CC BY
18
Вестник Челябинского государственного университета.
2018. № 1 (411). Филологические науки. Вып. 111. С. 17—22.
УДК 39.398
ББК 82.3(2)
МЕЖДУ ФОЛЬКЛОРОМ И ЛИТЕРАТУРОЙ (к творческому портрету Д. М. Торопова)
А. А. Зыков
Курганский государственный университет, Курган, Россия
В статье рассматривается «наивное» творчество зауральского крестьянина-краеведа первой четверти XX в. Д. М. Торопова, раскрываются понятия терминов «низовая фольклористика» и «наивная литература». Также выявляются связи творчества Д. М. Торопова с фольклором и литературой.
Ключевые слова: «наивная литература», «низовая фольклористика», фольклор, традиции, поэтическое творчество, Шадринский район, песенник, «Новый русский Наутилус», Д. М. Торопов.
Дмитрий Михайлович Торопов (1899-1933) — крестьянин-фольклорист, проживший недолгую жизнь в разных селениях современного Шадринского района. Слабому здоровьем, малограмотному, ему удалось составить объемную рукописную книгу, вобравшую более 600 фольклорных текстов, поэтических шедевров русской и зарубежной классики, а также произведения его собственного сочинения. Собрание Торопова «Новый русский Наутилус» хранится в коллекции В. П. Бирюкова в Государственном архиве Свердловской области за номером Р-2757 (3). Бирюков отмечал, что «после Торопова осталась странного вида книга размером до полуторых тысяч страниц в восьмушку писчего листа, мелко исписанная исключительно печатным почерком. В сущности, тут несколько книг, переплетенных неумелой рукой в одну... После каждого слова, напечатанного от руки, стоит точка. Кроме того, текст обильно снабжен рисунками, сделанными чернилами, иногда рисунки раскрашены синим и красным карандашом. Рисунки либо орнаментального порядка, напоминающие узоры на полотенцах деревенского шитья, либо всякого рода сценки, сделанные по-ребячьи, но зачастую с очень большой экспрессией» [2. С. 350]. Следует также отметить, что часть архива, сохранившегося до настоящего времени, состоит из семи отдельных конвертов, датированных 19161919 гг. Отдельные страницы утрачены, на некоторых отсутствует нумерация. Составителем собрания и автором ряда произведений рукописи дано название «Наутилус. Собрание новейших песен». Это название варьируется: «Новый русский Наутилус», «Новосвободный Наутилус». Исследование этого собрания выявляет круг чте -ния шадринской провинциальной деревни начала
ХХ в. Зажиточность, наличие культурных центров и ярмарки, развитие ремесел и промыслов, наличие церквей с их школами влияли на рост грамотности, потребность в книге. Рукопись Д. М. Торопова свидетельствует о начитанности составителя, его высокой аксиологической шкале восприятия литературы.
Содержание рукописной книги обязывает дать определение ряда терминов: «низовая фольклористика» и «наивная литература». Первый был предложен М. К. Азадовским. «Наряду с различными проявлениями фольклоризма в разных слоях дворянского и буржуазного общества необ -ходимо отметить еще факты низового, или массового, фольклоризма... Пожалуй, большее значение для последнего, а особенно для истории фольклористики, имеют многочисленные рукописные сборники и списки песен, былин, сказок, пословиц и других видов фольклора, весьма распространенные в ту эпоху. Рукописная традиция в русской жизни продолжала существовать и позднее, вплоть до нашего времени... Какие-то неизвестные любители, книжники, собиратели записывают народные песни, былины, заносят в свои сборники сказки, пословицы, загадки.» [1. С. 102-103].
«Низовая фольклористика» — самодеятельная фольклористическая работа. В Зауралье ее становление связано с именем А. Н. Зырянова, показавшего пример служения крестьянской культуре, в том числе и вербальной. Приисетское «культурное гнездо» (семья Флоринских-Кокосовых, И. М. Первушин, протоиерей Далматовского монастыря О. С. Плотников) способствовало становлению фольклористов Бирюковых, в первую очередь, В. П. Бирюкова. Зауральские краеведы не только собирали фольклор, но и публиковали его,
привлекали к работе крестьянство (И. М. Первушин, В. П. Бирюков), пробуждая в них интерес к фиксированию различных фольклорных жанров. Составляя рукописные сборники, они дополняли их собственными сочинениями, тем самым ставя себя в один ряд с фольклорной традицией и вместе с тем — с литературой. Так «низовая фольклористика» устанавливала связи с «наивной литературой».
Термин «наивная литература», как известно, ввел в научный оборот С. Ю. Неклюдов. Под ним он понимал, в первую очередь, «прозаические и поэтические опусы неумелых людей, подражающих образцам "высокой словесности"» [5. С. 7]. В настоящее время под руководством С. Ю. Неклюдова действует интернет-проект «Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика», в рамках которого также рассматриваются проблемы изучения «наивной литературы». Согласимся с мнением участника проекта Е. В. Кулешова, считающего, что большинство текстов, отнесенных к «наивной литературе», написаны крестьянами-непрофессионалами. «Представляется, что здесь мы имеем дело с исторически обусловленным явлением, расцвет которого предположительно можно отнести к ХХ веку, хотя из-за отсутствия не только статистики, но и сколько-нибудь заметного корпуса текстов, иллюстрирующих историю явления, приходится быть крайне осторожным даже в предположениях... Литератор из народа, создавая свои произведения, ориентируется на определенные литературные образцы, а несоответствие написанного прототипу может быть разительным, причем несовпадение это проявляется не только в отношении языка или поэтики опуса (что очевидно), но и в отношении праг -матики текста. Таким образом, произведения "наивной литературы" можно рассматривать как источник для изучения рецепции произведений "высокой" словесности необразованным читателем. Очевидно, что для "наивного" литератора важнейшей составляющей литературного произведения является установка на воспроизведение "правды жизни", с одной стороны, и на авторскую самоидентификацию, с другой» [9].
Одно из ведущих свойств «наивного и непрофессионального творчества провинциальных авторов», по мнению И. Е. Ивановой, — «мифологизация провинциального пространства». Это выразилось «в стремлении всех без исключения авторов отразить в своем творчестве до-
стоинства (исторические и культурные) региона, заявив о них в поэтической форме» [4. С. 31]. На основе курских периодических изданий О. С. Стрелкова отметила, что художественная ценность «наивной литературы», «как правило весьма незначительная с литературной точки зрения, может быть признана такой лишь на первый взгляд, поскольку поэтическое творчество провинциальных авторов, являясь, бесспорно, литературно вторичным по отношению к высоким литературным образцам, перерабатывает последние в целях создания произведений, доступных для «низового» читателя и удовлетворяющих его эстетические потребности. Тем не менее в настоящее время наивное творчество провинциальных авторов остается крайне малоисследованным явлением культурной жизни русской провинции XIX — начала XX в. (большей частью в силу недоступности или недостаточности текстов, хотя и определенный скептицизм в данном вопросе продолжает иметь место). Как правило, нежелание рассматривать наивные произведения объясняется их художественными недостатками, выявление которых считается одним из критериев определения таких текстов [6]. В. П. Федорова справедливо отмечает, что «публикации, обсуждения, а, главное, — наличие самих произведений убедительно говорят о том, что проблемы изучения "наивной литературы" есть» [8]. Согласимся с С. Е. Никитиной в том, что исследования этой формы словесности «могут проводиться с разных точек зрения и с различными целями». Один из подходов — изучение «ее ценностных ориентиров» [7. С. 24-25]. Помимо проблемы нехватки источников, вызывает трудности идентификация «наивного» творчества. В частности, А. А. Панченко отмечает, что «термин "наивная литература" представляется достаточно проблематичным по нескольким причинам. Во-первых, эпитет "наивный" по определению связан с областью рецепции. Никто из нас не станет повторять: "Я наивен" — но мы легко можем назвать наивным другого. Кроме того, сама по себе категория наивности может апеллировать к самым разным системам нормативов эстетического, этического, социально-экономического и иного порядка. В связи с этим не очень понятно, кто, собственно говоря, должен постулировать наивность "наивной литературы": ее первоначальный адресат (адресаты), какая-либо аудитория "вторичного порядка" или, наконец, мы — исследователи-гумани-
тарии, также обладающие некоторым фоновым знанием того, что такое "литература" и что такое "наивность"? Ситуация еще более усложняется в исторической перспективе: то, что вчера казалось неправильным или неумелым использованием нормативной поэтики, сегодня будет восприниматься как текст, обладающий независимыми эстетическими достоинствами. Взаимные пересечения авторских интенций и читательской рецепции (особенно — если речь идет об обществах с достаточно развитой системой коммуникаций) образуют в этом смысле чрезвычайно сложную мозаику, которая вряд ли дает возможность говорить о каких-либо стабильных тенденциях» [9]. Поставленные вопросы, конечно, требуют решения, и решаются они не всегда гладко. В частности, позволим себе лишь отчасти согласиться с классификацией О. С. Стрелковой, выделившей три основных определяющих критерия наивного поэтического текста: «1) рукописная продукция, имеющая "спонтанный" характер, производимая на "потребление", а не на "сбыт", то есть адресованная узкому кругу читателей, не претендующая на "профессионализм"; 2) результат индивидуального творчества с ярко выраженной авторской позицией; 3) наивное произведение, возникшее на основе невладения навыками литературного мастерства» [6]. Автор данной классификации упустила важный компонент — грамотность. Знакомство с текстами «наивной литературы» убеждает в том, что большинство авторов показывают «невладение» нормами орфографии и пунктуации, а также индивидуального литературного стиля. Поэтому за образец, как правило, берется произведение известного поэта. Отсюда одним из критериев, идентифицирующих «наивную литературу» — подражательность.
В Зауралье ярким примером «наивной литературы» может служить комплекс текстов, сочиненных Д. М. Тороповым («Горькая доля моя», «Сиротская доля», «В полевом селении», «У креста», «Трудна нынче доля», «Злободневная песня», «Горька и постыла доля бедняка», «Песня про солдаток» и др.). Торопов ставит себя между фольклором и литературой. Так, в аннотации сказано: «Песни из русской, германской и австрийской, турецкой войны (1914-1915, 1916 года), военные песни и рассказы и песни сочине-нья Димитрия Михайловича Торопова из деревенского быта и сочинения Пушкина, Лермонтова и Никитина, Кольцова и других» [3. С. 1].
Открывает сборник эпиграф, взятый из поэмы
A. С. Пушкина «Руслан и Людмила»:
У лукоморья дуб зеленый; Златая цепь на дубе том: И днем и ночью кот ученый Всё ходит по цепи кругом; Идет направо — песнь заводит, Налево — сказку говорит. Там чудеса: там леший бродит, Русалка на ветвях сидит [3. С. 8].
Заданная культурная планка, по мнению
B. П. Федоровой, стала возможна благодаря творчеству Н. А. Некрасова, М. Ю. Лермонтова, Ф. И. Тютчева, И. З. Сурикова, С. Я. Надсона, Я. П. Полонского и др. «Сборник Д. М. Торопова — ответ на вопросы священнослужителей о человеке вообще, зауральце в частности, о духовности земляков» [8]. Своим становлением «наивная литература» обязана и литературному фону своего времени.
К сожалению, о жизни талантливого зауральского крестьянина нам известно мало. По воспоминаниям В. П. Бирюкова, «это был интересный представитель старой зауральской деревни. Родился он в селе Крестах Шадринского уезда, в тех самых Крестах, где когда-то существовала огромная по своим оборотам ярмарка <...> Сын бедняка, Торопов рано остался сиротой. Он, несмотря на сильную близорукость, выучился грамоте и много читал, что попадет под руки» [2. С. 349-350].
Отдельные штрихи жизни Торопова отражены в его творчестве. В частности, мотив сиротства продиктован личной судьбой. В духе Н. А. Некрасова, И. З. Сурикова, И. С. Никитина сиротство названо «горькой долей»: В Крестовском селении — Сколько мы прожили Я родился там. После нее год,
Это приключение Время проводили,
Расскажу друзьям. Что же вышло? Вот:
И тогда был малый, Здесь теперь живу я Просто поживал, У дяди своего,
Мой отец удалый Помня участь злую,
Честно работал. Только и всего.
И когда во время Из своего детства
Выпьет и вина, Много увидал.
Знал свое он время, Жизнь из малолетства Работал сполна. Всю вам рассказал.
Жил с ними привольно Эх, горькая доля, Лишь десяти лет. Доля бедняка —
Мать моя невольно Слезы и неволя, Оставила свет. Горе мужика [3. С. 12].
Мировоззрение Торопова формировалось в трудный период начала XX в. (войны, голод, революции). Проблемы сиротства, несправедливой тяжелой доли были актуальны во все времена. Русская литература, пронизанная сочувствием к слабым и угнетенным, всегда обращала внимание на эти вопросы и стремилась дать на них ответ. С особой пронзительностью говорит Н. А. Некрасов о судьбе детей-сирот, которые вынуждены сами зарабатывать на хлеб работой на фабрике («Плач детей»). В лирике Кольцова бедняк не только жалуется на свою судьбу, он умеет бросить ей вызов, смело пойти навстречу любым препятствиям. Тема сиротства, тяжкой доли про -низывает лирику И. З. Сурикова.
Эх ты, доля, эх ты, доля, Доля бедняка! Тяжела ты, безотрадна, Тяжела, горька! («Доля бедняка») Источник поэтических мотивов Торопова — суровые жизненные обстоятельства. Суровое столкновение с жизнью наложило отпечаток на все его творчество. Тема сиротства, одиночества, тяжкой доли связывает ряд произведений в цикл. Личная судьба приобретает характер обобщения. Размышления о частной жизни выводятся на уро -вень философских заключений. Пример тому — песня «Сиротская доля»:
Как вспомнишь об этом ужасно, Что немного простой человек Все обиды он терпит несчастный И страдает бедняга весь век... Уж такая сиротская участь — Крест тяжелый до гроба нести. Всю жизнь так живи, всегда мучись, Отрады нигде не найти [3. С. 13]. В тексте звучат устойчивые мотивы протеста против несправедливого устройства жизни, беспощадного гнета зажиточных купцов. Выходец из крестьянской бедноты, Д. М. Торопов сам был готов вступить в борьбу с несправедливостью окружающей его действительности. Так, в этой же песне в духе времени звучит открытый призыв к обездоленным встать на защиту своих прав и свобод. В этом заключается авторская позиция.
Но надо поднять наше восстание И восстать на защиту свою.
Приведем всех врагов в содроганье, Собравши всю силу свою [3. С. 14].
Следует сказать, что все тексты Д. М. Торопова пронизывают устойчивые мотивы протеста против социальной несправедливости («Когда б он знал», «Горе не знавал он», «У могилы матери», «Доля моя злая», «Доля наша злая», «Сиротка», «Было время ведь такое»). Однако, вытерпев многое (сиротство, семейную неустроенность, унижение, ложь и беззаконие), Торопов продолжает верить в добро, чудо, проповедует доброжелательное отношение к миру. В записях также можно встретить размышления о тяжелой судьбе осиротевшего крестьянина, живущего в отдаленном уголке России.
Отсутствие семьи, изменение традиционных устоев крестьянского лада привели к нарушению «своего» пространства, внутреннему противоречию с окружающей действительностью. Безусловно, деревенскую «бедноту» привлекали громкие революционные лозунги, но крестьянский менталитет с традиционным взглядом на устройство мирозданья. Отсюда трагические мотивы, связанные с сиротством, скукой, угнетением. «Исторически русская крестьянская семья предполагала гармоничность обязанностей, каждый делал свое дело, выполнял ему предназначенные функции» [6. С. 28]. Торопову не дано было ощутить это чувство, но он постоянно стремился приблизиться к нему, понять, осознать. Возможно, именно этот факт стал причиной зарождения безмерной пытливости автора. Торопову хотелось войти в то русло философии, которое объясняет мир и его тайны, раскрывает особенности социального неравенства, бытового уклада. В одном из примечаний к записанной им легенде он говорит о том, что «человек ищет истину и, как охотник, бродит за ней по лесу. Чаща какая-то кругом, впереди болотная топь, время, как дятел, отсчитывает потерянные мгновения. Одиноко, тоскливо. Как быть? Где искать красоты жизни? Радости и счастье ее в вечных, старых, седых, как мир, человеческих истинах, в истинах о Боге, о Божьей правде, но Божьей любви. Кто даст свободу телу, губит душу» [3. С. 636]. Торопов расширяет контекстное поле общеизвестных локальных фольклорных сюжетов собственными зарисовками и поэтическими «наивными» текстами.
Список литературы
1. Азадовский, М. К. История русской фольклористики / сост. и отв. ред. О. А. Платонов. — М., 2014. — 1056 с.
2. Бирюков, В. П. Дореволюционный фольклор на Урале / В. П. Бирюков. — Свердловск, 1936. — 364 с.
3. Государственный архив Свердловской области. Ф. Р-2757, коллекции 1193-1195. — 1258 с.
4. Иванова, И. Е. Фольклор в системе журналистских жанров: мифосмыслы и мифотворчество (по материалам провинциальной — тверской — периодики XIX в.) : автореф. дис. ... д-ра филол. наук / И. Е. Иванова. — Тверь, 2006. — 46 с.
5. Неклюдов, С. Ю. Наивная литература: исследования и тексты / С. Ю. Неклюдов. — М., 2001. — 246 с.
6. Стрелкова, О. С. Феномен наивного поэтического творчества (по материалам издания «Курские епархиальные ведомости») / О. С. Стрелкова // Ученые зап.: электрон. науч. журн. Курск. гос. ун-та. — 2011. — № 1 (17). — URL: http://scientific-notes.ru/index.php?page=6&new=18.
7. Федорова, В. П. Хронотоп «наивной литературы» Зауралья / В. П. Федорова // Культура провинции : сб. науч. ст. — Курган, 2010/4. — С. 24-29.
8. Федорова, В. П. Бирюков. Собиратель и хранитель частных архивов / В. П. Федорова // Пятые Лазаревские чтения: «Лики традиционной культуры» : материалы междунар. науч. конф. Челябинск, 2526 февр. 2011 г. : в 2 ч. / ред. Н. Г. Апухтина. — Челябинск, 2011. — Ч. II. — 350 с.
9. Материалы Круглого стола: обсуждение «Что такое "наивная литература"?» // Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика. — URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/bel_circl.html.
Сведения об авторе
Зыков Антон Андреевич — аспирант кафедры истории литературы и фольклора, Курганский государственный университет. Курган, Россия. az_zykov@mail.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University.
2018. No. 1 (411). Philology Sciences. Iss. 111. Pp. 17—22.
BETWEEN FOLKLORE AND LITERATURE (а creative portrait D. M. Toropov)
A. A. Zykov
Kurgan State University, Kurgan, Russia. az_zykov@mail.ru
In this article we consider the "naive" art D.M. Toropov Zaural peasanthistorian of the first quarter of the
XX century, concepts of the terms "blowing folklore" and "naive literature". Detected due to the creativity
D.M. Toropov folklore and literature.
Keywords: "naive literature", "blowing folklore", folklore, traditions, poetry, Shadrinskprovince, songwriter, "New Russian Nautilus", D.M. Toropov.
References
1. Azadovskiy M.K. Istoriya russkoi folkloristiki [History of Russian folklore]. Moscow, 2014. 1056 p. (In Russ.).
2. Biryukov V.P. Dorevolyucionnii folklor na Urale [Pre-revolutionary folklore on the Urals]. Sverdlovsk, 1936. 364 p. (In Russ.).
3. Gosudarstvennii arhiv sverdlovskoi oblasti [State Archive of Sverdlovsk Region]. Fond P-2757, kollekcii 1193-1195. 1258 p. (In Russ.).
4. Ivanova I.E. Folklor v sisteme jurnalistskih janrov: mifosmisli i mifotvorchestvo (po materialam provin-cialnoi tverskoi periodiki XIXveka) [Folklore in the system of journalistic genres: myths and myth-making]. Tver, 2006. 46 p. (In Russ.).
22
A. A. 3UKOB
5. Neklyudov S.Y. Naivnaya literature: issledovaniya i teksti [Naive literature: research and texts]. Moscow, 2001. 246 p. (In Russ.).
6. Strelkova O.S. Fenomen naivnogo poeticheskogo tvorchestva [The phenomenon of naive poetic creativity]. Kursk, 2011. Available at: http://scientific-notes.ru/index.php?page=6&new=18. (In Russ.).
7. Fedorova V.P. Hronotop «naivnoi literaturi» Zauralya [Chronotope Zaural's "naive literature"]. Kurgan, 2010. Pp. 24-29. (In Russ.).
8. Fedorova V.P. Biryukov. Sobiratel i hranitel chastnih arhivov [Biryukov. Collector and custodian of private archives]. Chelyabinsk, 2011. Available at: http://manytexts.com/lazarevskie_chteniya/379-v-p-biryukov-sobiratel-i-hranitel-chastnyh-arhivov.html. (In Russ.).
9. «Chto takoe "naivnaya literature"?» [What is "naive literature"?]. Folklor i postfolklor: struktura, tipologiya, semiotika [Folklore and post-folklore: structure, typology, semiotics]. Available at: http://www.ru-thenia.ru/folklore/bel_circl.html. (In Russ.).
