CC BY
22
Н.Н. Седова, Н.В. Сергеева, Н.А. Мурашко
МЕТОДОЛОГО-КАТЕГОРИАЛЬНЫЙ КРОССИНГ БИОЭТИКИ И ПРАВА
Методологический кроссинг биоэтики и права осуществляется в общем категориальном поле, где понятия, обозначающие ценности биоэтики и/или права, имеют свой источник в одном из этих интеллектуальных комплексов, но активно «работают» в объяснительных процедурах другого комплекса по принципу прямой и обратной связи.
Ключевые слова: биоэтика, методологический кроссинг, ценности, право, добро, здравоохранение.
Взаимоотношение биоэтики и права только на первый взгляд можно рассматривать в рамках диалектики позитивного и естественного права. Для более глубокого понимания проблемы необходимо обнаружить многоуровневый характер указанного взаимодействия и определить векторы влияния в нем.
Как известно, естественное право - в теории государства и права - совокупность принципов, правил, прав и ценностей, продиктованных природой человека и не зависящих от законодательного признания или непризнания их в конкретном государстве.
Часто употребляемый на обыденном уровне термин «медицинское право» стал обретать в наши дни категориальные признаки. Создана Ассоциация медицинского права, выпускается федеральный журнал, проводятся научные конференции и семинары, посвященные данному вопросу. Указанные факты свидетельствуют о том, что научный статус рассматриваемого понятия уже сформировался, хотя дискуссии о его содержании и объеме продолжаются [1]. Очевидно, что, как и всякая научная дисциплина, медицинское право должно иметь предмет, метод и язык. В настоящее время предмет выделен интуитивно - им являются отношения в сфере медицинского обслуживания населения. То, что рамки этой сферы четко не определены, не вина правоведов. Высокая степень индивидуализации отношений в сфере медицинского обслуживания делает проблематичным однозначное определение метода исследования. Категориальный аппарат медицинского права включает ряд терминов из области медицины и этики, без которых нельзя было бы адекватно рассмотреть предмет данной дисциплины. И центральным здесь выступает понятие «добро».
Добро - это основная моральная ценность, нравственная ценность сама по себе. Добро не является ни «добром по отношению к чему-то» (ошибка утилитаризма), ни «добром для кого-нибудь» (ошибка эвдемонизма). Оно не есть, согласно теории права, «высшее благо». Добро не представляет собой нечто компаративное, оно суть простая позитивность. Поэтому человек (впрочем, как и государство, народ, любая социальная группа) не является ни добрым, ни злым, его этическая сущность состоит, скорее, в том, чтобы быть одинаково способным на добро и зло. Если бы это было не так, право утратило бы свою значимость.
Н. Гартман полагает, что «добро - это не идеальное бытие ценностей или их понятия, также не просто реальное существование ценного, а единственно телеология ценностей (зло -телеология малоценного) в реальном мире» [2]. Телеология сама по себе уже ценна. Соответственно, наиболее важной является иерархия ценностей, т.е. обоснование бытия добра на ценностях, этически индифферентных . Следовательно, добро или зло - лишь действия человека, общества, государства, но не они сами.
В то же время добро не есть ценность права. Отношение к ценностям в праве вообще противоречиво. Среди эмпириков, опирающихся на факты и не лишенных некоторого цинизма, распространен взгляд, что ценности представляют собой фикцию, метафизику, от которых реально мыслящему юристу следует абстрагироваться. Нередко выдвигается мысль
о субъективной, пристрастной основе всяких ценностей. Профессора Лондонской школы экономики и политической науки П. Данливи и Б. О’Лири полагают, что «на уровне ценностей пространная рациональная дискуссия между людьми, придерживающимися разных взглядов, может оказаться невозможной. Ценности выражают убеждения и предпочтения, которые не покоятся на эмпирической основе» [3]. С этим трудно не согласиться, потому что всякая ценность представляет собой (или выдается за) изначальный, высший принцип, и именно поэтому найти для него абсолютно убедительную рациональную аргументацию достаточно сложно, если вообще возможно. С помощью ценностей обосновываются решения различных более или менее конкретных проблем. Как справедливо отметил другой профессор Лондонской школы экономики и политической науки Питер Селф, «методология все еще связана с суждениями о ценностях» [4, р. 9]. Иными словами, подход к юриспруденции и любой другой общественной науке всегда определяется положенными в ее основу ценностями. «Собирающемуся представить надлежащее исследование о наилучшем государственном строе необходимо прежде всего установить, какая жизнь заслуживает наибольшего предпочтения», - считал Аристотель [5, с. 219].
Многие ценности права преходящи, например, равенство, национальный интерес, классовый интерес, прогресс, верность сложившимся обычаям, права личности. Все они появляются на определенном историческом этапе.
Какова природа ценностей в праве? В двухтомном курсе «Общая теория государства и права» профессор М.Н. Марченко пишет, ссылаясь на книгу В.А. Четвернина «Демократическое конституционное государство: Введение в теорию»: «В отечественной юридической литературе правильно отмечалось в связи с попытками определить право как “нормативно закрепленную справедливость”, что ссылки на моральные категории добра, зла и долга важны при определении понятия и характеристики морали, но не самого права». Это «ведет к смешению категорий права и морали» [6, с. 22]. Получается, что добро и зло - это неправовые категории, более того, они не имеют отношения к праву и правовой теории и приводят лишь к усложнению проблемы. Позиция эта не нова и всегда была характерна для юридического позитивизма.
Вопрос о должном, справедливом, по Остину, не снимается, а выносится за рамки юриспруденции, это область смежных дисциплин - этики и науки законодательства. Один из наиболее известных юридических позитивистов XX в., создатель «чистого учения о праве» Ганс Кельзен также считал, что моральные ценности, в том числе добро, относительны и при всей своей необходимости представляют собой иррациональный идеал, что добро есть требование морали, а для «чистого учения о праве» характерна антиидеологическая направленность, исключающая смешение позитивного права с «идеальным», или «подлинным», правом [8, с. 83].
Несмотря на то, что категории добра, зла и долга достаточно произвольны, субъективны, изменчивы, они имеют право на существование, однако не в рамках теории права. Классики юридического позитивизма делают при этом важное и точное замечание: у них речь идет о теории позитивного права, а не права вообще - самая известная книга Джона Остина «Лекции о юриспруденции, или философия позитивного права».
Вероятно, вследствие такого отношения крайне сложно вести речь о методологическом кроссинге юридического и этического понятий «добро» и «зло». В то же время в области соотношения практической биоэтики и законодательства корреляция между ними может быть установлена. Действительно, что есть добро в биоэтике? Очевидно, что в контексте парацельсовской модели медицины принцип «делай добро» выступает как системообразующий. Он интерпретируется как нечто большее, чем ненанесение вреда, а именно как его предупреждение. Данный принцип предполагает активные действия по предотвращению вреда. И в этом смысле показательной является профилактическая
медицина. Здесь даже не нужно приводить примеры, поскольку все превентивные меры в медицинской практике, направленные на предотвращение заболевания, можно оценивать с точки зрения данного принципа. Но и в других отраслях медицины мы постоянно имеем дело с применением этого принципа. Что должен делать, например, врач, обнаруживший некачественную работу своего коллеги? Если он руководствуется указанным принципом, то, безусловно, должен воспрепятствовать повторению врачебных ошибок и некомпетентного исполнения профессиональных обязанностей.
К сожалению, вопрос о соотношении добра и зла, риска и пользы в медицине возможно решать в основном в пределах этической компетенции участников взаимодействия. Апелляция к законодательству неэффективна.
Между тем в отечественном законодательстве предпринимаются попытки решить данный вопрос. Например, был принят Федеральный закон от 17 сен-тября 1998 г. № 157-ФЗ «Об иммунопрофилактике инфекционных болезней» (с изм. от 7 августа 2000 г. Принят Государственной Думой 17 июля 1998 года. Одобрен Советом Федерации 4 сентября 1998 года). Однако первоначальное знакомство с Законом вызывает мысль о том, что нарушаются права человека. Прививки обязательны. Без них нельзя покинуть страну. Имеется жесткий национальный календарь прививок против болезней, которые перечислены в Законе. Разумеется, человек может отказаться от прививки, что должно быть оформлено письменно.
С одной стороны, закон как раз поддерживает этический принцип «делай добро» - по содержанию. Но с другой - методы, которыми предлагается творить это добро, не этические, а юридические. Они формализованы и систематизированы по принципу «предписание-проступок-наказание».
Из этого примера видно, что формализация идеи добра может принять недобрую форму. А это значит, что принцип «делай добро», действительно, по сути своей этический, а не юридический. Право вообще не декларативно, следовательно, и принцип добра оно не декларирует, а регламентирует действия, способные причинить добро или зло.
Другой важнейшей ценностью, на интерпретацию которой претендуют и биоэтика, и право, является справедливость. Справедливость - важнейшая философская и общественная проблема, имеющая особое значение как для теории морали, так и для теории государства и права, причем значение это возрастает в наши дни в связи с социальными реформами, обусловливающими изменение представлений о справедливости в области здравоохранения, и распространением биомедицинских технологий, открывающих новые аспекты трактовки понятия «справедливость», еще не получившие правовой оценки.
Справедливость - идеал жизни общества, а следовательно, всех его институтов. Широкое согласие по вопросу справедливости - признак здоровья общества и государства, одно из условий нормального функционирования всех его подсистем, включая здравоохранение. Справедливость следует понимать как критерий оценки всех политических и государственноправовых явлений, хотя, разумеется, не единственный, ибо реальные социальноэкономические обстоятельства диктуют свои требования и ограничивают применение принципов справедливости, выступают по отношению к ним как необходимость. Тем не менее, по словам О. Хеффе, «принципы справедливости задают критический оценочный масштаб политико-нравственной способности суждений» [9, с. 301].
Априори право должно быть справедливым. При этом оно либо рассматривается как воплощение справедливости, либо выдвигалась цель привести его в соответствие со справедливостью. Из этого следует, что справедливость принадлежит к числу вечных ценностей или основных принципов права. Помимо справедливости, к ним можно отнести лишь общее благо и соблюдение законов (в широком смысле слова). Более того, справедливость - не только вечная, но и высшая ценность в праве. Все остальные соизмеряются с ней и действительны лишь при условии, что не противоречат ей. Наиболее
отчетливо такая позиция представлена в современной отечественной литературе в работах академика В.С. Нерсесянца. В «Философии права» он пишет: «...справедливость - категория и характеристика правовая, а не внеправовая (не моральная, нравственная, религиозная и т.д.). Более того, только право и справедливо» [10, с. 28]. Оппоненты В. Нерсесянца оспаривают принцип тождества права и справедливости. Мы не считаем их позицию верной, потому что в своих доводах они фактически отождествляют понятия «справедливость» и «равенство», что неверно.
Итак, справедливость или тождественна праву и выступает в качестве его синонима, или представляет собой одну из характеристик права.
Основы понятия справедливости были заложены еще Аристотелем: чрезмерный эгоизм несправедлив, а справедлива забота о чужом и общем благе. Подобные мысли развивались и в Новое время. Руссо повторял, что целью всякого государства и законодательства должно быть наибольшее благо всех граждан. Но понимание «общего блага» у него принципиально отлично от идеолога справедливости неравенства Платона и сторонника неравной, т.е. распределяющей, справедливости Аристотеля. По Руссо, благо всех «сводится к двум важнейшим вещам: свободе и равенству».
Кант строит свои представления о справедливости и нравственности на уважении к ближнему, соблюдении его интересов. В этом - суть категорического императива, краеугольного камня учения Канта о добродетели и праве. В основе его, по существу, лежит христианский принцип «возлюби ближнего своего, как самого себя».
Прудон в определении принципа справедливости исходил из кантовского категорического императива: «Все самое разумное, что человеческая мудрость могла сказать о
справедливости, заключается в следующем изречении: “Поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой. Не причиняй другим того, чего ты не хотел бы, чтобы причиняли тебе”» [11, с. 23]. Есть иное выражение той же мысли: справедливость - это «признание в другом личности, равной нашей». Таков принцип справедливости. А ее реальное воплощение у Прудона, как и у Руссо, - равенство. Эти понятия тождественны, утверждал Прудон [11, с. 160]. Причем равенство не формальное, а фактическое.
Интересный взгляд на справедливость демонстрирует Рудольф Иеринг: «Против
притязания на защиту, предъявляемого личным эгоизмом, общество имеет право выставить свои интересы. Интересы же общества составляют то, что выгодно не одному, а всем, на чем все могут сойтись, и этот интерес... есть не что иное, как справедливость. Она выше свободы, индивид существует не для себя исключительно, но и для мира; поэтому свобода, т.е. то, что соответствует личным интересам индивида, и должна подчиняться справедливости, т.е. тому, что требуется интересами всех» [12, с. 109-110]. Данная точка зрения в наибольшей степени соответствует принципам построения современной отечественной системы законов в сфере охраны здоровья. Именно в этом смысле в них закреплено справедливое (но не равное!) отношение к здоровью граждан России.
Среди современных исследователей, рассматривающих эту проблему, наибольшую известность приобрел американец Джон Ролс, опубликовавший в 1972 г. свою «Теорию справедливости». «Теория справедливости, - пишет Ролс, - зависит от теории общества» [13, р. 62]. Надлежащее распределение выгод и тягот общества - вот что такое социальная справедливость, важнейший аспект справедливости вообще. Не случайно Ролс обращается к «Этике» Аристотеля. Американскому либералу Ролсу справедливость представляется как служение благу всех, «общему благу», примерно равное распределение выгод и тягот, проистекающих из взаимодействия в рамках общества, что предполагает регулирование частной собственности и исключение эгоизма при гарантии равенства прав и обязанностей. Речь идет о справедливости реальной, а не формальной, социальной и политической, а не юридической.
Анализируя ситуацию в современной России, можно заключить, что в законодательстве об охране здоровья граждан принцип справедливости отражает реальные возможности государства, закрепляющего рамки своего протекционизма в соответствующих законах. Как следствие, они и есть справедливость, хотя моральная оценка может быть совсем другой. Но ее диктует этика должного, а логика закона исходит из сущего. Поэтому мы и согласны именно с В.С. Нерсесянцем, отождествляющим право и справедливость.
В отличие от концепции, характерной для юридического позитивизма, в данном случае справедливость не только признается имеющей прямое отношение к праву, но провозглашается сугубо и исключительно правовой категорией. Право - высшая ценность, справедливость выступает формой ее проявления. Причем не только справедливость, но и свобода, и равенство считаются невозможными без права и выступают лишь в качестве его характеристик или его сущности. Может показаться, что, подчиняясь праву, справедливость становится ненужной, упраздняется, подменяется правом. Дж. Ролс замечает, что «принципы справедливости... принадлежат к идеальной теории» [13, р. 274]. В противоположность справедливости право вполне реально. Вот почему соотношение справедливости и права рассматривается в качестве едва ли не главного предмета философии права.
Третья позиция по вопросу о соотношении справедливости и права, синтезирующая две первые, представлена в современной отечественной литературе О.Э. Лейстом. Он исходит из того, что право - это не весь мир, а часть социальной жизни. И теория права не автаркична, не самодостаточна, не может быть «чистой» в духе Г. Кельзена. Теория права основывается на более широких, чем право и государство, явлениях и теориях - философских, исторических. «Сущность права, - пишет О.Э. Лейст, - не может быть постигнута ни практическим правоведением, ни даже общей теорией права, если последняя не выйдет за пределы юридических категорий» [7, с. 30]. Одной из таких неюридических категорий, без которых теория государства и права не может обойтись, и является справедливость.
Данная точка зрения интересна в теоретическом плане, но, когда речь идет о практическом применении норм права, логичнее отождествлять право и справедливость. В то же время закон выступает лишь маркером «поля справедливости», внутри которого действуют моральные оценки, апеллирующие к тому же понятию, но уже в неформальном контексте. Именно так в медицине реализуется биоэтический принцип справедливости.
В биоэтике принцип справедливости вообще носит настолько общий характер, что его приходится уточнять и конкретизировать в каждом отдельном случае. При этом следует различать справедливость как в распределении врачебной помощи, так и справедливость в оплате ее, справедливость в моральном смысле и в эстетическом, в религиозном и политическом. Реализация на практике принципа справедливости связана не только с существующими в данной культуре критериями, но также с тем, по отношению к кому реализуется данный принцип, кто его реализует, с их возможностями и желаниями.
Так, например, врач обязан оказать помощь пациенту несмотря на материальные затраты. Здесь остро встает проблема оплаты. Врач готов оказать помощь безвозмездно. И это является справедливым по отношению к пациенту. Однако, затратив часть медикаментов, врач нанес ущерб клинике. Являясь основным источником материальной прибыли клиники, он несет ответственность за финансовое благополучие вспомогательного персонала. Поэтому по отношению к сотрудникам, обеспечивающим его работу, он поступил несправедливо, оставив их без заработной платы. Более того, сам врач обязан в таком случае возместить клинике затраты за израсходованные материалы.
Но если в проблеме оплаты лечения принцип справедливости можно просчитать, то в клинической практике он, как правило, неочевиден, и требуется дополнительное обсуждение, чтобы выяснить, не нарушены ли моральные нормы. При этом важно учитывать иерархию
принципов биоэтики в их конкретном применении: отношение к реальному пациенту более значимо для врача, чем отношение к вероятным пациентам.
Большую трудность для анализа обычно представляют случаи с рекомендациями врача. В принципе врач обязан (согласно закону) информировать пациента о всех возможных методах лечения его болезни и о всех возможных лекарственных средствах, которые могут ему помочь. Но выбирает всегда пациент. В случае, если пациент просит врача сделать выбор за него, врач может порекомендовать дорогое патентованное средство, которое весьма эффективно для лечения, но пациенту явно «не по карману». Справедливо ли это? С медицинской точки зрения - да, с этической - нет, потому что у пациента развивается комплекс неполноценности, более того, он не уверен, что доступные ему средства помогут (в результате снижается их эффективность). В данном случае закон как высшая справедливость не нарушен. Больной проинформирован, он решает сам, но это вынужденное решение, не приносящее пользы. Не будет ли справедливым по отношению к пациенту посоветовать ему то, что он в состоянии купить в аптеке? Здесь очень отчетливо выступает этическая составляющая понятия справедливости, не описываемая законом. Более того, право как таковое не может быть конкретизировано до уровня таких случаев. А это значит, что принцип справедливости в биоэтике выступает логическим продолжением и конкретизацией права.
Таким образом, методологический кроссинг биоэтики и права осуществляется в общем категориальном поле, где понятия, обозначающие ценности биоэтики и/или права, имеют свой источник в одном из этих интеллектуальных комплексов, но активно «работают» в объяснительных процедурах другого комплекса по принципу прямой и обратной связи.
Литература
Ї. Сергеев Ю.Д., Милушин М.И. О теоретических основах и концепции национального медицинского права // Медицинское право. 200З. № З.
2. Hartmann N. Ethik. Berlin, Ї949.
3. Dunleavy P., O’Leary B. Theories of the state. L., Ї987.
4. Self P. Political Theories of modern government, its role and reform. L., Ї985.
5. Аристотель. Сочинения. М., Ї997. Т. 4.
6. Марченко М.Н. Общая теория государства и права. М., Ї 998.
7. Лейст О.Э. Общая теория государства и права. М., Ї 998.
8. Чистое учение о праве Ганса Кельзена. М., Ї987.
9. Хеффе О. Политика, право, справедливость. М., Ї994.
Ї0. Нерсесянц В.С. Философия права. М., Ї998.
ЇЇ. Прудон. Что такое собственность, или Исследование о принципе права и власти. М., Ї9Ї9.
Ї2. Иеринг Р. Цель в праве. М., Ї997.
ЇЗ. Rawls J.A. Theory of Justinсе. Oxford, Ї972.
