CC BY
270
Колмакова Оксана Анатольевна, канд. филол. наук, старший преподаватель кафедры русской литературы Бурятского госуниверситета
Kolmakova Oksana Anatolevna, senior lector of the Russian Literature Department of Buryat State University, candid. of philol. sci.
Tel.: (3012)459789; е-mail: [email protected]
УДК 821.161.1.0
ББК 83.3(2=Рос)5
Ю.Ю. Сальникова О драматическом начале в романе И.А. Гончарова «Обыкновенная история»
Исследуется ярко выраженное драматическое начало в одном из первых социально-психологических романов в русской литературе - «Обыкновенная история» И. А. Гончарова. Утверждается, что обилие диалогов, ремарковость авторских замечаний, сужение художественного пространства, мизансценичность, внимание к позо-жестовому поведению героев - свидетельства поисков писателя в создании новой модели романа.
Ключевые слова: родовое начало, жанровое начало, эпическое, драматическое, роман, портрет героя.
Yu. Yu. Salnikova Dramatic beginning of I.A. Goncharov’s novel “A common story”
The article deals with the style of I.A. Goncharov’s novel “A common story”. To begin with, it is necessary to say, that “A common story” is one of the first classical works in Russian literature, which is considered to be a socio-psychological one.
The dramatic contents of the events is brightly expressed in the novel. The novel is rich in dialogues, small scenes, the author’s remarks. He reduces the space of his narration, pays much attention to the gestures and positions in his heroes’ behaviour. And at last, the narration itself is very objective. All these features were very specific for the new developing genre in the 1840-s and 1950-s and for the Russian literature of the XIX century on the whole. They underline the synthetic character of the new genre of Russian literature and reflect the historical process of its development, which is very characteristic for
I. Goncharov’s works.
Key words: genus content, epic content, dramatic contents, novel, portrait of heroes.
Узнаваемость литературного произведения по нескольким фразам - свидетельство его уникальности и своеобразия.
- Повторите, успокойте меня.
- Нет, нет, нет.
- Мне всё не верится; докажите, дядюшка...
- Чем прикажешь?
- Обнимите меня.
- Извини, не мог.
В форме диалогов героев с редким авторским комментарием построены ключевые сцены первого романа И. А. Гончарова «Обыкновенная история» (1847). При всем богатстве содержания романа бросается в глаза повторяемость, частотность подобных сцен, их схематично-однотипное, невариативное построение. Такая организация повествования в принципе не была свойственна догончаровской прозе как этапу становления и развития нового для русской литературы жанра - романа. Что это - следствие неопытности начинающего писателя или поиски новых изобразительных возможностей повествования? Очевидно, более полно представить ситуацию можно, обратившись к жанровой природе «Обыкновенной истории».
Анализируя первый роман Гончарова, исследователи (В.Б. Бродская, Н.С. Поспелов) нередко говорили об ученической манере писателя в «Обыкновенной истории», чем, по их мнению, объяснялось и схематичное построение романа, и повторяемость сцен, картин и эпизодов. Современное литературоведение (В.А. Недзвецкий, М.В. Отрадин, О.Г. Постнов и др.) признает глубину и самоценность данного романа, называя Гончарова «уже сложившимся художником» (В. А. Недзвецкий) и рассматривая «Обыкновенную историю» как «завязь, из которой развилась вся романистика, как сгусток творческой энергии, что придал импульс всему творчеству Гончарова» [1, с.19]. Тем не менее отсутствие специального анализа содержательно-композиционного своеобразия «Обыкновенной истории» в связи с отдельными жанровыми особенностями оставляет открытым вопрос о принципах писательской манеры Г ончарова 1840-х гг.
Думается, что более продуктивно рассмотрение «Обыкновенной истории» как этапа становления романа, тем более что исследователи настойчиво подчеркивают «романоцентричность» (В. А. Недзвецкий) творчества Гончарова. О. Г. Постнов называет Гончарова «первым русским писателем-
2009/10
романистом, художником, полностью посвятившим свое перо разработке новой для реализма формы эпического жанра». «Его произведения, - продолжает исследователь, - являют собой итог становления реалистического романа первой трети XIX в., завершают этап, начатый Пушкиным, продолженный Лермонтовым и Гоголем, и одновременно открывают следующий, второй, этап, представленный романами Тургенева, затем Толстого и Достоевского» [2, с.19]. Как отмечает, например, Н.И. Пруцков, до Гончарова русской литературе были известны роман в стихах, роман как совокупность повестей, роман-поэма и роман в письмах. «“Обыкновенная история“ - первый в русской литературе XIX века реалистический, прозаический роман в прямом, в точном смысле этого слова» [3, с.29 - 30]. Подобное утверждение можно найти и в работе А.Г. Цейтлина [4, с.81].
В чем же особенность первого романа Гончарова? Необходимо обратить внимание на драматичность «Обыкновенной истории». Исследователи, несмотря на краткость и скупость высказываний, как будто едины в констатации влияния драматического начала в данном романе: «многочисленные словопрения» героев отмечает Ю.В. Манн [5, с.279]; об этом же упоминает Е.Г. Эткинд: «...многочисленные разговоры дяди с племянником неизменно оборачиваются словесными дуэлями» [6, с.104]. Характеризуя «Обыкновенную историю» как роман воспитания, «несколько схематичное построение» сюжета отмечает Е.А. Краснощекова [1, с.17].
В монографии «Эстетика И. А. Гончарова», говоря о романе «Обыкновенная история», О. Г. Постнов кратко характеризует специфику организации сюжета романа, а также особенности организации повествования: «Сюжет отличается простотой и стремлением к замкнутым, статичным ситуациям, в которых осуществляется “взаиморефлексия” образов, их контакты, протекающие преимущественно в форме напряженного диалога»; исследователем отмечается «цепь ситуаций - “сцен”«, «подмена динамики статикой, сюжета - рядом однотипных сцен», стремление автора романа «свести сюжет к системе «сцен» [2; с. 116, 124, 134]. Примечательно, что, говоря о комментариях повествователя, О.Г. Постнов пользуется формулировкой «авторские ремарки», напрямую отсылающей к специфике драматургии.
Н.В. Борзенкова, отмечая, как и многие литературоведы, «непосредственное включение в действие романа форм диалогической речи», рассматривая пространство как «сцену драматического действия», заключает: «С эпическим психологизмом органически сочетается драматический способ изображения героев. Большой удельный вес при этом имеет раскрытие героев через диалоги, дискуссии. Такая особенность психологизма определяется диалогическим конфликтом произведения и тем, что жанр романа в этот период еще только формируется, сохраняет связь с предшествующими жанрами, в частности, с драматургией» [7, с.115].
Однако, говоря о наличии драматического элемента в «Обыкновенной истории», исследователи в целом не комментируют эту особенность романа Гончарова, не дают сколько-нибудь определенных оценок. В этом смысле более конкретны отзывы современников писателя, оценивавших драматическое в эпическом жанре с точки зрения уровня создания романа. Одним из первых указал на драматургичность «Обыкновенной истории» В.Г. Белинский: в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» критик среди достоинств автора романа выделяет, в частности, «способность верно передавать явления действительности». «Лучшими сторонами романа», по мнению В.Г. Белинского, являются многочисленные напряженные диалоги, «разговоры между дядею и племянником», «живые, страстные драматические споры, где каждое действующее лицо высказывает себя, как человек и характер, отстаивает, так сказать, свое нравственное существование» [8, т. XI, с.13, 136].
О силе драматического начала, выражающейся в обилии диалогов, особой сценичности, максимальной объективности изложения, писали и другие критики того времени, правда, нередко в негативном ключе. Ф.В. Булгарин («Северная пчела», 1847) характеризовал роман как «холодное рассуждение в лицах на заданную тему»; А. А. Григорьев осуждал «голый скелет психологической задачи», «сухой догматизм постройки». Более подробно высказался о драматических элементах романа Д.И. Писарев. В отзыве критика о романе мы видим и негативную, и восторженную оценку драматических элементов «Обыкновенной истории»: «. приводятся от слова до слова длиннейшие разговоры между Петром Ивановичем и Александром, между Александром и Наденькой, Александром и Тафаевой» (далее критик пишет о том, что подобное построение романа - «ошибка»). Писарев же отмечал внимание Гончарова к жестово-мимическому проявлению героев романа, больше характерное для драмы: «. с дагерротипиче-ской верностью воспроизводит внешние выражения отчаяния, а потом апатии своего героя» [9, с.125, 132].
Среди различных оценок и точек зрения особенно важными представляются взгляды В.Г. Белинского. Суждения критика об «Обыкновенной истории», конечно же, были следствием его взглядов на эпос нового времени. В статье «Разделение поэзии на роды и виды», говоря вообще о связи драматической формы с «чувством индивидуальности», усилившимся в новом искусстве, Белинский пишет: «Оттого в новом мире даже роман - этот истинный его эпос, эта истинная его эпическая поэма - тем больше имеет успеха, чем больше проникнут элементом драматическим, столь противоположным эпическому» [8, т. VII, с.406]. Принадлежность романа к эпосу сохраняется. Но недвусмысленно заявлено о вхождении в роман драматического начала.
Скорее всего, говоря о «драматическом элементе», Белинский имеет в виду не только пафос, напряженность, эмоциональность, вносящие в роман динамику. Драма «противоположна» эпосу по манере показа жизни, по способу организации повествования. Эпос объективен, бесстрастен, повествовательное начало в нем преобладает. Драма несет в себе субъективность (выражение точки зрения героя), наполненность эмоциями, что, по Белинскому, и есть выражение «чувства индивидуальности». Драматизм для Белинского проявляется и в особом способе построения конфликта, и в способе показа конфликта в сюжете, и в выборе типа героев, и в выраженности авторской позиции.
Органическое присутствие в романе трех начал: лирического, эпического, драматического - Белинский осмысляет теоретически, но, конечно же, с опорой на художественную практику. Обратимся к его известному рассуждению о романе как жанре литературы из статьи «Взгляд на русскую литературу 1847 года»: «Это самый широкий, всеобъемлющий род поэзии. В нем соединяются все другие роды поэзии - и лирика как излияние чувств автора по поводу описываемого им события и драматизм как более яркий и рельефный способ заставлять высказываться данные характеры» [8, т. Х, с.315-316]. Следуя в основных положениях за эстетикой Гегеля, Белинский уходит от противоречивой сложности предшественника, который, с одной стороны, отмечал сюжетность эпоса, с другой, отказывал роману в драма-тургичности вследствие большей статики объективного описания в противовес преобладанию жизнепо-добия, особенно в воспроизведении речи, драмы: «Столь же решительно отклоняет также эпическая поэзия живость драматического диалога - в таком диалоге лица ведут разговор в своей непосредственной наличности, и на первом плане неизменно остается характерная взаимная беседа персонажей, друг друга убеждающих, повелевающих, оказывающих воздействие или словно стремящихся охватить страстностью своих доводов» [10, с.261-262]. Следуя в основных положениях теории родов за эстетикой Гегеля, основывающейся в большей степени на старой литературе, Белинский расширяет понимание романа как жанра, чем и объясняется подобное противоречие.
Таким образом, Белинский допускает в роман и лирическое, и драматическое начало в принятом им родовом понимании этих понятий и тем самым устанавливает синтетическую природу романного жанра. Этот синтез, естественно, формируется постепенно, решение подобной задачи требует многочисленных экспериментов, попыток внедрения в эпическое повествование элементов других родов, и иногда тенденция проникновения родов друг в друга оказывалась слишком очевидной.
Называя роман «эпосом нового времени», Белинский указал и на противопоставление эпоса роману, что впоследствии было обосновано и развито в работе М. М. Бахтина «Эпос и роман». По мнению Бахтина, в романе принципиально иная позиция воссоздания времени и типа героя, чем в эпосе. Абсолютному прошлому эпопеи роман противопоставляет незавершенное настоящее, отсутствие временной дистанции между героем, повествователем и читателем, так называемую «зону контакта». Личность в романе не опосредована идеалом эпопеи, напротив, в романе усиливается «чувство индивидуальности», отмеченное уже Белинским, что требует принципиально иного по сравнению с эпопеей представления героя.
Взгляды Белинского на природу романа оказались, с одной стороны, авторитетными, с другой стороны, как-то забытыми. Анализ романа не ведется с точки зрения специфики жанра как синтетического, развитие нового для русской литературы жанра прослеживается преимущественно внутри эпических жанров. Если лирическое начало в романе подвергалось анализу («Евгений Онегин» А. С. Пушкина, «Мертвые души» Н. В. Гоголя), то драматическое выделяют в меньшей степени. В рассматриваемом случае квалифицировать театральную природу романа нового времени вообще и романа И. А. Гончарова, в частности, можно как проникновение драматического начала в эпическое.
Ведущим в романе И. А. Гончарова, по определению Ю. В. Манна, является «диалогический конфликт», помогающий сформулировать основную задачу автора «Обыкновенной истории». Гончаров стремится не столько раскрыть характеры героев, их становление, изменение, сколько показать глубину конфликта различных взглядов на мир, острую дискуссию между дядей-прагматиком и племянником-идеалистом. Решить такую задачу без диалогов нельзя: повествовательность снимет остроту, напряженность, индивидуальность выражения позиций. Своеобразие романа Гончарова не в простом обилии диалогов, а в построении, выражающемся, в частности, в некой риторичности высказываний Петра Ивановича и Александра. Испытание героев здесь организовано как испытание дискуссией, спором, идеей, а не событиями, поступками, сюжетом. Отсюда интерес к драматическому, театральному проявлению героев.
Первый роман Гончарова одновременно явился и оригинальной находкой в области жанровых поисков. Создавая «Обыкновенную историю», Гончаров дает свою модель романа как нового для русской литературы жанра. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский в своих поисках модели «эпоса нового времени» шли по пути жанрового синтеза (роман в повестях, роман-поэма, роман в письмах); Гончаров идет по пути родового синтеза, пытаясь создать эпическое произведение с драматическим началом и даже сделать драматическое основным в противоположность эпопее. Содержательная задача и романное мышление требовали введения элементов, максимально противоположных эпическому, т.е. драматических, что делало роман Гончарова по-своему уникальным и не повторяющимся в истории русской литературы.
Действительно, роман И. А. Гончарова «Обыкновенная история» вобрал в себя многие черты дра-
2009/10
мы как рода литературы и театральная природа романа не оставляет сомнений. Ведущими в развитии действия и основного конфликта являются сцены споров главных героев - Александра Адуева и его дяди Петра Ивановича. Эти сцены достаточно автономны в романе и построены по законам драматического произведения. Действие, как правило, разворачивается на ограниченном пространстве (на квартире Петра Ивановича, в комнате Александра, в доме Любецких, Тафаевой и т. д.), причем обстановка, интерьер, играющие роль декораций, обрисованы скупо. В романе «Обыкновенная история» Гончаров не уделяет пристального внимания интерьеру как средству характеристики персонажей. Достойное место описание помещения, убранства комнат займет в романе «Обломов». Зато в «Обыкновенной истории» точно и достаточно подробно указываются мизансцены (все остановились как вкопанные, как будто окаменели, и смотрели в недоумении на Александра. Это продолжалось с минуту), отмечается положение персонажей в той или иной сцене (Александр, несмотря на приглашение Марьи Михайловны, - сесть поближе, сел в угол и стал смотреть в книгу, что было очень не светски, неловко, неуместно. Наденька стала за креслом матери, с любопытством смотрела на графа и слушала, что и как он говорит... ), фиксируются их передвижения по комнате (он уж подошёл к дверям и обернулся к ней. Она сделала три шага к нему -об Александре и Наденьке), позы (вот он сидит в вольтеровских креслах — об Александре), жесты и движения (Пётр Иваныч медленно положил письмо на стол, ещё медленнее достал сигару и, покатав её в руках, начал курить), причем авторские комментарии, как правило, скупы, безэмоциональны, объективны (многократное Молчание в тексте романа), а по способу оформления иногда прямо приближаются к авторским ремаркам в драматическом произведении (Александр о себе в восприятии возлюбленной: Я один выше, прекраснее, - тут он выпрямился, - лучше, благороднее всех.)
Часто позы героев картинны, преувеличенны (Они бросились невольно друг к другу, но остановились и глядели друг на друга с улыбкой, влажными глазами и не могли ничего сказать. Так прошло несколько минут - об Александре и Наденьке), причем это относится не только к Александру как герою, склонному к театральности (Боже мой! — воскликнул Александр и закрыл руками лицо), но и к героям рассудочным, сдержанным в поведении, таким как Петр Иваныч (Пётр Иваныч при этом монологе значительно поднял брови и пристально посмотрел на племянника; у дяди начали подниматься брови и расширяться глаза). Преувеличенны также жесты героев второго плана, нередко обрисованных комически (Евсей сидел молча и сильно вздыхал; прошипела по-змеиному Аграфена, вытирая чашку обеими руками, как будто хотела изломать её в куски).
Диалоги героев в сценах споров, способствующих развитию конфликта, становятся самодостаточными, почти не сопровождаются комментариями повествователя и представляют собой обмен репликами. «В русском романе, начиная с “Обыкновенной истории” А. И. Гончарова. диалогам зачастую отводится не меньше, а нередко и гораздо больше места, чем изложению и показу событий» [11, с.344].
Драматическое начало в тексте «Обыкновенной истории» проявляет себя также в особой беспристрастности, объективности автора в оценке изображаемого. Позиция Гончарова как автора практически не выражена в тексте романа или выражена двойственно. Объективность, беспристрастность, отсутствие ярко выраженной позиции рассказчика, повествователя отмечала еще критика XIX в.: «У него (Г ончаро-ва) нет ни любви, ни вражды к создаваемым им лицам, они его не веселят, не сердят, он не дает никаких нравственных уроков ни им, ни читателю, он как будто думает: - ... мое дело сторона» (Белинский); «бесстрастно и беспристрастно осматривает он положение. становясь поочередно на точку зрения каждого из действующих лиц, не сочувствуя особенно сильно никому и понимая по-своему всех» (Писарев). «Самоотстранение автора» реализуется последовательно и до конца», по мнению Ю.В. Манна [12, с.57].
Таким образом, становление реалистического романа было связано с поисками различных форм воплощения действительности. Роман И. А. Гончарова «Обыкновенная история» и явился такой попыткой создать такую форму, где драматическая природа конфликта влияет и на способ организации повествования, и на своеобразие авторской позиции, и на способы изображения характеров героев.
Литература
1. Краснощекова Е.А. И.А. Гончаров. Мир творчества. - СПб.: Пушкинский фонд, 1997.
2. Постнов О.Г. Эстетика И.А. Гончарова. - Новосибирск: Наука, 1997.
3. Пруцков Н.И. Мастерство Гончарова-романиста. - М.;Л., 1962.
4. Цейтлин А.Г. И.А. Гончаров. - М., 1950.
5. Манн Ю.В. Русская литература XIX века: Эпоха романтизма: учеб. пособие. - М.: Аспект-Пресс, 2001.
6. Эткинд Е.Г. Психопоэтика: «Внутренний человек» и «внешняя речь»: статьи и исследования. - СПб., 2005.
7. Борзенкова Н.В. Эволюция психологической манеры И.А. Гончарова-романиста // И.А. Гончаров: материалы междунар. конф., посвящ. 190-летию со дня рождения И.А. Гончарова / сост. М.Б. Жданова, А.В. Лобкарев, И.В. Смирнова. - Ульяновск: Корпорация технологий продвижения, 2003.
8. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: в 13 т. - М.: Изд-во АН СССР, 1953-1959.
9. И.А. Гончаров в русской критике: сб. ст. - М.: Художественная литература, 1958.
10. Гегель Г.В.Ф. Лекции по эстетике: в 2 т. - М., 1999. Т.2.
11. Современный словарь-справочник по литературе / сост. и науч. ред. С.И. Кормилов. - М.: АСТ, 2000.
12. Манн Ю. В. Диалектика художественного образа. - М.: Советский писатель, 1987.
Ю.Г. Бабичева. Методологический синкретизм рецепции И.А. Гончарова в англоязычном литературоведении конца 60-70-х гг. XX в.
Literature
1. Krasnoschekova E.A. I.A. Goncharov: World of art. St. Peterburg: Puchkinskiy fond, 1997.
2. Postnov O.G. Esthetic of I.A. Goncharov. Novosibirsk: Nauka, 1997.
3. Prutskov N.I. Mastery of the romanist I.A. Goncharov. Moscow; Leningrad, 1962.
4. Tseytlin A.G. I.A. Goncharov. Moscow, 1950.
5. Mann U.V. Russian literature of XIX century: Romantic epoch: Methodical literature for colleges. Moscow: Aspect - Press, 2001.
6. Etkind E.G. Psychopoetry: “inward man” and “external speech”: Articles and researches. St.Peterburg, 2005.
7. Borsenkova N.V. Evolution of the romanist I.A. Goncharov’s psychological manners: Goncharov I. A. Material of International Conference in a honor of 190 years since Goncharov’s birthday. - Ulyanovsk, 2003.
8. Belinskiy V.G. Complete works. Moscow, 1953-1959.
9. I. A. Goncharov in russian criticism: Collection Articles. Moscow: Belles-lettres, 1958.
10. Gegel G. V. F. Lektures about Esthetics: in 2 vol. Moscow, 1999. Vol. 2.
11. Modern dictionary-reference of literature / Editor S. I Kormilov. Moscow: Olymp: AST, 2000.
12. Mann U.V. Dialectics of image. Moscow: Soviet author, 1987.
Сальникова Юлия Юрьевна, аспирант кафедры русской литературы Бурятского госуниверситета
Salnikova Yuliya Yuryevna, a student of departament of Russian literature BSU
Tel.: (3012)448329; E-mail: yu [email protected]
УДК 82.0; 82.097
ББК 83.3.Р5 - 8 + 83.3(3)
Ю.Г. Бабичева Методологический синкретизм рецепции И.А. Гончарова в англоязычном литературоведении конца 60-70-х гг. XX в.
В статье рассматривается проблема методологического синкретизма рецепции И.А. Гончарова в англоамериканском литературоведении конца 60-70-х гг. XX в.
Ключевые слова: методологический синкретизм, рецепция, англо-американское литературоведение, биографический метод, фрейдизм, «новая критика».
Yu.G. Babicheva Methodological syncretism of Goncharov’s reception in the modern American-English literary criticism (the end of 60-70’s of XX cent.)*
The paper relates to the problem of methodological syncretism in Goncharov’s reception in the modern American-English literary criticism (the end of 60-70’s of XX cent.).
Key words: methodological syncretism, reception, cultural dialogue, American-English literary criticism, biographical method, “Freudian reading”, “new criticism”.
Как известно, иноязычная рецепция того или иного писателя является особой и важной составляющей в выявлении общей концепции восприятия его личности и творчества. Внимание зарубежных исследователей к творческому наследию И. Г ончарова представляется далеко не случайным. Как отмечает В. А. Недзвецкий, один из самых самобытных художников, глубокий патриот, Гончаров был всегда чужд социальной или национальной ограниченности. Русская жизнь отразилась в его романах не в политической или идеологической злобе дня, а в ее духовно-нравственных основах, коллизиях и идеалах, которые всегда будут интересовать человека [1, с.96-98].
Имя Гончарова прозвучало в зарубежной печати сразу же за первыми публикациями его произведений на французском, немецком, английском и других языках. В XX в., когда установилась репутация «Обломова» как одного из самых значительных и репрезентативных произведений золотого века русской литературы, а в творчестве европейских художников появились характерные вариации на мотивы романа, в отзывах западных критиков большое место занял вопрос о включении произведения Гончарова и его героя в контекст мировой литературы. Конечно, научный интерес к русскому романисту проявлялся периодически, что естественно коррелировало со множеством идеологических, социальных и культурных особенностей развития общества.
Очередная волна рецепции русского романиста за рубежом пришлась на конец 60-х - 70-е гг. XX в., что связано с общим оживлением литературоведческих исследований на Западе. Дело в том,
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 09-04-95572).
