глину, способную под воздействием силы принимать любую форму. Так он постоянно деформируется, получает вмятины: «глиняный Мартин Мартиныч боком больно ударился о дрова - в глине вмятина. И еще глубже: в темном коридоре об угол комода» [2]. Герой остается жить, но в послереволюционной пещере умирает духовно. А так же умирает время, эпоха с нравственными понятиями «не убий» и «не укради».
В рассказе «Мамай» Замятин вновь обращается к характеру интеллигента, беззащитного перед грозной Историей, не способного укрыться от нее, а уж тем более противостоять ей. Это скромный служащий Петр Петрович Мамай. Главные его черты - беспомощность, робость, боязнь и вместе с тем светлое, духовное начало - любовь к книгам, которая стала для него единственной опорой в жизни. По своей натуре он очень добрый человек: и мухи-то не обидел бы.
С содроганием слушает Петр Петрович, вышедший на ночное дежурство, рассказ напарника о том, как доводилось ему убивать штыком на японской войне. А через день добродушный Мамай с кинжальчиком для книг убил мышь, пре-
вратившую спрятанные деньги на книги в труху. «Какая мелочь - убить мышь», - скажут некоторые. Дело не в мыши и не в ее смерти, а дело в том, что ранее добродушный интеллигент, влюбленный «двадцапятилетие» в книги, который мухи не обидел, в данных условиях послереволюционной реальности озлобился, перешагнул через себя, через свои моральные принципы.
О каком будущем может мечтать человек, перед которым настоящее поставило единственную задачу - физически выжить. Революционный излом, породивший страх, злобу и голод, пробудил в человеке животные инстинкты. «Гордый homo erectus становится на четвереньки, обрастает клыками и шерстью, в человеке побеждает зверь. Возвращается дикое средневековье, стремительно падает цена человеческой жизни» [1], -с тревогой отмечает Замятин в статье «Завтра».
1. Замятин Е.И. Избр. произведения: В 2 т. Т. 2. М., 1990. С. 345.
2. Замятин Е.И. Соч. Ставрополь, 1990. С. 170.
МЕТАФОРА ПУТИ В ТВОРЧЕСТВЕ Е.И. ЗАМЯТИНА С.Н. Капустина
Путь литературного признания Е.И. Замятина начинается с повести «Уездное», вместе с ней в творчество писателя входит тема пути, дороги, странствия.
Когда читаешь произведения Е.И. Замятина, не покидает чувство пространства, движения, расстояний: сочетание устойчивого, чего-то глубинного и подвижного. И здесь рождаются вечные образы - Дома и Дороги (пути). Это сочетание составляет важную часть внутреннего мира замятинских героев.
Мотив движения появляется даже там, где нет никаких его внешних признаков, где можно говорить лишь о движениях души героя или героев. Так происходит, например, в рассказе «Детская».
Образ дороги, пути универсален у писателя: он организует художественное пространство, в него включены социальные, нравственные вопросы, поиск смысла жизни отдельного человека и целой страны. В путь отправляется Андрей Иваныч Половец: «Главное все начать сначала, все старое к черту, закатиться куда-нибудь на край света» [1].
Ощущение трагедии рождает уход героев из дома, от семьи. Таков путь Анфима Барыбы. Если в начале повести мы видим «углы чудного лица» его, то в конце перед читателем герой в углу ду-
ховного тупика. История нравственного пути-падения начинается с того момента, когда Барыба не возвращается домой, провалившись на экзамене. Название первой главы - «Четырехугольный» -указание на замкнутость, «закрытость» героя для лучших чувств, высоких мыслей, тонких движений души. Ни к чему Анфиму все это: «утробой» живет, «души-то, совести» у него - «ровно у курицы» [2].
Тема дороги, пути, странствия существовала еще в мифологических и религиозных моделях мира. Путь героев Е.И. Замятина - это метафорический или символический образ связи между началом и концом, часто обретающей форму круга, порой замкнутого пространства, круга жизни. Так, духовное рождение и смерть Д-503 в романе «Мы» - начало и конец пройденного им пути. У Замятина герои чаще идут по пути преступления (путь-падение): Софья в рассказе «Наводнение», Д-503 в романе «Мы».
Метафора пути рождается в первых же строках рассказа «Мамай»: «домов в Петербурге больше нет: есть шестиэтажные каменные корабли», а «в каютах не жильцы: там - пассажиры» [2, с. 177]. Лейтмотив движения в неизвестное ощущается и в рассказе «Пещера», где «в пещерной петербургской спальне было так же как недавно в ноевом ковчеге» [2, с. 185]; несется «в
неизвестное, вон из человеческого мира, трамвай» в рассказе «Дракон» [2, с. 148]. Мечтает отправиться в путь Федор Волков, живущий мечтой о неведомой Африке.
1. Замятин Е.И. Избранные произведения: В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 173.
2. Замятин Е.И. Избранное. М., 1989. С. 46.
САТИРИЧЕСКАЯ СКАЗКА «АРАПЫ» И ЛИРИЧЕСКАЯ ФАНТАСТИКА «РАССКАЗА О САМОМ ГЛАВНОМ» Е. ЗАМЯТИНА: ВЗАИМОСВЯЗИ И ПАРАЛЛЕЛИ
O.E. Чернышова
Сказка «Арапы» - своеобразное отражение представлений писателя о современном ему мире, выражающих тревогу за сегодняшний и завтрашний день человечества. Для писателя-гуманиста на первом месте - моральный аспект братоубийственной войны. Название и место действия -остров Буян - отсылают нас в сказочновымышленный мир. Употребление однокоренного слова «буянить», что значит: «возмущаться попусту, из-за ничего», подчеркивает бессмысленность конфронтации. Напряженность конфликта, резкое противопоставление сторон особенно подчеркнуто в пространственном отношении. Остров Буян разделен речкой на две части. Это достигается и в стилистической графике, а именно в частом употреблении тире. Стилистические приемы создают экспрессивность и эмоциональность текста. Символическое изображение расколотого мира стало актуальным на протяжении многих последующих десятилетий.
Повествователь затрудняется объяснить доходчиво и убедительно, кто же такие арапы, почему их есть можно, а краснокожих нельзя, в чем состоит степень их виновности. Налицо ирония конфликта, который «не стоит выведенного яйца», в духе Д. Свифта. Арапы - клеймо, поставленное на инакомыслящих. Подчеркивая абсурдность гражданской войны, писатель создает сказку о людоедах.
В «Рассказе о самом главном» - истерзанная революцией и разделенная войной реальная Россия. На одной половине - орловские мужики, на другой - келбуйские. А между ними: «зеркало реки, прозрачный - из железа и синего неба -мост, туго выгнувший спину, выстрелы, облака». Трагедия обостряется. Это уже не людоедство. Это самоуничтожение, страшный грех самоубийства: «я стреляю в себя...». В сказке и в той части рассказа, где речь идет об эпизодах гражданской войны, наблюдаются совпадения: в диалогах, общей интонации, лексическом наборе, эмоциональной напряженности. Замятин протестует против превращения человека в «материал для войны».
Идейно-тематическая перекличка двух произведений обусловлена не только фактическим материалом, но, прежде всего, отношением Замятина к трагической действительности послеоктябрьских лет. Сказка «Арапы» стала топосом, развернутым в «Рассказе...» в многоплановый лирический сюжет, ручейком, который наполнил своеобразную композицию фантастической повести. Все художественные полотна писателя словно мегатекст, каждый элемент которого типологически взаимосвязан и служит ключом для понимания авторской концепции мира.
ИЗУЧЕНИЕ ТВОРЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ Е.И. ЗАМЯТИНА В РОССИИ
О. В. Толмачева
После более полувекового забвения в 1986 году российскому читателю было возвращено творчество талантливого мастера художественного слова - Евгения Ивановича Замятина. Наследие прозаика настолько многообразно в плане представленных в нем жанров, оригинально с точки зрения решения проблем художественной формы и творческого метода, неоднозначно в
оценках прижизненной критики, что все это не могло не привлечь внимания к его творчеству современных читателей и литературоведов.
За период «открытия» «нового» имени российское замятиноведение прошло большой путь, целью которого было заполнить существующие лакуны в изучении творчества прозаика: от единичных откликов, сводящихся, как правило, к