Научная статья на тему 'Метод семантического поля и языковая картина мира (наименования изменения в русском языке)'

Метод семантического поля и языковая картина мира (наименования изменения в русском языке) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
1705
142
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Russian Journal of Linguistics
Scopus
ВАК
ESCI

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Денисенко Владимир Никифорович

В статье описывается теоретическая концепция, лежащая в основе исследования семантического поля «изменение» в его соотношении с русской языковой кар тиной мира.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Semantic field method and world language picture (names of change in the Russian language)

The article describes the theoretical concept underlying the analysis of the semantic field «change» regarding the Russian world language picture.

Текст научной работы на тему «Метод семантического поля и языковая картина мира (наименования изменения в русском языке)»

ОБЩЕЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ

МЕТОД СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОЛЯ И ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА (наименования изменения в русском языке)

В.Н. ДЕНИСЕНКО

Кафедра общего и русского языкознания Российский университет дружбы народов Ул. Миклухо-Маклая, б, 117198 Москва, Россия

В статье описывается теоретическая концепция, лежащая в основе исследования семантического поля ‘изменение’ в его соотношении с русской языковой картиной мира.

Традиционное языкознание сосредоточено на том, чтобы изучать язык в самом себе и для себя, язык как систему. В результате появилось огромное количество исследований, посвященных отдельным элементам языка или отношениям между этими элементами. Однако следует иметь в виду, что язык - это система особого типа. И дело не столько в открытости этой системы, как традиционно принято считать, сколько в ее диффузности. Именно к диффузным, или плохо организованным, системам ученые начали проявлять особый интерес во второй половине XX в. В системах такого типа нельзя четко выделить отдельные явления, «...нельзя установить непроницаемые перегородки... Такие системы иногда называют большими системами, поскольку здесь надо учитывать действие очень многих разнородных факторов, задающих различные по своей природе, но тесно взаимосвязанные друг с другом процессы» [Бирюков, Геллер, 1973, с. 40-41]. Собственно говоря, и моделирование таких систем имеет свои особенности. Например, модели таких систем не всегда поддаются экспериментальной проверке. Непротиворечивость любой системы, а не только диффузной средствами самой системы недоказуема, необходимо выйти за его пределы, обратиться к его создателю и носителю - к человеку. Так возникает идея лингвистической антропологии, концепция языковой личности, в основе которой лежит разделение культуры на два типа - антропоцентрический (личностный) и геоцентрический (внеличностный). В любом случае, говоря о лингвистике как науке, следует всегда учитывать одну из важнейших ее особенностей, заключающейся в том, что субъект и объект, исследователь языка и сам язык, включе-

ны друг в друга. Лингвист как носитель языка наблюдает свою же собственную речевую деятельность. Идея языковой личности - это отказ изучать язык только в себе и для себя, в системно-структурном плане и осознание перехода к антропологической лингвистике, к изучению языка в связи с человеком и его деятельностью.

Представление о языковой личности можно найти у Г. Штейнталя, В. Вундта, А.А. Шахматова. Понятие «языковая личность» было введено в лингвистику в качестве термина В.В. Виноградовым [Виноградов, 1930], который писал о двух феноменах - «коллективной языковой личности» и «индивидуальной языковой личности», отличающейся от коллективной «личностным говорением».

Свойство языковой личности развиваться, о котором писал В.В. Виноградов, было положено в основу лингводидактической концепции языковой личности Г.И. Богина, в соответствии с которой языковая личность - «человек, рассматриваемый с точки зрения его готовности производить речевые поступки, создавать и принимать произведения речи» [Богин, 1982, с. 1]. Свойство языковой личности развиваться, согласно Г.И. Богину, проявляется в том, что человек, обладая родовой способностью быть языковой личностью, еще должен стать ею. Языковая личность закономерным образом развивается от одного своего уровня к другому, и результат этого развития может быть описан в упорядоченной форме. Так возникает идея структурировать языковую личность, выделить уровни, причем уровни ее модели не совпадают с уровнями модели языка. Отметим в связи с этим тот факт, что сама языковая личность - образование системное. Тем не менее, такую систему вполне можно было бы отнести к разряду диффузных, поэтому любое разделение этой системы на уровни, выделение единиц этих уровней имеет некоторые ограничения. Модель языковой личности Г.И. Богин строит по трем осям:

1) уровни языка - фонетика, грамматика, лексика;

2) виды речевой деятельности - говорение, аудирование, письмо, чтение;

3) уровни оценки одной языковой личности другой языковой личностью -правильность, интериоризация, насыщенность, адекватный выбор и адекватный синтез.

Развитие языковой личности, таким образом, происходит следующим образом: «(1) овладев принятыми в обществе высокочастотными средствами прямой номинации, переходит к (2) интериоризации речи, что открывает ей путь к (3) лексико-грамматическому многознанию и, далее, к (4) своеобразной свободе в выборе средств выражения из множества потенциальных суб-ституентов. Достижение этой свободы позволяет развитой языковой личности (5) оперировать целым текстом таким образом, чтобы форма текста оптимально рефлектировалась в содержании, выступала как «содержательная форма» [Богин, 1982, с. 12-13].

Концепция языковой личности явилась закономерным результатом междисциплинарных исследований языка, осуществляемых на стыке таких

наук, как история, социология, психология, этнография, философия, литературоведение, искусствознание и, конечно, лингвистика. Использование концепта языковой личности позволило разрушить междисциплинарные границы и, таким образом, по-новому подойти к изучению homo loquens, человека говорящего.

Собственно концепция языковой личности оформилась в работах Ю.Н. Караулова, предложившего структуру языковой личности, состоящую из трех взаимозависимых и взаимообусловленных уровней: вербально-семантического, когнитивного и прагматического [Караулов, 1987]. Первым уровнем языковой личности, его единицами и отношениями между ними ученые занимаются с момента возникновения интереса к изучению языка, последние два стали объектом пристального внимания исследователей в последние десятилетия, что связано с развитием психолингвистики, теории речевой коммуникации, теории речевых актов и когнитивной лингвистики. Определяющим критерием для выделения уровней является наличие на каждом из них специфических типовых элементов - единиц, отношений между ними и своеобразных комплексов, присущих каждому уровню. Языковая личность рассматривается как личность, реконструированная в своих основных чертах на базе употребляемых ею языковых средств. На каждом уровне выделяются вариативная (подверженная изменениям) и инвариантная (постоянная, не подверженная изменениям) части, стереотипы, отношения и, если рассматривать языковую личность с точки зрения лингводидактики, готовности.

Вербально-семантический уровень - это уровень обычной языковой семантики, смысловых связей слов и лексико-семантических отношений. Для носителя языка он предполагает степень владения обыденным языком, для его исследователя - традиционное описание формальных средств выражения значений. Инвариантная часть этого уровня - это общерусский, общенациональный языковой тип и устойчивая часть вербально-семантических ассоциаций. Это то неизменное в языке, благодаря чему люди, например, разных диалектов, все-таки понимают друг друга. Благодаря инвариантной части вербально-семантического уровня языковой личности мы понимаем еще не сформировавшуюся с точки зрения литературной нормы детскую речь, определяем, говорит ли человек с акцентом, является инофоном, или он носитель русского языка. Вариативная часть - это системно-структурные данные о языковой системе соответствующего периода. Стереотипами лексикограмматического уровня являются модели словосочетаний и предложений (например, произошли значительные изменения). К готовностям этого уровня языковой личности относятся: рецепция грамматических структур, готовность к устной и письменной речи, владение каллиграфией, владение специальной терминологией, владение нормами орфографии, готовность к рецепции лексики и осуществлению выбора слов, готовность понимать и воспроизводить тексты повседневного использования, владение специальной терминологией и иноязычной лексикой, качество чтения, владение темпом спонтанной речи и некоторые другие [Караулов, 1987, с. 60].

Когнитивный уровень языковой личности - это система ценностей и смыслов в ее картине мира. Этот уровень можно назвать тезаурусом языковой личности, единицами которого являются понятия, идеи, концепты, складывающиеся у каждой языковой индивидуальности в картину мира, отражающую иерархию ценностей. Инвариантной частью когнитивного уровня языковой личности является базовая, инвариантная часть картины мира, к вариативной части относятся социальные и социолингвистические характеристики языковой общности, к которой принадлежит рассматриваемая личность и которая определяет отношения основных понятий в картине мира [Караулов, 1987, с. 42]. Это переход от уровня значений к уровню знаний, набору сведений, объединенных в определенную упорядоченную систему, составляющую часть памяти. И здесь можно говорит об общечеловеческих, коллективных знаниях и представлениях, тезаурусе всего человечества, позволяющем людям вне зависимости от их принадлежности к той или иной культуре понимать друг друга, и о тезаурусе индивидуальном.

Не проводя специального исследования, можно предположить, что концепт изменение относится к «общечеловеческому тезаурусу». Можно отметить также и то, что в «индивидуальных тезаурусах» изменение может занимать различное место, определяемое прежде всего различным отношением человека к этому процессуальному концепту в разные периоды его жизни. Вариативными частями тезауруса являются социальные, социолингвистические характеристики общности, к которой принадлежит рассматриваемая личность и которая определяет отношение основных понятий в картине мира. Отношения между единицами тезауруса иерархически-координатив-ные - семантические поля. Поэтому, используя такую категорию, как семантическое поле, нужно в свою очередь исходить из того, что семантическое поле, само по себе являясь системным образованием, одновременно представляет собой сущность, относящуюся к языковой картине мира, которая, в свою очередь, входит в более абстрактную структуру - языковую личность.

В качестве стереотипов когнитивного уровня языковой личности выступают генерализованные высказывания. С точки зрения лингводидактики тезаурус означает проблемное обучение, и его единицами являются: готовность дать определение понятиям, используя ключевые слова, извлекать информацию из текста, готовность к развертыванию аргументации, готовность пользоваться внутренней речью, умение импровизировать на изучаемом языке, готовность придавать высказыванию модальную окрашенность, готовность рефлектировать по поводу фактов родного языка, готовность создавать и использовать универсальные (генерализованные) высказывания и др. [Караулов, 1987, с. 61].

На когнитивном уровне языковой личности семантика размывается, и на первое место выходит образ, возникающий не в семантике, а в системе знаний, вследствие чего единицами когнитивного уровня становятся различные способы образного восприятия человеком окружающего мира. На уровне тезауруса можно говорить об асемантичности, об удалении знаково-сти на второй план и выдвижении на первое место картинности. С какими

образами, «картинками» связан концепт изменение, есть ли в русском языке единицы, например фразеологические обороты, являющиеся единицами картины мира, в которые входит глагол изменяться/измениться, - на эти и другие вопросы нам и предстоит ответить.

Образ может выражаться сравнениями, метафорами, фреймами и другими единицами, связанными со структурой представления знаний и способами его концептуальной организации, - гештальтами, ментальными моделями, сценариями, моделями ситуаций, двигательными представлениями, мыслительными схемами, моторными реакциями и т. п., а также символами, жестами, мимикой, другими единицами паралингвистической деятельности, фразеологизмами, пословицами и поговорками и т. д.

Отметим, что изменение является тезаурусообразующим понятием, на что, в частности, указывает тот факт, что концепт изменение был включен Ю.Н. Карауловым в Минимальный идеографический словарь [Караулов, 1976, с. 284]. В этом словаре показана связь изменения с лексемами перемена, поворот, реформа, изменять, изменить, превращать, превратить, становиться, стать, изменяться, измениться, превращаться, превратиться, делаться, сделаться. Кроме того, Ю.Н. Караулов относит изменение к потенциальным ядрам и к именам полей [там же, с. 324, 327].

Прагматический, или мотивационный, уровень наиболее подвержен индивидуализации и поэтому наиболее труден для систематизации. Его единицами являются деятельностно-коммуникативные потребности, отношениями - отношения в коммуникативной сети, в различных коммуникативных ситуациях. Прагматический уровень языковой личности включает в себя цели, мотивы, интересы, творческие потенции человека, его устремления, установки, оценки и интенциональности, проявляющиеся в речевой деятельности. Этот уровень обеспечивает в анализе языковой личности закономерный и обусловленный переход от оценок ее речевой деятельности к осмыслению реальной деятельности в мире [Красных, 2002, с. 149]. То есть ориентация единиц этого уровня коммуникативно-деятельностная, или прагматическая.

В соответствии с концепцией Ю.Н. Караулова, вариативной частью мотивационного уровня являются сведения психологического плана, обусловленные принадлежностью языковой личности к более узкому, чем весь социум, речевому коллективу и определяющие те ценностно-устойчивые критерии, которые создают неповторимый эстетический и эмоциональный колорит ее дискурса. К готовностям мотивационного уровня языковой личности относятся: готовность учитывать в коммуникации пресуппозицию, готовность управлять общением, готовность рационально размещать элементы высказывания во времени, готовность оперировать подъязыком разговорной речи, использовать различные стилистические средства, тропы, различать различные функциональные стили, готовность к медленному чтению, эстетическому анализу текста, художественной критике, готовность оперировать прецедентными текстами, «крылатыми словами» и др. [Караулов, 1987, с. 61].

Единицами прагматикона являются представления о цели и смысле жизни, мотивы, различного рода прецедентные феномены, имеющие надличностный характер, известные широкому окружению данной личности, обращение к которым неоднократно возобновляется в процессе речевой коммуникации (Все течет, все изменяется), приемы аргументации в дискурсе персонажей, языковая игра и т. д. Все эти единицы связаны с рефлексией (соотнесением новых знаний с имеющимися) и пресуппозицией (вне-словесным контекстом, от которого зависит понимание того или иного высказывания). Например, о концепте изменение невозможно говорить без учета пресуппозиции, поскольку в данном случае очевидна категориальная связь с пространством и временем, так же, как очевидна и связь семантического поля изменения с полями время, движение, создание и уничтожение.

Рассмотрение концепта изменение целесообразно вести с точки зрения всех трех уровней языковой личности. Однако центральная задача - это изучение семантического поля изменение. Семантическое поле - это категория, относящаяся ко второму уровню языковой личности - когнитивному, или картины мира.

Вообще, понятие языковой картины мира в последнее время стало весьма популярным в лингвистике. Это понятие берет свое начало из предположения о существовании двух миров - первичного и вторичного: «...существует два мира, которые соотносятся друг с другом как первичный и вторичный, независимый и зависимый. Объективность двух миров - объективного и субъективного - не снимается ни при каких условиях, и только единственный вопрос - об отражаемости первичного мира во вторичном является принципиальным и существенным для жизнедеятельности человека» [Колшанский, 1990, с. 14]. Таким образом, категория «картина мира» - это принадлежность к вторичному, отраженному миру, хотя она и является, согласно Г.В. Колшанскому, объективной. Этот вторичный, идеальный, мир существует в виде языка. Таким образом, имеет смысл говорить о «языковой картине мира», а точнее, как пишет Г.В. Колшанский, и с этой точкой зрения мы полностью согласны, «о языкомыслительной картине мира», т. е. о концептуальной картине мира. Человеческий фактор в этом случае проявляется не в создании языковой картины мира, а в создании языка как средства выражения мышления в биологическом филогенезе человека и его мозга как высшей организации материи [там же, с. 37-38].

Следует учитывать то, что понятия «картина мира» и «языковая картина мира» не являются синонимичными (см., например: [Красных, 2001, с. 64]). Словосочетание «картина мира» - это, скорее, метафора, обозначающая вообще отражение окружающего мира в человеческом сознании. Можно в связи с этим вспомнить «Закат Европы» Шпенглера, который связывал символику картины мира с проблемой пространства и кроме картины мира выделял также «картину души» [Шпенглер, 1993]. «Языковая картина мира», в отличие от «картины мира», - вполне конкретная лингвистическая категория, представляющая собой совокупность реконструированных семантических полей, классов взаимосвязанных и взаимообусловленных единиц языка.

Стремление к некоторой метафоризации языка науки привело к появлению и других схожих понятий, например «модель мира», «образ мира», между которыми часто проводится знак равенства. Что касается термина «модель мира», то он представляется нам вполне приемлемым, если понимать модель как создание, т. е. сознательное действие человека, уменьшенное воспроизведение окружающего мира или его схемы, обобщенной и, следовательно, упрощенной системы, классификации, так или иначе отображающей окружающую действительность. В этом случае мы должны придерживаться строгого определения того, что считать моделью, учитывать связь понятия модель с понятиями изоморфизма и гомоморфизма. Только тогда моделирование можно считать познавательной процедурой. То есть «...объект (система элементов) А есть модель объекта В тогда и только тогда, когда существует такой гомоморфный образ А' объекта А и такой гомоморфный образ В ’ объекта В, что А' и В' между собою изоморфны» [Бирюков, Геллер, 1973, с. 36]. Нельзя при этом забывать о том, что мы имеем дело с языком, т. е. системой, которую мы определили как диффузную, а при описании такого типа систем понятие модели выступает в несколько «идеализированном» виде, не поддается экспериментальной проверке, поэтому такие вопросы, как: До какой степени мы можем говорить о реальном существовании такой схемы в сознании человека? Конструирующими или реконструирующими в данном случае являются действия ученых? И до какой степени данная схема отражает окружающий мир? - в любом случае останутся решенными не до конца.

Совсем по-другому следует понимать словосочетание «образ мира». Образ мира - это совокупность представлений об окружающей действительности и о человеке. Образ представляет собой термин, через который обозначается восприятие действительности, в отличие от понятий, концептов, посредством которых определяется понимание мира. Если исходить из того, что тот или иной язык концептуализирует окружающий мир, то языковую картину мира можно определить как концептуальную картину мира человека. Это совокупность знаний о мире, запечатленных в единицах языка. Мы склонны также считать, что, помимо знаний, в языковой картине мира представлены также и образы. Это связано как с более широким пониманием того, что такое знания вообще, так и с более широким пониманием лексического значения. Вообще, образ, как правило, формируется в системе знаний. Заметим, что в психолингвистике картину мира понимают как отображение в психике человека предметной окружающей действительности, опосредованное предметными значениями и соответствующими когнитивными схемами и поддающееся сознательной рефлексии (А.А. Леонтьев), а языковая картина мира, в свою очередь, обозначает «мир в зеркале языка». При таком подходе метафорический характер приобретает, скорее, словосочетание «языковая картина мира».

Если концептуальное ядро в разных языковых картинах мира совпадает (например, концепт изменение представлен в любой национальной картине мира), то способы членения действительности, безусловно, различны. Соб-

ственно говоря, этот факт и стал основой теории лингвистической относительности. Так, Гумбольдт, а истоки теории лингвистической относительности берут свое начало именно с работ этого ученого, писал, что разные языки - это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее. У разных народов свои чувства, свои фантазии, которые рождают «индивидуальные образования» (Gestaltungen). В этих «индивидуальных образованиях» и отражается индивидуальный характер нации. Именно поэтому слова разных языков, обозначающие одно и то же, никогда не бывают в полной мере синонимами [Гумбольдт, 1984]. Идеи Гумбольдта нашли отражение в концепции А.А. Потебни. В дальнейшем мы их встречаем у Н.А. Рубакина, развивающего закон И. Тэна, сущность которого состоит в том, что понимание зависит от расы, момента и окружающей среды. «Одно и то же слово возбуждает различные психические явления в людях разной национальности» [Рубакин, 1977, с. 212-213].

Сказанное относится и к концепту изменение. Можно предположить, что с определенным возрастом человек чаще и острее воспринимает различные изменения в мире и в самом себе и вообще начинает задумываться о сущности изменения. Определяющим становится мотив человеческой жизни и ее смысла. Точно так же можно предположить, что носители менее развитых культур по-своему воспринимают изменение, прежде всего потому, что у них различное восприятие времени. В связи с этим вспоминается свидетельства М. Коула о том, что сельские жители запоминают время хуже, чем городские [Коул, Скрибнер, 1977].

С теоретической точки зрения, моделей, инвариантных образов мира, может быть сколько угодно - все вообще зависит от классовой и вообще социальной структуры общества, от культурных и языковых различий в нем и т. д. Так появились многочисленные исследования, посвященные, например, профессиональным образам мира (врача, ученого, политика и др.). «Пора понять, что в основе мировидения и миропонимания каждого народа лежит своя система предметных значений, социальных стереотипов, предметных схем. Поэтому сознание человека всегда предметно обусловлено... видение мира одним народом нельзя простым «перекодированием» перевести на язык культуры другого народа» [Леонтьев, 1993, с. 20]. Данные идеи в первую очередь доказывает практика преподавания родного языка иностранным учащимся. Многие, кто изучал языки со сложной системой времен, знают, как трудно подчас бывает овладеть не только и не столько формами времен, сколько «способом» членения временной оси. То же справедливо и по отношению к иностранцам, пытающимся овладеть употреблением видов русского глагола [Красных, 2001, с. 68].

Так, если обратиться к интересующему нас концепту изменение, английский глагол to change может переводиться на русский язык как менять, изменять; переделывать (изменять курс, переменить адрес, переехать; покраснеть или побледнеть; сменить ногу); меняться, изменяться (погода часто меняется, времена меняются, северный ветер перешел в восточный; Добившись успеха, он изменился; Как он изменился!)-, пере-

строить (Мы перестроили комнату = изменили вид комнаты); отказываться (от старых представлений); обменивать (отнести шляпу в магазин и поменять ее на другую)-, обмениваться, меняться (чем-л.) (поменяться местами)-, переодеваться (Она надела другие туфли = Она сменила туфли)-, менять белье, пеленки и т. п. (перестелить пастель, сменить пастельное белье, перепеленать ребенка)-, превращать (Фокусник превратил часы в кролика)-, превращаться (Гусеницы превращаются в бабочек, превратиться в скрягу, стать скрягой)-, портиться (Эта краска линяет, выгорает, выцветает)-, свернуться, скиснуть (о молоке); переходить в новую фазу (о луне); разменивать, менять (деньги); обменивать (на другую валюту); делать пересадку, пересаживаться. Во фразеологических сочетаниях глагол to change реализуется в следующих значениях: изменить свое решение, переходить из рук в руки, переходить к другому владельцу, переменить направление, измениться до неузнаваемости («перекраситься»), переменить фронт (повернуться на 180 градусов), повернуться в другую сторону, перебежать в лагерь противника, изменить своим убеждениям, переменить тон, заговорить по-другому, производить крупные перемены в опасный момент (Лошадей на переправе не меняют). Можно сделать вывод, что английский глагол to change чрезвычайно широкозначен. (Категорию широкозначности применяют к языкам аналитического строя и определяют как наиболее высокую степень обобщения, в которой нет метафорических и метонимических переносов; широкозначные глаголы характеризует широта дистрибутивного диапазона). Отсюда и трудности для многих англо-говорящих иностранцев, изучающих русских язык, в различении значений таких глаголов, как сменить - сменять / заменить - заменять, переменить - менять / изменить - изменять, изменить - измениться/переменить - перемениться, обменять(ся) - обмениваться) - менять(ся), обменить - обменять /менять - заменить и в усвоении глаголов разменивать - разменять, подменять - подменить, отменять - отменить, применять - переменить [Лексика, 2003, с. 34—40]. В немецком языке, напротив, так же, как и в русском, существуют многочисленные приставочные образования с глаголом andern - dndern, aban-dern, abwandeln; variiren; wandeln; verandern; verwandeln; ummodelen; umandem; umarbeiten. Точно так же в немецком языке обстоят дела и с существительным Anderung [Рахманов и др., 1983, с. 31-33]. К тому же, в немецком языке имеются многочисленные синонимы этого глагола.

Именно в свете вышесказанного нам представляется абсолютно справедливой точка зрения О.А. Корнилова о том, что «наибольшую трудность в изучении языка представляет овладение его лексической системой» [Корнилов, 1996, с. 1]. При овладении лексикой изучаемого языка мы запоминаем не предлагаемые двуязычными словарями эквиваленты, которые, как отмечает О.А. Корнилов, в большинстве случаев таковыми не являются: «...чтобы мнимое взаимопонимание максимально приближалось к действительному, надо делать поправку на национально-историческую систему понятий и ценностей, т. е. учитывать, что представители другого народа могут видеть

мир несколько иначе» [Корнилов, 1996, с. 2]. Тот факт, что объективный мир одинаков для всех людей, вне зависимости от их принадлежности к той или иной культуре, вовсе не означает, что одинаковыми являются их национальные картины мира. «Единый объективный мир - это пространственно-временной континуум, он не имеет естественного деления на фрагменты. Такое членение на фрагменты производится коллективным языковым сознанием каждого народа. В природе нет границы между утром, днем, вечером и ночью или между прохладой, теплом и жаром [там же, с. 2]. Итоги исследования феномена языковой картины мира представлены О.А. Корниловым в монографии «Языковые картины мира как производные национальных мен-талитетов» [Корнилов, 2003], которую на настоящий момент мы считаем наиболее полным и корректным исследованием таких феноменов, как научная картина мира, национальная картина мира и языковая картина мира национального языка.

Мы склонны придерживаться широкого понимания термина «языковая картина мира». ЯКМ - это и то, как отражаются физические и психические реалии в языке, и образ мира (так, как он понимается в психолингвистике), и, что для нас важно в первую очередь, некоторая совокупность семантических полей, образующая своеобразное «архиполе». Единицами языковой картины мира и, соответственно, семантических полей, таким образом, становятся не только слова и устойчивые сочетания (например, измениться в лице, к лучшему, до неузнаваемости), как иногда принято считать, но и различные способы образного восприятия человеком окружающего мира.

Мир реальный, не зависимый от сознания человека, и мир идеальный, отображенный в сознании, по мнению многих, являющийся вторичным по отношению к реальному, принято разделять еще с античных времен. Так что же, выделяя категории языковой картины мира и семантического поля, мы реконструируем, какую модель строим - мира реального или мира идеального? В любом случае, оба мира, если даже условно принять такое разделение, существуют как постоянно меняющиеся. С этим отчасти и связан интерес к концепту изменение, к тому, как это понятие отражается в языке.

Человек воспринимает мир и себя как постоянно меняющиеся сущности. В мире нет ничего постоянного, статичного, как нет в мире и настоящего времени, которое осознается только как уходящее в прошлое. Соответственно, можно говорить об эквивалентности прошлого и будущего [Приго-жин, Стенгерс, 2003]. В связи с этим вспоминаются широко известные слова Эйнштейна о том, что жесткое разграничение между прошлым, настоящим и будущим имеет лишь смысл иллюзии, хотя и весьма живучей. Мир и человек - это постоянное становление. Бытие вообще определяется через время [Хайдеггер, 1991, с. 81]. Изменение существует во времени. Само же время всегда фиксируется как изменение. Если настоящее - это «теперь», то прошедшее - «то, что уже не теперь», а будущее - «то, что еще не теперь». Изменение же фиксируется в гипотетическом настоящем и существует только

в этом настоящем, и, что парадоксально, как только изменение зафиксировано, оно перестает быть изменением.

Таким образом, если рассматривать семантическое поле изменение в языковой картине мира, то невозможно обойтись без изучения его соотношения с семантическим полем время. Единство изменения и времени зафиксировано и в «Русском семантическом словаре», где изменение определяется следующим образом: «Момент или период в ходе бытия, ведущий к появлению нового, уходу прежнего (Климатические изменения. Коренные изменения в жизни общества. Заметные изменения качества чего-н.) [Шведова, 1989]. Связь изменения и времени можно увидеть и в словах руководителя «Института изучения времени» А.П. Левича: «...пока еще никому не удалось понять, что такое время, и сформулировать законы, по которым изменяется мир» [Левич, 2004]. Еще один парадокс времени и изменения состоит в том, что постоянное изменение перестает восприниматься человеком как изменение. Отсюда множество известных афоризмов на тему «все течет, все изменяется» и на тему постоянства «нет ничего более постоянного, чем временное», «...меня, конечно, не столько интересуют автобусы, телефоны и прочая... сколько гораздо более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне?» (Булгаков). С этим же связан парадокс изменения и постоянства: Солнце зашло. Мир изменился. - Солнце каждый день восходит и заходит. Ничего не меняется. Второе изменение воспринимается как периодическое. Таким образом, остается ли изменение изменением, если оно происходит постоянно или периодически (т. е. то, о чем было сказано выше, - проблема разделения субъективной и объективной картин мира)? Ср. также следующие рассуждения о постоянном и неизменном и о связи изменения со временем героя романа Е. Гришковца «Рубашка»: Я помню, как я впервые почувствовал время. Мне было немного лет. Девять или десять. <...> Я это запомнш отчетливо, потому что это понял и почувствовал тот Я, который не меняется. <...> Все остальное во мне менялось - вес, рост, интересы, желания... А что-то не менялось... И вот это что-то смогло почувствовать время, смогло полюбить эту песню и вообще полюбить.

Семантическое поле изменение в его соотношении с русской языковой картиной мира интересно в различных отношениях. Важен сам концепт, ядро поля, связанный с категорией времени и являющийся реальным, инвариантным в любой культуре. Вообще, не совсем правильным было бы говорить о том, что изменение существует реально. Правильнее сказать, что кроме изменения реального ничего нет. Изменение скорее воспринимается, а не осознается, поэтому чрезвычайно интересно рассмотреть слова, входящие в семантическое поле изменение, с точки зрения их принадлежности не столько к указанному семантическому полю, сколько с их соотнесенностью с русской языковой картиной мира, т. е. раскрыть не только парадигматические и синтагматические отношения глаголов, входящих в семантическое поле изменение, но также и ассоциативные связи, что помогло бы показать особенности восприятия человеком изменения.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бирюков Б.В., Геллер Е.С. Кибернетика в гуманитарных науках. - М.: Наука, 1973. -382 с.

2. Гумбольдт, Вильгельм фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Избранные труды по языкознанию. - М.: Прогресс, 1984, с. 37-300.

3. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. - М.: Наука, 1976. - 355 с.

4. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. - М.: Наука, 1987. - 264 с.

5. Колишнский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. - М.: Наука, 1990. -391 с.

6. Корнилов О.А. О пользе «презумпции непонимания» при сравнении лексических систем языков//Теория и практика преподавания русской словесности: Сб. научно-методических статей. Вып. 2. - М., 1996, с. 1-9.

7. Коул М., Скрибнер С. Культура и мышление. Психологический очерк: Пер. с англ. -М.: Прогресс, 1977. - 261 с.

8. Красных В.В. Основы психолингвистики и теории коммуникации: Лекционный курс. -М.: Гнозис, 2001. - 280 с.

9. Лексика русского языка: Сборник упражнений / Под ред. Э.И. Амиантовой. - М.: Флинта; Наука, 2003. - 376 с.

10. Леонтьев А.А. Языковое сознание и образ мира //Язык и сознание: парадоксальная рациональность. - М., 1993, с. 16-21.

11. Рубакин Н. А. Психология читателя и книги. - М.: Книга, 1977. - 264 с.

12. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. I. Гештальт и действительность. - М.: Мысль, 1993. - 663 с.

SEMANTIC FIELD METHOD AND WORLD LANGUAGE PICTURE (nominations of change in the Russian language)

V.N. DENISSENKO

General and Russian Linguistics Department Peoples’ Friendship University of Russia

6, Miklukho-Maklaya str., 117198 Moscow, Russia

The article describes the theoretical concept underlying the analysis of the semantic field «change» regarding the Russian world language picture.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.