CC BY
73
Хагуров Темыр Айтечевич,
кандидат социологических наук, доцент, г Краснодар, заместитель директора Краснодарского филиала Международного Университета
МЕТОДОЛОГИЯ ДЕВИАНТОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ:
«ЧЕЛОВЕК-ПОТРЕБИТЕЛЬ» В ФОКУСЕ ДЕВИАНТОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
ВВЕДЕНИЕ в проблему
Вопрос о том, почему та или иная тема оказывается в фокусе исследовательского интереса, логически упирается в вопросы относительно актуальности и научной разработанности проблемы. Что касается первого, то можно видеть, что социальная практика второй половины ХХ и начала XXI вв. свидетельствует о том, что проблемы социальных отклонений и девиант-ного поведения приобретают все большую остроту. Достаточно указать на такие явления, как сексуаль-
ную революцию и кризис семьи, хиппи, движение за права меньшинств, локальные военные конфликты, СПИД, тоталитарные секты, терроризм, общемировой рост преступности - список можно продол-жать1. В свете тенденций отечественной социальной действительности актуальность девиантологи-ческих проблем самоочевидна. Вряд ли это нуждается в специальных доказательствах для страны, занимающей первое место в мире по числу заключенных на душу населения (700 на 100 000), первое место по душевому употреблению алкоголя, где растет заболеваемость наркоманией, страны, где толь-
1.
1 Скирбекк Г., Гильбе Н. История философии: учеб. Пособие для стед. Высш. Учеб. Завед./ Пер. с англ. В.И. Кузнецова; Под. Ред. С.Б. Крымского. М.: гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2001.
101
ко по официальным данным 4 млн. бомжей1. Негативные социальные тенденции современности самоочевидны и находятся «на поверхности», требуя изучения и поиска «рецепта нормализации» социума.
Рискнем, однако, высказать предположение, что указанные негативные явления и тенденция не совсем точно отражают суть базовых девиантоген-ных процессов современности.
Среди комплекса вызовов и проблем, которые несет с собой становление глобального информационного общества, особое значение, с девианто-логической точки зрения, имеет проблема «кросс-культурной аномизации». Этот конструкт вводится для обозначения процесса смешения, диффузии культур в глобальном информационном пространстве, что сопровождается разрушением автономных (выработанных в рамках той или иной отдельной культуры) ценностно-нормативных систем, вырываемых из своего культурного контекста и включаемых в процесс информационной циркуляции. Единственными универсальными, подлинно общечеловеческими ценностями современного глобального общества становятся ценности максимизации комфорта и удовольствия. Своего рода глобальный гедонизм2.
Результатом этого процесса является размывание представлений о дозволенном и недозволенном в индивидуальном и массовом сознании, отсутствие общего ценностно-нормативного эталона. Современный человек лишается критериев для различения позитивного и негативного, нормы и отклонения, становясь приверженцем «девиантной толерантности» - распространенного в информационных обществах стереотипа, согласно которому нет, и не может быть единственно «правильных» видов и форм поведения. Господствующей становится точка зрения, согласно которой каждый решает для себя сам, что нормально, а что - нет.
Глобальное общество Постмодерна формирует особый тип человека - «потребителя». Его можно определить, как человека стремящегося к максимизации комфорта и отказывающегося от ценностных суждений, ибо каждый вправе сам решать, каким образом ему достигать этой максимизации. Именно «потребитель», как массовый человеческий тип, несущий определенное мировоззрение (релятивно-гедонистическое) отражает одну из главных девиантологических проблем современности. Ее можно определить, как проблему кризиса человека в глобальном информационном обществе.
Подтверждением сказанного может служить тот факт, что в работах целого ряда ученых и фило-
софов последнего столетия звучит тема антропологического кризиса. Ее в различной форме высказывали представители Франкфуртской школы, особенно Э.Фромм3. Эта мысль легла в основу антиутопий О.Хаксли («О дивный новый мир») и А.Зиновьева («Глобальный человейник»)4. Вторят им современные отечественные и западные культурологи, говоря о «новом варварстве»5.
Х. Ортега-и-Гассет в «Восстании масс», наверное, ярче и яснее (не обязательно подробнее) других описал симптомы этого кризиса на примере человека массы6. Что ж, массовый человек никуда не делся, со времени Гассета он развился и размножился. Описанные гениальным испанцем гедонизм, «ученое невежество», претензии на удовлетворение своих примитивных запросов безотносительно к издержкам, отказ мыслить самостоятельно и пр. - продолжают получать все более глубокое воплощение. Происходит замена человека массы новым, более «совершенным» (в смысле «более девиантным») антропологическим типом - «человеком потребляющим».
Сказанное нуждается, конечно, в развернутом обосновании. Однако, если принять высказанные идеи хотя бы в качестве гипотезы, то уже встает ряд серьезных, в том числе методологических вопросов. Какие это вопросы? В первую очередь - главный вопрос, стоящий перед научным сообществом, занимающимся проблемами отклоняющегося поведения - социологами, криминологами, психологами, юристами - «Что есть норма и что есть отклонение от нее?». Собственно, именно в этот вопрос логически упираются все девиантологические построения и теории. Ниже дается попытка обоснования одной из возможных точек зрения по данному вопросу в контексте идеи девиантного человеческого типа - «потребителя».
2. К вопросу об антропологических типах
Антропогенез, как процесс развития человечества связан с формированием различных типов человека. Данное утверждение, отнюдь, не расизм. Философская и научная антропология давно эксплуатирует эту идею. При этом задачи и подходы философской и научной антропологии не совпадают и являются разноуровневыми. Так в различных философских традициях созданы различные модели человека: homo sapiens, homo politicus, homo economicus, homo ludens7 и др. Это, так сказать, абстракции «первого порядка» - их задача облег-
1 Гилинский Я.И. Социальный контроль за девиантным поведением в современной России. М., 2000.
2 Козлова Н.Н. Социально-историческая антропология. М., 1996.
3 Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. М., 1991.Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1998.
4 Хаксли О. О Дивный новый мир./ Современная зарубежная утопия. М., 1992. Зиновьев А. Глобальный человейник. М.: ЗОА Из-во Цнтрполиграф. 2000.
5 Сапронов. Культурология / курс лекций. М.1999.
6 Хосе Ортега-и-Гассет. Восстание масс. / Пер. с англ. М.: ООО «Издательство АСТ», 2001.
7 Скирбекк Г., Гильбе Н. История философии: учеб. Пособие для стед. Высш. Учеб. Завед./ Пер. с англ. В.И. Кузнецова; Под. Ред. С.Б. Крымского. М.: гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2001.
_102
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2005 • №1(7)
чить понимание базовых свойств человеческой природы. Как и любые абстракции, они представляют собой упрощение человеческой реальности и акцентирование ее определенных свойств. Впоследствии подобные упрощения играют роль «объяснительных схем» при интерпретации эмпирических данных частных наук - экономики, социологии, этнологии и т.д.
Антропологи и культурологи говорят о «первобытном человеке», о «средневековом человеке», о «человеке Нового времени», наконец, «современном человеке». В каждом из этих случаев речь идет о конкретных, эмпирически обнаруживающих себя особенностях поведения, мировоззрения и мышления людей, связанных с какой-то совокупностью социальных, исторических и культурных условий * Разумеется, подобная типология также предполагает абстрагирование и идеализацию, акцентирование части эмпирических признаков. Тем не менее, эти смысловые схемы ориентированы на познание конкретно-исторического человека, а не человека «вообще». Можно назвать их абстракциями «второго порядка».
Таким образом, в системе наук о человеке сосуществуют и взаимно дополняют друг д руга два уровня типологий человека. Первый - универсально-объяснительный, обращенный к сущностным, онтологическим корням человеческой природы. Второй
- конкретно-объяснительный, обращенный к историческим и социокультурным особенностям человека. Или, можно сказать, - к различным типам человека, формирующимся, смеющим друг друга и сосуществующим в процессе антропогенеза. При этом, очевидно вполне возможно сопоставление конкретно-исторических моделей человека с абстракциями первого порядка, для выяснения вопроса о проявлении всеобщего в конкретном: универсальных онтологических свойств человека в конкретике историко-культурных условий.
Сказанное позволяет вернуться к исходному тезису: одной из главных (если не основной) деви-антологической проблемой современности является антропологический кризис, ярким симптомом которого выступает появление девиантного типа человека.
Разумеется, данная постановка проблемы, будучи весьма спорной сама по себе, вызывает массу вопросов, требующих уточнения. Что конкретно имеется в виду под «девиантным типом человека»,
- содержание этого термина? На основании каких критериев говорится о нормальности или девиант-ности? Наконец, эмпирический статус этого понятия, - где пространственно-временные границы про-блематизируемого явления (если речь идет не о химерах, а о реальности)?
3. Кто такой «потребитель»?
Начнем с последнего пункта - эмпирического статуса понятия. В контексте сказанного о двух уровнях типологий человека, понятно, что речь идет об «абстракции второго порядка» - т.е. о модели, позволяющей описать и объяснить некоторые (с нашей точки зрения - базовые) особенности поведения, мышления и сознания людей в рамках определенных пространственно-временных ограничений. Сказанное имеет принципиальное значение, - мы говорим о модели - упрощении реальности за счет акцентирования ряда ее характерных черт, такой же модели, какой является, например, «средневековый человек» или «современный человек». Таким образом, описываемая этой моделью реальность -устойчивые особенности психики, поведения и сознания людей, по определению является более сложной и разнообразной - часть ее свойств и качеств, просто «отсекаются» моделью. Зато это упрощение дает возможность сконцентрироваться на главных (с предметной точки зрения) свойствах интересующего нас явления.
Теперь о пространственно-временных рамках: описываемая нами реальность (антропологические характеристики) может быть локализована со второй половины ХХ века и до настоящего времени, первоначально в странах Западной Европы и США, затем и в других регионах, вовлеченных в орбиту ве-стернизации. Однако, требуется уточнение. Девиан-тный тип человека, точнее его основные черты, впервые появился в поле зрения современной социальной мысли в первой половине ХХ века (прим. В 20-е гг.), когда и был гениально описан Х. Ортегой-и-Гассе-том в «Восстании масс», как «человек массы»1. Разумеется, определенные черты данного человеческого типа формировались и обнаруживали себя раньше, по крайней мере, с середины XIX века , но свое устойчивое воплощение они нашли именно тогда.
Прежде всего, истоки и условия формирования «потребителя», как антропологического типа связаны с появлением массовой культуры и широким распространением нового фактора формирования сознания - СМИ. Кроме того, сегодня - в конце ХХ - начале ХХ1 - описываемый человеческий тип эволюционирует, в некоторых своих проявлениях отличаясь от «человека массы» Гассета. Свои сущностные, базовые свойства, рассматриваемый здесь девиантный тип человека, наиболее полно проявляет, по нашему мнению, начиная с 50 - 60-х гг. прошлого века и до настоящего времени. Родиной его являются США и Западная Европа, в силу, как экономических, так и культурно-духовных причин. В принципе, сегодня интересующий нас человеческий тип сегодня встречается практически повсеместно, -
* Термин «связанных» используется умышленно, вместо «формируемых» или, тем более, «детерминируемых», учитывая все несогласия среди ученых по вопросу о том, насколько человек формируется средой, а насколько - сам формирует и изменяет среду.
1 Хосе Ортега-и-Гассет. Восстание масс. / Пер. с англ. М.: ООО «Издательство АСТ», 2001.
* Вообще, есть основания, полагать что нечто подобное «девиантному человеку», как он описывается в настоящей статье, периодически появлялось и раньше,- в эллинистической Греции и позднем Риме - в условиях существовавшего тогда общества потребления.
103
везде, где распространяется массовая культура. Однако, именно в указанных регионах он проявился впервые и оттуда начал свое распространение.
Автор далек от намерения демонизировать и обвинять «загнивающий Запад» в растлении «здоровых обществ». Просто именно Запад с 50 гг. ХХ в. создал все условия для развития потребительской экономики, позволяющей среднему человеку достигать высокой степени максимизации комфорта и удовольствия, посредством интенсивного потребления благ, товаров и услуг. Произошло становление нового социально-экономического порядка, в котором старый добрый «экономический человек» (производитель) стал вытесняться «человеком-потребителем», который становится ключевой фигурой новой потребительской экономики1.
Вторая причина, породившая «потребителя» -становление и распространение массовой культуры, достигшей расцвета к средине ХХ века, родиной которой является все тот же Запад. Массовая культура, как и потребительская экономика - взаимосвязаны и являются элементами одного и того же социального строя. Важнейшие черты массовой культуры, оказавшие наибольшее влияние на формирование «потребителя» - ее поверхностный характер (понемногу обо всем), игровая, развлекательная направленность, калейдоскопичность, быстрая смена моды, чувственность, аппеляция к примитивным инстинктам2. Типичный реципиент и заказчик произведений массовой культуры - личность поверхностная, ориентированная на быструю смену приятных впечатлений, ищущая простых рецептов жизни.
Начав свое распространение с Запада, в первую очередь, Америки, массовая культура проникла практически повсеместно, следуя за долларами и валютными биржами. Интересной чертой этой формы культуры является то, что она способна абсорбировать культурные достижения и ценности любого региона и любой цивилизации, ретранслируя их в примитивизированной игровой и поверхностной форме. Характерный пример - повальное увлечение Запада Востоком, не меняющее что-либо в менталитете западного человека по существу, зато дающее приятное сознание приобщенности к «древней мудрости». Автор слишком строг к массовой культуре? Вряд ли. Американские геополитики, рассматривающие ее, как мощнейший инструмент реализации геополитических интересов, сами вполне признают ее примитивность3.
Вопрос о том, можно ли наделять феномен «человека девиантного» статусом социального объекта, достаточно сложен. В принципе, данная реальность вряд ли может быть локализована на
основе прямых стратификационных признаков - социального статуса, рода занятий и т.п. Вместе с тем, учитывая что разные страты и группы общества по разному включаются в символический универсум социально значимых идей, смыслов и ценностей, можно предположить, что социальной базой феномена являются низы «среднего класса» - основной потребитель и ретранслятор массовой культуры.
Определившись с эмпирическим статусом рассматриваемого феномена и пространственно-временными границами его локализации, перейдем, наверное, к самому спорному вопросу - правомерности (методологической и идеологической) именования какого-либо человеческого типа девиантным.
4. Методологическая база изучения отклоняющегося поведения.
Начнем с того, что девиантность, как таковая, возможна только по отношению к некоей норме. В том, что касается поведения и мышления людей, возможно двоякое понимание «нормы». Предварительно - в дальнейшем мы вернемся к этому подробнее, - можно выделить два понимания нормы: как показателя состояния, и как идеала. В первом случае мы говорим о норме, как свойственных большинству людей фактических особенностях поведения и мышления. Во втором, как об идеалах и предписаниях культуры.
Подходы к анализу девиантного поведения заложили Дюркгейм и Маркс. Дюркгейм в теории аномии поставил вопрос о ценностях и нормах, поддерживаемых коллективным сознанием и задающих стандарты поведения4 Маркс обратил внимание на классовый характер господствующих ценностей и норм5. Эти идеи легли в основу всех современных теорий отклоняющегося поведения. На основе анализа основных социологических теорий девиан-тности - теории социального напряжения, теории конфликта, теории стигмы, субкультурной теории -выделяется базовый методологический принцип социологического подхода к изучению девиантности. Его можно сформулировать следующим образом: девиантность социально определена, и никакое поведение само по себе девиантным не является, но становится таковым при отклонении от социально признанных (здесь и сейчас) стандартов6. То есть, фактически, девиантным признается поведение, отличающееся от поведения большинства людей в данном обществе. По нашему мнению, подобный подход есть релятивизм, опасный в двояком смысле. Во-первых, в смысле искажения истины, потери предмета изучения. Во-вторых, в ценностном смысле, что ведет к утрате более-менее ясных представлений о
1 Козлова Н.Н. Социально-историческая антропология. М., 1996.
2 Козловский П. Культура Постмодерна. М., 1997.
3 Бжезинский З. Великая шахматная доска.., 96.
4 Дюркгейм Э. Самоубийство. С.-Петербург., 1998.
5 Хагуров Т.А. Введение в современную девиантологию: учебное пособие/ под. ред. Профессора Драча Г.В. - Ростов-на-Дону. 2003. С. 290-294.
6 Sociology/ Kammayer, Ritzer, Yetman/ N.-Y. - London - Sidney, 1993.
104
норме и отклонении, о должном и недолжном.
Сам термин «девиантность» в том смысле, в каком он используется в социологии и психологии, содержательно ограничен конкретно-историческими условиями и стандартами поведения и мышления людей. Общепризнанно, что феномены поведения и мышления могут быть названы «девиант-ными» или «нормальными», лишь в определенном социо-культурном контексте, базой которого является ценностно-нормативная система сообщества. Соответственно то, что может интерпретироваться в одной культуре, как «девиантность», в другой может расцениваться, как «норма». Большинство открытий кросс-культурной антропологии и социологии, казалось бы, убедительно свидетельствуют в пользу данной точки зрения. С этих позиций, использование понятия «девиантный тип человека» выглядит методологически не корректным. Подобная формулировка представляется расплывчатой, т.к. в ней не оговариваются критерии оценки, - по отношению к какой системе ценностей и норм говорится о «девиантности». Более того, по смыслу, данная формулировка (учитывая сказанное относительно эмпирического статуса) претендует на тотальность и универсальность, а это явно идет вразрез со сложившейся методологией изучения девиантности.
Тем не менее, именно этот смысл используемая формулировка и передает, - т.е. претендует на универсальность, и, как будет показано, является вполне корректной методологически.
Начнем с того, что культурология и антропология, описывая поведение людей, все-таки использует категории универсальности. Например, выделяя в традициях и обычаях различных этносов, культурные универсалии. К ним относят устойчивые, распространенные во всех или почти во всех человеческих сообществах, модели поведения. Как то, -использование украшений, социальная дифференциация мужчин и женщин, прически, наличие религиозных верований и т.д. Таким образом, в поведении людей в различных культурах обнаруживаются закономерности, если не на содержательном уровне конкретных форм поведения, то на интенцио-нальном уровне основных сфер поведения.
Во-вторых, если мы внимательно проанализируем правовые кодексы разных народов в разные исторические эпохи, то мы увидим, что максимальной регламентации в них подвергаются одни и те же сферы поведения, а сама регламентация содержательно имеет черты универсальности. У всех народов, имеющих письменные правовые кодексы, мы видим: регламентацию отношений собственности, табуирование агрессии против своих, регламентацию сексуального поведения, установление социальной иерархии, власти1. Можно найти еще достаточно подобных нормативных универсалий.
Что же касается выводов кросс-культурной ан-
тропологии, поддерживаемых социологией, то не следует забывать, что большая часть этих выводов делалась в конце XIX - начале XX вв. Базой для принятия релятивистской точки зрения стали контакты европейских ученых с примитивными народами и племенами, в которых ученые желали и готовы были видеть людей, достойных и отнюдь не «примитивных». Безусловно, нравственная позиция, заслуживающая максимума восхищения и признания на уровне межличностного общения. Но при этом куда то потерялась простая мысль о том, что люди могут стоять на разных ступенях культурного, социального и нормативного развития, подсказывающая, что обычай убивать чужаков или каннибализм, или промискуитет - отнюдь не свидетельства «аутентичности», но, скорее, дикости и варварства. Возникла мода на экзотику, стимулировавшая признание релятивизма в качестве методологического принципа.
Между тем традиции философской антропологии вполне предполагают поиск универсальных сущностей, связанных с природой человека. Уже упоминавшиеся «абстракции первого порядка», как раз и представляют собой модели, выявляющие общезначимые, базовые свойства человека. В различных философских традициях осуществлялись обобщения, как в сферах различных проекций человека, прежде всего, биологической, социальной и психологической, так и в интегральной сфере сущности человека. Многообразие философских моделей и концепций, созданных в рамках поисков в данных направлениях, вошло в методологический базис и арсенал гуманитарных и социальных наук. Упрощая, можно говорить о двух фундаментальных направлениях философского познания человека: поисках ответа на вопрос о том, что есть человек, и на вопрос, что значит быть человеком. При всей очевидной взаимосвязанности этих вопросов, их содержание охватывает нетождественные классы феноменов. Первый связан с онтологическими характеристиками человека, второй - с онтологически детерминированными императивами поведения человека. Ясно, что ответы на эти вопросы иерархично взаимосвязаны - ответив на первый, получаем возможность прямо или косвенно дедуцировать второй.
Как и все философские вопросы, вопрос о том, что есть человек - не нов. Фундаментальные попытки разрешения этого вопроса ясно обнаруживаются в античной Греции. Представляется обоснованным противопоставление двух точек зрения по этому вопросу, данных в философии Протагора, отца софистов и в философии Сократа, духовного отца стоиков. Сократ учил, что человек - существо призванное развивать в себе разумное начало. Развитие разумного (подразумевающего и нравственное) начала подразумевает презрение к телесному, животному началу. Именно так человек реализует свою человечность. Именно эту концепцию доказывал
1Рассел Б. История западной философии. М., ред. Профессора Драча Г.В. - Ростов-на-Дону. 2003.
2000.; Хагуров Т.А. Введение в современную девиантологию: учебное пособие/ под.
105
Сократ своим учением и своей жизнью1. Протаго-ровское «человек есть мера всех вещей» являет собой прямо противоположную точку зрения. Прота-гора, по справедливому замечанию Б.Рассела, следует понимать так, что каждый человек - мера всех вещей2. Другими словами нет и не может быть внешних по отношению к человеку требований и критериев, каждый прав в меру своей успешности.
Нетрудно заметить, что социологическое представление о социальной природе девиантности опирается именно на последнюю точку зрения. Оно фактически отрицает внешние по отношению к человеку и обществу онтологические критерии. Действительно, девиантным признается поведение, отличающееся от поведения большинства людей в данном обществе, людей, ведущих себя именно так, в силу того, что они есть мера всех вещей. Конечно, глупо было бы отрицать, что каждая социально-историческая общность вырабатывает свои нормативные стандарты, свою систему ценностей. Этот объективный процесс связан со спецификой конкретно-исторических условий бытия человека и общества. Однако, это не снимает вопроса об онтологических корнях девиантности. Этот вопрос, как мы уже отмечали, логически упирается в вопрос об онтологических корнях человека и человеческого общества.
История философии учит нас, что софистическая точка зрения не стала доминирующей. Одной из причин этого является тот факт, что протагоровс-кое определение человека заводит вопрос о человеческой онтологии в тупик, лишает его смысла. Ведь если человек действительно мера всех вещей, то нет ничего, через что могла бы быть определена природа человека, раскрыты его бытийственные характеристики. Наоборот - все в природе может быть определено через человека. Сам же человек определяем только через самого себя - меру всех вещей. Это - логический тупик, делающий невозможным дальнейший анализ. Но ведь мы же признаем за человеком онтологичекую реальность. Если человек реально существует, то должно быть нечто, что делает человека тем, что он есть.
Философская традиция, при всем многообразии подходов к прояснению указанных вопросов, наработала определенные общезначимые категории ответов. Так, уже греческая философская классика, в лице Платона, определилась, что сущность человека, его онтология, суть явления духа, Логоса, и проявляются в первую очередь в сфере духовно-нравственной и интеллектуальной активности3. Этот
подход позже в Античности нашел свое наибольшее воплощение в стоицизме, а позднее - в христианской философии. С периода Нового времени данную линию продолжили Кант и Гегель в Европе, и, позже, русские религиозные философы - Соловьев, Булгаков, Бердяев и Франк - в России4.
Из современных западных ученых, внесших большой вклад в изучения вопроса об отклонениях от нормы, в данную традицию, пожалуй лучше всего вписывается В.Франкл, говоря о homo patiens - еще одна абстракция первого порядка - человек духовный5. Разумеется, выбор упомянутых мыслителей в качестве крупнейших представителей традиции «идеализма»* может показаться субъективным и спорным, но суть не в этом.
Суть в том, что указанная философская традиция ориентирована на поиск универсальных императивов бытия (включая мышление, поведение и сознание) человека, соответствующих его онтологии. Или, говоря другими словами, на выявление норм, согласно которым должно организовываться бытие человека. Человек рассматривается, как свободное существо, способное либо выполнять, либо не выполнят онтологические императивы. Сокращая просящиеся обширные отступления, подытожим: мощная, исторически влиятельная философская традиция вполне допускает использование категории «норма», обладающей универсальной содержательностью, в отношении поведения и мышления людей (человека). Очевидно, что в данном случае, норма понимается, не как показатель состояния (см. выше), а как идеал, влияющий на формирование этого самого показателя. Данное понимание «нормы», может быть увязано с интенциональными универсалиями культуры и права, в контексте трактовки последних, как эмпирических показателей онтологии человеческого.
Таким образом, можно обоснованно говорить о том, что термин «девиантный тип человека», в рамках филосфско-антропологического анализа, вполне методологически корректен. Действительно, если правомерно говорить о норме, как императиве, ориентирующем поведение и мышление, то, учитывая категорию свободы, возможно допустить возможность эмпирической локализации устойчивых, повторяющихся особенностей поведения и мышления, этой норме не соответствующих. Иначе - девиант-ных. Опять же, если допустить что данные отклонения являются достаточно массовыми, то для обозначения такого явления «девиантный тип челове-
1 Скирбекк Г., Гильбе Н. История философии: учеб. Пособие для стед. Высш. Учеб. Завед./ Пер. с англ. В.И. Кузнецова; Под. Ред. С.Б. Крымского. М.: гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2001.
2 Рассел Б. История западной философии. М., 2000.
3 Рассел Б. История западной философии. М., 2000.; Скирбекк Г., Гильбе Н. История философии: учеб. Пособие для стед. Высш. Учеб. Завед. / Пер. с англ. В.И. Кузнецова; Под. Ред. С.Б. Крымского. М.: гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2001.
4 Скирбекк Г., Гильбе Н. История философии: учеб. Пособие для стед. Высш. Учеб. Завед. / Пер. с англ. В.И. Кузнецова; Под. Ред. С.Б. Крымского. М.: гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2001.
5 Франкл В. Воля к смыслу. М.: Апрель-Пресс, 2000.
* «Идеализм» - не самый удачный термин, имеющий, особенно в России, определенную идеологическую нагрузку, но надеясь, что читатель уловил общую смысловую ориентацию той традиции, о которой говорилось, мы будем применять его и далее, как компактный и удобный, заключая, однако, в кавычки.
_106
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2005 • №1(7)
ка» - будет вполне адекватной формулировкой.
5. Норма.
Прежде чем переходить к вопросу о конкретном содержании обсуждаемого термина, требуется оговорить критерии нормы, - на основании чего мы называем искомый тип человека девиантным. Фактически, в контексте сказанного выше, мы вынуждены использовать в качестве критерия не более и не менее, чем онтологические императивы бытия человека. Звучит, конечно, весьма самонадеянно, ибо, где они - эти императивы? На помощь приходят общезначимые, т.е. признаваемые большей частью научного и философского сообщества, достижения философской антропологии. Речь идет о тех самых «абстракциях первого порядка» - сущностных моделях человека. Их создание ориентировано на выявление онтологических свойств человека, из которых и могут быть дедуцированы императивы бытия, конкретнее - нормы поведения, мышления и сознания. Сказанное, конечно, снова проблематично, так как встает вопрос, - какие конкретно модели человека (в указанном смысле), надлежит использовать, как базовые, для выведения означенных императивов. Не вдаваясь в споры, относительно сравнительных гносеологических достоинств различных концепций человека, из всего многообразия упомянутых моделей, мы выбираем в качестве базовых три: homo sapiens, homo politicus и homo patiens. Иначе говоря, к базовым свойствам человека относим разумность, социальность и духовность, понимаемую, как ориентацию на смысл, Логос. Рассмотрим эту идею подробнее.
Начнем с первого - разумности. Утверждение, что человек по своим мыслительным способностям качественно отличается от других, эмпирически фиксируемых, видов жизни - вряд ли способно вызвать возражение. Так же, как и утверждение, что эти способности составляют одну из важнейших онтологических характеристик человека. Последний тезис, в принципе, может вызвать нарекания, в контексте ссылки на права умственно отсталых членов общества. Однако это - явные примеры девиантности, кроме того, сама способность осознавать их права и разрабатывать программы помощи, возможна именно благодаря разумности человека (хотя - и не только, нужна еще и нравственность). Не вдаваясь глубоко в проблемы когнитологии, скажем, что к базовым критериям разумности вполне можно отнести критичность мышления (понимаемую, как адекватность мысленного отражения реальности) и способность к оперированию сложными абстракциями1. В качестве подтверждения можно сослаться, хотя бы на стадии интеллектуального развития, выделенные Ж.Пиаже2. Названные критерии разум-
ности можно рассматривать в качестве одного из императивов бытия - той нормы, которую мы собственно ищем.
Вторая онтологическая характеристика человека - социальность - предполагает, что человек не существует вне общества. Этот трюизм, в данном случае трактуется как императив жизнедеятельности. Сама реальность человека, таким образом, может рассматриваться, как реальность человека-в-обществе, говоря в хайдеггеровском стиле. На эмпирическом уровне это означает необходимость наличия у человека системы устойчивых связей с окружающими. Причем, по крайней мере, часть из этих связей должны быть эмоционально-вовлеченными, «первичными» в том смысле, какой вкладывается в это понятие социологией и психологией. Вне таких связей человек в принципе не может сформироваться как нормальная личность (психологически и социально)3. Это полностью справедливо для первичной социализации и, в значительной мере, - для вторичной. Так же и дальнейшая жизнедеятельность человека не может быть нормальной, если не включает подобные «первичные связи». Человеку требуются понимание, участие, тесный эмоциональный контакт, референтная группа, т.е. взаимодействия осуществляемые не по принципу рационального обмена, а по «принципу принадлежности». Лучший пример - любовь, которая традиционно рассматривается, как пример отношения к партнеру не как к участнику обмена, а как к самоценному для любящего. Все попытки трактовать любовь или дружбу как обмен оказываются несостоятельными в силу того факта, что в этих типах взаимодействия рациональный подсчет «обмениваемых ценностей» разрушает саму суть, как ценностей, так и взаимодействия. Таким образом, еще одна группа императивов бытия касается сохранения и поддержания определенного количества первичных социальных связей необменного типа.
Наконец, третья онтологическая характеристика человека - духовность - предполагает поиск высшего смысла существования. Такая трактовка феномена духовности сложилась под сильным влиянием работ В.Франкла - автора концепции «терапии смыслом» (логотерапии). Человек, как конечное существо, знающее, что он обязательно умрет, нуждается в осмысленности своей жизни. Вспомним, что один из самых распространенных (скорее даже - главный) мотивов самоубийства - «жизнь стала бессмысленной»4. Франкл, прямо указывает, что осознание осмысленности жизни - необходимое условие психического здоровья5. При этом подчеркивая, что смысл должен подразумевать нечто большее, чем сам человек - дело, ценности, долг - имеющие сверхиндивидуальный характер6. Заметим, что
107
1 Халперн Д. Психология критического мышления. / Мастера психологии. СПб. Изд-во Питер. 2000.
2 Годфруа Ж. Что такое психология? М.: Мир., 1992.
3 Годфруа Ж. Что такое психология? М.: Мир., 1992.
4 Франкл В. Воля к смыслу. М.: Апрель-Пресс, 2000.
5 Там же.
6 Там же.
поскольку эмпирическая реальность человека носит преходящий характер, то поиск смысла жизни логичным образом вытесняется в надэмпирическую или - более устоявшийся термин - метафизическую реальность. Собственно вся «идеалистическая» традиция в философии и представляет собой поиск смысла человеческого бытия на метафизическом (за-, сверх - физическом) уровне. Заметим, что и вполне светский и даже атеистический гуманизм апеллирует к реальностям этого уровня - справедливости, правам человека, свободе, ответственности и т.п. На уровне эмпирического человеческого бытия сказанное означает необходимость соотнесения поведения с духовно-нравственными императивами, придающими осмысленность обыденности и имеющими приоритет перед сферой материально верифицируемых интересов. Таким образом, третья группа императивов связана с учетом в повседневной жизнедеятельности человека категорий смысла жизни и нравственности. Можно разделить их на две группы: императивы поиска (и обретения) смысла жизни и нравственные императивы.
На уровне пересечения императивов социальности и духовности получаем группу праксиологических императивов - моральных. Логическим следствием из сказанного относительно социальности и духовности человека является требование следования в повседневной жизни (по крайней мере - во многих ее аспектах) аскетической морали, ограничивающей индивидуальный гедонизм человека.
Обобщая сказанное относительно норм человеческого бытия, можем сконструировать условную модель нормального человека (скорее даже, набросок модели). Итак, нормальным мы называем человека критично мыслящего - адекватно понимающего и мысленно репрезентирующего реальность и способного к когнитивным операциям со сложными абстракциями. Человека, поддерживающего с окружающими социальные связи первичного типа -«по принадлежности», а не «по обмену». Человека, соотносящего свое поведение с духовно-нравственными ценностями, ищущего и обретающего смысл своей жизни. Наконец, человека придерживающегося (по крайней мере - частично) аскетической морали, ограничивающего свой индивидуальный гедонизм. Конечно, сконструированная модель является неполной и ограниченной, возможно не учитывающей всей полноты реальности человеческого бытия. Как полноценная «абстракция первого уровня» она должна быть более детализированной и развернутой, включать потенциально верифицируемые конкретно-содержательные положения, соотносимые с эмпирическими явлениями социальной и культурной реальности. Однако в нашем случае - на уровне постановки проблемы - развернутости и эмпирической конкретики не требуется, это задача дальнейшей работы над проблемой. Приняв (в качестве гипотезы) изложенное понимание нормы, перейдем к отклонениям.
6. Homo deviantus
Определившись с понимание нормы, можем переходить к пониманию отклонения, - раскрыть содержание термина «девиантный тип человека», в дальнейшем используемого просто, как «человек девиантный». Напомним, что данный тип был связан с возникновением и распространением массовой культуры, многие его характерные черты сформировались под ее влиянием. Правда верно и обратное - массовая культура находит в данном типе заинтересованного реципиента и референта. Упрощая можно описать «человека девиантного», как а) человека с нарушенным (конкретнее - информати-зированным) мышлением, б) человека, с деформированными или отсутствующими первичными взаимодействиями, в) человека отказывающегося от искреннего и глубокого поиска смысла жизни, г) человека, отказывающегося от духовно-нравственных ценностей в пользу интересов и гедонизма, следовательно - д) исповедующего гедонистическую мораль. Таким образом, когда говорится о «человеке девиантном», то имеется в виду антропологический тип, сформированный массовой культурой и одновременно являющийся ее прямым заказчиком, обладающего устойчивой совокупностью интеллектуальных, поведенческих и нравственных черт, описанных выше. Подчеркнем - речь идет не одинич-ном проявлении какой-либо из описанных черт, но именно об их совокупности. Это принципиальный момент, связанный с корректностью используемой терминологии. Если бы речь шла о единичных отклонениях от нормативных критериев «нормального человека», то вряд ли можно было бы говорить о девиантном человеческом типе. Это можно было бы трактовать, как индивидуальные девиации, хорошо описываемые социологией и психологией. Конкретный девиант, очевидно не ассоциируется с той серьезностью, на которую претендует проблема антропологического кризиса, и не требует «умножения сущностей сверх необходимости». Однако если речь идет о невыполнении практически всего спектра онто-нормативных предписаний, на уровне устойчивости и повторяемости массового поведения, то вполне корректно говорить о «человеке девиантном». Более полное представление о «человеке девиантном», в сравнении его с «человеком нормальным» может дать следующая таблица.
Таблица позволяет отследить содержание про-блематизируемого тезиса на уровне постановки проблемы. Однако, проблема, будучи поставленной, требует развернутой репрезентации и подтверждения на эмпирическом уровне. Это предполагает ответы на ряд вопросов относительно базовых характеристик мышления, поведения и сознания «человека девиантного», с опорой на эмпирические подтверждения декларируемого содержания этих характеристик. Как указывалось, при этом необходимо в более развернутой форме репрезентировать
108
Основные признаки «Человек нормальный» «Человек девиантный»
1. Мышление Критичное, адекватное реальности, самостоятельное. Способен к логическому оперированию со сложными абстракциями, типа «Добро», «Истина», «Справедливость» и т.п. Некритичное и несамостоятельное, «информатизированное» (СМИ), с ориентацией на подсказку. Оперирование со сложными абстракциями затруднено вследствие прагматизации и эмпиричности.
2. Социальные связи Устойчивые, эмоционально наполненные включающие как обменного, так и необменного типа, однако последним уделяется больше внимания, и они оказываются более значимыми в процессе социальных выборов. Обедненные, преимущественно обменные, при этом наблюдается тенденция к трансформации имеющихся «первичных связей» в связи обменного типа: прагматизация и эмоциональная обедненность взаимодействий.
3. Восприятие проблемы смысла жизни Ориентация на поиск и обретение смысла жизни, через самотрансцендирование и реализацию какого-либо сверхличностного проекта: вера, долг, служение. Боязнь, игнорирование или отрицание проблемы, сопровождающиеся бегством, либо в удовольствия, либо в трудоголизм. Ориентация на себя и эгоистические интересы.
4. Мораль Выражен аскетический элемент, подразумевающий самоогра-ничение в пользу окружающих или сверхличностного проекта. Выражен гедонистический элемент, подразумевающий императивное эгоистическое стремление к комфорту и наслаждениям.
5. Характер поведения Ответственный, вследствие осознания конечности бытия и связанной с этим необходимости принимать окончательные решение перед лицом вызова реализации смысла. Продуктивность. Часто безответственный, по принципу «после нас хоть потоп». «Игровой» и «туристический», с акцентом на творчество и впечатления, в процессе самоутверждения, «Я - реализации». Потребление.
6. Психика Устойчива, выражен волевой компонент, способность и готовность переносить напряжение вызовов бытия. Неустойчивая, со склонностью к шизоидным или истерическим расстройствам, либо ограничению полноты восприятия.
заявленные онто-нормативные характеристики человека, играющие роль нормативного критерия.
Мы определили «человека девиантного», как «потребителя». Человек потребления своим долгом считает испытывание удовольствий. Согласно требованиям общества, человек обязан быть счастливым, влюбленным, льстящим и льстивым, участвующим, динамичным - пребывающим в эйфории. Общество осуществляет систематическую эксплуатацию всех возможностей получения удовольствия1. Эта постмодернистская характеристика «потребителя» в контексте его среды обитания - Общества потребления. «Потребитель», как и любой другой антропологический тип связан с определенной социальной реальностью. Это подсказывает направления дальнейшей работы в рамках заявленной методологии.
Во-первых, требуются эмпирические подтверждения тех характеристик «потребителя», которые были заявлены в качестве гипотезы в таблице. Это предполагает анализ стереотипов поведения и мышления, людей в информационном обществе. Полученные данные могут быть соотнесены с историческими данными.
Вспомним, человеческая история есть история проб и ошибок различных моделей социального поведения. Историческая логика подсказывает нам, что именно в тех обществах, где эти пробы оказывались удачными и возникали блестящие цивилизации. Древневосточная государственность, греко-
римская Античность, Христианская Европа, Византия и т.д. дают богатейший материал для девианто-логии. Анализ социальных практик обществ прошлого дает реальную возможность выйти на «универсально девиантные» модели поведения. Это, в свою очередь, позволило бы заложить основы новой деви-антологической методологии, могущей составить альтернативу популярному сегодня релятивизму. В любом случае, взгляд на предмет изучения с различных методологических позиций позволяет представить предмет более полно. Не говоря о том, что релятивизм, как методология, не дает ответа на важнейшие девиантологические вызовы современности.
На пути определения форм «универсальной девиантности» отчетливо прослеживаются два дополняющих друг-друга подхода. Первый заключается в сравнении господствующих социальных практик одной и той же цивилизации в периоды расцвета и упадка. Цивилизация, клонящаяся к упадку, -девиантогенна. В подобных обществах получают распространение поведенческие модели, вступающие в конфликт с традиционными (для данного общества) ценностями. Второй подход связан с кросс-культурным анализом поведенческих моделей, норм и ценностей, накопленными традиционными, наиболее развитыми культурами. Таким образом, возможно выделение поведенческих универсалий, в том числе и девиантных.
Наконец, большим потенциалом, на наш
1 Козлова Н.Н. Социально-историческая антропология. М., 1996.
109
взгляд, обладает семиотический анализ. Ценности и смыслы культуры имеют семиотическую природу. Изучения символов и «идолов» современности может помочь глубже понять современного человека вообще, и потребителя, в частности.
В настоящей статье был представлен набросок социальной методологии, имеющей, по мысли автора, право на существование в контексте деви-
антогенных процессов современности. Все высказанные идеи следует рассматривать, как приглашение к дискуссии. Автор отнюдь не претендует на окончательность и универсальность сформулированных идей, будучи, однако, убежденным, что в целом, заявленный подход более адекватен реалиям сегодняшнего дня, в сравнении с традиционной релятивистской методологией.
1Ю
