав. Боль в опалённых ступнях резко проясняет затуманенное сознание. Иными словами, окончательная победа над забытьем в данном случае достигается не одними только воспоминаниями, но и конкретным практическим действием.
В мифологической картине мира память и забвение противостоят друг другу, как добро и зло: «если память - дар, то забвение - лишение этого дара. Если память - знание и благо, то забвение - умаление знания и недостаток блага» [5]. В индийской мифологической традиции, например, утверждается, что даже боги «падают с небесных высот, когда "память изменяет им и подводит их"; напротив, те боги, которые ничего не забывают, вечны, несменяемы, и их
245
ВЕСТНИК НАУКИ И ТВОРЧЕСТВА
В одном из мифов североамериканских индейцев творец Кецалькоатль впадает в забытье: он начинает пьянствовать, нарушать свои же божественные установления. А на подданных его в это время обрушиваются различные несчастья. Опомнившись, Кецалькоатль в знак раскаяния отправляется в добровольное изгнание в страну Востока, обещая вернуться на родину, однако умирает на чужбине. В этом случае забвение становится источником не только бед и несчастий мира, но ухода из мира его творца: изгнания и смерти бога.Такого рода примеров можно привести ещё много, но их суть сводится к одному - «пока боги пребывают в памяти, на земле царят порядок и согласие. Когда боги забываются (в обоих смыслах: забывают себя сами или оказываются забытыми), на земле воцаряется хаос» [5]. Само пребывание божества в забытьи понимается как источник страданий и различных несообразностей в миропорядке.
Кроме того, память противопоставляется забвению и как жизнь - смерти. Связь последней с забвением хорошо видна на примере слова «забытье» («за-бытие» [6, с. 279][7]): впасть в него значит шагнуть зачерту бытия, перейти в за-памятье, прикоснуться к Ничто. Неслучайно и река Лета является неотъемлемой частью именноцарства смерти [4, с.123], переплыть через неё для мифологического сознания значит уйти в небытие [2, с.8], а сами умершие, как уже упоминалось выше, воспринимаются прежде всего как те, кто потеряли память.
В этой связи глубокий символический смысл несет изображение облика Рилиана: принц весь, с головы до ног, закамуфлирован в зловещие чёрные доспехи, назначение которых в том, чтобы как можно надёжнее спрятать его от солнца, от света, от взоров людей и животных. Впечатление, которое производит герой одним своим видом, кажется настолько тягостным и удручающим, что Лужехмур, сопровождающий Юстеса и Джил, наотрез отказывается воспринимать принца как живого человека: ему кажется, что если с него снять доспехи, то внутри не окажется ничего, кроме пустоты или мёртвых костей: «"What could be inside it except a man?" "How about a skeleton?" asked the Marsh-wiggle with ghastly cheerfulness. "Or perhaps," he added as an afterthought, "nothing at all"» [3, с. 590]. Опущенное забрало Рилиана выполняет роль маски, которая в древности (например, в Египте) считалась атрибутом умерших и за которой не разглядеть ни настоящего лица принца, ни его характера. Облик главного героя таким образом красноречиво свидетельствует о случившейся с ним беде: будучи лишён памяти, Рилиан лишён души, лишён самого статуса личности, поэтому состояние, в котором его застали путешественники, действительно можно уподобить уходу в небытие.
ВЕСТНИК НАУКИ И ТВОРЧЕСТВА
Л.В. Стародубцева отмечает, что если память в древности воспринималась как «божество, обладающее собственной волей и силой, властью и знанием», как персона, то забвение трактовалось либо как чары, лишающие этих даров, либо как место, где память так или иначе утрачивается [5]. Из этого следует вывод: забвение не есть ни личность, ни бог. Оно не имеет собственной силы. Именно так данный исследователь объясняет то, что Мнемозина - богиня, а Лета - лишь топоним, находя подобные представления весьма оптимистичными: если забвение - «лишь отсутствие памяти, вызванное пребыванием героя в особом месте забытья», то для того, «чтобы вернуться к изначальному благу, достаточно покинуть место забвения,<...> разорвать путы беспамятства» [там же]. Ту же мысль находим и у Льюиса: в его «Серебряном кресле» забвение - только наваждение, вызванное злой Колдуньей, но не более того. Для того, чтобы вернуться в нормальное состояние, Рилиану надо всего лишь освободиться от верёвок, привязывающих его к магическому серебряному креслу, и разрубить это средоточие злых чар на мелкие кусочки. Как только этот шаг сделан, всё тут же встаёт на свои места: с лица принца спадает маска безумия, к нему возвращается ^ память («and the something wrong, whatever it was, had vanished from his face <...>. "Had I forgotten it when I was under the spell?" asked the Knight. "Well, that and all other bedevilments are now over. You may well believe that I know Narnia, for I am Rilian, Prince of Narnia, and Caspian the great King is my father"») [3, с. 627]. А со смертью Королевы Подземья и остальные её пленники получают освобождение: те, что напоминали безликие и бесплотные тени, буквально преображаются -начинают пускать фейерверки, кувыркаться через голову и делать множество других «глупостей», о которых успели забыть за время рабства и беспамятства: «in a few minutes the whole of Underland was ringing with shouts and cheers, and gnomes by hundreds and thousands, leaping, turning cart-wheels, standing on their heads, playing leap-frog, and letting off huge crackers»,благодаря чему и сама подземная страна обретает голос («it seems this silent land has found a tongue at last») [3, с. 644].
Таким образом, мнемонические мифические образы, равно как и образы, созданные К.С.Льюисом, выполняют ряд функций, которые проявляются, во-первых, в сюжетостроении: сюжет «Серебряного кресла» воскрешает ситуации, описанные в частности, в мифе о Мациендранате и «Гимне о Жемчужине»; во-вторых, в создании образов персонажей: принц Рилиан совмещает в себе черты разных героев: с юношей из «Гимна..» его роднит царское происхождение, с Мациендранатом - то, что он пал жертвой соблазнительницы-женщины, и судьба его сходна с судьбами того и другого. Гномы-подземцы напоминают
247
ВЕСТНИК НАУКИ И ТВОРЧЕСТВА
бесплотные и безликие тени в Аидовом царстве, описанные, в частности, в XI песни гомеровской «Одиссеи». В-третьих, присутствие мифа о памяти просматривается на идеологическом уровне хроники. Ключевая идея, которую призваны донести до нас мнемонические образы «Серебряного кресла», состоит в том, что забвение лишено собственного бытия; оно есть ничто и существует только в силу отрицания, в то время как память - богоподобна. Являя собой всесильное и вечное добро, она призвана торжествовать над забвением так же, как жизнь над смертью и добро над злом.
Литература:
1. Гомер Одиссея / Пер. В.А. Жуковского - Сп.: "Азбука", 2014. - 472 с.
2. Клейтман А.Ю., Щеглова Л.В. Аксиологические аспекты культурного забвения // Вопросы культурологии. 2011. № 4. С. 7-8
3. Lewis C.S. The Chronicles of Narnia. London: HarperCollins Publisher, 2011. -768 p. •
4. Элиаде М. Аспекты мифа М.: Академ. проект, 2010. - 251 с.
5. Стародубцева Л.В. Невозможность возвращения: память и забвение в мифопоэтической топике сознания [Электронный ресурс]. - URL: http:// www.culturolog.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1034&Itemid=8
6. Стародубцева Л. В. Память и забвение в религиозном сознании: опыт сравнительного исследования // Онтология диалога: метафизический и религиозный опыт / Филос.-культуролог. исслед. центр «Эйдос». Междунар. чтения по теории, истории и философии культуры. - СПб.: Эйдос, 2002. Вып. 12. - 304 с.
7. Стародубцева Л. В. Пра-память и за-бытие // Вопросы философии: Научно-теоретический журнал. - 2006. - №9. - С. 67-83.
248
