CC BY
77
СЕМАНТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ «ИЗМЕНЕНИЕ»
В ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА
В.Н. ДЕНИСЕНКО
Кафедра общего и русского языкознания Российский университет дружбы народов Ул. Миклухо-Маклая, 6, 117198 Москва, Россия
В статье рассматривается вопрос о семантическом поле «изменение» в его соотношении с русской языковой картиной мира. Дается онтологическая сущность изменения с помощью лингвистического дескриптора ‘становиться иным’. Выявляется исходная функция в семантическом поле «изменение».
Систему языка удобно рассматривать с помощью различных подходов, одним из которых является использование категории семантического поля, интегрирующей все возможные в языке виды отношений между словами - синонимии, антонимии, ассоциативные связи и др. Сами связи между единицами семантического поля - иерархически-координативные - говорят в первую очередь о системности этого образования. Вообще, если указывать на причины, стимулирующие обращение лингвистов к категории семантического поля, то следует прежде всего выделить ярко выраженную тенденцию науки XX в., начиная с его первых десятилетий, к изучению языка как системы. Самое же непосредственное влияние на возникновение и развитие теории поля в языкознании оказали работы В. фон Гумбольдта, его учение о внутренней форме языка, через призму которой носители языка системно воспринимают мир.
Многочисленные определения семантического поля представлены в работе Ю.Н. Караулова «Общая и русская идеография». Здесь же приводятся и общие свойства семантического поля: взаимосвязь его элементов, системный характер этих связей, специфическая структура семантического поля, взаимоопределяе-мость элементов, которая иногда выступает в виде их взаимозаменимости, самостоятельность семантического поля, выражающаяся в его целостности, а следовательно - принципиальной выделимости. Свойством поля является также его специфичность в разных языках. «Это сложное свойство проявляется по крайней мере в двух характеристиках: во-первых, в исторической обусловленности его состава и структуры <...>, во-вторых, в неповторимых национальных особенностях внешних связей полей друг с другом <.. .>, которые были положены в основу гипотезы о несводимости «картины мира» в разных языках» [Караулов, 1976, с. 33].
Другой, чрезвычайно популярной в последние четыре десятилетия в лингвистике категорией, позволяющей изучать языковую систему, является «язы-
ковая картина мира» носителей языка. Понятие «картина мира» берет свое начало из предположения о существовании двух миров - первичного и вторичного: «...существует два мира, которые соотносятся друг с другом как первичный и вторичный, независимый и зависимый. Объективность двух миров - объективного и субъективного - не снимается ни при каких условиях, и только единственный вопрос - об отражаемости первичного мира во вторичном является принципиальным и существенным для жизнедеятельности человека» [Колшан-ский, 1990, с. 14]. Таким образом, категория «картина мира» - принадлежность вторичного, отраженного мира, хотя она и является, согласно В.Г. Колшанско-му, объективной. Этот вторичный, идеальный, мир существует в виде языка. Таким образом, имеет смысл говорить о «языковой картине мира».
Следует учитывать то, что понятия «картина мира» и «языковая картина мира» не являются синонимичными [см., например: Красных, 2001, с. 64]. Словосочетание «картина мира» - это, скорее, метафора, обозначающая вообще отражение окружающего мира в человеческом сознании. «Языковая картина мира» - вполне конкретная лингвистическая категория, представляющая собой совокупность реконструированных семантических полей, классов взаимосвязанных и взаимообусловленных единиц языка. Такое стремление к некоторой метафоризации языка науки привело к появлению и других схожих понятий, например «модель мира», «образ мира», между которыми часто проводится знак равенства. Что касается термина «модель мира», то он представляется нам вполне приемлемым, если понимать модель как создание, т. е. сознательное действие человека, уменьшенное воспроизведение окружающего мира или его схемы, обобщенной и, следовательно, упрощенной системы, классификации, так или иначе отображающей окружающую действительность. Однако до какой степени мы можем говорить о реальном существовании такой схемы в сознании человека? Конструирующими или реконструирующими в данном случае являются действия ученых? И до какой степени отражает данная схема окружающий мир? Совсем по-другому следует понимать «образ мира» - совокупность представлений (а не знаний, концептов) об окружающей действительности и о человеке. Образ - термин, через который обозначается восприятие действительности, в отличие от понятий, концептов, посредством которых определяется понимание мира. Если исходить из того, что тот или иной язык определенным способом концептуализирует окружающий мир, то языковую картину мира можно определить как концептуальную картину мира человека. Это совокупность знаний о мире, запечатленных в единицах языка. Мы склонны также считать, что, помимо знаний, в языковой картине мира представлены также и образы. Это связано как с более широким пониманием того, что такое знания вообще, так и с более широким пониманием лексического значения. Вообще, образ, как правило, формируется в системе знаний. Заметим, что в психолингвистике картину мира понимают как отображение в психике человека предметной окружающей действительности, опосредованное предметными значениями и соответствующими когнитивными схемами и поддающееся сознательной рефлексии (А.А. Леонтьев), а языковая картина мира в свою очередь обозначает «мир в зеркале языка». При таком подходе, наоборот, метафорический характер приобретает, скорее, словосочетание «языковая картина мира».
Если концептуальное ядро в разных языковых картинах мира как правило совпадает (например, концепт «изменение» представлен в любой языковой картине мира), то способы членения действительности, безусловно, различны. Собственно говоря, этот факт и стал основой теории лингвистической относительности. Так, Гумбольдт писал, что разные языки - это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее. У разных народов свои чувства, свои фантазии, которые рождают «индивидуальные образования» (Gestaltungen). В этих «индивидуальных образованьях» и отражается индивидуальный характер нации. Именно поэтому слова разных языков, обозначающие одно и то же, никогда не бывают в полной мере синонимами [Гумбольдт, 1984]. Идеи Гумбольдта нашли отражение в концепции А.А. Потебни. В дальнейшем мы их встречаем у Н.А. Рубакина, развивающего закон И. Тэна, сущность которого состоит в том, что понимание зависит от расы, момента и окружающей среды. «Одно и то же слово возбуждает различные психические явления в людях разной национальности» [Рубакин, 1977, с. 212-213]. В какой-то степени идеи Гумбольдта развивает и А.Ф. Лосев: «Одно и то же предметное содержание слова разные народы понимают по-разному, в среде народа по-разному понимают разные индивидуумы, в среде индивидуума понимание разнится по разным временным моментам и условиям» [Лосев, 1989, с. 56]. Эти идеи используются и в психолингвистике, где различаются понятия «образ мира» и «языковая картина мира». «Образ мира, как он понимается сегодня психологами, - это отображение в психике человека предметного мира, опосредованное предметными значениями и соответствующими предметными схемами и поддающееся сознательной рефлексии» [Леонтьев, 1993, с. 18]. И далее, указывая на инвариантность и вариативность различных образов мира, Леонтьев пишет: «...наряду с текучими, индивидуальными характеристиками эти личностносмысловые образования имеют и некоторую культурную «сердцевину», единую для всех членов социальной группы или общности и как раз и фиксируемую в понятии значения в отличие от личностного смысла. Иными словами, можно наряду с индивидуальными вариантами говорить о системе инвариантных «образов мира», точнее - абстрактных моделей, описывающих общие черты в видении мира различными людьми» [Там же, с. 19]. С теоретической точки зрения таких моделей - инвариантных образов мира - может быть сколько угодно - все вообще зависит от классовой и вообще социальной структуры социума, от культурных и языковых различий в нем и т. д. Так появились многочисленные исследования, посвященные, например, профессиональным образам мира (врача, ученого, политика и др.). «Пора понять, что в основе мировидения и миропонимания каждого народа лежит своя система предметных значений, социальных стереотипов, предметных схем. Поэтому сознание человека всегда предметно обусловлено <...> видение мира одним народом нельзя простым «перекодированием» перевести на язык культуры другого народа» [Там же, с. 20]. Данные идеи в первую очередь доказывает практика преподавания родного языка иностранным учащимся. Многие, кто изучал языки со сложной системой времен, знают, как трудно подчас бывает овладеть не только и не столько формами времен, сколько «способом» членения временной оси. То же справедливо и по отношению к иностранцам, пытающимся овладеть видами русского глагола [Красных, 2001, с. 68].
Так, английский глагол to change может переводиться на русский язык как менять, изменять; переделывать (изменять курс, переменить адрес, переехать; покраснеть или побледнеть; сменить ногу)', меняться, изменяться (погода часто меняется, времена меняются, северный ветер перешел в восточный; Добившись успеха, он изменился; Как он изменился/); перестроить (Мы перестроили комнату = изменили вид комнаты); отказываться (от старых представлений)', обменивать (отнести шляпу в магазин и поменять ее на другую)', обмениваться, меняться (чем-л.) (поменяться местами)', переодеваться (Она надела другие туфли = Она изменила туфли)', менять белье, пеленки и т. п. (перестелить пастель, сменить пастельное белье, перепеленать ребенка)', превращать (Фокусник превратил часы в кролика)', превращаться (Гусеницы превращаются в бабочек, превратиться в скрягу, стать скрягой)', портиться (Эта краска линяет, выгорает, выцветает)', свернуться, скиснуть (о молоке)', переходить в новую фазу (о луне)', разменивать, менять (деньги)-, обменивать (на другую валюту)', делать пересадку, пересаживаться. Во фразеологических сочетаниях глагол to change реализуется в следующих значениях: изменить свое решение, переходить из рук в руки, переходить к другому владельцу, переменить направление, измениться до неузнаваемости («перекраситься»), переменить фронт (повернуться на 180 градусов), повернуться в другую сторону, перебежать в лагерь противника, изменить своим убеждениям, переменить тон, заговорить по-другому, производить крупные перемены в опасный момент (Лошадей на переправе не меняют) [см.: Апресян, 1999, с. 348-349]. Можно сделать вывод, что английский глагол to change чрезвычайно широкозначен. То же относится, например, и к немецкому andem. Отсюда и трудности для многих иностранцев, изучающих русских язык, в различении значений таких глаголов, как сменить - сменять / заменить - заменять, переменить - менять / изменить - изменять, изменить - измениться / переменить - перемениться, обменять(ся) - обменивать(ся) - менять(ся), обменить - обменять / менять - заменить и в усвоении глаголов разменивать - разменять, подменять - подменить, отменять - отменить, применять - переменить [см., например: Лексика русского языка, 2003, с. 34-40].
Мы склонны придерживаться широкого понимания «языковой картины мира». Языковая картина мира - это и то, как отражаются физические и психические реалии в языке, и образ мира (так, как он понимается в психолингвистике), и, что для нас важно в первую очередь, некоторая совокупность семантических полей, образующая своеобразное «архиполе». Единицами языковой картины мира и, соответственно, семантических полей, таким образом, становятся не только слова и устойчивые сочетания (например, измениться в лице, к лучшему, до неузнаваемости), как принято считать некоторыми учеными, но различные способы образного восприятия человеком окружающего мира. И это вполне закономерно, если принимать за основу тот факт, что в языковой картине мира семантика размывается, и на первое место выходит образ, возникающий уже не в семантике, а в системе знаний. Так, к единицам картины мира могут относиться устойчивые сравнения (лес как в сказке), метафоры (ее сердце все еще не изменилось: она все еще могла любить его у Достоевского), фреймы и другие единицы, связанные со структурой представления знаний и способами его концептуальной организации - гештальты, ментальные модели, сценарии, модели
ситуаций, двигательные представления, мыслительные схемы, моторные реакции и др. (собирать грибы, жарить шашлык), символы (березка, «вечная Сонечка» у Достоевского), жесты, мимика, (посмотреть прямо в глаза, почесать в затылке), пословицы и поговорки (Незваный гость хуже татарина), афоризмы (Все течет, все изменяется) и др. [о единицах картины мира см.: Караулов, 1987].
Очевидно, что образное представление действительности национально окрашено, т. е. может различаться в зависимости от принадлежности носителей языка к той или иной культуре. Образы могут складываться в ассоциативные ряды, которые становятся специфическим способом хранения и воспроизведения знаний человека о мире. Такие ассоциативные ряды также могут носить ярко выраженную национальную специфику: баня - водка - гармонь - лосось, а могут выражать и отношения, не связанные с особенностями той или иной культуры: изменение - человек - мир - время. К элементам языковой картины мира относятся также вообще все единицы языка, в которых хранятся знания человека о мире - имена (писателей, ученых, политических деятелей и т. д.), названия (географические, улиц, спортивных команд, газет, товарных знаков и т. д.), историзмы, безэквивалентная лексика, слова, имеющие различия во внутренней этимологии (подснежник - нем. Scheegldckchen, букв, «снежный колокольчик») и др.
Еще с античных времен учеными принято разделять мир реальный, независимый от сознания человека, и мир идеальный, существующий, отображенный в сознании, и, по мнению многих, являющийся вторичным по отношению к реальному. Так что же, выделяя категории языковой картины мира и семантического поля, мы реконструируем, какую модель строим - мира реального или мира идеального? В любом случае, оба мира, если даже условно принять такое разделение, существуют как постоянно меняющиеся. С этим, отчасти, и связан наш интерес к концепту «изменение», к тому, как этот концепт отражается в языке. Человек воспринимает мир и себя как постоянно меняющиеся сущности. В мире нет ничего постоянного, статичного, как нет в мире и настоящего времени, которое осознается только как уходящее в прошлое. Соответственно, можно говорить об эквивалентности прошлого и будущего [см.: Пригожин, Стенгерс, 2003]. Мир и человек - это постоянное становление. Бытие вообще определяется через время [см.: Хайдеггер, 1991, с. 81]. Изменение существует во времени. Само же время всегда фиксируется как изменение. Если настоящее - это «теперь», то прошедшее - «то, что уже не теперь», а будущее - «то, что еще не теперь». Изменение же фиксируется в гипотетическом настоящем и существует только в этом настоящем, и, что парадоксально, как только изменение зафиксировано, оно перестает быть изменением. Таким образом, если рассматривать семантическое поле «изменение» в языковой картине мира, то невозможно обойтись без изучения его соотношения с семантическим полем «времени». О единстве изменения и времени говорится и в «Русском семантическом словаре», где изменение определяется следующим образом: «Момент или период в ходе бытия, ведущий к появлению нового, уходу прежнего (Климатические изменения. Коренные изменения в жизни общества. Заметные изменения качества чего-н.) [Шведова, 1989]. Еще один парадокс времени и изменения состоит в том, что постоянное изменение перестает восприниматься
как изменение, т. е. парадокс постоянного, неизменного, и изменение, перемена. Отсюда же множество известных афоризмов на тему «все течет, все изменяется» и на тему постоянства «нет ничего более постоянного, чем временное», «...меня, конечно, не столько интересуют автобусы, телефоны и прочая...сколько гораздо более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне?» (Булгаков). С этим же связан парадокс изменения и постоянства: Солнце зашло. Мир изменился. - Солнце каждый день восходит и заходит. Ничего не меняется. Второе изменение воспринимается как периодическое. Таким образом, остается ли изменение изменением, если оно происходит постоянно, периодически?
Изменение, так же как время и пространство, интересовало философов с древнейших времен. Так, о противоречивой сущности изменения говорили Платон и Аристотель [см.: Платон, 1970; Аристотель, 1981]. В трудах Аристотеля можно обнаружить типологию изменений различных сущностей, воспринимаемых разумом и чувствами человека. Приводится сводный указатель основных типов изменений (превращения, или ше1аЬо1е, качественного (а11ою$}8), состояния и др.) и их разновидностей. В философских трудах Гегеля, прежде всего в «Науке логики», изменение предстает как феномен не только «чистого разума» (логические построения), но и «практического рассудка» (мир вещей). Изменение - это перемена не только в переходящей противоположности понятий, но и в самих предметах, т. е. перемена состояний какой-то вещи, внутри нее и т. п. Эти две стороны тесно взаимосвязаны. Изменения - определенные модификации одной и той же вещи: «Изменение формы, претерпеваемое лежащей в основании вещью в этом прохождении через многие промежуточные звенья, сохраняет тождество, сохраняющееся при этом самой вещью» [Гегель, 1971, с. 212]. Гегель, по-видимому, впервые дает определение изменения, которое может претендовать на статус инвариантного значения. Разграничивая определение и свойство, которые отличны друг от друга («со стороны своего определения нечто безразлично к своему свойству»), Гегель пишет: «Поскольку нечто изменяется, изменение относится к свойству, которое есть в нечто то, что становится иным (курсив наш. - В. Д.). Само нечто сохраняет себя в изменении, которое затрагивает только эту непрочную поверхность его инобытия, а не его определение» [Гегель, 1970, с. 426]. Речь идет здесь о модификации свойства в определении какой-то сущности, «вещи» и т. п. «Становиться иным» по отношению к перемене свойства чего-либо и есть суть изменения, которое, по-видимому, наряду с тождеством, движением, развитием и т. п. могут претендовать на статус категории. Сказанное дает основание выразить онтологическую сущность изменения с помощью лингвистического дескриптора ‘становиться иным’, который должен рассматриваться как исходная функция в семантическом поле ‘изменение’.
Вопрос о мере перемены (количественной основы качества) остается сложным. Его решение зависит от степени такой перемены, принятых в лингвокультурологических измерениях стандартов, национальной специфики языков, наконец, от обычного «здравого смысла», систем обыденных оценок (в прагматическом аспекте). По-видимому, нельзя сказать (хотя количественный параметр здесь объективен): Я не видел вашего сына давно. Тогда ему было 12 лет, а сейчас 18: он заметно постарел (но возможно: стал старше). Обычно же гово-
рят: заметно повзрослел (возмужал). Стареть применительно к такому объекту в его когнитивном аспекте (онтологии) в соответствии с принятыми стандартами не употребляют. Этот глагол обозначает возрастание изменения при переходе к пожилому возрасту: Сестра к шестидесяти годам сшьно постарела: от цветущей молодости ничего не осталось. Однако употребление этого глагола сильно ограничено (а, может быть, и невозможно) при обозначении предела или высокой степени проявления старости. Существуют и другие ограничения на употребления глагола измениться, связанные с прагматическими факторами, а также с возможностями внешнего и внутреннего изменения. Так, например, фраза Ты сильно изменился чаще подразумевает «изменение к худшему или то, изменение, которое не радуют говорящего», а чтобы выразить «изменение к лучшему», требуется распространитель: А ты изменился: помолодел, посвежел.
Семантическое поле «изменение» в его соотношении с русской языковой картиной мира интересно в различных отношениях. Важен сам концепт - ядро поля, связанный с категорией времени и являющийся реальным, инвариантным для носителей разных культур. Вообще, не совсем правильным было бы говорить о том, что изменение существует реально. Правильнее сказать, что кроме изменения реально ничего нет. Изменение скорее воспринимается, а не осознается, поэтому чрезвычайно интересно рассмотреть слова, входящие в семантическое поле «изменение», с точки зрения их принадлежности не столько к указанному семантическому полю, сколько с их соотнесенностью с русской языковой картиной мира, т. е. раскрыть не только парадигматические и синтагматические отношения глаголов, входящих в семантическое поле «изменение», но также и ассоциативные связи, что помогло бы показать именно восприятие человеком изменения. Реконструирование семантического поля «изменение» позволит установить его отношения с другими полями, и, в первую очередь, с полем, ядром которого является «время». Такое соотношение семантического поля «изменение» с другими полями и будет представлять собой некий фрагмент, возможно даже центральный, русской языковой картины мира, совершенно исключая «субъективный» фактор восприятия окружающей действительности, который зачастую просматривается во многих исследованиях, посвященных «образу мира». Данную задачу - реконструкцию фрагмента русской языковой картины мира посредством построения семантического поля «изменение» - мы и ставим как центральную для наших дальнейших исследований.
ЛИТЕРАТУРА
1. Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. I. - М., 1976; Т П1. - М., 1981.
2. Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т. I. - М., 1970; Т. П. - М., 1971.
3. Гумбольдт, Вильгельм фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Избранные труды по языкознанию. - М., 1984.
4. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. - М., 1976.
5. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. - М., 1987.
6. Колшанский В.Г. Объективная картина мира в познании и языке. - М., 1990.
7. Красных В.В. Основы психолингвистики и теории коммуникации. Лекционный курс. -М., 2001.
8. Лексика русского языка. Сборник упражнений / Под ред. Э.И. Амиантовой. - М., 2003.
9. Леонтьев А.А. Языковое сознание и образ мира / Язык и сознание: парадоксальная рациональность. - М., 1993.
10. Лосев А.Ф. Дерзание духа. - М., 1989.
11. Новый большой англо-русский словарь / Под общим руководством Ю.Д. Апресяна. - М., 1999.
12. Платон. Сочинения. В 3-х т. Т. II. - М., 1970.
13. Пригожий И., Стенгерс И. Квант. Хаос. Время. К решению парадокса времени. -М., 2003.
14. Рубакин Н.Н. Психология читателя и книги. - М., 1977.
15. Хайдеггер М. Время и бытие // Разговор на проселочной дороге. - М., 1991.
16. Шведова Н.Ю. Русский семантический словарь. - М., 2002.
SEMANTIC FIELD «CHANGE»
IN THE LANGUAGE PICTURE OF THE WORLD
V.N. DENISSENKO
General and Russian Linguistics Department Russian Peoples’ Friendship University
6, Miklukho-Maklay Str., 117198 Moscow, Russia
In this article the question on a semantic field «change» in its ratio with Russian language picture of the world is examined. The ontologic essence of change with the help of a linguistic descriptor ‘to become another’ is given. Initial function in a semantic field «change» comes to light.
