МЕТАФОРИЗАЦИЯ КОНСТАНТ «МИЛОСЕРДИЕ» / «ЖЕСТОКОСТЬ»
В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКОВОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Л.В. Куликова
Ключевые слова: концептуализация, концептосфера, концепт, константа, ядро, периферия, метафора, когнитивная метафора. Keywords: conceptualization, concept sphere, concept, constant, core, periphery, metaphor, cognitive metaphor.
В последние несколько десятилетий многие лингвистические изыскания рассматривают язык в различных аспектах: как контейнер, в котором что-то хранят - информацию, опыт знание о мире и что-то передают - мысли, эмоции, чувства [Сепир, 2001], сообщения [Жин-кин, 1991], «как средство доступа ко всем ментальным процессам, происходящим в голове человека и определяющим его собственное бытие и функционирование в обществе» [Гийом, 1992]. Языковое мышление позволяет «выявить целое своеобразное языковое знание всех областей бытия и небытия, всех проявлений мира, как материального, так и индивидуально-психологического и социального (общественного)» [Бодуэн де Куртенэ, 1963, c. 312].
Проблемы, связанные с человеческим фактором, ролью языка в познавательной деятельности, взаимодействием языковой семантики и знаний о мире рассматривает функциональное направление, которое всегда предполагает учет большего количества факторов, действующих в языке, и ведет к более широкой картине его отражения [Nuyts, 1999, с. 32], особое внимание при этом уделяется когнитивной функции языка.
Совершенствуя, развивая и детализируя свою картину мира и одновременно овладевая языком, человек «развивает свою языковую способность или компетенцию» [Караулов, 1987, c. 201]. «Результатом когнитивной деятельности человека, итогом классификации окружающего его мира» [Кубрякова, 2004, c. 307] является концептуализация, которая как один из важных процессов познавательной деятельности человека заключается в осмыслении поступающей к нему информации и приводящей к образованию концептов, концептуальных структур и
всей концептуальной системы в мозгу человека посредством его совокупного чувственного опыта [Кубрякова, 2001; Демьянков, 2009; Nuyts, 1999; Bloom, 1999; Jaczczolt, 2002; Saeed, 2006].
Концептуализация формируется в «контексте социальной жизни», так как создание смыслов определяется культурой, а не природой» [Фрумкина, 1989]. Понять, почему язык является не просто способом общения, а неким концентратом культуры - культуры нации и ее отношения в разных слоях населения вплоть до отдельной личности помогает понятие концептосферы [Лихачев, 1997; Плотникова, 2000; Попова, Стернин, 2003; Кубрякова, 2004; Hudson, 2005; Sperber, 2006], которая демонстрирует исключительное многообразие той или иной культуры, созданной за тысячелетие.
Концептосфера состоит из двух полусфер - плюсовой полусферы концептов и минусовой полусферы антиконцептов [Плотникова, 2000, с. 164].
В научном дискурсе понятие «константа» относится к центральным и в переводе с латинского означает «постоянный, неизменяющий-ся». Этот термин имеет древнее происхождение. Константа - это платоновская «чистая идея» - эйдос, которая, согласно его теории, задает устойчивость изменчивому и нетождественному себе вещественному миру. Слово «константа» в философско-религиозном истолковании культуры использовал французский ученый, представитель неотомизма, один из крупнейших знатоков средневековой западноевропейской философии Этьен Жильсон, которое он определял как вечную, непод-дающуюся никаким переменам субстанцию [Википедия, URL].
В современной лингвистике под константой понимают «некий постоянный принцип культуры» [Степанов, 2001, c. 56], «концепт, который прослеживается в глубокой древности, через взгляды мыслителей, писателей, вплоть до наших дней» [Маслова, 2005, c. 19]. Кон-станта1 составляет ядро системы, вокруг которого структурируются переменные и как центральная составляющая в познании сущности предмета характеризуется устойчивостью свойств объекта: предметы сохраняют свои размеры, свойства, цвет [Колесов, 2008, с. 36].
«Антиконцептом» [Плотникова, 2000; Степанов, 2001; Малино-вич, 2002; Карасик, 2004; Воркачев, 2004; Маслова, 2005] или «антиконстантой» обозначают двойственный характер окружающей человека действительности, отраженный в различных областях современной
1 Константа и концепт, вслед за Масловой В.А., рассматриваются как синонимы.
культуры. Антиконстанты держатся на «симметрии бинарных оппозиций» [Малинович, 2005, c. 71] и носят универсальный характер.
«Милосердие» / «жестокость» являют собой семантически сопряженные пространства, именуемые антонимами, противополагаемыми понятиями, отражающими положение дел в мире. Они - это «крайние оппозиции» в терминологии Ю.М. Малиновича [Малинович,
2003, c. 27], составляющими которых являются «милостивое сердце» (чувствующее боль других) и «жестокое сердце» (черствое, бесчувственное). Левая часть бинарной оппозиции всегда маркирована положительно (милосердие), правая - отрицательно (жестокость). «Милосердие» / «жестокость» - это поле битвы, на котором идет вечная борьба двух принципов: принципа сопричастности и принципа бездушия.
Содержанием концепта является образ [Потебня, 1960; Слышкин, 2000; Попова, Стернин, 2003; Hudson, 2005], «безымянный конгломерат отдельных актов души» [Малинович, 2003, c. 27], который подвергается национальным сообществом определенной стандартизации. Образ объекта, связанный с языковыми знаками «милосердие» и «жестокость» находят свое отражение в двух сферах языковой действительности: «профанической, отражающей обобщенный опыт взаимодействия с такими объектами в повседневной жизни, и сакральной, в которой опыт взаимодействия с этими объектами происходит в процессе общения с важными духовными энергиями вселенной (духами, богами)» [Колмогорова, 2006, c. 71]. Представление о добром человеке, помогающего другим людям, дающего и не требующего ничего взамен предстает как профанический образ константы «милосердия». Милосердие как чудо, посланное людям свыше, отражает мифическое (сакральное) представление исследуемой константы. Профаническим образом константы «жестокость» предстает «высокий темный человек со злым выражение лица, не испытывающий жалость ни к кому и ни к чему живому», представление об аде, бесе относится к сакральной сфере данного объекта.
Концепт обладает определенной структурой, в основу которой входят «этимологический и актуальный слой» [Степанов, 2001, c. 35], «ядро и периферия» [Никитин, 1996; Попова, Стернин, 2003]. Обязательные концептуальные признаки концепта составляют его ядро (ин-тенсионал) (ядро обладает наибольшей наглядно-чувствительной конкретностью, содержит первичные, наиболее яркие образы). На основании концептуального анализа к ядерным признакам константы «милосердие» относим: сострадание, жалость, сочувствие; просьба; счастье, блаженство, благодать; подчинение. Ядерную зону константы «жесто-
кость» формируют признаки: жестокое поведение, обращение; боль, страдания; жестокосердие.
Периферийные концептуальные признаки (импликационал) - совокупность признаков, с разной степенью вероятности импликативно связываемых с его интенсионалом, ядром (такие признаки обладают более абстрактным характером) [Никитин, 2001]. Периферию константы «милосердие» формируют признаки: фортуна, удача, подарок судьбы; безжалостность; облегчение; помощь; услуга, любезность; щедрость, благотворительность; доброта; терпение, терпеливость; Божество; прощение. Периферию антиконстанты составляют такие концептуальные признаки, как: состояние; безразличие; несправедливость, нечестность.
«Культурные» концепты (антропологические имена) легко мета-форизуются, соединяясь с именами дескриптивной семантики [Чер-нейко, 1997]. Обыденная понятийная система человека метафорична по своей сути. Метафоры пронизывают всю его жизнь - в языке, в мышлении и в действии. Все понятия, которыми оперирует человек, непосредственно или опосредованно подчинены метафорам, структурирующим действия, восприятие и мышление индивида [Лакофф, 2004].
Единицы языка, которые подчиняются процессу категоризации, приводят к сетям «ситуативной» зависимости [Демьянков, 2009, с. 30], в которой большая часть связей носит метафорический или метонимический характер. Человек видит окружающий его мир только посредством того образа мира, который носит в себе [Гийом, 1992; Воркачев, 2001]. В когнитивных процессах сложные непосредственно ненаблюдаемые мыслительные пространства соотносятся через метафору с более простыми, хорошо знакомыми мыслительными пространствами [Хахалова, 1998; Алефиренко, 2005]. Милосердие сравнивается с удачей, счастливым событием, ложью, верой, убийством, покорностью, жестокость - с ненавистью, страхом, корыстью, неверием, злом. Когнитивная метафора позволяет осмыслить концепты, стоящие далеко от исходно принятых, а также она позволяет осмыслить одни концепты с опорой на другие, служащие эталоном [Лакофф, 1988]. Аналогии, основанные на когнитивной метафоре, «дают возможность увидеть какой-либо предмет или идею как бы в свете другого предмета, что позволяет применить знание и опыт, приобретенный в одной области, для решения проблемы в другой» [Телия, 1988].
В настоящее время существует несколько направлений, занимающихся данной проблемой, одним из которых - дескрипторная теория метафоры, в которой метафора описывается как «множество кор-
тежей сигнификативных и денотативных дескрипторов, представляющих область источника и область цели метафорической проекции» [Lakoff, 1980, p. 12]. Тематически связанные поля сигнификативных дескрипторов формируют «метафорические модели», под которыми подразумевают такую «репрезентацию в форме внутренней модели, которая отражает основную мысль, содержащуюся в предложении» [Brown, 2006, p. 251].
Метафора не напрямую отображает какой-либо фрагмент действительности, а создает наглядно-образную абстракцию, моделирующую этот фрагмент, позволяя представить его в новом свете. На уровне языка это проявляется в возможности использовать широкий спектр сочетающихся с исходным именем единиц.
Анализ собранного фактического материала позволяет раскрыть структуру константы «милосердия», которую формируют такие макроконцепты, как «власть», «защита», «вера», «просьба», «безжалостность», «жалость», «правда», «жидкость». Под макроконцептом понимается «сложное ментальное образование, связанное с концептами, входящими в его структуру, родовыми отношениями» [Пименова,
2004, с. 14].
Метафорическая модель «милосердие - власть»
Властью наделены разные предметы и объекты материального мира, ими могут быть:
a) природные объекты, например, море, волна, свет, тьма, которые фиксируют признак «абсолютное подчинение, контроль над кем-либо или чем-либо. Власть стихии ставится на первое место, при этом человеческая роль незначительна.
«A ship without an anchor can never be at rest», he answered. «It’s at the mercy of the sea». She protested that her ruined body had neither any comforts to offer a man nor the strength to be a bride (KFCE).
b) объекты материального мира, такие, как машина, книга, дом.
Беспомощность человека является следствием потери управления
над автомобилем (в буквальном смысле, потерей власти над ним) и может быть вызвано либо вредными привычками человека, например, злоупотреблением спиртными напитками, либо плохим здоровьем (лунатизмом):
The plosive squeal of air brakes, recklessly applied so late, reveals the driver not as a man at the mercy of an out-of-control machine, after all, but as a drunk or a lunatic. The tires suddenly churn up clouds of pale blue smoke and appear to stutter on the pavement (KODAH).
c) живых объектов действительности, к их числу относятся птицы, звери, странные существа, наводящие ужас, страх:
Saphira is so intelligent, there were times I felt like she was looking out at me and saying, « What do you want!» It’s bit frightening to be at the mercy of an imaginary creature within your own head. You have no defenses (PCE) .
d) человек, у власти которого нет предела и границ.
Человек, использующий свое право контролировать других, применяет крайне жесткие методы, очень часто даже безжалостные, как например, закрыть человека в коробке (we shall box him up):
For if he escape not at night we shall come on him in daytime, boxed up and at our mercy. For he dare not be his true self, awake and visible, lest he be discovered. (SBD).
Метафорическая модель «милосердие - просьба»
В метафорическом представлении милосердия как о просьбе сочетаются «отчаяние» и «безнадежность».
Переживая за сына, мать просит о милостивом отношении к нему: And so Agnes went alone to her bedroom and there, as on so many nights, sought the solace of the rock who was also her lamp, of the lamp who was also her high fortress, of the fortress who was also her shepherd. She asked for mercy, and if mercy was not to be granted, she asked for the wisdom to understand the purpose of her sweet boy's suffering (KFCE).
Уставший от обид Эдом уже не в силах молить о пощаде, ему остается только смириться со сложившимися обстоятельствами:
The only other sounds are the thud offists, hard blows, and his father’s heavy breathing as he deals out the punishment. Edom himself lies face down in the grass, silent because he is barely conscious, too badly beaten to protest or to plead for mercy, but also because even to cry in pain will invite more vicious discipline than the pummeling he's already endured (KFCE).
Страх и ужас, навеянный мистическим убийцей, заставляет Альберта Ахландера обратиться к Богу с молитвой о милости:
Unseen hands swept another shelf clean of books, and the volumes crashed to the floor, all across the room. Boothe was screaming. The bar exploded as if a bomb had gone off in it, and the air reeked of whiskey. Uhlander was begging for mercy (KDTD).
Метафорическая модель «милосердие - защита»
Английское слово mantel (мантия) символизирует защищенность, комфортность, спокойствие. Мальчик, обращаясь к своему отцу, пытается успокоить себя, что в мире нет никого, кто бы смог причинить ему вред, пока рядом с ним его родной и любимый человек:
«Remember the father», Grace cautioned.
And the reverend added, «Yes, remember. If blood tells» -
«We don’t believe it does, do we, Daddy? We don’t believe blood tells. We believe we’re born to hope, under a mantle of mercy, don’t we?»
«Yes», he said softly. «We do» (KFCE).
Метафорическая модель «милосердие - помощь, богоугодное
дело»
В английской языковой традиции милосердие связано с оказанием помощи, которое расценивается как богоугодное дело. Совершая милосердный поступок, человек всегда делится чем-то или что-то отдает: личные предметы, одежду, пищу, мебель:
Jacob scared people. He was ’Edom’s identical twin, with Edom’s boyish and pleasant face, as soft-spoken as Edom, well barbered and neatly groomed. Nevertheless, on the same mission of mercy as Edom, Jacob would leave the pie recipients in a state of deep uneasiness if not outright terror. In his wake, they would bar the doors, load guns if they owned any, and lay sleepless for a night or two (KFCE).
Метафорическая модель «милосердие - безжалостность»
Аксиологическая модель метафоры, которая строится на противопоставлении признаков «милосердие» / «немилосердие (безжалостность), основывается на следующей когнитивной модели: страх, порождающий ужас - «первопричина внезапно вспыхнувшего отрицательного чувства»:
The dog doesn’t venture close enough to bite, but its threat is a deterrent. The woman at once abandons the idea of getting up from the driver’s seat. She shrinks away from them, and terror twists her face into an ugly knot that is no doubt the same expression she has seen on the faces of the many victims to whom she herself has shown no mercy (KODAH).
В борьбе за жизнь при выборе между милосердием и жестокостью предпочтение отдается последнему:
Even the bravest Kull quailed before her ferocity, allowing the dwarves to surge forward. Eragon tried to keep Saphira safe. Her left flank was protected by the dwarves, but to her front and right raged a sea of enemies. He showed no mercy on those and took every advantage he could, using magic whenever Zar ’roc could not serve him (PCE).
Метафорическая модель «милосердие - жалость»
У милосердия отмечены эмоциональные признаки, связанные с «мольбой, «слезами», «плачем»:
«Godpity me! Look down on a poor soul in worse than mortal peril. And in mercy pity those to whom she is dear!» Then she began to rub her lips as though to cleanse them from pollution (SBD).
Метафорическая модель «милосердие - правда»
Милосердие концептуализируется как «правда, истина», какой бы горькой она не была, особенно, когда дело касается здоровья человека. Такую правду не всегда легко услышать.
Так, врач открывает матери правду о здоровье ее сына, у которого в результате обследования была выявлена ретинобластома, злокачественная опухоль сетчатки глаза:
Instead of sitting behind his desk, he settled into the second of two patient chairs, beside her. This, too, indicated bad news (KFCE).
«Mrs. Lampion, in a case like this, I’ve found that the_greatest_mercy is directness. Your son has retinoblastoma. A malignancy of the retina». (KFCE).
Метафорическая модель «милосердие - вера»
Вера является основным религиозным признаком soul (души) [Пименова, 2004, с. 231] и основана на любви, искренности, чистоте, уверенности, поэтому данный признак входит в концептуальную систему константы «милосердие»:
«In cases like this, the malignancy is often more advanced in one eye than the other. If the size of the tumor requires it, we remove the eye containing the greatest malignancy, and we treat the remaining eye with radiation».
I have trusted in thy mercy, she thought desperately, reaching for comfort to Psalms 13:5.
«Frequently, symptoms appear early enough that radiation therapy in one or both eyes has a chance to succeed. Sometimes strabismus-in which one eye diverges from the other, either inward toward the nose or outward toward the temple-can be an early sign, though more often we’re alerted when the patient reports problems with vision» (KFCE).
Метафорическая модель «милосердие - жидкость»
У константы «милосердие» выделен признак «агрегатное состояние», которое позволяет милосердию неограниченно менять форму, наделяет ее способностью течь или вытекать откуда-либо:
But although Curtis is sometimes fooled by appearances, he's perceptive enough to see that this is a man whose face gives out at every pore the homicidal toxins in which his brain now marinates. Pressing sweet peach juice from a handful of dried pits would be easier than squeezing one drop
ofpity from this hunter’s heart, and mercy would more likely be wrungfrom any stone (KODAH).
Метафорические представления константы «жестокость» весьма разнообразны: к ним относятся такие признаки, как «время», «игра», «боль», «бессердечие», «удовольствие», «зверь», «гнет», «кабала», «злость», «коготь», «галлюцинации».
Метафорическая модель «жестокость - время»
Константа «жестокость» включает в свою структуру темпоральные признаки, которые реализуются через когнитивную модель «жестокость - время». Категория времени связана с устойчивостью данного чувства, которое постоянно питает человека, и вследствие чего является трудноискоренимым:
Agnes discovered that watching her child be totally consumed by a new enthusiasm was an unparalleled delight. Through Barty, she had a tantalizing sense of what her own childhood might have been like if her father had allowed her to have one, and at times, listening to the boy exclaim about the space-faring Stone family or about the mysteries of Mars, she discovered that at least some part of a child still lived within her. I understood that time is cruelty (KODAH).
Метафорическая модель «жестокость - игра»
В структуре константы «жестокость» актуализируются функциональные признаки игры. Игра расценивается как определенный вид занятий, который полон злостью, ненавистью, грубостью. Эпитет grim (жестокий, деспотичный, ужасный) выражает дополнительный признак «негодование, возмущение», которое является одной из первопричин жестоких действий. Группу отрицательно оцениваемых признаков жестокой игры составляют также прилагательные shrill (навязчивый, надоедливый), accusative (обвинительный, винительный), unrelenting (безжалостный, жестокий, неумолимый):
Leilani never rebuked her mother for this cruelty, or for any other, because Sinsemilla would not tolerate a thankless child. When forced into this hateful_game, ..she proceeded with grim determination and without comment, aware that either a harsh word or refusal to play would bring down upon her the shrillest, most accusative, and most unrelenting of her mother’s upbraidings. And in the end, she would have to find the brace anyway (KODAH).
Метафорическая модель «жестокость - боль, страдания»
В английской языковой традиции жестокость описывается метафорами состояния: жестокость есть боль, не только телесная, но и мо-
ральная. Боль, причиненная родными, близкими, является проявлением особой жестокости:
«Yes». Leilani wrote faster, determined to record her mother’s every word, with notations as to the rhythms and inflections of her speech. By treating this mean monologue as an exercise in dictation, she could distance herself from the cruelty of it, and if she kept her mother at arm's length emotionally, she couldn’t be wounded again. You could be hurt only by real people, by real people about whom you cared or at least about whom you wished you could care (KODAH).
Признак «боль, страдания» у жестокости носит окказиональный характер: правда (truth) - печаль (grief), печаль (grief) - anguish (страдания, боль), anguish (страдания, боль, мука) - жестокость (cruelty):
«Oh, no, not distressed me», she replied. «But I have been more touched than I can say by your grief. That is a wonderful machine, but it is cruelly true. It told me, in its very tones, the anguish of your heart. It was like a soul crying out to Almighty God. No one must hear them spoken ever again! See, I have tried to be useful. I have copied out the words on my typewriter, and none other need now hear your heart beat, as I did» (SBD).
Метафорическая модель «жестокость - бессердечие»
Частотной является когнитивная модель «концепт внутреннего мира / внутренний человек - отсутствие телесного органа». Физиологический признак «без сердца» свидетельствует о том, что жестокость отнимает у человека один из его жизненно важных органов, благодаря которому человек способен испытывать чувство жалости, сострадания, любви:
It was now near enough for us to see clearly, and the moonlight still held. My own heart grew cold as ice, and I could hear the gasp of Arthur, as we recognized the features of Lucy Westenra. Lucy Westenra, but yet how changed. The sweetness was turned to adamantine, heartless cruelty, and the purity to voluptuous wantonness (SBD).
Метафорическая модель «жестокость - удовольствие, наслаждение»
Группы эмотивных признаков константы «жестокость» формируют «удовольствие», «наслаждение». Жестокого человека питают такие отрицательные эмоции других людей, как плачь, слезы, печаль, тоска, обида, боль:
In addition to his passion for homicide, he had over the years gradually become aware of a taste for cruelty. Killing mercifully - quickly and in a manner that caused little pain - had at first been immensely satisfying, but less so over time. He took no pride in this character defect, but neither did it
shame him. Like every person on the planet, he was what he was - and had to make the best of it (KODAH).
Эпитет delicious передает признак «нечто приятное, доставляющее физическое удовольствие»:
Sometimes he would want to do it in the shower, or on the floor, or in bed but in weird positions that ordinarily would not have interested him. In Vegas, he found greater satisfaction in sex, approached it almost fiercely, and exhibited an even more delicious cruelty than he did back in Los Angeles (KDT).
Органы чувств у человека существуют для восприятия внешнего мира. Для этого он наделен зрением, слухом, осязанием, обонянием, вкусом [Пименова, 2004, с. 76]. Жестокость как орган вкусового восприятия имеет ароматный запах, приятный вкус, которым человек наслаждается:
IfDatura looked as sultry as she sounded on the phone, she would find it easy to manipulate certain men. Her kind of guy would have more testosterone than white blood cells in his veins, would lack a sense of right and wrong, would have a taste for excitement, would savor every cruelty he performed, and would have no capacity to think about tomorrow (KFO).
Метафорическая модель «жестокость - животное, зверь»
В структуре константы «жестокость» содержатся анималистические признаки (в терминологии М.В. Пименовой) [Пименова, 2004], признаки животного, зверя (brute). Жестокость как дикий зверь, вырвавшийся на волю, опасна и непредсказуема:
All the bluster and the smell of an impending storm excited Preston. The Slut Queen—so attractive and limp and still warm— tempted him.
The wildwood offered a savage bed. And the hooting wind spoke to the cruelty in his heart. With an honesty in which he took pride, he fully acknowledged that he harbored this brute. Like everyone born of man and woman, he couldn’t claim perfection. This admission was part of the penetrating self-analysis that each ethicist must undergo to have the credibility and the authority to establish rules for others to live by (KODAH).
Метафорическая модель «жестокость - гнет, кабала»
Когнитивная модель «cruelty - гнет, кабала» используется для реализации признака «жестокость / рабская зависимость, притеснение, полный контроль над кем-либо или чем-либо». Признак «твердость, жесткость» вербализуется с помощью словосочетания «harden smb’s heart»:
She had never imagined that such a concern would cross her mind when the longed-for chance to escape at last arrived. How peculiar that so
many years of cruelty had not hardened Leilani’s heart, as she had so long believed to be the case, but proved now to have made it tender, leaving her capable of compassion even for this pitiable beast (KODAH).
Метафорическая модель «жестокость - живое существо»
Жестокость предстает в образе живого существа, который наводит ужас, заставляет вопить, чувствовать беспомощность, безвыходность сложившейся ситуации:
Ultimately, following what pain he’d wished to put her through, he’d always intended to leave the girl still alive so that she could live her last minutes in terror as the flames encircled her, and as the smoke stole the breath from her lungs. The former cruelty had been denied him; but he might still have the pleasure of standing in the rain outside and hearing her screams as she staggered and crawled helplessly through the baffling, burning labyrinth (KODAH).
Жестокость имеет обличие:
His face was a strong, a very strong, aquiline, with high bridge of the thin nose and peculiarly arched nostrils, with lofty domed forehead, and hair growing scantily round the temples but profusely elsewhere. His eyebrows were very massive, almost meeting over the nose, and with bushy hair that seemed to curl in its own profusion. The mouth, so far as I could see it under the heavy moustache, was fixed and rather cruel-looking, with peculiarly sharp white teeth. These protruded over the lips, whose remarkable ruddiness showed astonishing vitality in a man of his years. For the rest, his ears were pale, and at the tops extremely point-ed. The chin was broad and strong, and the cheeks firm though thin. The general effect was one of extraordinary pallor (SBD).
Образ такого существа является крайне неприятным, отталкивающим: недоброе лицо, большие зубы, ярко-окровавленные губы. Его вид пугает, страшит:
His face was not a good face. It was hard, and cruel, and sensual, and big white teeth, that looked all the whiter because his lips were so red, were pointed like an animal's. Jonathan kept staring at him, till I was afraid he would notice. I feared he might take it ill, he looked so fierce and nasty. I asked Jonathan why he was disturbed, and he answered, evidently thinking that I knew as much about it as he did, «Do you see who it is?» (SBD).
Метафорическая модель «жестокость - злость»
Сакральное представление константы «жестокость» как злость свидетельствует об ее тесной связи с миром теней, который не мо-
жет существовать в отрыве от следующих категорий: «зло», «смерть», «удар», «ненависть», «несдержанность»:
The killers—surely there had been more than one—had possessed incredible strength or inhuman rage, or both. The victims had been struck repeatedly after they were already dead, hammered into jelly. What sort of man could kill with such unrestrained viciousness and cruelty? What maniacal hatred could have driven them to this? (KDT).
В английской языковой традиции жестокость есть порочное, темное чувство, из-за которого человек теряет доверие и уважение в обществе:
Now that he’d seen Regine and knew the amazing, monstrous thing that had been done to her, Dan had no respect for Hoffritz as a man, but more than ever he feared Hoffritz’s manipulative abilities, his vicious cruelty, and his dark genius, and more than ever he realized the need to arrive at a timely solution in this case (KDT).
Метафорическая модель «жестокость - коготь, когти»
При атаке нападающий, как правило, использует разные приемы и средства, чтобы достигнуть своей цели. Когти являются одним из таких средств, которое предстает мощным оружием в борьбе за превосходство, с этим связано наличие в структуре исследуемой константы метафорической модели «жестокость - коготь»:
Grief so tortured the cocktail waitress that I could not bear to look at her, because I could do nothing to comfort her in the face of this vicious assault. Breathing rapidly, shallowly, Datura had allowed the wolf in her bones to rise into her heart. Words were her teeth and cruelty -her claws (KFO).
Метафорическая модель «жестокость - галлюцинации»
«Сильное расстройство восприятия» передается когнитивной моделью «жестокость - галлюцинации», поэтому в данном случае жестокость может стать причиной патологического нарушения перцептивной деятельности человека:
I questioned him more fully than I had ever done, with a view to making myself master of the facts of his hallucination. In my manner of doing it was cruelty. I seemed to wish to keep him to the point of his madness, a thing which I avoid with the patients as I would the mouth of hell (SBD).
Метафорические модели концептов милосердие / жестокость порождают новое видение этих бинарных категорий, так как за ними стоит наглядный образ, известный каждому человеку и требу ю-щий каких-либо дополнительных объяснений. Метафорические мо-
дели представляют собой не только языковой и когнитивный феномен, но и в какой-то мере психологический: их «наглядность» или «образность» вытекает из того, что в ее основе лежит именно визуальное восприятие действительности.
Концептуальные признаки, составляющие структуру констант внутреннего мира человека, можно условно разделить на следующие группы: 1) религиозная, которая основана на представлениях о Боге, рае, аде, нормах морали и нравственности: милосердие отождествляется с верой, просьбой, властью, помощью, жестокость - с болью, злостью, гнетом; 2) эмотивная, которую составляют эмоциональные признаки исследуемых констант: у милосердия - это безжалостность, жалость; у жестокости - удовольствие, галлюцинации, бессердечность; 3) так называемая «модифицированная» группа, в которой происходят различного рода видоизменения, преобразования. У милосердия к данной группе относится признак «жидкость», у жестокости - «зверь, животное», «живое существо», «коготь, когти». У константы «жестокость» выявлены также темпоральные («время») и функциональные («игра») признаки.
Представленные описания метафорических моделей показывают, что единичное метафорическое влечет за собой появление сопряженных новых смыслов, за счет которых расширяются границы представлений об определенном фрагменте действительности -милосердии и жестокости.
Литература
Алефиренко Н.Ф. Современные проблемы науки о языке. М., 2005.
Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. М., 1992.
Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. М., 1963.
Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт : становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. 2001. N° 1.
Воркачев С.Г. Счастье как лингвокультурный концептв. М., 2004.
Википедия - свободная энциклопедия. [Электронный ресурс]. URL: www.wikipedia.org.
Демьянков В.З. Парадигма в лингвистике и теории языка // Горизонты современной лингвистики : Традиции и новаторство. М., 2009.
Жинкин Н.И. Механизмы речи. М., 1991.
Карасик В.И. Языковой круг : личность, концепты, дискурс. М., 2004.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.
Колесов И.Ю. Проблемы концептуализации и языковой репрезентации зрительного восприятия (на материале английского и русского языков). Барнаул, 2008.
Колмогорова А.В. Языковое значение и речевой смысл : Опыт функционально-семиологического исследования прилагательных-обозначений светлого и темного в современных русском и французском языках. Новокузнецк, 2006.
Кубрякова Е.С. Размышления о судьбах когнитивной лингвистики на рубеже веков // Вопросы филологии. 2001. N° 1 (7).
Кубрякова Е.С. Язык и знание : На пути получения знаний о языке : Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004.
Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1988. Вып. 23.
Лакофф Дж. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М., 2004.
Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М., 1997.
Маслова В.А. Когнитивная лингвистика. М., 2005.
Малинович Ю.М., Малинович М.В. Семиосфера культуры в антропологической лингвистике // Номинация. Пердикация. Коммуникация. Иркутск, 2002.
Малинович Ю.М., Малинович М.В. Антропологическая лингвистика как интегральная наука // Антропологическая лингвистика : Концепты. Категории. Моск-ва-Иркутск, 2003.
Малинович Ю.М. Философия семантически сопряженных категорий бинарной оппозиции // Лингвистические парадигмы и лингводидактика. Иркутск, 2005.
Никитин М.В. Знак - Значение - Язык. СПб., 2001.
Пименова М.В. Душа и дух : особенности концептуализации. Кемерово, 2004.
Плотникова С.Н. Неискренний дискурс (в когнитивном и структурнофункциональном аспектах). Иркутск, 2000.
Попова З. Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж, 2003.
Потебня А.А. Мысль и язык // История языкознания в очерках и извлечениях. В 2х частях. М., 1960. Ч. 1.
Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи. М., 2001.
Слышкин Г.Г. Дискурс и концепт (о лигнгвокультурном подходе к изучению дискурса) // Языковая личность : институциональный и персональный дискурс. Волгоград, 2000.
Степанов Ю.С. Константы : Словарь русской культуры. М., 2001.
Телия В.Н. Метафора в языке и тексте. М., 1988.
Фрумкина Р.М. Язык и когнитивная деятельность. М., 1989.
Хахалова С.А. Метафора в аспекте языка, мышления и культуры (на материале английского языка). Иркутск, 1998.
Чернейко Л.О. Способы представления пространства и времени в художественном тексте. М., 1997.
Bloom P., Peterson M., Nadel L. Language and space. Cambridge, 1999.
Brown G., Yule G. Discourse Analysis. Cambridge, 2006.
Hudson R.A. Sociolinguistics. Cambridge, 2005.
Jaczczolt, K. M. Semantics and Pragmatics. Meaning in language and discourse. Pearson Education, 2002.
Lakoff G, Johnson M Metaphors we live by. Chicago-London, 1980.
Nuyts J. Language and conceptualization. Cambridge, 1999.
Sperber D., Wilson D. Relevance. Communication and cognition. Blackwell Publishing,
2006.
Источники
KFCE - Koontz D. From the Corner of His Eye. [Электронный ресурс]. URL: www.gutenberg.org.
KODAH - Koontz D. One Door Away From Heaven. [Электронный ресурс]. URL: www.gutenberg.org.
KDTD - Koontz D. The Door To December. [Электронный ресурс]. URL: www.gutenberg.org.
KFO - Koontz D. Forever Odd. [Электронный ресурс]. URL: www.gutenberg.org. PCE - Paolini C. Eragon. [Электронный ресурс]. URL: www.gutenberg.org.
SBD - Stocker B. Dracula. [Электронный ресурс]. URL: www.gutenberg.org.