CC BY
18
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2008. № 2
А.Ю. Завалишин
МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ КОЛЛЕКТИВНЫХ ОБЩНОСТЕЙ
The research of collective communities is drawing attention for many scientists of the whole world from the 1980th. It is connected with the acceleration of globalization and regionalization processes. Focus of scientific analysis should be concentrated on studying of collective consciousness, collective behaviour, group identity and mentality. It assumes consideration of the collective communities as a social subjects (individual actors) on the basis of wholists methodology approaches.
В последние два десятилетия внимание исследователей все больше привлекают коллективные общности, что связано с процессом регионализации, усилением значения гражданского общества и роли массовых (коллективных) движений в мировом политическом и социокультурном процессах1. Особо заметный всплеск интереса к данной проблематике в США и странах Западной Европы произошел после известных событий 11 сентября 2001 г., что побудило ряд авторов заговорить не только о коллективных (прежде всего территориальных) общностях как социальных субъектах, но и о присущих им
коллективном сознании, коллективных действиях, коллективном
2
поведении .
Фактически на рубеже XX-XXI вв. наметился поворот мировой социологической мысли от методологии сугубого индивидуализма, доминировавшей в течение нескольких последних десятилетий XX в., к методологическому холизму, восходящему к парадигме социологизма Э. Дюркгейма. Такой переход отнюдь не случаен и вызван главным образом реакцией мирового сообщества на усиливающийся процесс глобализации, провоцирующей все возрастающее стремление людей к коллективной идентичности и коллективным действиям как
1 См., напр.: Акашев Ю.Д. Историко-этнические корни русского народа. М., 2000; Белозеров В.С. Этнодемографические процессы на Северном Кавказе. Ставрополь, 2000; Русский Север: к проблеме локальных групп / Ред.-сост. Т.А. Берн-штам. СПб., 1995; ТкаченкоА.А. Территориальная общность в региональном развитии и управлении. Тверь, 1995; Традиционное мировоззрение и духовная культура народов Европейского Севера / Отв. ред. Н.Д. Конаков. Сыктывкар, 1996; Lofland J. Protest: Studies of Collective Behavior and Social Movements. New Brunswick; L., 1985; Tarrow S. Power in Movement: Social Movements, Collective Action and Politics. Cambridge; N.Y., 1994; и др.
2 Local Actions: Cultural Activism, Power, and Public Life in America / Eds. M. Checker, M. Fishman. N.Y., 2004; Sandler T. Global Collective Action. Cambridge, 2004.
условиям противостояния глобализму, возрастающей социокультурной и политической гомогенности всего мирового сообщества.
Холизм, лежащий в основе исследования коллективных общностей, в свое время являлся методологическим основанием для выстраивания всего возникшего в первой половине XIX в. социологического знания. Холистскими идеями проникнуты классические труды О. Конта, Г. Спенсера, Ф. Тённиса, Э. Дюркгейма и других основоположников социологии второй половины XIX— начала XX в., работы неоклассиков — П. Сорокина, Т. Парсонса, Р. Мертона и других исследователей первой половины XX в. Однако в послевоенный период (и особенно в 1960-1980-е гг.) идеи холизма оказались отброшены, как нам представляется, по причинам как объективного (рост индивидуальной свободы, проникновение принципов демократии в приватную сферу человека), так и субъективного (политико-идеологического, прежде всего неолиберального) толка. В настоящее время возникла настоятельная необходимость (о чем прямо или косвенно говорят многие современные исследователи) не просто возвращения "к истокам" и возобновления практики исследования социальной реальности с позиций холистской методологии, но и ее развития, приведения в соответствие с реалиями сегодняшнего дня, с современными исследовательскими задачами.
В связи с этим, с нашей точки зрения, необходимо, во-первых, сформулировать и обосновать новые методологические подходы к холистским исследованиям; во-вторых, концептуализировать категорию коллективная общность и операционализировать ее в континууме "общество — общность — группа"; в-третьих, объективировать и операционализировать такие проявления социального холизма, как субъектность коллективной общности, коллективное сознание и коллективное поведение.
В современной (прежде всего западной) социологии подходы к исследованию коллективных общностей сложились в рамках социологии региона (регионализма), рассматривающей их преимущественно с позиций политико-экономического детерминизма. Региональные исследования, формирование западноевропейской и англо-американской традиций которых восходит к концу 1950-х — началу 1960-х гг., закономерно включали в себя изучение коллективных общностей, групповой идентичности, межгрупповых интеракций, регионального развития и межрегиональной интеграции, рассматриваемых в территориальной экспликации3. Вместе с тем до самого последнего време-
3 Forde E.R. The Population of Ghana. A Study of the Spatial Relationships of Its Sociocultural and Economic Characteristics. Evanston, 1968; Integración Regional de América Latina: Procesos y Actors / Eds. J. Behar, R. Giacalone, N.B. Mellado. Estocolmo, 2001; Keating M. State and Regional Nationalism: Territorial Politics and the European State. N.Y.; L., 1988; La formazione continua a sostegno dello sviluppo locale: Un'
ни коллективистский (холистский) компонент региональных исследований имел второстепенный характер. Основное внимание исследователи (в предметном поле не только социологии, но и политической экономии, политологии, социально-экономической географии) уделяли эволюции и взаимодействиям властных структур как сугубо регионального, так и государственного (national-state) и надгосудар-ственного (ООН и другие международные организации) уровней; функционированию и динамике региональных институтов; процессам возникновения, эволюции и элиминации самих регионов, рассматриваемых главным образом как политико-экономические системы.
Существующие в настоящее время в западной (преимущественно экономической) социологии методологические перспективы, ориентированные на региональные исследования и имеющие холистский компонент, включают два основных направления — рационалистическое и рефлективистское. Первое представлено главным образом методологиями неореализма, либерального институционализма, синтезом теорий неоклассической и неолиберальной региональной экономической интеграции, второе — подходом мирового порядка, новым регионализмом, синтезом нового регионализма и нового реализма4.
Представители неореализма5 анализируют регионализм и процесс образования регионов как бы "извне-вовнутрь" (outside-in). Центральным является их утверждение о том, что гегемон, или "стабилизатор", (роль которого выполняет сильное государство) может стимулировать появление региональной кооперации и региональных институтов различными путями. Регионы возникают и существуют исключительно благодаря мощным политическим силам (great powers). К. Волц замечает в связи с этим, что "было бы... смешно создавать теорию международной политики на (примере) Малайзии и Коста-Рики"6. Благодаря тому что процессом возникновения и эволюции регионов управляют могущественные и равные по силе государства, сами регионы представляют собой "анархические системы, которые (на глобальном и/или региональном уровне) составляют государства, которые рассматриваются как унитаристские и рациональные эгоис-
analisi di akune realta rurali trentine / Ed. E. Zucchetti. Milano, 2000; Phillips T.L. Symbolic Boundaries and National Identity in Australia // The British Journal of Sociology. 1996. Vol. 47. N 1. P. 113-134; Rural Communities: Inter-Cooperation and Development / Eds. Y.H. Landau, M. Konopnicki, H. Desroche, P. Rambaud. N.Y.; L., 1976; et al.
4 Soderbaum F. The Political Economy of Regionalism in Southern Africa. Goteborg, 2002. P. 15.
5 Buzan B. People, States and Fear: An Agenda for International Security Studies in the Post-Cold War Era. Harvester, 1991; Gilpin R The Political Economy of International Relations. Princeton, 1987; Waltz K Theory of International Politics. Reading, 1979; et al.
6 Waltz K. Op. cit. P. 72.
ты, предрасположенные к конкуренции и конфликту"7. Неореалисты апеллируют к текущей опоре на государственные/национальные интересы, силу и суверенитет (хотя и в новых формах и с новыми значениями).
Либеральный институционализм8 ссылается на разнообразие соотносящихся между собой функционалистских и институционалист-ских теорий, как "старых", так и "новых", которые анализируют регионы по направлению как бы "изнутри-вовне" (inside-out) и с упором на институциональный аспект.
Общими их чертами являются рационализм актора, плюралистические предположения, подобный взглядам либералов взгляд на государство (и общество) и регулирующее влияние институтов. Если функционализм является в основном стратегией (или нормативным методом), направленным на строительство мира, сконструированного в соответствии с предположением, что удовлетворение общих потребностей и функций может объединить народ через (across) государственные границы, то неофункционализм, основываясь на функцио-налистском методе, противостоит базовому функционалистскому утверждению о раздельности политики и экономики. Представители неофункционализма вводят утилитарную концепцию политического интереса, доказывая, что "функция следует за интересом". Они говорят о намеренном проектировании (deliberate design) институтов, которые являются самыми эффективными средствами для решения общих проблем.
Неолиберальные институционалисты, так же как и представители неореализма, разделяют идею региона как анархической системы, в которой государства являются самыми важными акторами, при этом имплицитно элиминируя роль социально-территориальных (коллективных) общностей как социальных субъектов.
Сторонники синтетического подхода неоклассической и неолибе-
~ 9
ральнои региональной экономической интеграции анализируют региональные процессы с позиций теорий объединения и зон оптимального денежного обращения. Решающую роль в данном случае, по их мнению, играют рыночные силы, которые "провоцируют" линейную
7 Soderbaum F. Op. cit. P. 17.
8 Haas E. Beyond the Nation-State. Stanford, 1964; Keohane R. After Hegemony: Cooperation and Discord in the World Political Economy. Princeton; New Jersey, 1984; The Political Economy of Regionalism/ Eds. E.Mansfield, H. Milner. N.Y., 1997; Mattli W. The Logic of Regional Integration: Europe and Beyond. Cambridge, 1999; Mitrany D. A Working Peace System. Chicago, 1966 (first ed. 1946); et al.
9 Balassa B. The Theory of Economic Integration. L., 1962; Economic Integration Worldwide / Ed. A. El-Agraa. Basingstoke, 1997; New Dimensions in Regional Integration / Eds. J. de Melo, A. Panagariya. Cambridge, 1993; Robson P. The Economics of International Integration. 4th ed. L., 1998; Trade Blocs? The Future of Regional Integration/ Eds. V. Cable, D. Henderson. L., 1994; et al.
динамику региональной экономической интеграции по направлению от предпочтительной торговой зоны к свободной торговой зоне, далее к таможенному союзу, общему рынку, экономическому и денежному союзу и, наконец, к комплексной экономической интеграции. При этом рыночные силы, которые включаются в игру на одной стадии, как предполагается, приобретают эффект избытка (spill-over) по отношению к следующей стадии: таким образом, возникновение последней становится экономической необходимостью.
Подход мирового порядка, сложившийся в рамках рефлективист-ской парадигмы региональных исследований10, основан на методе исторических структур P. Кокса, определяемых им как конфигурации сил (состоящих из материальных возможностей, идей и институтов)11. Исторические структуры означают здесь постоянные социальные практики, порождаемые и изменяемые коллективной человеческой деятельностью. Вслед за Р. Коксом исследователи делают упор на то, что материальные возможности, идеи и институты взаимодействуют на трех взаимосвязанных уровнях: 1) социальных сил, порожденных в процессе производства; 2) различных форм государственных/общественных комплексов (но не государств); 3) типов мирового порядка.
В центре внимания представителей данной перспективы находятся отношения между глобализацией, регионализацией и развитием мировых порядков. Основная идея состоит в том, что глобализация и идеологическая власть или даже "триумф" капитализма устанавливают новый контекст, в котором регионализм должен быть заново переосмыслен (rethought). Центральный вопрос в рамках этого нового контекста, по их мнению, состоит в том, до какой степени государства (и специфические комплексы государства/общества) реагируют (respond) на глобализацию, участвуя в построении проводимых государствами регионалистских схем.
Возражая вполне реальным опасениям относительно того, что регионализм может привести к новой эре торговых войн и даже военных конфликтов между ведущими политическими силами планеты, представители подхода мирового порядка заявляют, что текущий регионализм (являющийся открытым регионализмом) фактически связывает воедино (ties to) и усиливает экономическую глобализацию. Регионализм, таким образом, становится важнейшим инструментом для управления мировым порядком. Он возникает в дискуссиях и переговорах с политическими элитами в ядерных странах и является
10 Microregionalism and World Order / Eds. S. Breslin, G. Hook. Basingstoke, 2002; Regionalism and World Order / Eds. A. Gamble, A. Payne. Basingstoke, 1996; Subregionalism and World Order / Eds. G. Hook, I. Kearns. Basingstoke, 1999; et al.
11 Cox RR.. Critical Political Economy // International Political Economy: Understanding Global Disorder / Ed. B. Hettn. L., 1995. P. 33.
частью гегемонистской власти свободного рыночного капитализма и либеральной демократии12.
Основной идеей подхода нового регионализма13 является утверждение, что на рубеже XX-XXI вв. мы столкнулись с качественно новым феноменом, который имеет место в новом контексте и с новым содержанием. В соответствии с этой идеей новый регионализм связан с текущей трансформацией мира, мультиполярным или трипо-лярным (но не биполярным) мировым порядком, в значительной степени связанным с глобализацией. Регионы не возникают в вакууме. Глобализация и регионализация тесно связаны между собой и должны поэтому быть исследованы и осмыслены в одном и том же методологическом контексте. Как заметил в связи с этим Б. Хеттн, "новый регионализм и мультиполярность — это (в перспективе мирового порядка) две стороны одной медали"14. В то время как старый регионализм часто навязывался извне в соответствии с биполярной структурой периода холодной войны, то новый регионализм часто возникает изнутри самого региона и в соответствии с его особенностями и проблемами. Новый регионализм — это поистине всемирный феномен, возникающий в макрорегионах мира, чего никогда не было раньше. Если старый регионализм был связан главным образом с задачами организации свободной торговли и оборонительных союзов, то новый регионализм возник в результате более всестороннего, многомерного социетального процесса.
Важным компонентом парадигмы нового регионализма стала идея уровня регионности (regionness) региона, сформулированная Б. Хетт-ном. По его мнению, степень регионности той или иной территории и дислоцированной на ней социально-территориальной общности (=региона) связана с субъективными факторами и проявляется на пяти уровнях: регионального пространства, комплекса, общества, общности (community) и институционализированной политики15.
Исследователи делают вывод: нет "естественных" или "данных" регионов, но есть сконструированные, деконструированные и переконструированные — намеренно или ненамеренно — в процессе
12 Soderbaum F. Op. cit. P. 27.
13 Hettne B. The New Regionalism: Implication for Development and Peace // The New Regionalism: Implications for Global Development and International Security / Eds. B. Hettne, A. Inotai. Helsinki, 1994; Hettne B., S^erbaum F. The New Regionalism Approach// Politeia. 1998. N17. P. 6-21; MacLean S. Peacebuilding and the New Regionalism in Southern Africa// Third World Quarterly. 1999. N20. P. 943-956; Mittelman J. The Globalization Syndrome: Transformation and Resistance. Princeton, 2000; et al.
14 Hettne B. The New Regionalism Revisited // Theories of New Regionalism: APalgrave Reader / Eds. F. Soderbaum, T. Shaw. Basingstoke, 2002. P. 2.
15 Hettne B. Globalization and the New Regionalism: The Second Great Transformation // Globalism and the New Regionalism / Eds. B. Hettne et al. Basingstoke, 1999.
глобальной трансформации посредством коллективной человеческой деятельности и формирования региональной (территориальной) идентичности.
В рамках концепции нового регионализма/нового реализма16 произошла своеобразная интеграция разнообразных постструктуралистских, политико-антропологических, реалистических и постмодернистских течений. Ее представители обосновывают необходимость исторического, контекстуального, деятельностно ориентированного подхода, который, по их мнению, обеспечит более всестороннее понимание сложности, комплексности, противоречивости и разнообразия регионов и процессов регионализации. Основатели данного направления большое внимание уделяют так называемому "неформальному регионализму снизу" ("informal regionalism from below"). Это общественное движение, по их мнению, включает широкий спектр негосударственных акторов и неформальной деятельности, таких, как, транснациональные корпорации (ТНК), экологические и этнические группы, гражданские общества, частные армии (private armies) и партизанские отряды (maquiladoras), коридоры развития, диаспоры южан на Севере, двойная дипломатия и неформальная внешняя политика мелкой торговли, контрабанды, мафии и криминала.
Особое внимание в рамках данного подхода уделяется тесной связи между глобализацией и регионализацией, особенно различиям и нюансам, посредством которых глобализация/регионализация связывает (nexuses) широкий спектр паттернов взаимодействий и откликов на различных уровнях. Глобализация имеет различия и неодинаковое воздействие не только на уровне стран и регионов, но и, возможно, даже более — в их пределах. Это проявляется во множестве дистинкций на локальном, национальном и региональном уровнях и подразумевает отклонение понятия "взаимозависимость" между различными акторами и единицами и системой в целом.
Подводя итог, можно сказать, что в современной западноевропейской и североамериканской социологии, ориентированной на холистские исследования и концентрирующей внимание прежде всего на исследовании регионов и регионализма, сложились два конкурирующих взгляда на суть региона, регионализма и роли социальных акторов в них. Сторонники рационалистических взглядов концентрируют внимание прежде всего на деятельности государств как политических субъектов и адептов силы, они элиминируют в значительной степени роль коллективных общностей и общественных организаций
16 New and Critical Security and Regionalism: Beyond the Nation State / Eds. J. Hentz, M. Воа8. Aldershot, 2002; Shaw T. New Regionalism in Africa in the New Millennium: Comparative Perspectives on Renaissance, Realisms, and/or Regressions // New Political Economy. 2000. N 5. P. 399-414; et al.
в этом процессе. Представители рефлективистского направления не склонны к столь однозначному превознесению роли и значения властных структур, они утверждают наличие вектора сил, определяющего общую направленность современных процессов регионализации и глобализации, складывающегося из действий как политических, так и неполитических (в том числе коллективных) акторов. На наш взгляд, именно рефлективистский подход наиболее адекватен современному состоянию мирового сообщества, и его положения можно взять в качестве отправной точки для выстраивания методологии нового холизма.
Центральная категория новой холистской методологии — коллективная общность. Это такой тип общности, который в определенных условиях и в определенном смысле может быть концептуализирован как коллективный субъект, консолидированно вступающий в социальные взаимодействия с другими коллективными субъектами. Коллективная общность характеризуется коллективным сознанием, коллективным поведением (действием), которые не сводятся к простой сумме сознаний и действий составляющих ее индивидов. Поэтому в пространстве кросс-групповых взаимодействий такую общность условно можно принять за социальную единицу (unit) (на что в свое время указывал еще Т. Парсонс) или "индивидуального" актора и на основе такого допущения применить к их анализу перспективы методологического индивидуализма (в частности, сетевой подход Х. Уайта и М. Грановеттера, теорию рационального выбора Дж. Коулмана и др.). В качестве групповых социальных параметров коллективных общностей следует рассматривать доминирующие в них паттерны социального поведения, групповые интересы, нормы, ценности, традиции и обычаи ("социальные факты" в терминологии Э. Дюркгейма) и соответственно элиминировать и не учитывать при систематическом анализе все отклонения от этого мейнстрима как несущественные.
Трактуемые подобным образом коллективные общности отличаются, на наш взгляд, следующими важными характеристиками. Во-первых, они являются специфическими статистическими социальными субъектами, важнейшей особенностью которых является статистический характер проявления их основных социокультурных признаков и свойств. Во-вторых, социальные характеристики коллективных общностей не являются раз и навсегда данными, а как бы "плавающими", непрерывно изменяющимися в определенных границах (задаваемых более широким социокультурным и политико-экономическим полем), причем динамика их изменения иная, нежели у индивидов, и подчиняется иным факторам и закономерностям (у индивида это главным образом социально-темпоральный фактор: время + социализация, у коллективной общности — пространственно-временные факторы: геополитическое и геоэкономическое положение, динами-
ка уровня экономического (не)благополучия, характер политической организации (в континууме анархия — демократия — диктатура), этнокультурные и конфессиональные особенности (как наиболее устойчивые во времени), динамика уровня образования, половозрастной структуры и т.д.). В-третьих, коллективные (и особенно территориальные) общности оказываются как бы "встроены" в систему взаимодействий в континууме ядро — полупериферия — периферия17, которая оказывает существенное воздействие как на их текущее состояние, так и на долговременную динамику (в некотором смысле данная система может рассматриваться аналогом социальных сетей, складывающихся на межличностном уровне).
Одной из серьезных теоретических задач в рамках методологии холизма является разграничение понятий и соответствующих им сегментов социальной реальности, обозначаемых как "общество", "коллективная общность", "социальная группа". Как известно, категория "общность" является одной из наиболее широких в социологии. И общества, и социальные группы можно рассматривать как отдельные типы общностей. Вместе с тем не каждое общество и не каждую группу можно характеризовать как коллективную общность. Как представляется, феномен коллективности может присваиваться данными сообществами людей на более или менее длительный период времени, но может ими и утрачиваться. Наиболее близкими, но не совпадающими по социальному смыслу являются понятия "коллективная общность" и "социальная группа", которые можно трактовать в том числе и как целевые группы, объединенные на основе общих интересов, целей, ценностей и выступающие в социальных интеракциях как индивидуальный актор (социальный субъект). В этом смысле наиболее очевидными примерами коллективных общностей будут семья, трудовой коллектив, соседская община (жильцы одного дома, одного двора, улицы, городского микрорайона), поселенческая общность (городская, сельская). Вместе с тем все эти социальные образования, относящиеся к типу малых или первичных групп, успешно и масштабно исследуются в рамках существующих индивидуалистических и социально-психологических парадигм.
Для нас в данном случае интерес представляют такие общности, в которых субъектность (коллективность) проявляется латентно и может быть объективирована только лишь с позиций методологии
17 См. подробнее: Грицай О.В., Иоффе Г.В., Трейвиш А.И. Центр и периферия в региональном развитии. М., 1991; Centre — Periphery Relations in Russia: The Case of the Northwestern regions / Eds. G. Honneland, H. Blackisrud. Aldershot; Burlington, 2001; Shils Е. Center and Periphery: An Idea and Its Career, 1935-1987// Center: Ideas and Institutions / Eds. L. Greenfeld, M. Martin. Chicago; L., 1988. Р. 250282; Wallerstein I. The Modern World System. Vol. I-III. N.Y., 1974-1989; et al.
холизма. Таковыми являются прежде всего социально-территориальные общности, инкорпорированные в регионы различного уровня — от административного района в составе области до государства (общество) и макрорегиона (геополитического и/или геоэкономического образования).
Субъектность такой коллективной общности может объективироваться в двух ипостасях: во-первых, в политической власти или административном руководстве, персонифицированных в фигуре руководителя данного территориального образования (глава администрации района, губернатор, президент) или соответствующем политическом институте (парламент, правительство и т.д.); во-вторых, в гражданском обществе как деперсонифицированном субъекте, имплицитно объективирующем себя в гражданских движениях, группах интересов и группах давления, различных формах массового (в том числе территориального18) поведения и т.д.
Изучение коллективной общности как коллективного субъекта имеет давнюю традицию. Методологический холизм признает в качестве субъектов, принимающих решения и осуществляющих тот или иной вид деятельности, социальные группы, общности, классы и другие сообщества людей. На наш взгляд, утверждение о существовании коллективного субъекта социального поведения (в частности социально-территориальной общности) имеет веские основания. Очевиден тот факт, что каждый индивидуальный субъект, входя в ту или иную общность, вступает во взаимодействие с другими членами этой общности. При этом основатели холистской методологии справедливо полагали, что, осуществляя свою деятельность в пределах определенной общности людей, индивидуальный субъект руководствуется не только эгоистичной потребностью в удовлетворении своих личных (индивидуальных) интересов (на чем основываются индивидуалистические перспективы), но и особым "этическим порядком"19), господствующим в пределах той или иной общности.
По словам представителя немецкой социологической школы XIX в. В. Рошера, в основе действий индивида лежит не только "разумный эгоизм", о котором говорил, например, А. Смит20, но и стремление к справедливости, дух солидарности, ориентация на нравы и обычаи той общности, в которую он входит. В группе неизбежно возникает особый "дух общения", благодаря которому "война, кото-
18 См.: Рязанцев И.П., Завалишин А.Ю. Территориальное поведение россиян
(историко-социологический анализ). М., 2006.
19 Шмоллер М., 1902. С. 126.
20 С М., 1935.
Шмоллер Г. Народное хозяйство, наука о народном хозяйстве и ее методы.
0
20 См.: Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. Т. 1.
рую бы эгоизм вызывал необходимо между отдельными частными хозяйствами, затихает в высшем, благоустроенном организме"21.
Представители того или иного социально-территориального сообщества в своих социальных действиях a priori объединены общностью языка, истории, обычаев, идей и т.д., т.е. тем, что Э. Дюркгейм называл "социальными фактами"22, а Ф. Тённис — "фактами жизни"23. Группа, порожденная взаимодействием индивидуальных субъектов, представляет собой не просто механическую сумму их действий, а особую коллективную общность, наделенную эмерджентными свойствами, выполняющую в обществе специфические функции и занимающую определенное положение в системах отношений более высокого порядка ("индивид — группа — общество" в одной плоскости и "ядро — полупериферия — периферия" — в другой).
Важным проявлением субъектности коллективной общности является коллективное сознание. Наличие данного феномена отнюдь не отрицает существования индивидуальных сознаний, но означает возникновение особого качества, "надындивидуального бытия" (Э. Дюрк-гейм), опосредующего возникновение общих потребностей, мотивов, интересов деятельности, провоцирующего складывание паттернов социального действия и поведения, характерных для данной общности и ни для какой другой.
Феномен коллективного сознания имеет как объективную, так и субъективную природу. С одной стороны, его возникновение связано со сходными условиями жизни, хозяйствования, политических и иных практик того или иного сообщества, формирующих фреймы социального пространства, с другой — общественной природой Homo sapiens, оказывающей на нас императивное воздействие и проявляющейся в стремлении к межличностным и межгрупповым интеракциям, чувстве солидарности и глубоко переживаемом осознании необходимости согласования действий всех для достижения общих и индивидуальных целей. Групповые (социетальные) нормы, ценности, цели деятельности, так же как и паттерны социального поведения, являются неотъемлемой частью индивидуального сознания, они в значительной степени детерминируют модели поведения отдельного человека, делают их типичными для людей, чьи социальные практики складываются в рамках той или иной коллективной общности.
В процессе формирования и эволюции коллективного сознания индивидуальные сознания, группируясь специфическим образом,
21 Рошер В. Начала народного хозяйства. Т. 1. М., 1860. С. 25.
22 Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М., 1991. С. 80.
23 Тённис Ф. Общность и общество. Основные понятия чистой социологии. СПб., 2002.
6 ВМУ, социология и политология, № 2
приобретают устойчивую форму, существенно отличающуюся от той, которая возникла бы, если бы они оставались изолированными друг от друга. Поэтому общность, в которой возникла данная форма сознания, становится, говоря словами Э. Дюркгейма, "не воображаемым номинальным существом, а системой действенных сил и групповой солидарности"24, составляющие ее люди объединяются единым общим волением, поскольку они одинаково чувствуют, воспринимают, мыслят "во взаимодействии обоюдного жизнеутверждения"25.
По мнению современных ученых, коллективное сознание является одним из важнейших механизмов, скрепляющих членов социально-территориальной общности26. Именно оно интегрирует различные внутренние связи, сплачивает людей, входящих в общность, путем осознания ими себя и других в качестве особой группы. Важнейшими элементами коллективного сознания выступают территориальный интерес, территориальная идентичность, образ малой родины, локальная (региональная) ментальность, уже привлекшие внимание ряда ученых, но пока еще не ставшие предметом масштабных исследований как в нашей стране, так и за рубежом27.
Коллективное сознание, будучи феноменом, по своей природе субъективным и с трудом поддающимся научному анализу, объективируется в коллективном поведении, которое, собственно говоря, является его продуктом и квинтэссенцией субъектности коллективной общности вообще.
Складывающиеся в обществе системы действий (коллективного поведения) можно рассматривать сквозь призму институционального/неоинституционального подходов (Т. Веблен, Дж. Коммонс, Дж. Кларк, У. Митчелл, Дж. Гэлбрейт и др.), основанных на утвер-
24 Дюркгейм Э. Самоубийство. СПб., 1912. С. 1-8.
25 Тённис Ф. Указ. соч. С. 32.
26 См., напр.: Земцов П.А. Коммуникативное пространство в контексте социальных изменений. Саратов, 2003; Мурзина И.Я. Методологические аспекты изучения региональной культуры // Социологические исследования. 2004. № 2. С. 6065; ТкаченкоА.А. Территориальная общность в региональном развитии и управлении. Тверь, 1995; Филиппов А.Ф. Теоретические основания социологии пространства. М., 2003.
27 См.: Замятин Д.Н. Феноменология географических образов // Социологические исследования. 2001. № 8. С. 12-21; Крылов М.П. Региональная идентичность в историческом ядре Европейской России // Социологические исследования. 2005. № 3. С. 13-23; Проблемы сибирской ментальности / Под ред. А.О. Бороноева. СПб., 2004; Территориальные интересы: Сб. науч. тр. / Науч. ред. А.А. Ткаченко. Тверь, 1999; Biggs M. Putting the State on the Map: Cartography, Territory and European State Formation // Comparative Studies in Society and History. Cambridge; N.Y., 1999. Vol. 41. N 2. P. 374-405; DoosjeB, Spears R., Ellemers N. Social Identity as Both Cause and Effect: The Development of Group Identification in Response to Anticipated and Actual Changes in the Intergroup Status Hierarchy // British Journal of Social Psychology. 2002. Vol. 41. Pt. 1. P. 57-76; et al.
ждении о том, что социальные институты (как системы ценностей, норм, традиций, обычаев, объективированных в образцах социального поведения), являясь закономерным результатом формирования устойчивых паттернов социального взаимодействия на данной территории, в условиях данной социокультурной среды, приводят к их интернализации всеми представителями данной общности и устойчивому воспроизведению во времени и пространстве. Коллективное поведение представляет собой сумму индивидуальных поведений, детерминированных групповыми моделями систем действий, интернализованных индивидами в процессе их социализации и потому проявляющихся сходным образом. При этом отдельное действие того или иного индивидуального субъекта оказывается как бы встроенным в более высокую (социетальную или территориальную) институционализированную систему действий, детерминированную формальными и неформальными нормами, сложившимися в данной общности на данной территории, и ориентированную на других индивидуальных и/или групповых акторов. Институциональный подход позволяет понять механизм формирования и виртуализации того или иного типа коллективного поведения социально-территориальной общности как социального субъекта в процессе ее жизнедеятельности.
Как нам представляется, холистский подход, используемый для анализа социальных общностей во всех проявлениях их коллективности, позволяет рассмотреть с новых позиций актуальные процессы современного российского и мирового порядка, ответить на многие вопросы, которые невозможно объективировать, опираясь лишь на теоретические положения методологического индивидуализма. В ряду таких вопросов — факторы и направленность процессов глобализации и регионализации, причины резкого роста этнической и религиозной самоидентификации, международный терроризм и др.
