CC BY
134
«Вестник Рязанского государственного университета им. С.А. Есенина» • 2005 • № 2 В.А. Игнатьев
«МЕТОД ДЮМА» В ХУДОЖЕСТВЕННОМ, МИФОЛОГИЧЕСКОМ И НАУЧНОМ ТВОРЧЕСТВЕ 1
Известное изречение гласит: «Все мы родом из детства». Раз это так, то каждый знает благородных и отважных героев А. Дюма из «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо». В том возрасте, когда впервые читаются эти книги, сомнений в подлинности событий и приключений героев обычно не возникает. Долгие годы мужественные, целеустремленные Д' Артаньян, Атос, Портос, Арамис, Дантес, ставший графом Монте-Кристо, привлекают уже взрослых людей своей готовностью к подвигу, и непременно — во имя благородной цели.
Далеко не каждый читатель Дюма задумывается о подлинности описываемых событий, реальности героев или их прототипов. Они входят в нашу жизнь и помогают жить, возвышая над унылой прозой повседневности, позволяя сохраняться и проявляться лучшим человеческим качествам. Возможно, это и определяет некритичность в оценке подлинности описываемых событий. Стоит ли удивляться, что для меня, уже в зрелом возрасте прочитавшем роман «Две Дианы», стало открытием сообщение специалиста-литературоведа о том, что были прототипы героев. Но некоторые из реальных персонажей-прототипов обладали чертами характера, противоположными тем, которые были у героев «Двух Диан» 2. Дальше — больше. При некотором внимании к сюжетным линиям в романах А. Дюма обнаруживается, что тюрьма, из которой бежал будущий граф Монте-Кристо, в действительности не существовала. Экскурсантам, тем не менее, показывают некий остров Иф, в казематах крепости которого будто бы были заключены Дантес и Фарна.
Не один А. Дюма использовал вымысел как совокупность приемов — «метод», позволяющий на основе отдельных реальных событий (были король и кардинал такие-то, были гвардейцы кардинала и мушкетеры короля и т.д.) выстраивать сюжетные линии романов, раскрывать характеры героев, побуждая следовать возвышенным, благородным идеалам. Однако читатель воспринимает вымысел А. Дюма, открывающийся не сразу, а с возрастом, с некоторым разочарованием, досадой, и более остро, чем аналогичные вымыслы у многих других авторов. При этом читатель знает, что у героев были реальные прототипы и многое автором придумано. Подобный вымысел и приемы развертывания его в целостную художественную или научно-концептуальную композицию в данной работе мы обозначаем как «метод Дюма». Его суть: на основании того, что где-то что-то и когда-то было, или зафиксировано как предположение, как рабочая гипотеза или идея, выстраиваются определенные композиции (соотношения и связи компонентов) в художественном или научном творчестве.
Вымысел как важнейшая составляющая «метода Дюма» отличается от научно выверенных в практике, опыте положений своей необязательностью, иллюзорностью. Вымысел более подвижен, изменчив, чем положения науки, особенно фундаментальной. Но в том и притягательность вымысла, что даже для науки он может в определенных ситуациях сослужить добрую службу. Вымысел имеет свою логику, подчиненную главной, ведущей идее научных размышлений или замыслу воплощения художественных прозрений, озарений, видения мира или фрагментов действительности. Так, переоценка ценностей социализма и «смена минаретов веры» сопровождаются широкой палитрой творчества по «методу Дюма» в самых разных сферах. Последний император России Николай II, ранее официально называвшийся кровавым, предстает (особенно у монархистов) ангелоподобным царем-батюшкой. Русская православная церковь канонизировала его как святого. Воплощаясь в художественных произведениях, в научных фантазиях, идеях и теоретических разработках (ракетах Циолковского, например), вымысел может иметь как позитивное, так и негативное значение. Ниже мы рассмотрим значение и некоторые особенности «метода Дюма» в литературно-художественном, религиозно-мифо-логическом и
научном творчестве.
«Метод Дюма» в литературно-художественном творчестве. Позитивное значение вымысла, входящего в «метод Дюма», удачно выразил поэтической строкой А.С. Пушкин в «Элегии» (1830 г. «Безумных лет угасшее веселье...»):
Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь...
Воплощение типичных (или просто значимых) образов в конкретных формах поступков, смысловых связях идеи художественного произведения делает вымысел неизбежным средством достижения поставленной автором (художником, скульптором, романистом, поэтом и т.д.) цели. К сожалению, увлекаясь общей идеей как основой конструирования связи образов (компонентов) произведения, авторы порою перестают критически оценивать используемые выразительные средства. Они создают образы, далекие от прототипов или же прямо противоположные им (как в приведенном примере «Две Дианы» А. Дюма). Отрадно то, что у знаменитого романиста подобное вольное обращение с характерами и судьбами прототипов «срабатывает» в плане возвышения, облагораживания главных героев. Однако исследователи и критики, используя «метод Дюма» в анализе работ известных авторов, могут существенно искажать оценку их деятельности и негативно влиять на восприятие идей художественного произведения. За примером далеко ходить не нужно. В последние годы происходит переоценка направленности творчества одного из замечательных поэтов России — С.А. Есенина.
С.А. Есенин воспринял, хотя не сразу и по-своему, «с крестьянским уклоном», революцию 1917 года как начало новой и лучшей жизни. Он хотел быть «яростным попутчиком» в новом государстве, «в Советской стороне» («Письмо к женщине»), хотел вступить и подавал заявление о приеме в партию большевиков, создал свою, есенинскую, «лениниану». Но он не избежал разочарования, видя, что жизнь крестьян не улучшается, а ожидания лучшей жизни оказались призрачными. Что-то из его невеселых дум отразилось в «Стране негодяев», что-то переплавилось в пьяные, скандальные оскорбления должностных лиц, которые, разумеется, не желали переносить, быть может и не заслуженные в свой адрес грубые слова. Возникали протоколы, дела — и слава «скандального» российского пиита.
Тревожные чувства, вызываемые социальными изменениями и потрясениями, совпали с личной драмой поэта — потерей смысложизненных ориентиров. Многие почитатели поэзии Есенина по сложившейся традиции видеть кумира безгрешным как будто не замечают или не придают значения его почти регулярным запоям в последние годы. Отрицать, или не видеть, или не замечать разрушающего действия алкоголя на поэта (сам-то он это признавал) склонны обычно гуманитарии. Как правило, они не знают, что молодой цветущий организм совершенно здорового человека может при злоупотреблениях алкоголем всего за год-полтора дойти до состояния «белой горячки», когда черти кругом «телепаются», когда куда-то надо бежать, что-то с собой делать. Есенин начал давно использовать алкогольное опьянение как замещающую форму разрешения жизненных неурядиц. Потом — «осыпал мозги алкоголь» и жизнь постепенно потеряла смысл.
Многие исследователи и знакомые поэта в своих воспоминаниях о нем не избежали приукрашиваний и, поддавшись обаянию сочинений Есенина, способствовали формированию и распространению легенд о его жизни. Писавшая о том, что по отношению к Есенину «легенда и влюбленность застят глаза. но надо видеть сквозь легенду», А.М. Марченко не смогла реализовать ею же выдвинутую задачу. Она даже не удержалась от экстравагантного суждения о С.
Есенине: «.Он жил как великий скупой, не позволяя себе бесцельных удовольствий. Даже любовь была лишь каторгой (??!! — В.И.), на которой его удел — «вертеть жернова поэм» 3. Линию на сознательное изложение биографии и творческих поисков Есенина в ореоле легенд о нем провели авторы большой по объему книги «Сергей Есенин» — С.Ю. Куняев и С.С. Куняев 4. Показательно и название книги А.Д. Андреева — «Есенин. Легенда» 5. Так, при участии почитателей поэта формируется подхваченная сторонниками версии убийства Есенина легенда, исключающая важнейшие в его жизни изменения личности, определявшие возможность трагического финала — самоубийства.
Научную биографию С. Есенина за истекшие полвека есениноведы создать не смогли. А может быть, никто и не хотел специально этим заниматься после детального знакомства с обстоятельствами его жизни и творчества? Возможно, легендарная жизнь кумира больше устраивает людей, чем тревожная обеспокоенность грустными фактами реальной жизни. Легенды ведь нужны кому-то, раз они возникают и существуют. Разноголосицу мнений, не согласованных пока ответов на многочисленные «Что? Где? Когда? С кем? Зачем и почему?» можно преодолеть. Можно свести вместе даты, факты, устранить заметные противоречия, отделить достоверное от вымышленного, хотя бы с оговорками относительно возможности других интерпретаций. Основная трудность составления научной биографии поэта не в противоречивых фактах и интерпретациях. Беда в ином — в наших привычных установках сознания (или, как стали говорить, в ментальности) видеть кумира на пьедестале и в позолоте, свободным от грешных земных слабостей и минусов, удачливым и бодрым оптимистом. И исчезают неприятные эпизоды жизни, отрицательные стороны характера и поступков героя.
В легендах, включаемых в биографии поэта, он из противника «царщины», из «яростного попутчика» новой жизни и создателя ленинианы волшебно превращается в борца за иную, настоящую Русь, в подвижника преследуемого «вождями» большевиков и спецслужбами, которые довели его до болезни, до «психушки», а потом и убили. При одностороннем внимании к периоду раннего творчества поэта возникает впечатление, что едва ли не основными для Есенина были религиозно-философские искания. Академически солидное исследование О.Е. Вороновой «Духовный путь Есенина (религиозно-филосовские и эстетические искания)»6 уже одним названием, особенно подзаголовка, ориентирует на принятие духовно-религиозных поисков как основы творчества поэта на протяжении всей его жизни. О.Е. Воронова справедливо отметила, что «заключительный этап духовной и творческой эволюции Есенина необычайно сложен и противоречив»7 (С. 32). Произведения последних лет жизни уже зрелого мастера свидетельствуют о преодолении религиозных прежних настроений и его обращении к ценностям земного бытия. Желание О.Е. Вороновой в новых ориентациях поэта видеть продолжение «религиозных исканий» вызвало идею его движения к «новому религиозному сознанию», о котором писал Н. Бердяев. Заметим, что религиозные поиски В.С. Соловьева и Н.А. Бердяева, писавших и о русской идее (у них — религиозной по содержанию), вышли за пределы канонического христианства и православия, представая перед истинно верующими в качестве еретических.
Приписывание Есенину черт и побуждений в свете принимаемых легенд соответствует «методу Дюма», когда знаменитый романист на основании того, что где-то, что-то и когда-то было, описывал своих героев и ситуации похожими на прототипов или реальные события с точностью «до наоборот» (как в «Двух Дианах») или же придумывал их сам. На наших глазах создается новый миф о Есенине — носителе «русской идеи», ее выразителе, преследовавшемся и потерпевшем за это. На примере биографии-легенды Есенина видно, как быстро и легко меняются оценки и взгляды, переосмысливаются факты и прежние суждения. Не только, видимо, к историкам и к истории можно отнести ставшие широко известными слова о нашем непредсказуемом прошлом, но и к создателям нового мифа о Есенине и к возникшей новой его биографии-легенде.
Творчеству С. Есенина, его поэзии не нужна позолота. Тиражи издаваемых есенинских произведений говорят сами за себя. И то, что не все равноценно в его наследии, — явление совершенно нормальное. У любого писателя, поэта есть более или менее удачные, «сильные» и «слабые» произведения. Часть стихотворных сочинений С. Есенин писал в погоне за заработком, учитывая преобладающие в обществе официальные ориентации. Поэтому читатели, имеющие разные взгляды, могут оценивать как лучшие его ранние, насыщенные религиозными образами
сочинения или же более поздние, с высказанной надеждой на лучшую жизнь при социализме. Многие из них, видимо, будут со временем забываться и отсеиваться при последующих изданиях сочинений поэта. Долгая жизнь суждена стихотворениям и поэмам С. Есенина, посвященным «вечным» проблемам — любви, счастью, необходимости завершения земной жизни.
«Метод Дюма» в мифологических построениях. Своеобразным результатом (продуктом) коллективного творчества на основе «метода Дюма» являются мифы и религиозные представления — от первобытных форм до монотеистических мировых религий, «символов веры», идеи которых обосновываются и разрабатываются в трактатах профессионалов-теологов. Возникновение мифа вызывалось потребностью формирующегося сообщества людей к целостному видению мира, определению в нем своего места, связей с природными условиями и окружающими людьми. Первые люди объясняли явления действительности и свои отношения с миром, прилагая к ним мерки представлений о самих себе. Антропоморфизм включал вымысел как необходимый компонент представлений древних людей о мире и себе, позже названных мифами (сказаниями, преданиями). На пути «от мифа к логосу» (так называется солидный труд Ф.Х. Кессиди 8) вымысел обручился с логикой «рацио». Вымысел и логика при этом подчинялись объективно значимой, хотя вряд ли многими осознаваемой, цели — выработать устойчивую сеточку, или «матрицу» объяснений, предписаний и действий, связывающих недолговечные поколения людей в освоении ими действительности.
Многочисленные мифы Древнего мира впечатляют включенными в них вымысламифантазиями, неразрывно связанными с отображениями фрагментов реальной действительности. Фантастические картины появления мира, богов и людей, их взаимоотношений задавали, как мы сказали бы сейчас, алгоритм жизни, соединяя вымысел с осваиваемыми приемами земледелия, ремесла, выделяя и фиксируя нормы этических и эстетических отношений. Все это без труда прослеживается в известных повествованиях Древней Греции о борьбе богов и титанов, о подвигах Геракла, Язона (Ясона), как и в бессмертных творениях Гомера.
Черты мифотворчества проявились и в формировании религиозных представлений. В них на смену слитности, нерасчлененности фантастического и реального в видении мира и человека приходит разграничение двух миров. Один мир — «посюсторонний», земной, низший. Другой мир — «потусторонний», небесный, высший. Высшему, потустороннему миру присуще сверхъестественное креативное начало, определяющее возможность чуда, которое может видоизменить или отменить естественные причинные связи низшего посюстороннего мира. Вера в сверхъестественное — определяющая черта всех религий, от первобытных верований до мировых религий. Вера как установка психики человека на некритическое принятие определенных представлений в качестве правильных, истинных (достоверных), не нуждающихся в проверке, во многом определяет широкое использование вымысла для презентации желаемых — часто положительных — норм и идеалов в качестве божественных, сверхъестественных предписаний. Они, как предполагается, подлежат неукоснительному исполнению, исключающему критическое к ним отношение.
Однако именно критический настрой позволяет увидеть в религиозных построениях, наряду с позитивной нацеленностью назиданий и предписаний, заключенный в них нередко негативный смысл, как правило закрытый для верующего положительной устремленностью идеала. Подтверждением могут служить многочисленные противоречия Библии. Возьмем для примера широко известный эпизод казни Христа на Голгофе вместе с двумя разбойниками. Один из них, по сообщению евангелиста Луки (Лк. 23, 35—41) 9, как и многие из толпы, злословил Иисуса, говоря, что тот других брался спасать, а себя спасти не может. Другой разбойник останавливал сотоварища по несчастью, признавая, что их справедливо казнят за проступки, а Христа — безвинно. «И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» Тотчас последовало обещание Бога-сына, что казненный разбойник будет в раю. «И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23. 42—43). Понятно, какое впечатление должен был производить этот эпизод на верующих и желающих приобщиться к религии любви и спасения грешников. Бог милостив, он все простит. Но как же тогда быть с известной формулой Ф.М. Достоевского, утверждающей, что будто бы для неверующих без Бога все возможно? То есть безнравственные поступки, зло в мире — от неверия в Бога.
Мысль, идущая дальше позитивной устремленности «метода Дюма», обнаруживает другой, скрытый смысл, отрицающий первоначальный замысел сюжета. Из приведенного эпизода казни Христа и разбойников вытекает и иное суждение, нежели утверждение о бесконечной милости Бога. Оно противоположно утверждению Достоевского и солидарных с ним верующих. Альтернативный вывод философа (пусть это будет автор статьи) может звучать так: «Если без Бога возможно все (дурное и безнравственное), то с Богом тем более все возможно (дурное и безнравственное, в том числе)». Достаточно покаяться, уверовать, и, будь ты преступник, заслуживающий смертной казни, тебя могут принять в райские кущи. Аналогичный вывод сделал З. Фрейд 10. Он высказал обоснованное сомнение в том, что люди были счастливы во времена неограниченного господства религии. Во всяком случае, нравственнее они не были, поскольку снятие грехов через покаяние не способствовало возвышению нравственности. У З. Фрейда получалось, что «во все времена безнравственность находила в религии не меньшую поддержку, чем нравственность». З. Фрейд метко заметил, что русская душа отважилась признать грех ступенью к обретению райского блаженства. Народная мудрость воплотила оценку божественной милости в пословице: «Не согрешив, не покаешься, не покаявшись — не спасешься». Грех оказался богоугодным делом, как ни парадоксально это звучит.
Вымысел, иллюзорность религиозных повествований могут служить темой отдельной обстоятельной работы. Желание человека избежать страданий и смерти как печального финала жизни во многом определяет существование религиозной веры. Она поражает отсутствием критичности оценок и неправдоподобностью устремлений к воскресению для вечной жизни. Единственный случай воскресения Христа, если и принять его, обладает нулевой научной достоверностью. Но кого из верующих это смущает? В религиозных текстах есть положения, призванные устранить сомнения (эпизод с Фомой, не поверившим в воскресение распятого Христа), но вызывающие (или способные вызвать) прямо противоположный эффект. Евангелист Матфей постарался нейтрализовать мысль о воскресении Христа как о возможном обмане со стороны учеников, которые могли украсть тело и сказать народу: воскрес из мертвых (Мф. 27. 62—66; 28. 11—15).
У современников евангельских событий были основания сомневаться в достоверности воскресения Христа. А ведь все здание христианства основано, как на краеугольном камне, на постулате воскрешения. Не случайно пасха характеризуется в христианстве как «праздников праздник и торжество из торжеств». При сомнении в воскресении Христа тщетны все усилия верующих, тщетна и вера христианская. «.Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша», — утверждает известное новозаветное изречение апостола Павла (1 Кор. 15. 14 и т.д.). Наука не разделяет утверждений вероучений, полученных по «методу Дюма». У науки и религии противоположное понимание истины. Но и в научном познании, как и в художественном, и в религиозно-мифологическом осмыслении мира, имеет место вымысел, входящий в «метод Дюма».
Положительное и отрицательное значение «метода Дюма» в научном познании.
Традиционное отношение к научному познанию предполагает, что его результаты не будут (или не должны) зависеть от субъективных факторов, тем более от вымысла. Однако прослеживание особенностей ряда научных открытий и факторов их детерминации обнаруживает и в сфере научного познания значимость субъективных оценок, предпочтений и даже определенных форм вымысла. В научных вымыслах — свои особенности. Вымыслы в науке, выступающие в качестве догадок, предположений, идей, гипотез, могут, как и в других сферах познания, иметь позитивное и негативное значение. Остановимся подробнее на субъективных моментах научного творчества и приведем примеры положительного и отрицательного проявлений «метода Дюма» в научном познании.
В работах 1980—1990-х годов (в том числе и автора статьи) показано, что в процессах познавательной деятельности на установки и взгляды ученых, на интерпретацию ими научных данных оказывают влияние мировоззренческие принципы, особенности уклада жизни, сформировавшиеся и формирующиеся стереотипы восприятия событий и отношение к ним.
Влияние некоторых вненаучных факторов на развитие биологии, перестройку объяснений фактов и выработку новых учений отметил известный публицист и литературный критик Н.Н. Страхов, в начальный период своей деятельности изучавший и преподававший естественные науки. Он сделал попытку объяснить «непостижимый» факт быстрого успеха
учения Ч. Дарвина. Быстроту признания и распространения дарвинизма Н.Н. Страхов объяснил некритичностью восприятия прежних креационистских взглядов и действий внешних влияний из вненаучной области на мировосприятие ученых: «Старые натуралисты виноваты потому, что они исповедовали догмат постоянства видов не вследствие ясно осознанных начал, а только вследствие великого авторитета Кювье» 11.
Небезынтересные суждения высказал Н.Н. Страхов о причинах (или некоторых факторах) развития наук. «Движение наук и перевороты, которые в них происходят, зависят не от внутреннего их развития, а определяются влияниями из какой-то другой области. Учения господствуют и исчезают, управляемые силою, более могущественной, чем наука... Не наука сделала этот шаг, а помимо естествознания изменились нравственные и философские понятия людей — вот причина успеха Дарвина» 12. В этом высказывании выделяется значение внешних для науки факторов детерминации. Однако причины успеха дарвинизма не сводятся только к изменению нравственных и философских понятий, как казалось Страхову. Идеи борьбы и естественного отбора при определенной метафоричности, образности данных терминов отражали и сущностные характеристики процессов органической жизни. Это во многом определяло быстроту распространения дарвинизма, «успех Дарвина».
Приращение нового знания может сдерживаться ограничивающим влиянием очевидности внешних признаков, связей или принятых толкований. Очевидное (явление или распространенное объяснение) мешает увидеть новое в привычном соотношении предметов, закрывает дорогу обнаружению сущности лежащими на поверхности явлениями, принимаемыми за выражение сущности. Н.Н. Страхов высказал интересное суждение о роли субъективных оценок и предпочтений в выборе учений, в восприятии и интерпретации явлений. «Мы верим в то, чего хотим, что любим, что удовлетворяет нашим нравственным потребностям. Из фактов замечаем те, что питают Любимую мысль...»13. Так, в числе причин отстаивания в течение длительного времени (с глубокой древности до второй половины XX века) идеи наследования благоприобретенных свойств Т.Г. Морган и Ю.А. Филипченко 14 назвали «гипноз очевидности». Он действовал и тогда, когда с позиций генетики и других дисциплин было экспериментально обнаружено различие модификаций (ненаследуемых прижизненно приобретаемых изменений) и изменений, передаваемых механизмами генетической наследственности. Раньше наследственная изменчивость и модификации не дифференцировались и объединялись в одну группу. Наследственная изменчивость маскировала модификации, воспроизводимые в ряде поколений при сохранении вызывающих их условий.
Выделенные еще Ф. Бэконом в «Новом органоне» призраки (идолы) воспроизводятся и появляются в бесконечно разнообразных познавательных ситуациях, требуя усилий исследователей по их осознанию и преодолению. Ч. Дарвин в «Автобиографии» привел пример, когда специалисты-геологи на экскурсии по сбору образцов горных пород не заметили явственных следов ледниковых явлений — своеобразных следов на поверхности скал, положения валунов, морен. «Во время экскурсии, — писал Ч. Дарвин, — я имел случай убедиться, как легко проглядеть явление, как бы оно ни бросалось в глаза, если кто-нибудь другой ранее не обратил на него внимания»15.
К ошибочным заключениям могут вести и «добросовестные», то есть объективно неосознаваемые заблуждения-вымыслы отдельных ученых. Поучительны в этом плане исследования М.И. Волского 16, послужившие созданию новой концепции, в которую была включена идея усвоения азота животными и человеком из вдыхаемого воздуха. К числу «добросовестных» можно отнести и оказавшиеся ошибочными выводы О.Б. Лепешинской 17 о происхождении клеток из живого вещества.
Отрицательное влияние бэконовских «призраков» может усугубляться неполнотою и неточностью полученных ранее данных о явлениях какой-либо области органической жизни. Например, один из основоположников этологии, Н. Тинберген, писал о тернистом пути изучения роли зрения в поведенческих реакциях, связанном не только с предубеждениями, но скудостью и неточностью сведений о различных типах глаз в царстве животных: «Представления об устройстве даже собственного глаза открывались человеку поразительно медленно и веками основывались на высказанном еще древними греками предположении, что воспринимается изображение хрусталиком, а сетчатка (истинный светоприемник) питает хрусталик, подводя к
нему от мозга по зрительному нерву таинственную силу, именуемую «зрительной субстанцией»
18
Яркими свидетельствами результативности «метода Дюма» в научном творчестве могут служить примеры влияния произведений Ф.М. Достоевского на А. Эйнштейна и идей «космизма» Н.Ф. Федорова на К.Э. Циолковского. В работах, посвященных природе научных открытий и мировоззрению великого физика, приводятся ссылки на высказывания самого А. Эйнштейна о влиянии на его творчество образов и поступков героев Ф.М. Достоевского. По свидетельству А. Мошковского, А. Эйнштейн говорил: «Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс!» 19. Можно представить, что не традиционность и своего рода алогичность многих действий героев Достоевского раскрепощала мысль, вынужденную в традиционных научных поисках следовать «железной» логике выводного (аподиктического) знания, строгой дисциплине дискурса. Эйнштейн ценил художественные произведения и за вызываемое ими чувство прекрасного, которое давало мощный стимул для творчества.
Имя К.Э. Циолковского обессмертили проекты летательных аппаратов для освоения космоса. Допустимо предположить, что К.Э. Циолковский стал разрабатывать идеи космических полетов и создания ракет, задумываясь над возможностью реализации фантастических с научной точки зрения представлений «космизма» Н.Ф. Федорова. Корректируя фантастические проекты Н.Ф. Федорова, К.Э. Циолковский в свою «философию космизма», довольно пеструю и эклектичную, ввел научные идеи. Точное (математическое и физическое) знание в целостной картине представлений Циолковского должно было сообразовываться с мировоззренческими и этическими постулатами, заимствованными у Платона, атомистов, из учений христианства, теософии, оккультизма, вульгарного материализма. Представления о духовных атомах, воле Вселенной и неизвестных разумных силах, имея определенное рациональное содержание и изрядную долю фантазии, стимулировали поиск реальных, осуществимых в земных условиях, конструкций аппаратов для выхода человека в Космос и освоения Космоса. Приведенные примеры стимулирования нетрадиционного мышления и выдвижения «сумасшедших идей» признанными гениями А. Эйнштейном и К.Э. Циолковским говорят о позитивном значении произведений искусства и фантазии-вымысла в научном творчестве.
Вымыслы как предположения, как рабочие гипотезы — постоянные спутники научного творчества. Отчетливо это проявляется в постоянном стремлении ученых объяснить феномен наследственности. На пути к современным представлениям была гипотеза пангенезиса Ч. Дарвина и достаточно сложная конструкция представлений о наследственных образованиях (идиоплазме, пангенах, идах и идантах) в учении А. Вейсмана о зародышевой плазме и зачатковом отборе. Желание объяснить особенности органической жизни на протяжении веков, с IV века до н.э. (Аристотель) и по ХХ век (Г. Дриш, И. Рейнке, А.Г. Гурвич, А.А. Любищев)20, привело к выдвижению витализма с его центральной идеей о наличии у живых существ особого жизненного фактора. Эту идею-вымысел, выдвигаемую умозрительно, неоднократно особенно в Х1Х—ХХ веках пытались обосновать экспериментальными данными (Г. Дриш, А.Г. Гурвич) и представить в обновленном виде как заслуживающий доверия научный постулат.
Ненаучность раннего, «школьного» (по Г. Дришу) витализма была настолько очевидна, что от него отмежевались неовиталисты И. Рейнке и Г. Дриш. Тем не менее, сохранение термина подчеркивало преемственность старого и нового витализма, признающего (как позитивный момент) невозможность сведения органического к физико-химическому. Виталисты обратили внимание на важные стороны жизни — ее целостность и активность, упускавшиеся или недостаточно полно разрабатывавшиеся с механистически-материалистических позиций. Но ненаучность виталистического постулата о внепространственном специфическом жизненном факторе хотя и стимулировала поиски его проявления, но предопределяла обреченность витализма на вырождение. Витализм должен был уступить место научному поиску специфичности органической жизни, научному решению проблем целостности и активности живого.
При внимании к особенностям творчества выясняется, что догадки, допущения, предположения активно используются в научном познании, взаимодействуя с философскими идеями, где для «метода Дюма» открыты еще более широкие просторы. Открываемые с помощью «метода Дюма» новые горизонты могут вести не только к истине, но и к заблуждениям,
порою предстающим в облике новаторских прозрений, поражающих воображение. Одним из примеров может служить построенная по «методу Дюма» концепция ведущей роли математики как «стержня», или центра, или ядра гуманитаризации школьного образования 21. С другой стороны,
«метод Дюма» стимулирует продвижение к новым достоверным научным знаниям. Так, идеи «творческой эволюции» А. Бергсона, глобального эволюционизма Тейяра де Шардена, синергетики, возникшей в недрах естествознания, оказываются плодотворными для самых различных сфер научного творчества. Они стимулируют нетрадиционные для дискурса движения мысли и интуитивные озарения, позволяющие открывать новые горизонты научных исследований.
ПРИМЕЧАНИЯ
1Материал статьи был использован для публикации в разделе «Методологические проблемы науки и искусства» коллективной монографии «Методологические проблемы творчества» (М.: РФО, 2003), изданной ограниченным тиражом.
2См.: Завадье А. «Две Дианы»: роман и история // Дюма А. Две Дианы. Краснодар, 1990. С. 600—607.
3Марченко А.М. Поэтический мир Есенина. 2-е изд. М., 1989. С. 288.
4См.: Куняев С.Ю., Куняев С.С. Сергей Есенин. М., 1995. (Сер. биографий: Жизнь замечательных людей).
5См.: Андреева А.Д. Есенин. Легенда. М., 1973.
6См.: Воронова О.Е. Духовный путь Есенина (религиозно-философские и эстетические искания). Рязань, 1997. В другой, еще более солидной по объему книге «Сергей Есенин и русская духовная культура» (Рязань, 2002) О.Е. Воронова отметила, что ее привлекает позиция А.М. Марченко. Заметим, что ориентирам этой позиции она в какой-то мере следовала в своих исследованиях. Но использование «метода Дюма», четко прослеживаемое у А.М. Марченко и в первой монографии О.Е Вороновой о С.А. Есенине, может обеспечить солидные объемы интерпретаций и домыслов, но не научно объективный анализ творчества и биографии поэта.
7Там же. С. 32.
8См.: Кессиди Ф.Х. Становление древнегреческой философии. М., 1972.
9Новый Завет // Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. М., 1976 (Стереотип. изд. Библии 1968 года). (Отсылки на данное издание даются в тексте.)
10 См.: Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Психоаналитические этюды. Минск, 1998. С. 510; То же // Мир философии. Ч. 2. М., 1991. С. 394, 395.
11 Страхов Н.Н. Дарвин // Борьба с Западом в нашей литературе. Кн. 2. Киев, 1897.
С. 255.
12 Там же. С. 256—257.
13 Там же.
14 См.: Морган Т.Г., Филипченко Ю.А. Наследственны ли приобретенные признаки? Л., 1925.
15 Дарвин Ч. Автобиография // Происхождение видов. М; Л., 1937. С. 59.
16 См.: Волский М.И. Новая концепция дыхания. Горький, 1961.
17 См.: Лепешинская О.Б. Происхождение клеток из живого вещества и роль живого вещества в организме. М., 1950.
18 Тинберген Н. Поведение животных. М., 1978. С. 48—49.
19 Мошковский А. Альберт Эйнштейн. М., 1922. С. 162. См. также: Фейнберг Е.П. Взаимосвязь науки и искусства в мировоззрении Эйнштейна // Вопросы философии. 1979. № 3.
20 Названия их работ и основные идеи учений приводятся в публикациях автора данной статьи по философии и методологии биологического познания, в частности, в «Вестнике РГПУ».
21 Критика концепции ведущей роли математики как «стержня» или центра, ядра гуманитаризации школьного образования дана в работах автора: Игнатьев В.А. Математика в развитии культуры: софизмы А.А. Любищева и А.Х. Назиева //Актуальные проблемы социогуманитарного знания: Сб. Вып. 21. М., 2003. С.78—95; «Линии» Платона и Демокрита в развитии культуры (ориентиры творчества А.А. Любищева): Монография. М, 2004; О линиях Платона и Демокрита в развитии культуры (к критике попытки обосновать ведущую роль идеализма в истории культуры) // Философия и общество: Научно-теорети-ческий журнал. М., 2004. № 2 (35); Может ли математика быть стержнем (центром, ядром) развития культуры и
гуманитаризации школьного образования? // Тенденции развития отечественной философской мысли в XXI веке и перспективы регионального обществоведения: Труды 2-й Рос. науч.-практ. конференции / РГПУ. Рязань, 2004. С. 78—87.
