CC BY
775DOI 10.24411/2076-1503-2020-10140 ДАНЕЛЬЯН Андрей Андреевич,
доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой международного права Дипломатической академии МИД России e-mail: danel1@mail.ru
МЕЖДУНАРОДНО-ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ КИБЕРПРОСТРАНСТВА
Аннотация. В современном мире существенно возросло количество преступлений, совершаемых в киберпространстве. Регулярно появляются новые виды вредоносного программного обеспечения, используемого для достижения незаконных целей. По оценкам экспертов, материальный ущерб мировой экономике от преступлений, совершаемых с помощью информационно-коммуникационных технологий, исчисляется триллионами долларов США. Такие масштабы требуют эффективных средств правового регулирования отношений, складывающихся в киберпространстве. Кибербезопасность считается одной из самых актуальных тем современного международного права, крайне важной для обеспечения национальной безопасности государств. Информационно-коммуникационные технологии могут быть использованы в целях негативного воздействия на экономические, социальные, культурные и политические отношения, нанести ущерб экономическому, военному, оборонному потенциалу государства и общества. В связи с этим международное сообщество проявляет серьезную заинтересованность в разработке многосторонней правовой основы сотрудничества в области кибербезопасности. Однако единый подход к решению данной задачи на международной арене пока так и не выработан, поскольку сложность правового регулирования киберпространства обусловлена виртуальной характеристикой складывающихся в этой сфере отношений.
Ключевые слова: киберпространство, киберпреступность, кибербезопасность, Интернет, информационно-коммуникационные технологии, информационная война, «Таллинское руководство», «Будапештская конвенция», международное право.
DANELYAN Andrey Andreevich,
Doctor of Law, Professor, head of the Department of International Law, Diplomatic Academy of the Russian foreign Ministry
INTERNATIONAL LEGAL REGULATION OF CYBERSPACE
Annotation. In the modern world, the number of crimes committed in cyberspace has increased significantly. New types of malware used to achieve illegal goals regularly appear. According to experts, the material damage to the global economy from crimes committed with the help of information and communication technologies amounts to trillions of US dollars. Such scales require effective means of legal regulation of relations taking shape in cyberspace. Cyber security is considered one of the most relevant topics of modern International Law, which is extremely important for ensuring the national security of states. Information and communication technologies can be used as a means of negative impact on the development of economic, social, cultural and political relations, to damage the economic, military, defense potential of the state and society. In this regard, the international community is seriously interested in developing a multilateral legal framework for cooperation in the field of cyber security. However, a unified approach to solvin g this problem in the international arena has not yet been developed, since the complexity of the legal regulation of cyberspace is due to the virtual characterization of relations developing in this area.
Key words: cyberspace, cybercrime, cyber security, internet, information and communication technologies, information war, "Tallinn leadership", "Budapest convention", International Law.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2020
Термин «киберпространство» (англ. cyberspace) был введен в научный оборот относительно недавно. Большинство специалистов сходятся во мнении, что данное понятие было впервые использовано в 1981 г. писателем-фантастом У. Гибсоном1. Этимологически слово «киберпространство» связано с «кибернетикой» - наукой, изучающей общие закономерности процессов управления и передачи информации в машинах, живых организмах и обществе [1].
В научной литературе киберпространство достаточно часто ошибочно ассоциируется с Интернетом. Одной из причин этого заблуждения является отсутствие единого определения понятия «киберпространство». Так, по данным американского эксперта Ф.Д. Крамера, в западной научной доктрине насчитывается порядка 28 определений «киберпространства» [2]. Французский проф. С.И. Лоран указывает, что «киберпространство - это социально-техническая реальность, которая глубоко сопряжена с политическим контекстом» [2]. По мнению Д.Е. Добринской, «кибер-пространство есть продукт функционирования любых информационно-коммуникационных технологии (в том числе и интернета)» [3]. Исследовательской службой Конгресса США было предложено определение киберпространства как «всеохватывающего множества связей" между людьми, созданного на основе компьютеров и телекоммуникации" вне зависимости от физического и географического положения» [4]. В то же время Министерство обороны США полагает, что киберпространство - это «сфера (область), в которой применяются различные РЭС (связи, радиолокации, разведки, навигации, автоматизации, управления и наведения) для приема, передачи, обработки, хранения, видоизменения (трансформации) информации и связанная с ними информационная инфраструктура ВС» [5]. В Китае с 1 июня 2017 г. вступил в силу Закон о кибербезопасности, регламентирующий действия поставщиков сетевых продуктов и услуг по сбору, хранению и обработке пользовательских данных; порядок и специфику обеспечения безопасности информационной инфраструктуры в стратегически важных отраслях. Главной целью принятия Закона про-
1 Впервые американо-канадский писатель-фантаст У. Гибсон использовал понятие «киберпространство» в 1982 г. в рассказе «Сожжение Хром» ("Burning Chrome"), а затем популяризировал его в 1984 г. в романе «Нейромант» ("Neuromancer"). В романе «Ней-романт» автор описал киберпространство как «консен-суальную галлюцинацию», которую трудно отличить от реальности и в которой компьютерные системы являются своего рода заменой реального мира, существующего только в памяти компьютеров и умах его пользователей.
возглашается защита национального «киберсуве-ренитета» КНР [6]. В Российской Федерации нет действующих нормативно-правовых документов с названием «киберпространство»2, однако Указом Президента РФ от 5 декабря 2016 г. № 646 была утверждена Доктрина информационной безопасности Российской Федерации, в которой «под информационной сферой понимается совокупность информации, объектов информатизации, информационных систем, сайтов в информационно-телекоммуникационной сети "Интернет", сетей связи, информационных технологий, субъектов, деятельность которых связана с формированием и обработкой информации, развитием и использованием названных технологий, обеспечением информационной безопасности, а также совокупность механизмов регулирования соответствующих общественных отношений»3.
Киберпространство - это сочетание компьютеров, мобильных устройств и пользователей, которые вступают между собою во взаимодействие на расстоянии. Интернет, в свою очередь, используется для подключения этих компьютеров и мобильных устройств. Киберпространство шире интернета, интернет находится в киберпростран-стве. В современных условиях киберпространство становится главным каналом распространения и хранения информации.
В научной литературе встречается справедливое, по мнению автора, мнение о том, что проблематика киберпространства, в целом, и кибер-безопасности, в частности, актуализировалась в результате войны в Персидском заливе 1990 -1991 гг., в ходе которой использование новейших военных технических достижений сопровождалось мощной информационной кампанией и освещением в прессе.
После указанных событий ученые и политики стали переосмысливать понятия «информационная война», «кибервойна». Киберпростран-ство стали рассматривать в качестве «пятого пространства»4, используемого для достижения политических целей с помощью информационно-коммуникационных технологий [7].
Данные новые обстоятельства вызвали необходимость разрешения на межгосударственном уровне вопроса о применимости существую-
2 Если не считать проект Концепции стратегии кибербезопасности Российской Федерации, подготовленный Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации. URL: http://council.gov.ru/media/ files/41d4b3dfbdb25cea8a73. pdf
3 Указ Президента РФ от 05.12.2016 г. № 646 «Об утверждении Доктрины информационной безопасности Российской Федерации» // СЗ РФ. - 2016. - № 50.-Ст. 7074.
4 Наряду с сушей, морским пространством, воздушным пространством и космосом.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2020
щих международно-правовых норм и принципов к информационной сфере, а также разработки специальных правил поведения в киберпростран-стве в целях правового противодействия использованию информационно-коммуникационных технологий в незаконных целях.
В последние годы эта проблема была предметом исследования многих специалистов в отечественной и зарубежной доктринах международного права [8], однако ответы на поставленные вопросы до настоящего времени не найдены.
В течение продолжительного периода времени в научном сообществе идет дискуссия относительно вопроса: возможно ли применять существующие международно-правовые нормы к киберпространству или необходимо выработать новые правила регулирования этой сферы отношений?
Предположение о том, что международно-правовые обязательства государств, включая обязательства, вытекающие из международных договоров, не применимы к киберпространству, привело бы нас к выводу об отсутствии правового регулирования и свободе государств от каких-либо международно-правовых обязательств в этой сфере. Иными словами, мы бы столкнулись с правовым пробелом, наличие которого позволило бы поставить под сомнение государственный суверенитет в киберпространстве, а наряду с этим, вызвало бы необходимость принятия для киберпространства новых норм, не основанных на принципах Устава ООН. По этой причине для нас является недопустимым предположение об отсутствии правового регулирования киберпростран-ства нормами современного международного права. В этом контексте возникает вопрос: какие из существующих норм современного международного права применимы к киберпространству?
По мнению А. Стрельцова, «основными источниками права в данной области являются Устав ООН, международные договоры, заключаемые в развитие положений Устава ООН по обеспечению международного мира и безопасности, международные договоры по гуманитарным аспектам ведения войны, решения Международного Суда, содержащие трактовки положений международного права использования силы» [9].
Автор настоящей статьи исходит из того, что к киберпространству применимы такие принципы и нормы международного права, как неприменение силы и угрозы силой; невмешательство в дела, входящие во внутреннюю компетенцию государств; обязанность государств сотрудничать друг с другом; суверенное равенство государств; уважение прав человека и основных свобод и др.
Однако киберпространство обладает определенной спецификой, обусловленной виртуаль-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2020
ной характеристикой глобального информационного пространства, как объекта права, в котором расстояние не имеет значения. В связи с этим, общепризнанные принципы и нормы международного права в ряде случаев не могут применяться к киберпространству методом простой экстраполяции понятий. Так, например, такие понятия, как «акт агрессии», «применение силы», «вооруженное нападение» нельзя применять к любой компьютерной атаке, а используемое политологами и в средствах массовой информации понятие «информационная война» нельзя применять к понятию «война» в его международно-правовом понимании. Некоторые существующие обязательства государств могут выполняться в киберпро-странстве согласно принципу "mutatis mutandis" с изменениями, основанными на особой природе киберпространства. При этом надо признать, что концептуальные основы существующего международного правопорядка порой достаточно сложно адаптируются к угрозам, возникающим в киберпространстве.
В противовес данной точке зрения авторы разработчики «Таллинского руководства по применению международного права в кибервойнах»1 исходят из того, что киберпространство ничем не отличается от иных сфер отношений и не требует особых подходов к его правовому регулированию, а основные принципы международного права, нормы международного гуманитарного права применимы к действиям в киберпространстве. Так, согласно Таллиннскому руководству, термин «оружие» применим к кибертехнологиям, а крупномасштабные кибератаки могут считаться «вооруженным нападением» по смыслу ст. 51 Устава ООН.
В Таллиннском руководстве, по сути, рассматриваются два основных аспекта: "jus ad bellum", определяющее условия применения государством силы в международных отношениях, и "jus in bello", определяющее аспекты конфликта, представляющие гуманитарный интерес. Как известно, основным источником права jus ad bellum является Устав ООН, а основными источниками jus in bello являются Гаагские конвенции, Женевские конвенции и другие международные договоры, подписанные в развитие норм и идеи" данных конвенции".
Проблеме адаптации международного права вооруженных конфликтов к киберпространсту посвящены ряд научных статей в российской и зарубежной доктринах международного права. Как отмечает А. Стрельцов, «ст. 41 и ст. 42 Устава ООН, выделяют два основных вида «силы» — сила, связанная с использованием вооруженных сил (оружия) и сила, не связанная с использова-
1 Не обладает юридически обязательным характером.
нием оружия. <...> Международные отношения в области злонамеренного использования информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) в основном урегулированы нормами ст. 2 (4) Устава ООН, предъявляющими к государствам требование воздерживаться от угрозы силой или ее применения в международных отношениях, в том числе и в киберпространстве» [9]. В то же время автор отмечает, что «несмотря на "очевидность" возможности использования ИКТ в военных целях, практически все специалисты считают, что ИКТ не являются оружием» [9].
Однако следует учитывать, что в соответствии с консультативным заключением Международного Суда ООН «О законности применения ядерного оружия» осуществление права на самооборону не зависит от типа оружия, которое применяется для нападения, достаточно самого факта применения силы [10].
Анализ существующей практики демонстрирует, что в настоящее время расширяется трактовка понятия «оружие». Так, террористическая атака 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке с использованием захваченных террористами самолетов была де-факто приравнена к «вооруженному нападению» в смысле ст. 51 Устава ООН. В данном случае гражданские самолеты, не являющиеся по своей природе оружием, в результате их нецелевого использования были превращены в средство нападения. В рассматриваемом примере США при поддержке международного сообщества объявили о своем праве на индивидуальную и коллективную самооборону.
Несколько иного мнения придерживается W.M. Stahl, который отмечает, что «положения Устава ООН не позволяют четко установить равнозначность хакерской атаки, совершенной одним государством против другого, вооруженному нападению, дающему нации право на ответные силовые действия. Кроме того, концепция Устава ООН относительно «применения силы» не охватывает действия террористов и других негосударственных субъектов, которые часто стоят за хакерскими атаками. Поскольку акты киберагрессии не поддаются традиционной классификация в соответствии с международно-признанными нормами ведения боевых действий, как правило, принято считать, что государства должны относиться к международным хакерским атакам как к разновидности уголовного преступления» [11].
В связи с обозначенной выше позицией ряд специалистов в целях правовой определенности задают следующие вопросы: какие ситуации охватываются понятием «вооруженный конфликт» в информационной сфере; каков круг лиц, защищаемых нормами права в данных конфликтах; где та грань, за которой немеждународный информаци-
онный вооруженный конфликт переходит в международный; какими нормами права (международными или внутригосударственными) регламентируются действия воюющих сторон в таких конфликтах? [12].
В обычном международном праве есть понимание того, что не любое применение силы может считаться вооруженным нападением. В решении Международного Суда по делу о военной и воен-низированной деятельности в Никарагуа и против Никарагуа от 27 июня 1986 г. был обозначен «критерий масштаба» вооруженного нападения какого-либо из государств на другое государство. В последующем критерий масштаба был подтвержден в ряде других решений Международного Суда [13].
В контексте использования информационно-коммуникационных технологий критерий масштаба теоретически может считаться выполненным, если кибератака выходит за рамки отдельных незначительных инцидентов. В качестве примера эксперты приводят непосредственный вывод из строя инфраструктуры (которую невозможно достаточно быстро исправить) с блокирующими последствиям для способности государства действовать или для элементарных жизненных условий населения. Таким образом, если последствия от компьютерной атаки по своему эффекту соответствуют эффекту от нападения регулярных вооруженных сил, критерий масштаба теоретически может считаться выполненным.
Справедливости ради следует отметить, что критерий масштаба признается не всеми государствами. Например, Госдепартамент США возражал против применения Международным Судом критерия масштаба в решениях по Никарагуа и нефтяным платформам.
Традиционными требованиями к ответным действиям государства на вооруженное нападение, осуществляемым в рамках права на самооборону, согласно ст. 51 Устава ООН, являются необходимость и пропорциональность. Указанные требования не закреплены непосредственно в Уставе ООН, однако они отражают содержание международного обычая в данной области1.
Согласно действующему международному праву, для ответа на «вооруженное нападение» силой следует определить, что ответственность за нападение несет другое государство. Применительно к киберпространству достаточно затруднительно установить исполнителя нападения и
1 Помимо уже упомянутых решений Международного Суда ООН по делам о Никарагуа и о нефтяных платформах, а также Консультативного заключения о применении ядерного оружия, можно привести решение Международного Суда по военным действиям на территории Конго.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2020
определить действует ли он под контролем государства. В то время как местоположение цели атаки очевидно, местоположение ее источника часто не поддается определению.
Вышеуказанные обстоятельства демонстрируют определенные сложности в применении существующих норм современного международного права к киберпространству. Решению многих вопросов в этой сфере, по мнению автора, могло бы способствовать обсуждение проблемы с техническими специалистами в области использования информационно-коммуникационных технологий, в т.ч. в военных целях.
В практическом плане в контексте права на самооборону по ст. 51 Устава ООН международному сообществу следовало бы выработать четкие категории, позволяющие квалифицировать кибератаку как «применение силы» или «акт агрессии», а также соответствующие критерии для квалификации информационно-коммуникационных технологий в качестве оружия. Хотя автор в полной мере осознает всю сложность реализации данной задачи.
Если же обратиться к вопросу создания новых норм для регулирования киберпростран-ства, то в настоящее время усилия государств, к сожалению, сконцентрированы на узкой сфере вопросов, касающихся прав человека, конфиденциальности данных и др. Более того, не все государства заинтересованы в создании современного и эффективного механизма сотрудничества, открыто выступая против разработки новых международно-правовых инструментов. По этой причине в настоящее время отсутствует всеобъемлющая международно-правовая база в сфере кибер-пространства.
Единственным многосторонним договором, касающимся преступной деятельности в сфере информационных технологий, является Конвенция о преступности в сфере компьютерной информации, принятая 23 ноября 2001 г. в Будапеште [14].
Конвенция имеет пять основных целей: 1) гармонизация материального уголовного законодательства по борьбе с киберпреступностью; 2) гармонизация уголовно-процессуального законодательства; 3) содействие взаимной правовой помощи; 4) кодификацию международного права, с акцентом на юрисдикционные нормы на основе территориальности; 5) обеспечение правовой базы для содействия развития и пониманию вопросов, связанных с киберпреступностью.
Указанная Конвенция предусматривает меры в отношении таких преступлений, как: преступления против конфиденциальности, целостности и доступности компьютерных данных и систем (противозаконный доступ, неправомерный
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2020
перехват, воздействие на данные, воздействие на функционирование системы, противозаконное использование устройств); правонарушения, связанные с использованием компьютерных средств (подлог с использованием компьютерных технологий, мошенничество с использованием компьютерных технологий); правонарушения, связанные с детской порнографией; правонарушения, связанные с нарушением авторского права и смежных прав.
Следует учитывать, что данная конвенция разрабатывалась в то время, когда уровень развития информационно-коммуникационных технологий был невысок1 и многие виды сетевых угроз еще не были известны. По этой причине ст. 1 Конвенции, содержащая определения, и последующие статьи Конвенции даже не упоминают об используемых злоумышленниками «ботнетах», «фишинге», «спаме» и др.
Однако основная проблема состоит в том, что для России, как и для многих других стран, неприемлем подход, заложенный в п. «Ь» ст. 32 Будапештской конвенции. Данная норма заслуживает того, чтобы процитировать ее полностью: «Сторона может без согласия другой Стороны: <...> Ь) получать через компьютерную систему на своей территории доступ к хранящимся на территории другой Стороны компьютерным данным или получать их, если эта Сторона имеет законное и добровольное согласие лица, которое имеет законные полномочия раскрывать эти данные этой Стороне через такую компьютерную систему» [14]. Как видим, данный пункт Конвенции предусматривает возможность для государства-участника получить трансграничный доступ к информации, источник которой находится в другом государстве без уведомления компетентных органов государства, в котором находится источник информации. На наш взгляд, таким образом, в Будапештской конвенции закрепляется «лазейка» для прямого нарушения принципа государственного суверенитета в информационном пространстве, что недопустимо.
Не менее важно и то, что п. 32 «Ь» Будапештской конвенции создает почву для нарушения фундаментальных прав и свобод человека в цифровой сфере и, в частности, права на неприкосновенность личной жизни.
Существуют и некоторые другие региональные и двусторонние механизмы борьбы с кибер-преступностью, однако они не способствуют, к сожалению, выработке общего понимания ключевых аспектов противодействия незаконным действиям в киберпространстве.
1 Конвенция разрабатывалась с 1997 г. и была открыта для подписания в 2001 г.
В связи с этим позиция Российской Федерации по данному вопросу заключается в необходимости разработки полноценной универсальной международно-правовой базы сотрудничества и единой терминологии. Российскими экспертами был разработан и распространен для ознакомления на профильных международных площадках1 проект Конвенции Организации Объединенных Нации" «О сотрудничестве в сфере противодействия информационной" преступности» [15].
В ст. 1 Конвенции обозначены три основные цели: а) содействие принятию и укреплению мер, направленных на эффективное предупреждение преступлении" и иных противоправных деянии" в сфере ИКТ и борьбу с ними; Ь) предотвращение деиствии" направленных против конфиденциальности, целостности и доступности ИКТ, и предупреждение злоупотреблении" в сфере использования ИКТ, путем обеспечения наказуемости деянии", описываемых в настоящеи" Конвенции, и предоставления полномочии", достаточных для эффективнои" борьбы с такими преступлениями и иными противоправными деяниями, путем содеи-ствия выявлению и расследованию таких деянии" и преследованию за их совершение как на внутригосударственном, так и на международном уровнях и путем разработки договоренностей о международном сотрудничестве; с) повышение эффективности и развитие международного сотрудничества, в т.ч. в контексте подготовки кадров и оказания техническом помощи в предупреждении преступлении" в сфере ИКТ и борьбе с ними [15].
Конвенция предусматривает широкий понятийный аппарат: «бот-сеть», «вредоносная программа», «детская порнография», «информационно-коммуникационные технологии» (ИКТ), «информация», «объекты критическом инфраструктуры», «спам», «устроиство ИКТ» и др. Так, например, согласно Конвенции, «бот-сеть» означает два и более устроиства ИКТ, на которые установлена вредоносная программа, управляемая
1 Документ был распространён в ходе презента-
ций на XV Совещании руководителей специальных служб, органов безопасности и правоохранительных органов иностранных государств - партнеров ФСБ России (Санкт-Петербург, 27 - 28 июля 2016 г.), Восьмой международной встрече высоких представителей, курирующих вопросы безопасности (н.п. Вараксино Тверской обл., 23 - 25 мая 2017 г.), «на полях» 26-й сессии Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию (Вена, 22 - 26 мая 2017 г.), IV Всемирной конференции по вопросам Интернета (Учжэнь, КНР
3 - 5 декабря 2017 г.). 28 декабря 2017 г. российский проект был распространен в качестве официального документа Генассамблеи ООН по пункту 107 повестки дня ее 72-й сессии «Предупреждение преступности и уголовное правосудие» (№А/С.3/72/12 от 16 октября 2017 г.). Переведен с русского на все официальные языки Организации и в электронном виде размещен на официальных веб-сайтах ООН и МИД России.
централизовано и скрытно от пользователей" [15]. Под «информационно-коммуникационными технологиями» (ИКТ) понимается совокупность методов, производственных процессов и программно-технических средств, интегрированных с целью формирования, преобразования, передачи, использования и хранения информации» [15]. «Спам» определяется проектом Конвенции как «отправка электронных сообщении" по списку (базе данных) адресов лицам, не сообщавшим отправителю своих адресов доставки сообщении" и не дававшим свое согласие на получение подобного рода сообщении" и не имеющим возможности отказаться от получения таких сообщении" от отправителя» [15].
Конвенцией также предусматриваются техническое содействие, порядок оказания взаимной правовой помощи на досудебной стадии, в т.ч. в экстренных случаях, и механизм претворения в жизнь положений Конвенции.
В гл. II Конвенции устанавливается ответственность за неправомерныи" доступ к информации в электроннои" форме; неправомерный перехват; неправомерное воздействие на информацию; нарушение функционирования ИКТ; создание, использование и распространение вредоносных программ; распространение СПАМа; создание и использование бот-сетей; преступления, связанные с детской порнографией; преступления, связанные с «фишингом» и др.
Выдача лиц, подозреваемых в совершении преступлений, регулируется ст. 48 Конвенции. В указанной статье предусматривается один из основополагающих принципов международного уголовно-правового сотрудничества - «либо выдай, либо суди».
В целях обеспечения оперативного содеи-ствия в проведении расследовании", преследовании" или судебных разбирательств в связи с преступлениями, имеющими отношение к компьютерным системам и данным, или в сборе доказательств в электроннои" форме по уголовным преступлениям ст. 57 Конвенции предусматривает создание каждым государством - участником контактного центра, работающего 24 часа в сутки 7 днеи" в неделю (Сеть 24/7).
Конвенция конкретизирует основные направления деятельности по разработке и совершенствованию специальных программ подготовки персонала, несущего на национальном уровне ответственность за предупреждение преступлений в сфере использования ИКТ и борьбу с ними с целью создания потенциала в области разработки и планирования стратегической политики противодействия таким преступлениям.
Что касается механизма осуществления, Конвенция учреждает Конференцию государств -
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2020
участников Конвенции в целях расширения возможностей государств-участников и сотрудничества между ними, а также содействия осуществлению Конвенции и проведения обзора хода ее реализации.
Предлагается, чтобы Конференция государств-участников учредила Международную техническую комиссию, как постоянно действующий орган, по противодействию преступности в сфере использования ИКТ для повышения уровня координации государств - участников Конвенции.
Проект Конвенции, как отмечалось ранее, был распространён на различных международных площадках, в т.ч. 28 декабря 2017 г. он был распространен в качестве официального документа Генеральной Ассамблеи ООН по п. 107 повестки дня ее 72-й сессии «Предупреждение преступности и уголовное правосудие». Данный документ был переведен с русского языка на все официальные языки Организации Объединенных Наций и в электронном виде размещен на официальных веб-сайтах ООН и МИД России.
Однако некоторые делегации открыто выступают против данного проекта Конвенции, а также против разработки каких-либо новых международно-правовых инструментов в этой сфере, настаивая на том, что существующий международно-правовой механизм, под которым обычно понимается упоминавшаяся ранее Конвенция о преступности в сфере компьютерной информации, является достаточным для успешной борьбы с преступностью в киберпространстве.
Таким образом, несмотря на применимость принципов и норм современного международного права к информационной сфере, требуется универсализация существующего международно-правового регулирования применительно к киберпространству с учетом его определенной специфики и в целях эффективного правового противодеиствия использованию информационно-коммуникационных технологий в незаконных целях.
Усилия государств по разработке специальных правил поведения в киберпространстве сконцентрированы в настоящее время на узкой сфере вопросов, касающихся прав человека, конфиденциальности данных и др. Далеко не все государства заинтересованы в создании современного и эффективного механизма сотрудничества в киберпространстве, открыто выступая против разработки новых международно-правовых инструментов. По этой причине российская инициатива о необходимости принятия Конвенции ООН «О сотрудничестве в сфере противодействия информационном преступности» не нашла поддержки, что влечет за собою отсутствие полноценной уни-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2020
версальной международно-правовой базы сотрудничества в сфере киберпространства.
Список литературы:
[1] Norbert Wiener. Cybernetics or Control and Communication in the Animal and the Machine / Hermann & Cie Editeurs. Paris: The Technology Press, Cambridge: Mass., John Wiley & Sons Inc., New York, 1948.
[2] Киберпространство как стратегический инструмент социальной инженерии. URL: https:// whatisgood.ru/theory/analytics/kiberprostranstvo-kak-strategicheskiy-instrument/
[3] Добринская Д.Е. Киберпространство: территория современной жизни // Вестник Моск. ун-та. Сер. 18 «Социология и политика». - 2018.
- Т. 24. - № 1. - С. 58.
[4] Макаренко С.И. Информационное противоборство и радиоэлектронная борьба в сете-цен-трических воинах начала XXI века. - СПб.: Наукоемкие технологии, 2017. - C. 237.
[5] AFDD 3-13. Information Operations. USAF, 2011. - 65 p.
[6] Чжунхуа жэнь-минь гунхэго ванло аньцюань фа [Закон о кибер-безопасности КНР] // ^ИЛК^ША^ Цюаньго жэньминь дайбяо дахуэй [Всекитайское собрание народных представителей]. URL: http://www.npc. gov.cn/npc/xinwen/2016-11/07/content_2001605.htm
[7] Warden J.A. The Enemy as a System // Airpower Journal. - 1995. - Vol. 9. - № 1.
[8] Батуева Е.В. Политический диалог по вопросам управления Интернетом // Мировая политика: новые проблемы и направления: сб. науч. ст. / под ред. М.М. Лебедевой. - М.: МГИМО Университет, 2009. - С. 15-22; Бедрицкий A.B. Американская политика контроля над кибернетическим пространством / A.B. Бедрицкий // Проблемы национальной стратегии. - 2010. - № 2 (3).
- С. 25-40; Крутских А.В., Стрельцов А.А. Проблемы применения международного права к злонамеренному использованию ИКТ // Международная жизнь. - 2014. - № 11; Касенова М.Б., Якушев М.В. Управление интернетом. Документы и материалы. - СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2013. - 395 с.; Касенова М.Б. Интернет и международное публичное право: ретроспектива доктри-нальных подходов // Международное публичное и частное право. - 2012. - № 2. - С. 18-24; Касенова М.Б. Глобальное управление интернетом в контексте современного международного права // Индекс безопасности. - 2013. - Т. 19. - № 1 (104).
- С. 43-64; Knake R. Internet Governance in the Age of Cyber Insecurity / Robert K. Knake. - N.Y.: Council on Foreign Relations, 2010. - 43 p.; Kurbalija J. Internet Governance: Issues, Actors and Divides / Jovan Kurbalija and Eduardo Gelbstein. Diplo
Foundation and the Global Knowledge Partnership, 2005. - 144 p.; Malcolm J. Multi-stakeholder Governance and the Internet Governance Forum / Jeremy Malcolm. Perth: Terminus Press, 2008. - 611 p.; Mansell R. Imagining the Internet: Communication, Innovation, and Governance / Robin Mansell. -Oxford: Oxford University Press, 2012. - 289 p.; Mathiason J. Internet Governance: The New Frontier of Global Institutions / John Mathiason. - N.Y.: Routledge, 2009. - 178 p.; Mueller M.L. Networks and States: The Global Politics of Internet Governance / Milton L. Mueller. - Cambridge, Mass: MIT Press, 2010. - 313 p.
[9] Стрельцов А. О проблемах адаптации международного права к информационным конфликтам [Электронный ресурс]. URL: https://digital. report/problemyi-adaptatsii-mezhdunarodnogo-prava-k-informatsionnyim-konfliktam/
[10] "These provisions not apply to specific weapons. They арр1у to аnу use of force, regardless of the weapons employed". Legality of the threat of use of nuclear weapons. ICJ Advisory Opinion, 8 July 1996, Раг З9.
[11] William M. Stahl. [Электронный ресурс]. URL: http://interlaws.ru/kiberbezopasnost-i-mezhdunarodnoe-pravo/
[12] Козик А.Л. Развитие информационных технологий и правовое регулирование общественных отношений // Studii Juridice Universitare. - 2008. - № 3, 4. - С. 122, 123.
[13] Краткое изложение решений, консультативных заключений и постановлений Международного Суда (1948 - 1941). Издание ООН. - С. 205; Case concerning oil platforms. International Court of Justice, Judgement of 6 November 2003. -Раг 51, 62; Jus ad bellum. Ethiopia's Claims 1-8. Eritrea Ethiopia Claims Commission, Partial Award, 19 December 2005.
[14] Конвенция о преступности в сфере компьютерной информации ETS № 185 (Будапешт, 23 ноября 2001 г.) [Электронный ресурс]. URL: https:// base.garant.ru/4089723/
[15] Проект Конвенции Организации Объединенных Наций о сотрудничестве в сфере противодействия информационной преступности [Электронный ресурс]. URL: https://www.mid.ru/ documents/
Spisok literatury:
[1] Norbert Wiener. Cybernetics or Control and Communication in the Animal and the Machine / Hermann & Cie Editeurs. Paris: The Technology Press, Cambridge: Mass., John Wiley & Sons Inc., New York, 1948.
[2] Kiberprostranstvo kak strategicheskij instrument social'noj inzhenerii. URL: https://whatisgood.
ru/theory/analytics/kiberprostranstvo-kak-strategich-eskiy-instrument/
[3] Dobrinskaya D.E. Kiberprostranstvo: terri-toriya sovremennoj zhizni // Vestnik Mosk. un-ta. Ser. 18 «Sociologiya i politika». - 2018. - T. 24. - № 1. - S. 58.
[4] Makarenko S.I. Informacionnoe protivob-orstvo i radioelektronnaya bor'ba v sete-centricheskih voTnah nachala XXI veka. - SPb.: Naukoemkie tekh-nologii, 2017. - C. 237.
[5] AFDD 3-13. Information Operations. USAF,
2011. - 65 p.
[6] Ф^АЕЙШИ^®^ Чжунхуа жэньминь гунхэго ванло аньцюань фа [Закон о кибербезопасности КНР] //
Цюаньго жэньминь дайбяо дахуэй [Всекитайское собрание народных представителей]. URL: http:// www.npc.gov.cn/npc/xinwen/2016-11/07/con-tent_2001605.htm
[7] Warden J.A. The Enemy as a System // Airpower Journal. - 1995. - Vol. 9. - № 1.
[8] Batueva E.V. Politicheskij dialog po voprosam upravleniya Internetom // Mirovaya politika: novye problemy i napravleniya: sb. nauch. st. / pod red. M.M. Lebedevoj. - M.: MGIMO Universitet,
2009. - S. 15-22; Bedrickij A.B. Amerikanskaya politika kontrolya nad kiberneticheskim prostranstvom / A.B. Bedrickij // Problemy nacional'noj strategii. -
2010. - № 2 (3). - S. 25-40; Krutskih A.V., Strel'cov A.A. Problemy primeneniya mezhdunarodnogo prava k zlonamerennomu ispol'zovaniyu IKT // Mezhdunar-odnaya zhizn'. - 2014. - № 11; Kasenova M.B., Yaku-shev M.V. Upravlenie internetom. Dokumenty i mate-rialy. - SPb.: Centr gumanitarnyh iniciativ, 2013. - 395 s.; Kasenova M.B. Internet i mezhdunarodnoe pub-lichnoe pravo: retrospektiva doktrinal'nyh podhodov // Mezhdunarodnoe publichnoe i chastnoe pravo. -
2012. - № 2. - S. 18-24; Kasenova M.B. Global'noe upravlenie internetom v kontekste sovremennogo mezhdunarodnogo prava // Indeks bezopasnosti. -
2013. - T. 19. - № 1 (104). - S. 43-64; Knake R. Internet Governance in the Age of Cyber Insecurity / Robert K. Knake. - N.Y.: Council on Foreign Relations, 2010. - 43 p.; Kurbalija J. Internet Governance: Issues, Actors and Divides / Jovan Kurbalija and Eduardo Gelbstein. Diplo Foundation and the Global Knowledge Partnership, 2005. - 144 p.; Malcolm J. Multi-stakeholder Governance and the Internet Governance Forum / Jeremy Malcolm. Perth: Terminus Press, 2008. - 611 p.; Mansell R. Imagining the Internet: Communication, Innovation, and Governance / Robin Mansell. - Oxford: Oxford University Press, 2012. - 289 p.; Mathiason J. Internet Governance: The New Frontier of Global Institutions / John Mathiason. - N.Y.: Routledge, 2009. - 178 p.; Mueller M.L. Networks and States: The Global Politics of Internet
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2020
Governance / Milton L. Mueller. - Cambridge, Mass: MIT Press, 2010. - 313 p.
[9] Strel'cov A. O problemah adaptacii mezh-dunarodnogo prava k informacionnym konfliktam [Elektronnyj resurs]. URL: https://digital.report/prob-lemyi-adaptatsii-mezhdunarodnogo-prava-k-infor-matsionnyim-konfliktam/
[10] "These provisions not apply to specific weapons. They arrlu to anu use of force, regardless of the weapons employed". Legality of the threat of use of nuclear weapons. ICJ Advisory Opinion, 8 July 1996, Rar. Z9.
[11] William M. Stahl. [Elektronnyj resurs]. URL: http://interlaws.ru/kiberbezopasnost-i-mezhdunarod-noe-pravo/
[12] Kozik A.L. Razvitie informacionnyh tekh-nologij i pravovoe regulirovanie obshchestvennyh
otnoshenij // Studii Juridice Universitäre. - 2008. - № 3, 4. - S. 122, 123.
[13] Kratkoe izlozhenie reshenij, konsul'tativnyh zaklyuchenij i postanovlenij Mezhdunarodnogo Suda (1948 - 1941). Izdanie OON. - S. 205; Case concerning oil platforms. International Court of Justice, Judgement of 6 November 2003. - Rar. 51, 62; Jus ad bellum. Ethiopia\'s Claims 1-8. Eritrea Ethiopia Claims Commission, Partial Award, 19 December 2005.
[14] Konvenciya o prestupnosti v sfere komp'yuternoj informacii ETS № 185 (Budapesht, 23 noyabrya 2001 g.) [Elektronnyj resurs]. URL: https:// base.garant.ru/4089723/
[15] Proekt Konvencii Organizacii Ob»edinen-nyh Nacij o sotrudnichestve v sfere protivodejstviya informacionnoj prestupnosti [Elektronnyj resurs]. URL: https://www. mid.ru/documents/
ЮРКОМ ПАНИ
www. law-books, ru
4,
Юридическое издательство
«ЮРКОМПАНИ»
Издание учебников, учебных и методических пособий, монографий, научных статей.
Профессионально.
В максимально короткие сроки.
Размещаем в РИНЦ, Е-1лЬгагу.
/
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2020
