Метанарратив и фразовый режим в дискурсе армянского города Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Язык и культура. 2024. № 65. С. 28—54 /Language and Culture. 2024;65: 28-54

Научная статья УДК 81-2

doi: 10.17223/19996195/65/2

Метанарратив и фразовый режим в дискурсе армянского города

Ирина Александровна Савченко1, Тадевос Вруйрович Тадевосян2, Светлана Сережаевна Барсегян3

1 Московский городской педагогический университет, Москва, Россия 2'•3 Ванадзорский государственный университет им. О. Туманяна, Ванадзор, Республика Армения 1 [email protected], [email protected] 2 [email protected] 3 [email protected]

Аннотация. Рассматриваются дискурсивные феномены, для изучения которых требуется одновременное применение так называемого фразового режима (или языковой игры) и классической метанарративной технологии, в то время как указанные подходы принято интерпретировать в лингвистике и философии языка как две несовместимые научные парадигмы. Показано, что эти «парадигмы» не только не отрицают друга, но, более того, их интеграция открывает большие возможности для современной науки.

Потенциалы конвергенции двух подходов концептуализируются на примере изучения дискурсивной специфики билингвальной среды современного армянского города. В качестве эмпирического материала используются данные, полученные посредством дискурс-анализа лингвосемантических признаков, смоделированных на основе русского языка прозвищ, которые бытуют в армянских городах в речи армянско-русских билингвов.

В рамках исследуемой проблематики получают развитие идеи С.К. Гураль о взаимообусловленности дискурсивных и социокультурных практик в контекстно-дискурсивной среде современного двуязычия, где познавательные и коммуникативные практики предопределяют и дополняют друг друга в дискурсивном взаимодействии. Концептуальные подходы, представленные в работах С.К. Гураль, обретают новый исследовательский вектор и применяются для понимания природы функционирования прозвищ в билингвальных городских ареалах Республики Армении.

Для исследования феноменов городского билингвального дискурса (в данном случае «русских» прозвищ в речи горожан - армянских билингвов) впервые используется предложенная И.А. Савченко когнитивно-коммуникативная система координат городского дискурса.

Исследуемый массив прозвищ был получен методами анкетирования, опроса и включенного наблюдения, проведенных среди жителей ряда армянских городов. В итоге из более чем 200 лексических единиц была составлена картотека прозвищ по двум большим группам. Первая группа - прозвища, образованные от имен собственных: отантропонимические (отфамильные, отыменные и отпатро-нимные) прозвища, представляющие собой разные модификации официального

© И.А. Савченко, Т.В. Тадевосян, С.С. Барсегян, 2024

имени носителя прозвища. Подобные городские прозвища характеризуются переходной природой - от имен собственных к именам нарицательным, и являют собой модификации паспортного имени. Ко второй группе относятся прозвища, сформированные на основе идентификационных ассоциативных и характерологических признаков: «внешне мотивированные» прозвища-идентификаторы; городские прозвища, мотивированные профессией, родом деятельности, увлечениями и хобби; прозвища, мотивированные стилем поведения из носителя; прозвища-идентификаторы, сформированные по типу социальной и территориальной принадлежности их носителя; прозвища, ассоциируемые с прецедентным именем.

Когнитивно-коммуникационный дискурс-анализ прозвищ, заимствованных из русского языка и ставших органичной частью дискурсивного пространства армянского города, позволил подтвердить гипотезу о возможностях интеграции ме-танарративного и фразового подходов в исследовании лингвокультурных явлений. Исследование показало, что, с одной стороны, формирование и характер функционирования русских прозвищ в городских языковых пространствах Армении может интерпретироваться учеными как языковая игра, поскольку развивается по принципу «фразового режима». В особенности это касается прозвищ, относящихся ко второй группе. С другой стороны, процесс и закономерности переноса лексической единицы из одного языка в другой (в котором она становится городским прозвищем) и в целом специфика функционирования двуязычного городского пространства не могут быть комплексно изучены без понимания одного языка через другой, т.е. без применения метанарративного подхода.

Выводы авторов выходят за пределы отдельной науки и обладают междисциплинарной и эпистемологической ценностью. В частности, установлено, что в современном массовом городском обществе нет четких границ между феноменами, с одной стороны, и метаконцептами - с другой. Они формируют интегрированную целостность, в которой складываются новые культурные образцы, генерируется новое знание и определяется новый коммуникационный контекст.

Ключевые слова: когнитивно-коммуникативная система координат городского дискурса, фразовый режим, языковая игра, метанарратив, дискурс-анализ, лингвосемантический признак, армянско-русский билингвизм, «русские» прозвища, эпистемология, контекст, генезис

Благодарности: исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 23-18-00288, https://rscf.ru/project/23-18-00288

Для цитирования Савченко И.А., Тадевосян Т.В., Барсегян С.С. Метанарратив и фразовый режим в дискурсе армянского города // Язык и культура. 2024. № 65. С. 28-54. doi: 10.17223/19996195/65/2

Original article

doi: 10.17223/19996195/65/2

Metanarrative and phrasal mode in the discourse of the Armenian city

Irina A. Savchenko1, Tadevos V. Tadevosyan2, Svetlana S. Barseghyan3

1 Moscow City University, Moscow, Russian Federation 22 3 Vanadzor State University, Vanadzor, Republic of Armenia 1 [email protected], [email protected] 2 [email protected] 3 [email protected]

Abstract. The reader's attention is drawn to discursive phenomena, the study of which requires the simultaneous use of the so-called phrasal mode (or language game) and classical metanarrative technology, while these approaches are usually interpreted in linguistics and philosophy of language as two incompatible scientific paradigms. It is shown that these "paradigms" not only do not deny each other, but, moreover, their integration opens up great opportunities for modern science.

The convergence potentials of the two approaches are conceptualized by studying the discursive specifics of the bilingual environment of the modern Armenian city. Russian Russian bilinguals use the data obtained through the discourse analysis of linguistic semantic features of nicknames modeled on the basis of the Russian language, which are common in Armenian cities in the speech of Armenian-Russian bilinguals, as empirical material.

The ideas of S.K. Gural about the interdependence of discursive and socio-cultural practices in the context-discursive environment of modern bilingualism, where cognitive and communicative practices predetermine and complement each other in discursive interaction, are being developed within the framework of the studied issues. The conceptual approaches presented in the works of S.K. Gural acquire a new research vector and are used to understand the nature of the functioning of nicknames in the bilingual urban areas of the Republic of Armenia.

For the first time, the cognitive-communicative coordinate system of urban discourse proposed by I.A. Savchenko is used to study the phenomena of urban bilingual discourse (in this case, "Russian" nicknames in the speech of Armenian bilinguals).

The studied array of nicknames was obtained by means of questionnaires, surveys and included observation conducted among residents of a number of Armenian cities. As a result, a file of nicknames was compiled from more than 200 lexical units. Armenian city nicknames are divided into two large groups: The first group: -nicknames formed from proper names: anthroponymic (namesake, namesake and otpatronymic) nicknames, representing different modifications of the official name of the nickname bearer. Such urban nicknames are characterized by a transitional nature -from proper names to common names and are modifications of the passport name. The second group includes nicknames formed on the basis of identification associative and characterological features: "externally motivated" nicknames-identifiers; urban nicknames motivated by profession, occupation, hobbies and hobbies; nicknames motivated by the style of behavior of the carrier; nicknames-identifiers formed by the type of social and territorial affiliation of their carrier; nicknames associated with a precedent name.

Cognitive-communicative discourse analysis of nicknames borrowed from the Russian language and which have become an organic part of the discursive space of the Armenian city, allowed us to confirm the hypothesis about the possibilities of integrating metanarrative and phrasal approaches in the study of linguistic and cultural phenomena. The study showed that, on the one hand, the formation and functioning of Russian nicknames in urban language spaces of Armenia can be interpreted by scientists as a language game, since it develops according to the principle of "phrasal mode". This is especially true of nicknames belonging to the second group. On the other hand, the process and patterns of transferring a lexical unit from one language to another (in which it becomes an urban nickname) and, in general, the specifics of the functioning of a bilingual urban space cannot be comprehensively studied without understanding one language through another, that is, without using a metanarrative approach.

The authors' conclusions go beyond the limits of a separate science and have interdisciplinary and epistemological value. In particular, it is established that in modern mass urban society there are no clear boundaries between phenomena, on the one hand, and metaconcepts, on the other - they form an integrated integrity in which new cultural patterns are formed, new knowledge is generated and a new communication context is formed.

Keywords: cognitive-communicative coordinate system of urban discourse, phrasal mode, language game, metanarrative, discourse analysis, linguosemantic feature, Armenian-Russian bilingualism, "Russian" nicknames, epistemology, context, genesis

Acknowledgements: the study was carried out at the expense of the grant of the Russian Science Foundation No. 23-18-00288, https://rscf.ru/project/23-18-00288

For citation: Savchenko I.A., Tadevosyan T.V., Barseghyan S.S. Metanarrative and phrasal mode in the discourse of the Armenian city. Language and Culture, 2024, 65, рр. 28-54. doi: 10.17223/19996195/65/2

Введение

Современный город как конгломерат людей, фиксирующих свою жизнь и активность внутри и на пересечении потоков городской инфраструктуры, представляет собой дискурсивное явление и имеет коммуникативно-когнитивную природу. Дискурсивное развитие города отличается внутренней дихотомией. С одной стороны, город сам является производной дискурсивных (когнитивно-коммуникативных) процессов, с другой стороны, городская коммуникативно-когнитивная система формирует дискурсивные пространства и порождает новые дискурсы. Так возникают семантические поля, рождаются новые понятия, формируются новые коннотации и новые интерпретации известных ранее понятий.

Лингвокультурная динамика современного города характеризуется активным развитием межъязыковых контактов в разнообразных сферах человеческой деятельности. Именно в условиях города со свойственными ему интеллектуально-коммуникативными сетями [1. С. 198] языковые и культурные взаимодействия оказывают наиболее заметное

влияние на языковое мышление и концептуальную картину мира языковой личности. При анализе дискурсивных трансформаций урбанизированного пространства актуальным становится описание речевого портрета типичной для современного города билингвальной личности и ее лингвокультурной системы. Лингвокультурная система билингва представляет собой динамичное образование, в котором особое место занимает набор поведенческо-языковых феноменов. Билингв, который ком-муницирует в двух лингвокультурах, проявляет в своем речевом поведении различные особенности употребления иноязычных лингвистических и культурологических феноменов: фразеологизмов, прецедентных текстов, языковых вкраплений, антропонимов (имен собственных, прецедентных имен, прозвищ и пр.) и т.д.

Когнитивно-коммуникативный процесс билингвов часто осложняется языковыми барьерами, стереотипами и предрассудками [2. С. 198]. Понимание лингвокультурной системы языковой личности горожанина-билингва становится возможным в дискурсивном контексте посредством разработанной авторами статьи когнитивно-коммуникативной системы координат городского дискурса: «...культурно-специфичным, относящимся к идентичности субъекта, является не сам язык, а особенности его использования для решения разнообразных познавательных и коммуникативных задач в конкретной культурно-языковой среде» [3. С. 24].

В современном городе речь билингва представляет собой неоднородно структурированную композицию, демонстрирующую способность оперировать не только существующим метаязыковым материалом, но и креативным потенциалом языковой системы: приемами языковой игры, эмотивно-экспрессивным потенциалом, пародийным и словотворческим потенциалом, манипуляцией формой и содержанием языковых структур. В дискурсивной практике армянско-русских билингвов «происходит процесс бинарного восприятия в сознании билингва, который сталкивается с двумя культурами - своей и чужой. В этом столкновении формируется бинарная культура личности билингва. Эта бинар-ность проявляется как в единстве двух культур, так и в их противоречии: тексты (символы) культур (своей и чужой) в сознании билингва противопоставляются друг другу» [4. С. 190]. Все это объясняет необходимость каким-то образом интегрировать метанарративный подход и фразовый режим (языковую игру) для исследования специфики городского билингвизма.

В данном аспекте возникает потребность обращения к языковому сознанию горожан-билингвов. В качестве практической исследовательской базы наиболее целесоответственным в данном случае видится анализ восприятия имен в ономастической системе, основанный на реконструкции прагматических установок субъекта речи, в том числе в связи

с дискуссионной проблемой лексического значения онимов [5, 6], поскольку именно онимы представляют собой «своеобразное зеркало концептуальной информации и результатов ментальной деятельности человека» [7. С. 54]. «Культурные доминанты» имен собственных в дискур-сивно-семантической системе города функционируют «в единицах номинации в микро- и макроконтекстах как национально-культурный компонент», поэтому их изучение помогает выявить значимые черты определенного этноса и «типа языковой личности» [8. С. 74].

Ономастикон билингвальной личности современного горожанина, в частности армянско-русского билингва, представляющего собой самый распространенный тип билингвальной языковой личности в Армении, до сих пор не был предметом лингвосемантического исследования.

Цель статьи - показать возможности интеграции метанарратив-ного подхода и фразового режима в лингвистике и на этой основе сделать шаг к пониманию дискурсивной специфики билингвальной среды современного армянского города, используя в качестве эмпирического материала результаты дискурс-анализа лингвосемантических признаков прозвищ, смоделированных на основе русских слов и бытующих в речи современных армянско-русских билингвов.

Методология исследования

Авторы разрабатывают новую системную методологию, которая позволит в междисциплинарном ключе изучать городское лингвокуль-турное пространство в рамках исследовательской модели - системы координат городского дискурса. Предлагаемая исследовательская модель даст возможность изучать город в дискурсивном ключе на пересечении двух научно-методологических плоскостей: лингвистической эпистемологии и теории коммуникации.

Город описывается нами как дискурсивная система, а феномены городской жизни интерпретируются как дискурсивные. Авторы предлагают методологию интерпретации явлений городского дискурса в двух измерениях (осях): интеллектуально-когнитивном (вертикальная ось -«сегментов человеческого знания» [13]) и коммуникативном (горизонтальная ось), где фиксируются состояния обмена и взаимодействия.

Авторы рассматривают город как дискурсивную систему, но не останавливаются на каком-то одном из подходов к пониманию дискурса: собственно лингвистическом [14], психолингвистическом [15] или (пост)структуралистском [13], а используют отдельные положения всех подходов. Дискурс, с одной стороны, понимается как текст, но с другой стороны, любая система социальных практик (и город в том числе), объединенная общей смысловой парадигмой, может быть интерпретирована

как текст и, следовательно, как дискурс. Системными элементами дискурса в таком случае становятся сегменты человеческого (со)знания, выраженные как лингвистическими, так и экстралингвистическими способами. В психолингвистике дискурс, как мы знаем, также характеризуется как выражение рефлексов сознания - индивидуального и (или) общественного [15. С. 215]. Таким образом, мы интерпретируем город как дискурсивную систему (а городскую жизнь - как систему дискурсов), формируемую на пересечении интеллектуальных и коммуникационных переменных. Сам дискурс при этом представляет собой определенную парадигму общественного сознания.

Авторы опираются на методологические положения, обоснованные С.К. Гураль, согласно которым лингвокультурные трансформации имеют контекстно-дискурсивную природу [16], что особенно ярко проявляется в современном двуязычии [17], где познавательные и коммуникативные практики обусловливают и дополняют друг друга в дискурсивном взаимодействии [18]. Идеи С.К. Гураль находят новое применение и используются для изучения функционирования прозвищ в динамике билингвизма в городских пространствах современной Армении.

В статье используются собственно лингвистические методы (лингвистическое наблюдение, структурно-словообразовательный анализ, этимологический анализ); общегуманитарные методы (описательный метод для анализа и классификации прозвищ, который включает в себя сбор фактического материала, наблюдение, классификацию, обобщение и интерпретацию); когнитивные методы (метод реконструкции фоновых знаний, мотивирующих появление прозвищ, моделирование смыслового содержания прозвища как особого формата знаний). В исследовании обретает новое применение метод дискурсивно-семантиче-ского анализа [19].

Употребление иноязычных онимов является одной из специфических особенностей дискурса в билингвальном сообществе современного города. Для исследования речи билингвов мы обращаемся к описанию особой дискурсивной категории - прозвищной лексике, в частности к заимствованным из русского языка словам, трансформировавшимся в прозвища в армянской лингвокультурной среде. В данной статье эти прозвища условно называются «русскими» и объединяют языковые единицы, характерные для русского языка и оформленные по русским фонетическим образцам и соотнесенные определенным (часто весьма специфическим) способом с русской культурой и с русским лингвокультур-ным потенциалом. Более того, к русским прозвищам в данной статье мы, также с некоторой долей условности, причисляем прозвища, заимствованные из европейских языков (английского, немецкого, французского), но через русский лингвокультурный контекст (например, Фантомас или Чупик - от названия сладостей Чупа-чупс).

Авторская методология дискурс-анализа, в основании которой -когнитивно-коммуникативная система координат городского дискурса, позволяет раскрыть когнитивно-коммуникативную основу многих линг-вокультурных явлений, в данном случае прозвищ. Мы стремимся показать, что функционирование прозвищ в дискурсивной среде армянского билингвального города, с одной стороны, является продуктом и следствием социальной коммуникации - инструментальных процессов взаимодействия и обмена, с другой стороны, формируется посредством когнитивных факторов и продуцирует новое знание. Эпистемологическая составляющая прозвища как дискурсивного явления состоит в том, что его употребление и понимание обретают смысл только в контексте определенной гносеологической социокультурной оболочки, которой его наделяют акторы коммуникационного процесса. Прозвище - вариация имени, а имя предмета - «арена встречи воспринимающего и воспринимаемого, вернее, познающего и познаваемого» [20. С. 14]. За каждым «русским» прозвищем, распространенным в армянских городах, - определенный пласт знания, которое может сформироваться исключительно в билингвальной коммуникативной среде.

Методика сбора фактического материала. Процедура опроса. При сборе фактического материала мы выделили целевые группы носи-тел ей прозвищ, включив в опрос все возрастные категории. Как уже было отмечено, сбор материала проводился методом анкетирования, опроса и прямого наблюдения. Нами были разработаны два варианта анкет для разных целевых групп: молодежи (18-30 лет) и людей старшего возраста (старше 30 лет), чтобы максимально облегчить работу респондентов.

После окончания сбора фактического материала были отсортированы опросные листы. Однако более половины опросников оказались непригодными для анализа, так как либо не были заполнены должным образом, либо содержали отрицательный ответ о наличии прозвища. В итоге нами было собрано 133 прозвищных онима.

Более 70 прозвищ были получены методом включенного наблюдателя и опроса. Респонденты были опрошены путем живого интервью: как мы и предполагали, такая форма ответов в рамках городского дискурса была доминирующей, в то время как нас интересовали его наиболее устойчивые следы.

Обработка материалов опроса. Целью всех использованных методов сбора материала было выявление прозвищ, мотивации и ситуаций их использования, употребление и восприятие прозвищ билингвами, определение устойчивости или подвижности прозвиц. Для целевых групп главным вопросом был первый, направленный на фиксацию прозвища (с указанием ударения) и его подробную мотивацию. Вторым по значимости вопросом являлся тот пункт анкет, в котором указывалась

ситуативность использования прозвищ. Подобная структура опросника позволяет нам считать собранный материал достоверным, и на этом основании мы пришли к выводу, что зафиксированные единицы являются прозвищами, а не апеллятивной лексикой.

Исследование и результаты

Постановка проблемы: возможна ли интеграция парадигм?

Начиная с 1953 г. - момента, когда Л. Витгенштейн опубликовал «Философские исследования» [9], в лингвистике и философии языка сложилась традиция противопоставления двух парадигм: классической мета-языковой [10. С. 131-132] и «фразового режима» [11], именуемого также sprachspiel - языковой игрой [9]. Через анализ прозвищ, производных от русских слов, но ставших специфической и самостоятельной частью би-лингвального дискурса современного армянского города, авторы пытаются показать, что метанарративная и «фразовая» парадигмы не отрицают, а, напротив, могут концептуально дополнять друг друга.

В настоящем исследовании фиксируются многочисленные приемы языковой игры, функционирующие при формировании и использовании прозвищ в городском дискурсе. Эти приемы действуют в рамках системы конвенциональных правил [9], функционирующих в дискурсе билингвального города. Все это действительно подтверждает, что дискурсивные феномены развиваются и, соответственно, должны интерпретироваться в парадигме фразового режима.

Между тем понимание семантики заимствованных из русского языка слов (или принятых в русском языке способов словообразования, характерных, например, для русских отчеств или уменьшительно-ласкательных обозначений), ставших прозвищами в армянском языке, не представляется обоснованным без применения метанарративного метода, в котором один язык предназначается для понимания другого -«объектного» языка [12. С. 72]. Парадигма языковой игры вторгается в метанарративную парадигму парадоксальным образом: мы не всегда можем понять, какой именно язык является «объектным» - интерпретация смыслов происходит конверсионно: от русского к армянскому языку и наоборот.

Так или иначе, сегодня лингвистика выходит на новый уровень, где востребована интеграция, а не противопоставление парадигм. Би-лингвальный городской дискурс становится в данном случае благодатной почвой для научного поиска.

В рамках поставленной исследовательской проблемы формируется гипотеза: интеграция метанарративной и фразовой парадигм возможна и открывает новые возможности дискурс-анализа. Продуктивный эмпирический материал для подтверждения (или опровержения) этой

гипотезы можно получить посредством изучения прозвищ, образованных от русских словоформ и функционирующих в билингвальном дискурсе современного армянского города. Теоретико-методологической базой исследования может стать разработанная авторами статьи когнитивно-коммуникативная системы координат городского дискурса.

Концептуальная база исследования. В лингвистической парадигме изучения онимов прозвище определяется как вид антропонима: «...дополнительное неофициальное имя, данное человеку окружающими людьми в соответствии с его характерной чертой, сопутствующим его жизни обстоятельством, по какой-либо аналогии, по происхождению и другим мотивам» [21. С. 111].

М.Ю. Стрельцова подчеркивает, что прозвища «обладают следующими категориальными признаками: неофициальность, вторичность, факультативность, экспрессивность, непринужденность, мотивированность» [22. С. 9]. Прозвища являются яркими компонентами экспрессивно-выразительной речи в пространстве билингвального города. Они представляют собой описание поведенческих сценариев городских линг-вокультур как сфер формирования определенных стереотипных представлений. Номинация (имянаречение) в данном случае осуществляется горожанином-билингвом, носителем двух лингвокультур - армянской и русской, при этом транслятором стереотипной лингвокультуры является русский язык. В дискурсе современного армянского города прозвища, заимствованные из русской языковой картины мира, с течением времени адаптируются и формируют своеобразную армянско-русскую концептуальную систему, становясь продуктом коллективного опыта. Инкульту-рация прозвищ в дискурсивное пространство города имеет эпистемологическую природу и происходит только тогда, когда они поддаются осмыслению на основе интерпретации имеющихся лингвокультурных знаний. Предпосылкой для употребления русских прозвищ в лингвистической действительности армянского города является речевая практика билингвов в употреблении языковых средств, которые служат для именования концептов, генерирующих возникновение прозвищ.

Как уже было отмечено, прозвища выполняют различные функции (номинативную, эмотивно-экспрессивную, информативную), при этом характеризуют как адресата, так и адресанта. Культурный потенциал языковых единиц проявляется в прозвищах весьма выразительно, так как они являются универсальным средством эмоционально-оценочного именования. Для «прецедентных антропонимов», к которым относятся псевдонимы и прозвища, характерен «культурно-исторический фон мотивировки». Так, например, князь Юрий Владимирович получил прозвище «Долгорукий» (от «долгие», т.е. «длинные», руки) из-за своего желания руководить «не только своим, Владимиро-Суздальским, но и другими княжествами Руси» [23. С. 94].

Прозвища заключают в себе особое коннотативное значение, которое обусловлено стереотипными и ассоциативными фоновыми знаниями. При использовании в речи билингвального горожанина русских прозвищ фоновые знания приобретают особое значение. Связь семантики прозвища с экстралингвистическими факторами и лингвокультурной каузальностью ставит результативность коммуникации в прямую зависимость от наличия у коммуникантов соответствующей пресуппозиции.

Функционирование прозвищ в речи горожан - армянско-русских билингвов - непосредственно связывается с их метаязыковым сознанием и выражается в выборе тех или иных словоформ, в соблюдении или нарушении норм их употребления. Можно сказать, что происходит обратная лингвокультурная интерференция - проникновение в билингвальную речь жителя армянского города стереотипного миропонимания культуры русской действительности. В результате такого рода дискурсивных трансформаций реализуется перенос как языковых, так и внеязыковых элементов культуры, а прозвища, таким образом, аккумулируют лингво-культурный опыт носителей данных лексических единиц.

Процедура исследования и анализ результатов. Проанализированные в рамках данной статьи прозвища были получены методами анкетирования, опроса и включенного наблюдения, проведенных среди жителей ряда городов Армении (Ереван; города Армавирской области: Армавир, Эчмиадзин (Вагаршапат); Лорийской и Таушской областей: Ванадзор, Дилижан, Степанаван, Спитак, Ташир; Гехаркуникской области: Чамбарак). В результате нами была составлена картотека из более 200 лексических единиц.

Существуют различные классификации прозвищ: 1) собственно лингвистические (семантические, структурные и словообразовательные) [24]; 2) функциональные (например, распределение прозвищ по критерию их функционирования в разных возрастных группах [25]); 3) территориальные (прозвища, бытующие в разных городах и регионах [26, 27]). Авторы интегрируют классификации первого и третьего типов. Так, при анализе русских прозвищ, функционирующих в речи горожан - армянско-русских билингвов, авторы опирались на выявление способов номинации и мотивационной модели. Дискурсивно-семантический анализ позволил выделить две большие группы распространенных в армянских городах прозвищ:

1) прозвища, образованные от имен собственных, - отантропони-мические (отфамильные, отыменные и отпатронимные) прозвища, представляющие собой разные модификации официального имени носителя прозвища. Городские прозвища данного типа характеризуются переходной природой - от имен собственных к именам нарицательным [28], представляя собой модификации паспортного имени;

2) прозвища, сформированные на основе идентификационных ассоциативных и характерологических признаков.

Детальное деление прозвищ на подгруппы будет проводиться по ходу анализа отобранного нами материала.

Отантропонимические городские прозвища. Отфамильные прозвища. В анализируемых единицах фамилия - опорный знак, за счет которой создается прозвище-образ. В данной группе нами отмечены прозвища, которые были созданы путем усечения основы - дериваты фамилий, имеющие ассоциативную связь с апеллятивной лексикой. Например: Садо - от фамилии Садовский, Брут - от фамилии Брутян, Князь -от фамилии Князян; усечения с фонетическими трансформациями (в некоторых случаях с прибавлением продуктивных и оценочных суффиксов -ик/-чик, что дополняет сферу функционирования прозвища), отражающими языковую игру и восходящими к ассоциативным связям с апелля-тивной лексемой: Шайба - от фамилии Шахбазян, Коза - от фамилии Казарян, Котик - от фамилии Костандян. Отмечено также образование отфамильных прозвищ по созвучию звуковых комплексов и с частичной заменой звуков, в основе которых лежат аудиальные ассоциации: Ельцин - от фамилии Яцин, Асетрина - от фамилии Асатрян. При образовании данных прозвищ билингв проявляет умения словесного творчества и способность к языковой игре. Были зафиксированы случаи образования отфамильных прозвищ путем усечения армянского фамильного форманта -ян и прибавления русского фамильного форманта -ов: Жам-гаров - от Жамгарян, Арзуманов - от Арзуманян, Туманов - от Туманян, Саркисов - от Саркисян и др.; по типу отчества с прибавлением разговорного суффикса русских отчеств -ыч/-ич, но с отсылкой не к отчеству, а к фамилии: Арустамыч - от фамилии Арустамян, Акопыч - от фамилии Акопян, Григорич - от фамилии Григорян и др. Интересным при использовании прозвища Арустамыч является то, что оно применяется с гендерной заменой, т.е. носителем данного прозвища является женщина.

Отыменные прозвища. Исходя из анализируемого материала, можно выделить следующие отыменные прозвища: вторичные имена, которые получаются в результате усечения основы и фонетической трансформации основного имени, что создает ассоциацию с апелляти-вом: Тигр - Тигран, Котик - Константин, Еж - Сережа. Городские прозвища, которые были созданы путем метонимической или паронимиче-ской трансформации основы имени, также приобретают характер языковой игры: Серый - Сережа, Амина-Кислота - Алина. При образовании данных прозвищ, естественно, имеет место индивидуально-окказиональное словотворчество. Иногда при образовании отыменных прозвищ армянско-русские билингвы используют более сложные ассоциативные связи, переосмысления, лежащие в основе метонимических переносов:

Луна (параллельный вариант - Планета) Лимонадовна - от Венера Се-робовна (Серобовна переосмысливается как Сироповна). В данном случае в качестве прозвища используется апеллятив, который входит в ту же лексико-семантическую группу, что и личное имя: происходит перенос семантического значения на основе смежности. Разного рода ассоциации лежат в основе таких производных от имени Светлана прозвищ, как Светик-Семицветик - Цветана - Цветок. При создании первых двух прозвищ применяется существующая лексическая модель -прецедентное имя, а прозвище Цветок образовано в результате фонетической ассоциации: краткая форма имени Светлана - Света имеет фонетическое совпадение с существительным «цвет» в значении «цветок». По этой же модели были образованы прозвища Совет, Сметана от имени Светлана; Нотар (разговорный вариант слова нотариус) от Нара. Здесь можно проследить также фонетические диглоссивные изменения, характерные для языковой ситуации в городах Армении.

Несколько прозвищ было образовано путем замены родных или иноязычных заимствованных имен/фамилий русскими эквивалентами: Сильвер - Серебро, Виктория - Победа, Лусине («луйс» в переводе с армянского означает «свет») - Светлана, Вард - Роза, Консулян («юпа-тос» в переводе с армянского - «консул») - Юпатосян, Арутюнян («ар-утюн» в переводе с армянского - «вознесение») - Вознесенская и др.

В пространстве современного города в речи армянско-русских билингвов бытует также множество модификаций личного имени - деми-нутивы, которые создаются путем прибавления к усеченной основе имени русских словообразующих формантов -к; -ик; -л; -ок; -ш-к; -с-ик; -о-чк и других: Ирок, Сашок, Лизок, Ленка, Светка, Светик, Лёвик, Стелка, Агнешка, Карик, Вовочка, Вовчик, Инусик, Инуля и др. Однако данные образования в разряде прозвищ мы не рассматриваем подробно за исключением случаев, когда они привносят добавочную семантическую коннотацию.

Отпатронимные прозвища. Обращение по отчеству является типичной славянской традицией и не принято в армянской языковой действительности. Данные антропонимы зачастую могут употребляться отдельно. Однако в городском армянско-русском билингвальном дискурсе много прозвищ, которые были созданы на основе отчеств. Множество онимов, образованных от разговорной (краткой) формы самого отчества с суффиксом -ич/-ыч, впоследствии закрепились в речи как прозвища: Сергеич, Давыдыч, Самвелыч, Кипроныч, Мурадыч, Георгич, Арменакич, Арамыч, Кареныч и пр. Зафиксировано одно прозвище, которое было создано по типу отчеств, но от имени бабушки носителя: Викторич - Виктория. В данном подтипе интересным является прозвище Сергеич, данное женщине с гендерной заменой, что является своеобразным отраже-

нием внутренних качеств носителя прозвища - решительности и смелости. Прозвище Дангратыч от отчества Багратыч образовалось по возможной паронимической звуковой ассоциации от апеллятива домкрат. Того же человека прозвали Грязь Багратыч. Данное прозвище выявляет особенности характера его носителя. Мотивировкой для именования носителя прозвища стал его плохой характер и «нечестные» поступки по отношению к другим.

Городские прозвища, сформированные на основе идентификационных ассоциативных и характерологических признаков. По идентификационным ассоциативным и характерологическим признакам собранный нами материал можно распределить по нескольким мо-тивационным моделям.

«Внешне мотивированные» городские прозвища-идентификаторы. Самая большая группа идентификаторов объединяет городские прозвища, указывающие на физические признаки носителя, телосложение, внешний облик, сходства с известными лицами (ассоциация с прецедентными именами). В этой группе прозвищ встречаются как прямые, так и косвенные номинации (онимизация на основе метонимического и метафорического переноса). В прямых номинациях признак эксплицируется через семантику апеллятива-аллюзии: Курносая - со вздернутым вверх носом (эта форма носа не идентифицирует армян); Щекастик - девушка с пухлыми щеками; Панк - по прическе в стиле панк, Кука - красивая девушка, похожая на куклу, Ка-рапуз(ик) - распространенное прозвище в Армении, которое дается людям невысокого роста с округлыми формами, а вариант прозвища с суффиксом -ик употребляется при обозначении маленьких детей такого же телосложения; Красавчик - также распространенное прозвище, которое дается внешне симпатичным и красивым парням; Фигур («фигур» - армянский диглоссивный вариант русского слова «фигура») - мужчина со спортивной фигурой; Стесняшка - прозвище стеснительной, необщительной девушки; Молоко - дается светлокожим и веснушчатым людям как мужского, так и женского пола; Чорни - прозвище мужчин со смуглой кожей; Бистри - прозвище быстрого в движениях человека; Шрам - носитель получил данное прозвище из-за шрама на лице; Гарбати - имеющий горб; Смугли (Смуглянка -с ассоциативной отсылкой к фильму «В бой идут одни старики», Смугляночка) - давалось людям по цвету кожи. В данных идентификаторах - прямых номинациях - характеризующая сема находится в центре лексического значения апеллятива.

В этой группе основу формирования многих прозвищных наименований составляют различные лексико-семантические переносы - метонимические, метафорические и по типу синекдохи. Онимизация про-

исходит на основе детальной внешней характеристики человека. В основе таких переносов лежат более сложные ассоциации при замене апел-лятива, к которому восходит связанное с ним по смыслу прозвище.

Одной из примечательных особенностей внешности, которая часто реализуется в прозвищах, является прическа и все, что связано с волосами: Ёж(ик), Щетка - прозвища мужчин с короткими, стоящими торчком волосами, похожими на щетину, щетку; Рыжий(-ая), Рыжик, Рыжо - прозвища даются людям с рыжим или русым цветом волос. Прозвище Одуван (Одуванчик) дается мужчинам/женщинам с пышной шевелюрой; Бак - мужчина, который носит бакенбарды в то время, как они уже давно не в моде. Пышные волосы или, наоборот, отсутствие волос также рождают экспрессивные прозвища: Кудряшкой Сью называют девушку с кудрявыми или завитыми волосами по имени героини одноименной кинокомедии. Традиционным является прозвище Фантомас (вариант -Фанто) - дается представителям мужского пола с полным отсутствием волос по имени главного героя французских комедий 1960-х гг.

Другие внешние признаки, в частности рост, также становятся предметом онимизации. В этих прозвищах может присутствовать дополнительная сема, подчеркивающая либо худобу, либо полноту: Багет -дается мужчинам высокого и худого телосложения; Чупик (от названия конфет на палочке Чупа-чупс) - прозвище худого мужчины высокого роста и с большой головой; Мурзо (от Мурзик, клички, которой, по убеждению армян, в русской культуре нарекаются не только кошки, но и собаки) употребляется в армянско-русской билингвальной речи с фоне-тико-диглоссивной особенностью произношения: дается мужчинам маленького роста, внешне чем-то напоминающих собак или кошек; Глобус - толстый мужчина маленького роста; Килька - прозвище худых мужчин субтильного телосложения; Кабло (от слова «каблук» - диглос-сивный фонетический вариант онимизации в билингвальной дискурсивной практике) - прозвище мужчины невысокого роста, который носил обувь на высокой подошве, чтобы казаться выше; Мелкая - прозвище женщин, которое дается за маленький рост и миниатюрные формы.

Особенности телосложения и отдельных частей тела не менее активно участвуют в формировании прозвищ, восходящих к разным апел-лятивам. Отношение к людям того или иного телосложения выражается в выборе апеллятивной лексики, который становится основой для прозвищ. Так, «пышные формы» служат активной базой онимизации, производной от названий хлебобулочных изделий: Булки, Бублик, Пышка -прозвища, которые даются женщинам, обладающим дородной фигурой; Понч (от «пончик»), Пончик - прозвище «упитанных» мужчин. Ср., в Большом словаре русских прозвищ Пончик определяется как «прозвище полного человека небольшого роста» [29. С. 447]. В данной подгруппе встречается прозвище, образованное путем аббревиации: Пушко - от

слов «пушистый и косой» (во всяком случае, именно такое объяснение дает информант). Худое телосложение стало мотивировкой образования следующих прозвищ: Скелет, Кощей, Килька. Интересно происхождение прозвища Малёк, которое принадлежит женщине миниатюрного телосложения с походкой, напоминающей плавание рыбы. Однако это прозвище изначально имело армянское происхождение Дзук («рыба»), которое с течением времени было «переиначено» на Малёк - маленькая рыба, недавно вышедшая из икринки. В прозвищах мужчин Мишка, Малыш лексическое значение включает семы «маленький», «косолапый», «округлые формы», что прямо указывает на существенные признаки исходного значения апеллятива. Такими прямыми ассоциациями, мотивированными апеллятивом в его основном значении, обладают прозвища Капелька, Хрусталь. Каждый сразу же сможет соотнести данные прозвища с красивой и хрупкой женщиной.

Прозвищные наименования включают также оценку отдельных частей тела человека: лицо, нос, ноги и др. Мотивацией «прозвищена-речения» в армянском городе могут стать как маленькие, так и слишком большие глаза. Китаёза, Узбек, Узкоглазик - прозвища, которые даются владельцам узких глаз, а Глазастик, Глазок - наоборот, обладателям слишком больших глаз. Форма лица также мотивирует появление прозвища: прозвище Мрдо (от «морда») обычно дается мужчинам с вытянутым лицом. Интерес представляют прозвища Герцо, Герцогиня, мотивировкой которых является маленькая родинка над губой. Эти два прозвища имеют стереотипно-ассоциативный характер, в основе которого - ассоциация с герцогиней Сассекской Меган Маркл. Необычный овал лица зафиксирован в прозвище Детерминант, которое было дано преподавателю с грубыми чертами лица и «квадратным» лицом. Можно сказать, что любая особенность внешности может стать базой для образования прозвищ: Хрюша, Клубника (по форме носа); Зпо (от марки автомобиля «Запорожец») - прозвище девушки с кривыми ногами, правда, здесь отсутствует словообразовательное окончание женского рода -а; Ушастик, Ушанка, Чебурашка (по форме ушей); Утка, Пингвин (по походке).

Некоторые прозвища, характеризующие особенности внешности человека, были построены по принципу энантиосемии: Худой было дано очень толстому человеку; Смугли - белокожему мужчине; Снегурочка -некрасивой женщине; Дюймовочка - высокой девушке.

Интересными, на наш взгляд, являются прозвища Наташа, Аленушка и Иван, которые были образованы от русских имен собственных (по смыслу они не являются отыменными), но с гендерной заменой. Женским именем был назван мужчина, а мужским - женщина. Эти прозвища не только отражают внешние отличительные черты носителей, но и вызывают определенные ассоциации с людьми славянской внешности.

Яркой характеризующей семой и ассоциативным характером обладают прозвища Чудо и Особик, которые были даны людям с анатомическими отклонениями и особенной внешностью. Во втором случае особо следует отметить яркую эмоциональную окраску прозвища, достигаемую посредством субстантивации за счет присоединения формообразующего суффикса -ик, «общеобразовательной» единицы, с помощью которой описывается, в первую очередь, «лицо по каким-либо свойствам или склонностям характера, по физиологическим характеристикам или психическому складу, по болезням (дальтоник, диабетик, малярик, меланхолик, неврастеник, паралитик, ревматик и т.п.)» [30. С. 871].

Среди внешне мотивированных прозвищ были зафиксированы «двойные прозвища», или «прозвища для двоих», в которых эксплицируются параллельные значения. Прозвища Гном и Кактус; Чук и Гек были даны двум друзьям, которые отсылают нас к героям одноименного рассказа А. Гайдара; Черная Туча и Ясное Небо - прозвища друзей, которые внешне были очень разные: Черная Туча - мужчина со смуглой кожей и хмурым видом, а Ясное Небо - со светлой кожей, светлыми волосами, голубыми глазами и улыбчивым лицом. Прозвище Корж и Борщ было дано отцу и сыну, которые дополняли друг друга.

Дифференцирующими признаками для образования городских прозвищ могут стать запах, исходящий от человека, и манера речи. Речь и запах, хотя и с некоторой оговоркой, мы также относим к прозвищам, идентифицирующим внешние характеристики человека.

Трап - характеристика носителя неприятного запаха; Розочка, Пышка - наоборот, женщина, которая всегда благоухает. Особенности речи именуемого отражены в городских прозвищах Трактор, Крикун, Балабол(ка), Барабан, Шептун, Сюська - эти прозвища имеют характеризующую сему и несут ассоциацию с признаком апеллятива.

Профессия, род деятельности, увлечения и хобби как мотивировка городских прозвищ-идентификаторов. По названию профессии были созданы следующие прозвища: Хирург, Летчик, Генерал (генерал по званию), Полковник (с ироническим оттенком - служил в армии и мечтал получить звание); по роду деятельности: Латун (занимался скупкой латунного лома), Мастер (умелый специалист), Тавот - занимался починкой машин, продавал запчасти, данное прозвище было дано с дополнительной семой «смуглой кожи»; прозвище Апасни(й) (с армянским ди-глоссивным вариантом произношения) дано боксеру, который «был опасен» и которого все остерегались. Характеризующая сема апеллятива «киллер» - человек, совершающий убийство, - в значении прозвища метафорична, так как прозвище Киллер получил водитель автобуса, который неоднократно превышал скорость и нарушал правила дорожного движения. В городах Армении были зафиксированы также прозвища на основе бизнеса, которым владел его носитель: Цемент, Песок (бизнес

сахарного песка) и др. В данных примерах очевидно наличие в составе прозвищного наименования смысловой нагрузки апеллятива.

Увлечения, привычки и хобби носителей также становятся базой для формирования поведенческих прозвищ и отражены в следующих онимах: Кучин (любил слушать песни Ивана Кучина), Дымо (часто исполнял песню Боки (Бориса Давидяна) «Дым от сигареты»), Блот (превосходно играл в карточную игру «Белот»), Корпус (во время игры в футбол хорошо прикрывал мяч корпусом).

Городские прозвища-идентификаторы, мотивированные стилем поведения из носителя. Определяющим дифференцирующим признаком прозвища могут быть предпочитаемый стиль одежды, любимые слова, привычки. В дискурсивной практике армянско-русских билингвов были зафиксированы такие прозвища, как: Шортик (от «шортики» -армянский диглоссивный грамматический вариант образования и произношения) - девушка, которая любила носить шорты во все времена года; Цило (от «цилиндр») - мужчина, который любил носить высокие шляпы с плоским верхом; Колбас(а) (с армянским диглоссивным произношением [калбас]) - любил колбасу и ел ее в неимоверном количестве; Гель-бари (от «гербарий» - с дополнительной фонетической трансформацией) - в детстве часто собирал цветы; Папирос(а) - постоянно просил табачные изделия у других; Вчёмик - прозвище учителя черчения, который имеет привычку употреблять фразу «В чем дело?»; в данной категории также присутствуют двойные прозвища: Чип и Дейл - сестры, которые любят принимать участие в жизни других людей, даже если их об этом не просят. Данные онимы образованы по типу метонимии, лишь одно из зафиксированных прозвищ имеет метафорическое образование: Чайник - девушка, любившая стоять подбоченившись.

В прозвищном ономастиконе информантов можно выделить идентификаторы, которые были даны ситуативно. Чук - у него первым в городе был снегокат «Чук и Гек»; Клапан - все время жаловался, что у него клапан сердца плохо работает; Пятьдесят три с произношением [пис'аттри] - человек, получивший данное прозвище, храпел как грузовая машина ГАЗ-53; Краз - у носителя данного прозвища однажды за городом сломалась машина, он позвонил друзьям, чтобы они забрали его с трассы, а ориентиром назвал стоящий на обочине неисправный грузовой автомобиль КрАЗ; Солнышко - во время мероприятия-праздника Масленицы исполняла роль Весны; Снайпер - после Великой Отечественной войны рассказывал, что убил более ста немцев; Братуха - со слов носителя прозвища, так его окрестил представитель уголовного мира в Краснодаре; Осколка - герой Карабахской войны, у которого все тело было в осколочных ранениях; Брато - в семье рождались одни девочки, после рождения брата сестры стали называть его Брато; Дедо - за мальчиком присматривал дедушка, водил в школу, опекал, во дворе

мальчика стали называть Дедо; Хохол - служил в Советской армии на территории Украины. Интересным с точки зрения происхождения является прозвище Соратник. Во время одной телепередачи Вано Сирадегян (армянский политический деятель, ближайший сподвижник первого президента Армении Л. Тер-Петросяна) рассказал историю происхождения данного прозвища: когда И.Ф. Паскевич-Эриванский в первый раз приехал в Армению, ему помог найти дорогу один армянин, которого Паскевич прозвал соратником. После этого случая в Армении всех тех, кто помогает высокопоставленным должностным лицам, называют Соратником.

Городские прозвища, сформированные по типу социальной и территориальной принадлежности. Пресуппозитивная информация о социальной оценке идентифицируемого также становится мотивантом для создания таких прозвищ, как Профессор, Умник - очень умный, начитанный человек (может даваться также с иронией, по принципу энантиосемии); Князь, Цар(ь) - даются очень богатым людям; Бомж, Эконом - наоборот, живущим по формуле «экономии», простой, небогатой жизнью. Ср.: В Большом словаре русских прозвищ «Профессор -1. Прозвище человека, обладающего энциклопедическими знаниями» [29. С. 457]. Все эти прозвищные наименования по своему происхождению имеют метонимические соотношения с прямым апеллятивом.

Название территории, места жительства также может привести к образованию прозвища: Чкалов (выходец из села Чкалов Лорий-ского региона Армении); Киров (от прежнего названия города Ва-надзора - Кировакан; Красный (от прежнего названия города Чамба-рака - Красносельск). Особую «территориальную» окраску получает прозвище Крыш(а). Данное прозвище идентифицирует человека, живущего на последнем этаже.

Собранная нами картотека прозвищ позволяет установить, что внутренняя форма данных лексических единиц гораздо шире его мотивированности, так как один идентификатор может объединять в себе не одно, а ряд признаков. Одно и то же прозвище может репрезентировать разные когнитивные уровни и привести к образованию омонимичных прозвищ. Ср.: прозвище Коза, с одной стороны, восходит к фамильной антрополексеме Казарян, с другой - к «несообразительному» животному со специфической бородкой. Прозвище Молокан может даваться человеку за молоканский говор (в Армении молоканские поселения - не редкость), а может - за голубые глаза и славянскую внешность; Кексик - за «сдобную» внешность, округлые формы или за запах выпечки; Кобра -за хмурый вид и очки в роговой оправе и за «змеиный» характер. Прозвище Зуб может носить врач-стоматолог или человек со вставленным золотым зубом; ср. в Большом словаре русских прозвищ: «Зуб - студент стоматологического факультета» [29. С. 238].

Прозвища, ассоциируемые с прецедентным именем. Большую группу прозвищ по идентификационным ассоциативным и характерологическим признакам составляют прозвища, основанные на ассоциации с прецедентным именем. При переходе собственного имени в разряд прецедентных «происходит генерализация характеристик того "культурного предмета", на который оно указывает; последний начинает восприниматься как типичный, выступает как эталон, образец свойств, присущих целой группе объектов, но не теряет при этом своей индивидуальности» [25. С. 77].

При образовании городских прозвищ часто применяются лексические модели прецедентных имен. Прозвища, мотивированные теми или иными личностями, известными в русскоязычном культурном пространстве, базируются на разных свойствах именуемого (внешность, характер, одежда, род занятий и пр.) и отражают идентификационные свойства человека, которые стали прототипами для их создания.

В дискурсивной практике билингвов наиболее распространенными мотивационными моделями образования прозвищ становятся ассоциации с историческим лицами, героями кинофильмов и мультфильмов, телепрограмм, художественными образами. Употребление прецедентных имен как мотив образования прозвищ позволяет воссоздать характерные приметы внешнего облика и внутреннего мира данных линг-вокультурем. Прецедентные имена можно считать проявлением высокой степени лингвокультурных проявлений речевого репертуара армянско-русских билингвов, который требует широкого лингвострановедческого фонда знаний.

Устойчивые ассоциации с внешними признаками, стоящими за прототипами - прецедентными именами, в армянских городах стали основой для создания следующих прозвищ: Путин, Ельцин, Горбачев, Чапаев, Ленин, Мичурин, Гагарин, Рейган (исторические лица); Вицин, Никулин, Шурик, Капитан Тенкеш, Рон (от имени Рональда из кинофильмов о «Гарри Потере»), Кинг-Конг, Кудряшка Сью, Тарзан (герои кинофильмов); Колобок, Кощей (Кащей), Домик Бабы-Яги (за неопрятность); Дюймовочка (Дюймовка), Крыска-Лариска, Шапо (от Шапокляк - за внешнее сходство и характер); Кузя, Пух (от Винни-Пуха), Фунтик (также трансформированный диглоссивный вариант Швунитик), Чебурашки (двойное прозвище двойняшек с большими ушами) - герои сказок и мультфильмов; Пушко (от фамилии Пушкин), Телепузик (телепрограмма). Ср. Дюймовочка в Большом словаре русских прозвищ: «1. Прозвище красивой девушки маленького роста. 2. Миниатюрная молодая и стройная учительница» [29. С. 210].

Общий типаж (характер, манера и пр.) прецедентных имен также может служить мотивантом возникновения прозвищ-идетификторов: Жирик (от фамилии Жириновский), Сталин; Огурцов (от фамилии героя

из кинофильма «Карнавальная ночь»), Геббельс (от фамилии одиозного немецкого политика и пропагандиста из кинофильма «Семнадцать мгновений весны»), Клосс (от фамилии разведчика из кинофильма «Ставка больше, чем жизнь»), Леди Макбет Кироваканского уезда (трансформированный вариант названия повести Н. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда»), Штирлиц (от фамилии советского разведчика штандартенфюрера СС из кинофильма «Семнадцать мгновений весны») - так прозвали мужчину, который постоянно ходил в черных высоких сапогах и носил черный длинный плащ.

Как можно заметить из примеров, прецедентные феномены - мо-тивемы прозвищ - отражают общность лингвокультурного опыта, сформированного в городском пространстве.

К наиболее специфичным «билингвальным» прозвищным образованиям можно отнести произвища Апуш кин и Януковна. Эти два прозвища аккумулируют «языковые формулы двух языковых систем, двух лингвокультур» [31. С. 12], каждая из которых влияет на их образование. Данные прозвища свидетельствуют о творческом потенциале и языковой изобретательности городских билингвов, и эти прозвища следует отнести к особой подгруппе городских прозвищ - билингвально-мотиви-рованной. История возникновения прозвища Апуш кин такова: во время посиделок друзей, когда все называли свои увлечения, одна девушка сказала, что любит читать произведения А. Пушкина (она произнесла инициал и фамилию поэта как одно слово), после чего ее стали называть Апуш кин. Слово «апуш» в армянском языке имеет значение «идиот», а «кин» - «женщина». Таким образом, ее прозвище можно перевести на русский язык как «идиотка-женщина». Второе прозвище - Януковна -также восходит к армянской апеллятивной лексике, мотивантом для возникновения которого послужил армянский фразеологизм «¡шЬр шшршЬ» [уапэ tarac] со значением «тронутая умом» или «лишенная ума». Данное прозвище было образовано по типу русских отчеств при помощи армянского корня с прибавлением русского словообразующего форманта «-овна». Эти два прозвища образовались в результате межъязыковой паронимической ассоциации и носят характер языковой игры, при этом большую роль приобретает также созвучие, т.е. аудиальная ассоциация. Примеры анализа подобных прозвищ ярче всего иллюстрируют интеграцию якобы несовместимых метанарративного подхода и фразового режима.

Заключение

В динамике городского дискурса прозвища выполняют роль линг-вокультурных интенций и своеобразного языкового отображения куль-

турных символов. Семантика городских прозвищ обусловлена фоновыми знаниями горожан и стереотипными представлениями, формирующимися в дискурсивной среде современного города.

Логика исследования антропонимов показывает, что прозвище, рождающееся и функционирующее в условиях города, становится отображением смысло-вербальных кодов. Городские прозвища, как и другие имена собственные, аккумулируют и транслируют информацию о культуре, знаниях, опыте, стереотипах, оценках, формируемых в дискурсе города. Прозвища, таким образом, образуют пласт окказиональных лексических единиц, так как их семантика коннотирует дополнительную информацию пресуппозитивного интерпретирующего характера. Прозвища как продукт языковой изобретательности и языковой игры выступают в качестве лексики открытого класса, склонной к постоянному пополнению новыми единицами. При образовании прозвищ, как можно было заметить из примеров, городскими билингвами используются всевозможные языковые средства как лексико-грамматического, так и культурно-выразительного характера. Можно сделать вывод, что языковая игра и изобретательность - ингерентная часть билингвального городского дискурса -свидетельствуют о высоком уровне языковой компетенции (грамматиконе, лексиконе и прагматиконе), а также о творческом и лингвокреативном потенциале билингвальных горожан. Таким образом, лиотаровский фразовый режим действительно можно считать основой понимания алгоритмов развертывания городских дискурсивных практик.

В то же время мы не можем игнорировать и метанарративную методологию. Русские прозвища в армянском городском городе не могут быть проанализированы вне метаязыковых приемов. Билингваль-ная среда современного города познается путем понимания одного языка через другой. Так, характер грамматикона речи двуязычного горожанина определяет выбор способов словопроизводства и модификации в целом, так как изучаемый тип прозвищ имеет морфемное членение русского слова. При этом лингвокогнитивный уровень функционирования прозвища выражается в выборе обобщенных понятий, апелля-тивной лексики, концептов, идей и соответствующих им прозвищ, которые отражают структуру мировосприятия, т.е. тезаурус армяно-русского билингва.

Многие основы отмеченных нами прозвищ семантически и формально мотивированы апеллятивной лексикой, которая в культурной традиции русского народа коннотируются устоявшимися в лингвокуль-турной памяти когнициями, для других же прозвищ в качестве основ-конкретизаторов выступают имена личные. Метаязыковые трансформации имеют специфический характер. Процесс образования городских прозвищ в некоторых случаях сопровождается семантической и структурной адаптацией: билингв изменяет прозвища по моделям армянского

языка. В то же время в речи двуязычных горожан прослеживаются фонетические и грамматические особенности армянского языка, адаптация к его звуковой и морфологической системе. В русском языке сильные фонетические позиции противопоставляются слабым, а в армянском языке такого противопоставления нет. В русском языке ударение может быть на любом слоге фонетического слова, а в армянском языке оно реализуется только на последнем слоге и не имеет смыслоразличительной функции. Эти отличия фиксируются при адаптации прозвища к строю армянского языка. Например: изменение места ударения (Чудо, Пушко), опущение конечного согласного звука (Красн[и], Черн[и]) или комбинаторные изменения согласных (Данграт), своеобразное усечение слова, которое характерно для образования армянских коротких имен с конечным ударным «о» (Чудо, Пушко) и др. Несмотря на то что данные прозвища, образованные от русских слов, в той или иной степени интегрированы в армянский разговорный язык, тем не менее, они продолжают сохранять лингвокультурные коды и традиции именования русского языка.

В плане мотивации русские прозвища речи армянско-русских билингвов укладываются в известные в ономастической науке классификации, рамки которых можно расширить с учетом билингвального языкового и творческого потенциала опять же за счет интегрирования метаязыковой методологии и методологии фразового режима: 1) прозвища, употребляемые как прямые заимствования; 2) прозвища, адаптированные и приспособленные к языковой системе заимствующего языка; 3) эрративные лингво-креативные образования на основе двух лингвокультур.

Таким образом, на основе изучения городского дискурса посредством интеллектуально-коммуникационной системы координат авторы сделали попытку «примирить» (пост)структуралистские (Ж.-Ф. Лиотар, М. Фуко и др.) и метанарративные теории, показав возможности развития идеи «культуры и цивилизации» применительно к дискурсивному анализу города и понять, могут ли на городской (массово-цивилизаци-онной) почве сохранять себя этно- и лингвокультурные общинности, и, более того, могут ли возникать и развиваться в нашу эпоху новые культуры и диалекты, или же городская цивилизация неминуемо ведет к культурному, и, следовательно, к дискурсивному (интеллектуально-коммуникативному) универсализму и стандартизации общественного сознания.

На примере городских русских прозвищ в билингвизме армянского города авторы показали, что в эпоху массовой городской цивилизации, тем не менее, формируются новые самобытные дискурсивные поля, созданные по новым лингвокультурным образцам. Интерпретация динамики этих полей посредством применения исследовательской модели - когнитивно-коммуникативной системы координат городского

дискурса - показывает, каким образом новый социально-коммуникативный контекст развивается в генезисе нового знания на фоне осмысления взаимопроникновения двух культур: собственной (армянской) и заимствованной (русской) лингвокультуры. Такое осмысление становится возможным за счет интеграции двух парадигм. «Языковая игра», продолжая набирать обороты, вопреки прогнозу, не стала причиной «краха великого нарратива»: оба подхода сегодня формируют новую методологию лингвокультурного поиска.

Список источников

1. Савченко И.А., Козлова Ю.В. «Право на свой город»: проект эпистемологической урбанистики // Эпистемология и философия науки. 2022. Т. 59, № 3. С. 185-201.

2. Савченко И.А., Алоян Ж.Л., Барсегян С. С. Русский язык в современной Армении: элементы компаративного обучения // Вестник Томского государственного университета. 2022. № 483. С. 195-208.

3. Герман Н. Ф. Языковые параметры лингвокультурной идентичности субъекта современной межкультурной коммуникации // Лингвистические аспекты исследования идентичности личности в изменяющемся мире. Челябинск, 2012. С. 8-43.

4. Савченко И.А., Барсегян С. С. Билингвизм как феномен транскультурной коммуникации в процессе преподавания иностранного языка // Вестник Томского государственного университета. 2021. № 463. C. 188-195.

5. Иванцова Е.В. Концепция ономастикона диалектной языковой личности: лексикографический проект // Вопросы ономастики. 2015. № 2 (19). С. 156-170.

6. Голев Н.Д., ДмитриеваЛ.М. Единство онтологического и ментального бытия топонимической системы (к проблематике когнитивной топонимики) // Вопросы ономастики. 2008. № 5. С. 5-18.

7. Родина Н.А Ономастическая составляющая языковой личности российского военнослужащего // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Серия: Филология, педагогика, психология. 2021. № 1. С. 51-60.

8. Катермина В.В. Личное имя собственное: национально-культурные особенности функционирования (на материале русского и английского языков) : дис. ... канд. фи-лол. наук. Краснодар, 1998.

9. Витгенштейн Л. Философские исследования. М. : АСТ, 2018. 352 с.

10. Барт Р. Литература и метаязык // Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994. С. 131-132.

11. Lyotard J. F. Discourse, Figure. 1-st ed. UMN Twin Cities, the U of M : Univ Of Minnesota Press, 2011. 512 p.

12. Садовский В. Н. Основания общей теории систем: Логико-методологический. анализ. М. : Наука, 1974. 276 с.

13. Фуко М. Порядок дискурса. Лекция / пер. С.В. Табачниковой // Гуманитарный портал. URL: gtmarketra/Hbrary/artides/777?ysdid=lh86zpl97457627557

14. Бенвенист Э. Общая лингвистика. 2-е изд., стер. М. : УРСС, 2002. 446 с.

15. ВыготскийЛ.С. Мышление и речь. 5-е изд. М. : Лабиринт, 1999. 350 с.

16. Гураль С.К., Антонова Е.С. Дискурс-анализ в свете синергетического видения. Томск, 2009. 176 с.

17. Сулейманова Г. А., Гураль С. К. Формирование двуязычия // Язык и культура : сб. ст. XXVI Междунар. науч. конф. Томск, 2016. С. 82-86.

18. Гураль С.К., Ким-Малони А. А. Дискурс-анализ и обучение межкультурной коммуникации // Антропоцентрические науки в образовании. Воронеж, 2019. С. 15-21.

19. Гробицкая А.М. Дискурсивно-семантический анализ событийного макродискурса (на материале англоязычных газетных текстов) : автореф. дис. ... канд. филол. наук. СПб. : СПбГУ, 2013. 216 с.

20. Лосев А.Ф. Философия имени. М. : Академический проект, 2009. 300 с.

21. ПодольскаяН.В. Словарь русской ономастической терминологии / отв. ред. А.В. Су-перанская. М. : Наука, 1988. 187 с.

22. Стрельцова М.Ю. Прозвищные именования в русском языке (денотативные типы и структурно-семантические модели) : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Владивосток, 2010.

23. Головина Л. С. Русская ономастика в лингвокультурологической репрезентации для иноязычного адресата. Псков : Псков. гос. ун-т, 2012. 222 с.

24. Суперанская А В. Современные русские прозвища // Хабарши вестник. Филология. Серия филологическая. 2004. № 6 (78). С. 43-50.

25. ГудковД.Б. Прецедентное имя и проблемы прецедентности. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1999. 152 с.

26. Флоровская В.А Прозвища в русских говорах Кубани // Ономастика Кавказа. Махачкала : Дагестан. учеб. пед. изд-во, 1976. С. 300-305.

27. Дмитриева О.П. Неофициальные антропонимы города Россоши // Сборник научных работ молодых ученых и аспирантов филологического факультета ВГУ. Вып. 1: Языкознание. Воронеж : ВГУ, 2002. С. 16-19.

28. Супрун В.И. Ономастическое поле русского языка и его художественно-эстетический потенциал. Волгоград : Перемена, 2000. 172 с.

29. Вальтер Х., Мокиенко В.М. Большой словарь русских прозвищ. М. : ОЛМА Медиа Групп, 2007, 704 с.

30. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный : [в 2 т.]. Т. 2: А-О. М. : Рус. яз., 2000. 1084 с.

31. Барсегян С. С. Эрративные конструкты в условиях армянско-русского билингвизма // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. М., 2017. С. 9-16.

References

1. Savchenko I.A., Kozlova Ju.V. (2022) 'Pravo na svoj gorod': proekt epistemologicheskoj urbanistiki [The Right to Your City: the project of epistemological urbanism] // Epistemologija filosofija nauki. 59 (3). pp. 185-201.

2. Savchenko I.A., Alojan Zh.L., Barsegjan S.S. (2022) Russkij jazyk v sovremennoj Armenii: elementy komparativnogo obuchenija [Russian language in modern Armenia: elements of comparative education] // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. 483. pp. 195208.

3. German N.F. (2012) Jazykovye parametry lingvokul'turnoj identichnosti subjekta sovremennoj mezhkul'turnoj kommunikacii [Linguistic parameters of the linguocultural identity of the subject of modern intercultural communication] // Lingvisticheskie aspekty issledovanija identichnosti lichnosti v izmenjajushhemsja mire. Kollektivnaja monografija. Cheljabinsk. pp. 8-43.

4. Savchenko I.A., Barsegjan S.S. (2021) Bilingvizm kak fenomen transkul'turnoj kommunikacii v processe prepodavanija inostrannogo jazyka [Bilingualism as a phenomenon of transcultural communication in the process of teaching a foreign language] // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. 463. pp. 188-195.

5. Ivancova E.V. (2015) Koncepcija onomastikona dialektnoj jazykovoj lichnosti: leksikograficheskij proekt [The concept of the onomasticon of a dialect linguistic personality: lexicographic project] // Voprosy onomastiki. 2 (19). pp. 156-170.

6. Golev N.D., Dmitrieva L.M. (2008) Edinstvo ontologicheskogo i mental'nogo bytija toponimicheskoj sistemy (k problematike kognitivnoj toponimiki) [The unity of the

ontological and mental being of the toponymie system (on the problems of cognitive toponymy)] // Voprosy onomastiki. 5. pp. 5-18.

7. Rodina N.A. (2021) Onomasticheskaja sostavljajushhaja jazykovoj lichnosti rossijskogo voennosluzhashhego [Onomastic component of the linguistic personality of the Russian serviceman] // Vestnik Baltijskogo federal'nogo universiteta im. I. Kanta. Ser.: Filologija, pedagogika, psihologija. 1. pp. 51-60.

8. Katermina V.V. (1998) Lichnoe imja sobstvennoe: nacional'no-kul'turnye osobennosti funkcionirovanija (na materiale russkogo i anglijskogo jazykov) [Personal proper name: national and cultural features of functioning (based on the material of the Russian and English languages)]. Philology cand. dis. Krasnodar. 165 p.

9. Wittgenstein L. (2009) Philosophical Investigations, 4th Edition. Oxford: Wiley-Blackwell. 592 p.

10. Bart R. (1964) Littérature et méta-langage // Barthes R. Essais critiques. P.: Seuil. pp. 106107.

11. Lyotard J.F. (2011) Discourse, Figure. UMN Twin Cities, the U of M: Univ of Minnesota Press; 1-st edition. 512 p.

12. Sadovskij V.N. (1974) Osnovanija obshhej teorii sistem: Logiko-metodologicheskij. Analiz [Foundations of the general theory of systems: Logical and methodological. analysis]. M.: Nauka. 276 p.

13. Foucault M. (1981). The order of discourse. In: A Post-Structuralist Reader, Routledge & Kegan Paul. pp. 51-78. URL: gtmarket.ru/library/articles/777?ysclid=lh86zpl97457627557

14. Benveniste E. (1971) Problems in General Linguistics. Miami: University of Miami Press. 317 p.

15. Vygotsky L.S. (1987). Thinking and Speech. In R.W. Rieber, & A.S. Carton (Eds.), The Collected Works of L.S. Vygotsky, Vol. 1, Problems of General Psychology. pp. 39-285. N.-Y.: Plenum Press.

16. Gural' S.K., Antonova E.S. (2009) Diskurs-analiz v svete sinergeticheskogo videnija [Discourse analysis in the light of a synergetic vision]. Tomsk. 176 p.

17. Sulejmanova G.A., Gural' S.K. (2016) Formirovanie dvujazychija [Formation of bilingualism] // Jazyk i kul'tura. Sbornik statej XXVI mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. pp. 82-86.

18. Gural' S.K., Kim-Maloni A.A. (2019) Diskurs-analiz i obuchenie mezhkul'turnoj kommunikacii [Discourse analysis and teaching of intercultural communication] // Antropocentricheskie nauki v obrazovanii. Kollektivnaja monografija. Voronezh. pp. 1521.

19. Grobickaja A.M. (2013) Diskursivno-semanticheskij analiz sobytijnogo makrodiskursa (na materiale anglojazychnyh gazetnyh tekstov) [Discursive-semantic analysis of the event macrodiscourse (based on the material of English-language newspaper texts)]. Abstract of Philology cand. dis. SPb: SPbGU. 216 p.

20. Losev A.F. (2009) Filosofija imeni [Philosophy of name]. M.: Akademicheskij proekt. 300 p.

21. Podol'skaja N.V. (1988) Slovar' russkoj onomasticheskoj terminologii [Dictionary of Russian onomastic terminology] / Otv. red. A.V. Superanskaja. M.: Nauka. 187 p.

22. Strel'cova M.Ju. (2010) Prozvishhnye imenovanija v russkom jazyke (denotativnye tipy i strukturno-semanticheskie modeli) [Nickname naming in the Russian language (denotative types and structural-semantic models)]. Abstract of Philology cand. dis. Vladivostok.

23. Golovina L.S. (2012) Russkaja onomastika v lingvokul'turologicheskoj reprezentacii dlja inojazychnogo adresata [Russian onomastics in linguoculturological representation for a foreign-language addressee]. Pskov: Pskovskij gosudarstvennyj universitet. 222 p.

24. Superanskaja A.V. (2004) Sovremennye russkie prozvishha [Modern Russian nicknames] // Filologija. Serija filologicheskaja. 6 (78). Almaty: Kazak universitet. pp. 43-50.

25. Gudkov D.B. (1999) Precedentnoe imja i problemy precedentnosti [Precedent name and problems of precedent]. M.: Izd-vo Mosk. un-ta. 152 p.

26. Florovskaja V.A. (1976) Prozvishha v russkih govorah Kubani [Nicknames in the Russian dialects of Kuban] // Onomastika Kavkaza. Mahachkala: Dagest. ucheb.ped. izd-vo. pp. 300-305.

27. Dmitrieva O.P. (2002) Neoficial'nye antroponimy goroda Rossoshi [Unofficial anthroponyms of the city of Rossosh] // Sb. nauch. rab. molodyh uchenyh i aspirantov filol. f-ta VGU: Vyp. 1. Yazykoznanie. Voronezh: VGU. pp. 16-19.

28. Suprun V.I. (2000) Onomasticheskoe pole russkogo jazyka i ego hudozhestvenno-esteticheskij potencial [Onomastic field of the Russian language and its artistic and aesthetic potential]. Volgograd: Peremena. 172 p.

29. Val'ter H., Mokienko V.M. (2007) Bol'shoj slovar' russkih prozvishh [A large dictionary of Russian nicknames]. M.: OLMA Media Grupp. 704 p.

30. Efremova T.F. (2000) Novyj slovar' russkogo jazyka. Tolkovo-slovoobrazovatel'nyj. [New dictionary of the Russian language. Explanatory-word-formation]. M.: Rus. jaz. Vol. 2. 1084 p.

31. Barsegjan S.S. (2017) Errativnye konstrukty v uslovijah armjansko-russkogo bilingvizma [Errative constructs in the conditions of Armenian-Russian bilingualism] // Aktual'nye problemy gumanitarnyh i estestvennyh nauk. M. pp. 9-16.

Информация об авторах:

Савченко И.А. - доктор социологических наук, профессор, руководитель проектного офиса гуманитарной аналитики, профессор департамента философии и социальных наук, Московский городской педагогический университет (Москва, Россия). E-mail: [email protected], [email protected]

Тадевосян Т.В. - кандидат филологических наук, доцент, заведующая кафедрой иностранных языков и литературы, Ванадзорский государственный университет им. О. Туманяна (Ванадзор, Республика Армения). E-mail: [email protected] Барсегян С.С. - преподаватель кафедры иностранных языков и литературы, Ванадзор-ский государственный университет им. О. Туманяна (Ванадзор, Республика Армения). E-mail: [email protected]

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов. Information about the authors:

Savchenko I.A., D.Sc. (Sociology), Professor, Head of the Project office of Humanitarian Analytics, Professor of the Department Professor of the Department of Philosophy and Social Sciences, Moscow City University (Moscow, Russian Federation). E-mail: [email protected], [email protected]

Tadevosyan T.V., Ph.D. (Philology), Associate Professor, Head of the Chair of Foreign Languages and Literature, Vanadzor State University (Vanadzor, Republic of Armenia). E-mail: [email protected]

Barseghyan S.S., lecturer, Vanadzor State University (Vanadzor, Republic of Armenia). E-mail: [email protected]

The authors declare no conflicts of interests.

Поступила в редакцию 15.08.2023; принята к публикации 28.02.2024 Received 15.08.2023; accepted for publication 28.02.2024