CC BY
46
Literature
1. Krasnoschekova E.A. I.A. Goncharov: World of art. St. Peterburg: Puchkinskiy fond, 1997.
2. Postnov O.G. Esthetic of I.A. Goncharov. Novosibirsk: Nauka, 1997.
3. Prutskov N.I. Mastery of the romanist I.A. Goncharov. Moscow; Leningrad, 1962.
4. Tseytlin A.G. I.A. Goncharov. Moscow, 1950.
5. Mann U.V. Russian literature of XIX century: Romantic epoch: Methodical literature for colleges. Moscow: Aspect - Press, 2001.
6. Etkind E.G. Psychopoetry: “inward man” and “external speech”: Articles and researches. St.Peterburg, 2005.
7. Borsenkova N.V. Evolution of the romanist I.A. Goncharov’s psychological manners: Goncharov I. A. Material of International Conference in a honor of 190 years since Goncharov’s birthday. - Ulyanovsk, 2003.
8. Belinskiy V.G. Complete works. Moscow, 1953-1959.
9. I. A. Goncharov in russian criticism: Collection Articles. Moscow: Belles-lettres, 1958.
10. Gegel G. V. F. Lektures about Esthetics: in 2 vol. Moscow, 1999. Vol. 2.
11. Modern dictionary-reference of literature / Editor S. I Kormilov. Moscow: Olymp: AST, 2000.
12. Mann U.V. Dialectics of image. Moscow: Soviet author, 1987.
Сальникова Юлия Юрьевна, аспирант кафедры русской литературы Бурятского госуниверситета
Salnikova Yuliya Yuryevna, a student of departament of Russian literature BSU
Tel.: (3012)448329; E-mail: yu [email protected]
УДК 82.0; 82.097
ББК 83.3.Р5 - 8 + 83.3(3)
Ю.Г. Бабичева Методологический синкретизм рецепции И.А. Гончарова в англоязычном литературоведении конца 60-70-х гг. XX в.
В статье рассматривается проблема методологического синкретизма рецепции И.А. Гончарова в англоамериканском литературоведении конца 60-70-х гг. XX в.
Ключевые слова: методологический синкретизм, рецепция, англо-американское литературоведение, биографический метод, фрейдизм, «новая критика».
Yu.G. Babicheva Methodological syncretism of Goncharov’s reception in the modern American-English literary criticism (the end of 60-70’s of XX cent.)*
The paper relates to the problem of methodological syncretism in Goncharov’s reception in the modern American-English literary criticism (the end of 60-70’s of XX cent.).
Key words: methodological syncretism, reception, cultural dialogue, American-English literary criticism, biographical method, “Freudian reading”, “new criticism”.
Как известно, иноязычная рецепция того или иного писателя является особой и важной составляющей в выявлении общей концепции восприятия его личности и творчества. Внимание зарубежных исследователей к творческому наследию И. Г ончарова представляется далеко не случайным. Как отмечает В. А. Недзвецкий, один из самых самобытных художников, глубокий патриот, Гончаров был всегда чужд социальной или национальной ограниченности. Русская жизнь отразилась в его романах не в политической или идеологической злобе дня, а в ее духовно-нравственных основах, коллизиях и идеалах, которые всегда будут интересовать человека [1, с.96-98].
Имя Гончарова прозвучало в зарубежной печати сразу же за первыми публикациями его произведений на французском, немецком, английском и других языках. В XX в., когда установилась репутация «Обломова» как одного из самых значительных и репрезентативных произведений золотого века русской литературы, а в творчестве европейских художников появились характерные вариации на мотивы романа, в отзывах западных критиков большое место занял вопрос о включении произведения Гончарова и его героя в контекст мировой литературы. Конечно, научный интерес к русскому романисту проявлялся периодически, что естественно коррелировало со множеством идеологических, социальных и культурных особенностей развития общества.
Очередная волна рецепции русского романиста за рубежом пришлась на конец 60-х - 70-е гг. XX в., что связано с общим оживлением литературоведческих исследований на Западе. Дело в том,
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 09-04-95572).
2009/10
что общественно-эстетический климат за рубежом, характеризующийся наметившимся в середине 70-х гг. разочарованием в искусстве авангардизма и явно обозначившейся тоской по традиционным культурным и нравственным ценностям, пробудил интерес к преимущественно реалистическим формам искусства. Кроме того, переосмысление интереса к творческому наследию Гончарова в отечественном литературоведении 60-х гг. (монографии Н.И. Пруцкова «Мастерство Гончарова-романиста» (1962) и
Н.К. Пиксанова «Роман И.А. Гончарова «Обрыв» в свете социальной истории» (1968)) своим результатом также имело отклик зарубежных исследователей.
Думается, что период интенсификации иноязычной рецепции известного писателя стал той интерпретационной базой, на которой в дальнейшем выстроится общая картина англоязычного гончаровове-дения второй половины ХХ в. Этим во многом и объясняется необходимость критического анализа соответствующих работ, тем более что степень освоения исследовательского опыта иноязычных гончарово-ведов в отечественном литературоведении не так велика и сводится, главным образом, к единичным упоминаниям (труды Е. Краснощековой, М. Отрадина). Наиболее ярко англоязычное восприятие Гончарова в 70-е гг. обозначилось в монографиях Мильтона Эре «Обломов и его создатель: жизнь и творчество Ивана Гончарова» (Milton Erhe “Oblomov and His Creator: The Life and Art of Ivan Goncharov”) (1973) и Всеволода Сечкарева «Иван Гончаров. Жизнь и творчество» (Setchkarev Vsevolod “Ivan Goncharov. His Life and His Works”) (1974). В свете широкого диапазона исследовательских подходов, характерного для всей англо-американской критики ХХ в., важно обратиться не столько к содержательным, сколько к методологическим особенностям восприятия Гончарова в данных трудах, иллюстрирующих характер англоязычного литературоведения конца 60-х - 70-х гг. ХХ в. - времени сложного синтеза сциентистских и антисциентистских аспектов интерпретации [2, с.56]. Таким образом, данная статья не претендует на абсолютную полноту описания всех методологических особенностей рецепции русского романиста за рубежом обозначенного периода. Задача состоит в том, чтобы представить ряд наиболее ярких и показательных работ иноязычных славистов, касающихся жизни и творчества И. А. Гончарова, проследив тем самым характерные черты целого этапа гончарововедения в англоязычных странах.
Одной из первых фундаментальных попыток обобщить иноязычную рецепцию Гончарова, представить писателя не только как автора известной трилогии, но и самобытного русского художника XIX в. с его индивидуальными творческими принципами и эстетическими взглядами стала монография Мильтона Эре «Обломов и его создатель: жизнь и творчество Ивана Гончарова» (Milton Erhe “Oblomov and His Creator: The Life and Art of Ivan Goncharov”). Магистральная установка работы М. Эре - рассмотреть творчество русского романиста с позиции «современного прочтения» (“contemporary reading”), минуя стандартные клише гончаровской рецепции, как личностной, так и творческой, - обозначила методологический аспект интерпретации произведений на основании неразрывной связи содержания (проблемнотематического комплекса и идейного пафоса) и формы (стиля, жанровой природы, архитектоники и внутренней композиции) (3; Preface vii). Подобная задача Эре, на наш взгляд, отражает назревающий с 70-х гг. интерес к совмещению ряда интерпретационных подходов к исследованию художественного произведения. Нельзя не отметить в связи с этим и то, что в ХХ в. определенные методологически ориентированные рецепции (биографический, социологический подход), которые были долгое время основой становления и развития гончарововедения, исчерпали себя как автономные литературоведческие направления и трансформировались в дополнительные методики, элементы анализа и интерпретации по отношению к более перспективным методам и направлениям - культурологическим, интертекстуальным и мифокритическим исследованиям, «новой критике».
Так, не отрицая важности культурно-исторического и биографического подходов к изучению романов Гончарова, М. Эре тем не менее придерживается следующей рецепционной линии: рассмотреть жизнь и творчество писателя вне их непосредственной связи, как это демонстрировали отечественные и зарубежные писатели начала XX в. (Е. Ляцкий, А. Мазон). Данная установка, на наш взгляд, является яркой иллюстрацией методологического синкретизма в английском и американском литературоведении 70-х гг., когда влияние структурализма и «новой критики» 60-х гг. с их вниманием к произведению как автономному тексту и игнорированием личностного компонента (автора-создателя) активно коррелировало с укрепляющими свои позиции психологическими подходами и «творческими» методологиями с их акцентом на внетекстовых аспектах [2, с. 11].
Демонстрацией данного положения может послужить уже первая глава работы, где, обрисовывая биографический портрет Гончарова и обобщая опыт отечественных и зарубежных исследователей в этом плане (Бейсов, Ляцкий, Мазон, Суперанский), М. Эре вносит определенные коррективы в их рецепцию. Так, соглашаясь с суждениями Суперанского и Мазона о влиянии на сознание Гончарова двух укладов -традиционного и «практического», - иноязычный славист идет дальше, говоря об их более сложных корреляциях в отношении формирования мировоззрения писателя, которые в итоге и определили основную проблематику и ведущий лейтмотив его трилогии: противостояние «старого» и «нового» [3, р.14]. Исследуя эстетические принципы Гончарова и своеобразие его художественного метода, М. Эре переосмысливает некоторые достижения гончаровской научной мысли начала XX в.: в частности, он считает
преувеличением позицию Мазона рассматривать творческий метод писателя как построенный всецело на бессознательных интенциях автора (“purely instinctive”). Это, на наш взгляд, правомерное суждение -результат влияния «арнольдовской традиции» в англоязычном литературоведении с ее вниманием к социокультурному пространству и стремлением видеть в творческом процессе преломление «жизненного материала» [2, с.13]. При этом автору с большей степенью убедительности удается показать особенности писательского таланта Гончарова (стиль, художественный метод), а также проникнуть в своеобразие психологического облика писателя.
Анализируя творчество писателя, М. Эре выделяет одну из черт поэтики Гончарова - ироническое изображение персонажа и склонность к пародированию, что, на наш взгляд, связывает его творчество с эстетикой постмодернистской литературы. Конечно, сам исследователь с позиции критики 70-х гг. XX в. не мог акцентировать внимание на данном положении, однако здесь представляется уместным говорить о методологическом предвосхищении рецепции Гончарова в русле постструктуралистского подхода, что стало, как известно, актуальным в 80-90-е гг. Нельзя не отметить, что славист порой демонстрирует влияние тех методологических установок, которые сам же отрицает. Это, в частности, проявилось в привлечении психоаналитических интерпретационных возможностей в отношении определения общего импульса творчества Гончарова как тоски-ностальгии по детской поре.
Многие исследователи, частично и М. Эре, склонны рассматривать почти любое произведение реалистического искусства как некий социальный документ, ища в нем отражение общественной жизни той или иной исторической эпохи. И в этом, безусловно, они правы. Однако вместе с тем погружение сугубо в этот аспект приводит к исключению и даже в некоторых случаях к отрицанию того значимого слоя художественного текста, который лежит глубже - на психологическом уровне. М. Эре же делает попытку привлечь психоаналитические интерпретационные возможности в отношении определения общего импульса творчества Гончарова как тоски-ностальгии по детской поре. Однако, по нашему мнению, он допускает в данном отношении чрезмерную субъективность и, как следствие, некоторую натянутость и неоднозначность выдвигаемого положения.
Таким образом, монография Эре подчеркивает, с одной стороны, автономность художественного воображения и выражения, с другой - представляет собой его же отрицание, что, думается, органично связано с общим состоянием англо-американского литературоведения конца 60-х - 70-х гг. XX в.
Еще одной работой, манифестирующей данное положение, стало исследование Всеволода Сечка-рева «Иван Гончаров. Жизнь и творчество» (Sechkarev Vsevolod “Ivan Goncharov. His Life and His Works”). Ставя, как и М. Эре, акцент на отрицании однобокой и категоричной трактовки творчества русского романиста советскими учеными, литературовед тем не менее в рецепции биографии автора «Обломова» ссылается на работы Алексеева, Утевского и Цейтлина, не внося принципиально нового в обрисовку личности писателя. Вместе с тем он расставляет особые акценты в событиях жизнедеятельности Гончарова в соответствии с западными методологическими установками, в том числе фрейдизмом, имеющим в англо-американском литературоведении сильные позиции и по сей день. Давая характеристику детских лет Гончарова, В. Сечкарев упоминает о душевной болезни его родного отца, что, по мнению исследователя, наложило отпечаток на судьбу романиста как личности и как художника [4, р.1]. Подобный аспект, как мы полагаем, должен сопровождаться изучением историко-литературного и культурного контекстов, экспликацией эстетического и философского наполнения произведения с целью доказательства или, напротив, опровержения результатов психологических реконструкций. Иначе исследование грозит произвольностью и категоричностью выводов, что во многом и продемонстрировал ученый.
Влияние биографизма ощущается в трактовке гончарововеда событий жизни романиста: особенности описания Петербурга, Грачей в «Обыкновенной истории» В. Сечкарев связывает с личными воспоминаниями автора. Подобные «перекосы» в сторону чрезмерного увлечения одной методологией в целом несколько обедняют общую концепцию научного осмысления исследователем творческого наследия Гончарова, которая тем не менее в монографии прослеживается достаточно четко. В соответствии с магистральной направленностью англо-американского литературоведения на «новую критику», ориентированную на тщательное изучение внутренней структуры текста и принципов его организации, В. Сечкарев, анализируя раннее дороманное творчество Гончарова, много внимания уделяет поэтике писателя: стилю, использованию художественных приемов, стройности композиции - словом, формальной стороне произведений, внося ряд новаторских замечаний. Так, указывая на аналогичность повествовательной манеры Гончарова и литературы абсурда, он характеризует «Обломова» как антиавантюрный роман, в котором все, что направлено на поддержание читательского интереса - опасные ситуации, необычный опыт, динамика сюжета, - было намеренно устранено. Синтезируя различные исследовательские позиции, В. Сечкарев тем самым демонстрирует размытость методологической базы анализа художественного наследия романиста, не означающей при этом недостаток рецептивных установок.
Таким образом, анализ монографий о творчестве русского романиста позволяет сделать вывод о том, что критическая методология известных зарубежных славистов в целом не сводится к какому-либо одному рецептивному подходу. Литературоведы в большей или меньшей степени используют целый ряд
2009/10
различных методов, причем традиционные аспекты интерпретации - культурно-исторический, социологический - органично сочетаются с новейшими - психоаналитическим, семантическим и другими. Полагаем, что важные изменения в методологии литературоведческой науки на Западе конца 60-х - 70-х гг. XX в. и обусловили своеобразие интерпретации романов Гончарова, во многом подготовив твердую почву для его дальнейшей рецепции не только в современном зарубежном, но и отечественном литературоведении.
Литература
1. Недзвецкий В.А. Романы И.А. Гончарова. - М.: Изд-во МГУ; Просвещение, 1996.
2. Козлов А.С. Литературоведение Англии и США XX века. - М.: Московский Лицей, 2004.
3. Ehre M. Oblomov and His Creator: The Life and Art of Ivan Goncharov. Princeton (New Jersey): Princeton Univ. Press, 1973.
4. Setchkarev V. Ivan Goncharov: His Life and His Works. Wurzburg: Jal-Verlag, 1974.
Literature
1. Nedzvetskiy V.A. Goncharov’s novels. - Moscow: Publishing house of The Moscow State University; Prosveshenie, 1996.
2. Kozlov A.S. Literary Criticism in England and The USA of the 20th century. - M.: Moscow Lyceum, 2004.
3. Ehre M. Oblomov and His Creator: The Life and Art of Ivan Goncharov. Princeton (New Jersey): Princeton Univ. Press, 1973.
4. Sechkarev V. Ivan Goncharov: His Life and His Works. Wurzburg: Jal-Verlag, 1974.
Бабичева Юлия Геннадьевна, ассистент кафедры литературы Бийского педагогического государственного университета им. В.М. Шукшина
Babicheva Yulia Gennadievna, the assistant of Literature department of the Biysk Pedagogical State University Tel. (3854)444612, 89039917761, (3854)329677; e-mail: [email protected]
УДК 820
ББК 81.2
В.К. Чернин, Д.Н. Жаткин «Погребальная песня» А. Теннисона в русских переводах второй половины XIX в.
В статье осуществлен сопоставительный анализ переводов «Погребальной песни» («A Dirge», 1830) Альфреда Теннисона, выполненных во второй половине XIX в. Отмечается, что перевод А.Н. Плещеева может во многом восприниматься и как оригинальное произведение русского поэта, перевод В.Г. Дружинина более точен и с точки зрения формы, и по передаче смысла, но уступает переводу О.Н. Чюминой в умении почувствовать перепады настроения и оттенки эмоций.
Ключевые слова: А.Теннисон, русско-английские литературные связи, английский романтизм, художественный перевод, реминисценция, традиция.
V.K. Chernin, D.N. Zhatkin
«A Dirge» by Alfred Tennyson in Russian translations of the second half of the XIXth century
The article presents a comparative analysis of Alfred Tennyson’s poem «A Dirge» (1830) translations, made at the end of the XIXth century. It is noted that A.N. Plescheyev’s translation can be accepted as an original literary work of the Russian poet, V.G. Druzhinin’s translation is more precise in the aspects of form, sense presentation, but at the same time in some points is inferior to O.N. Chumina’s interpretation in the skill to feel small, but not occasional changes in the mood and emotional nuances.
Key words: A. Tennyson, Russian-English literary relations, English Romanticism, literary interpretation, reminiscence, tradition.
«Погребальная песня» («A Dirge», опубл. в 1830 г.) Альфреда Теннисона была впервые переведена А.Н. Плещеевым еще в 1864 г., однако увидела свет в его сборнике «Стихотворения» только в 1887 г. К тому времени российскому читателю уже была известна еще одна интерпретация теннисоновского произведения, опубликованная В.Г. Дружининым, племянником писателя и литературного критика А.В. Дружинина, студентом историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета, впоследствии известным историком, в № 5 журнала «Изящная литература» за 1884 г. (с. 295-297) под названием «Надгробная песнь». Наконец, в 1900 г. в № 5 журнала «Русское богатство» (с. 127-128) был напечатан третий перевод «A Dirge», выполненный О.Н. Чюминой («Песнь бедняка»).
Стихотворение Теннисона, состоящее из семи строф по семь стихов, характеризуется наличием значимого повтора четвертого и седьмого стихов («Let them rave» [1, с. 58-60] [Оставь им бред]), а также
