CC BY
90
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 31 (212). Философия. Социология. Культурология. Вып. 19. С. 68-72.
Т. В. Барсукова
МЕТАФИЗИКА ПАУЗЫ В ХУДОЖЕСТВЕННО-ТВОРЧЕСКОЙ ИГРЕ
В статье рассматривается смысловая палитра паузы, которая проявляется в различных видах художественно-творческой игры: музыке, поэзии, танце, театре, изобразительном искусстве. Впервые выявляется имманентность паузы художественному творчеству (живописи).
Ключевые слова: метафизика, искусство, игра, творчество, ритм, композиция, тишина.
В ускоренном ритме современной жизни с все более усиливающимся информационным давлением и психологической напряженностью тема паузы, тишины и покоя играет важную роль. В жизнедеятельности каждого человека существует естественная потребность в тишине. Пауза как элемент тишины таит в себе множество философских, психологических и эстетических смыслов, в которых порой заключается истинность и целостность жизни.
Пауза, в переводе с лат. pausa, от греч. pausis - «прекращение, остановка» - временное прекращение звучания или действия, в течение которого происходит разрыв в потоке речи и событий. Но пауза, как остановка, тишина или молчание, может быть выразительной, громкой, значимой и в то же время неразрывно связанной со смыслом этого самого потока.
Метафизичность паузы во всей своей полноте выявляется в пространстве художественно-творческой игры. Игра, как временное событие, имеет свою пульсацию, свой ступенчатый график, свое ритмическое сердцебиение, в котором существуют подъемы и спуски, всплески озарения и моменты временного затихания.
Художественно-творческая игра непосредственно связана со сферой искусства. Искусство, в свою очередь, вбирает в себя все виды искусства: музыку, поэзию, театр, кино, изобразительные и пластические искусства (живопись, графику, декоративное искусство, скульптуру, архитектуру) и др. По причине такого многообразия видов искусства невозможно дать единую обобщающую оценку художественной игры, потому что за каждым видом и жанром искусства стоят различные принципы существования и различная степень возможности игрового проявления.
Й. Хейзинга в книге «Человек Играющий», подробно рассматривает и анализиру-
ет степень принадлежности отдельных видов искусства к игре. Рассуждая о сущности поэтического творения и его эйфорийной причастности к игре, он говорит: «Поэзия вступает в игру в некоем поле духа, в некоем собственном мире, который дух творит для себя, где вещи имеют другое лицо, чем в «обычной жизни», и где их связывают между собой не логические, а иные связи»1. Здесь же он задается вопросом о степени серьезности и чистоты игрового проявления в различных видах деятельности. Поэзия, по его мнению, чистая игра, которая чувствует себя в игре, как «дома». «Поэзия никогда не бывает совершенно серьезной. Она располагается по ту сторону серьезного - в той первозданной стране, откуда родом дети, животные, дикари, ясновидцы, в царстве грезы, восторга, опьянения и смеха»1.
Примерно то же самое воплощение, но еще в большей степени игрового выражения, Й. Хейзинга видит в музыке: «Игра... лежит вне благоразумия практической жизни, вне сферы необходимости или пользы. Это же относится к музыкальным формам и к музыкальному выражению»2. Музыка у Хейзинги не живет, а «витает», «пронизывает священной игрой». Музыкальное переживание, по отношению со словесным выражением, Хейзинга называет наслаждением, в котором «сливаются воедино ощущение прекрасного и чувство священного, и в этом слиянии исчезает противопоставление игры и серьезности»2.
Танец, третий из видов «чистой игры» по Хейзинге - «это особая и весьма совершенная форма самой игры как таковой»3.
В отличие от изобразительного и пластического искусств, танцы, музыку и поэзию Хейзинга называет «мусическими» искусствами, (от мусике - музыка), подвластными в греческой мифологии богу Аполлону и музам. Если «произведение «мусического» искусства
живет и приносит плоды в атмосфере всеобщей радости и веселья»4, то изобразительнопластическое искусство, совершаемое зодчими, скульпторами, живописцами, графиками, декораторами и др. - «закрепляет в материале свой эстетический импульс. Его творение остается надолго, и остается, будучи каждому зримым. Воздействие его искусства, в отличие от музыки, не зависит от отдельного исполнения или показа другими или им самим. Единожды созданное, оно, неподвижное и немое, оказывает свое воздействие, пока есть люди, которые посвящают свое время тому, чтобы взирать на него»5. Тем не менее, игровой фактор в изобразительном искусстве также присутствует, но уже совершенно в иных проявлениях.
К таким игровым проявлениям игры в изобразительном искусстве Хейзинга относит три качества - степень сакральности, игру фантазии и момент состязательности.
О сакральной игре, как культовой принадлежности искусства Хейзинга пишет: «Произведение искусства почти всегда причастно сакральному миру, оно несет в себе заряд его могущества: магическую силу, священный смысл, репрезентативную идентичность вещам космического значения, символическую ценность»4. Игру фантазии он называет «врожденным инстинктом игры» и здесь же: «нелегко избавиться от мысли об игре фантазии, о том, что все это, в сущности, играючи и игриво творит рука неотторжимо от духа»6. Момент состязательности появляется, по мнению Хейзинги, в процессе вхождения произведения в социальную среду. Но такое соревнование всецело зависит от искусных рук мастера. «Мастерское изделие, которым подтверждалось притязание на вхождение в круг мастеров, получивших признание, пусть даже это и стало позднее неукоснительным правилом, укоренено в древнейших обычаях состязания»7. «Где находила игра почву более богатую, чем в полете воображения вокруг творящего чудеса художника? Великие герои культуры глубокой древности, согласно всем мифологиям, в состязаниях, ради спасения своей жизни, создали все те новые и необычные вещи, которые ныне составляют сокровищницу культуры»8.
Пауза как один из важных элементов тишины имеет особенности проявления в каждой отдельно взятой игре. В чистых видах игры, таких, как музыка, поэзия, танец, пауза
присутствует как часть техники исполнения в профессиональном ритмическом такте. В музыке длительность и местонахождение пауз измеряется и изображается сначала в нотах. В поэзии и словесности - это обозначенные знаки препинания и пробелы в текстовом исполнении. В подготовке танца задействован ритмический отсчет такта. Такие паузы можно назвать техническими паузами, они не иллюстрируют всех возможностей исполнения, но предполагают акцентирование, задуманное автором (поэтом или композитором). Творческая комбинаторика технических пауз зависит от степени мастерства исполнителя, приобретая в процессе живого звучания остроту индивидуального переживания и внутреннюю проникновенную глубину. Исполнительская пауза, как остановившийся во времени отпечаток осознания передает высшую степень истинности происходящего молчанием или недосказанностью. Но за каждым молчанием стоит загадка понимания. «Человеческое молчание иногда говорит весомее слова. Оно может оказаться более удобным для истины, чем слово»9. «Вызывающее молчание громче крика. Затянувшееся молчание неизбежно будет подвергнуто истолкованию»10.
Рассматривая игру как часть заданного ритма, который существует во всех проявлениях жизнедеятельности человека и во всей системе мироздания в целом, необходимо учитывать, что ритм в общем понимании, определяется как чередование акцентов и интервалов (акцент - повторяющаяся фигура, являющаяся доминантой сюжета, интервал -пространственный промежуток, отделяющий акценты друг от друга; акценты, чередуясь с интервалами, создают ритмические ряды). Если попытаться применить вышеописанную трактовку ритма к процессу создания художественного образа, и рассмотреть понятие «паузы» применительно к заданному временному ритму, то становится понятным, что пауза скорее интервал или промежуток, нежели акцент. Но промежуток не в смысле чего-то менее значимого, следующего за акцентом, а промежуток, в равной степени существующий с акцентом, а может быть стоящий перед акцентом, как предисловие к акценту или как элемент зарождения акцента.
Следовательно, метафизику паузы в процессе определенного ритма можно классифицировать определенными фазами или эпизодами, имеющими различную степень прояв-
ления. Каждая пауза, в зависимости от места нахождения, в процессе ритма игры имеет свою функциональную нагрузку. Если систему пауз разбить по принципу композиционного построения любого художественного произведения, то получается, что собственная композиция пауз должна содержать начало или идею, как вдохновение или предвосхищение будущего рождения образа, а также заключительную фазу - законченность, как результат достижения идеи и несколько промежуточных, задействованных уже исключительно в животворящем процессе создания.
Пауза, как и всякое художественное произведение, имеет свой композиционный строй, который основывается на принципах, приемах и способах композиции. Следовательно, пауза может существовать и как центр композиции, и как второстепенное звено, она может принимать облик контраста или нюанса, может быть динамичной или статичной, а также принимать степень раздробленности или являться обобщенной завершенной целостностью. Все зависит от идейного замысла автора того или иного произведения.
Таким образом, вырисовываются следующие фазы паузы: 1. пауза как процесс предвосхищения образа, как созерцание, мотивационное начало зарождения идеи; 2. пауза как обдумывание игрового хода, подачи, наблюдение, размышление; 3. пауза как способ обновления духа, остановка, восстановление духовной энергии; 4. пауза как концентрация энергии в умозаключении и как «мирооста-новленность» в достижении результата и момента истины.
Первое проявление паузы в деятельности художника - начало зарождения и предвосхищения образа, зависит от уровня индивидуальной интуиции. От способности автора понять и прочувствовать степень исключительности окружающего мира.
Момент предвосхищения образа наступает в период непроизвольного созерцания, благодаря которому происходит готовность восприятия нового видения. По словам Н. О. Лосского, «эстетическое созерцание требует такого углубления в предмет, при котором хотя бы в виде намеков открывается связь его с целым миром и, особенно с бесконечною полнотою и свободою Царства Божия; само собою, разумеется, и созерцающий субъект, отбросивший всякую конечную заинтересованность, восходит в это царство свободы:
эстетическое созерцание есть предвосхищение жизни в Царстве Божием, в котором осуществляется бескорыстный интерес к чужому бытию, не меньший, чем к собственному, и следовательно, достигается бесконечное расширение жизни»11.
Особую роль в этом видении играет уровень увлеченности - особая направленность мировоззрения к чему-то определенному, при котором происходит усиление ценностной мотивации. Увлеченность, как неизменная форма игры присутствует во всех видах творчества и отличается долей сосредоточенности на определенном интересе. В творческом интересе или мотивации лежат две формы общения: первая - игра с объектом познания (процесс создания образа) и вторая - «подсознательное» общение с будущим абстрактным зрителем, которому должна быть представлена художественная данность, как новый результат для восприятия.
Пауза предвосхищения - это момент, предшествующий рождению творческой идеи -кульминационный стержень будущего созидания.
Еще одно проявление паузы - обдумывание хода, поиск дополнения к сюжету и технологическая подача основывается на размышлении и наблюдении, существующем уже в начальной стадии деятельности. Такое проявление паузы можно обозначить как «поиск истинного» гармоничного духовного смысла, при котором важным элементом поиска становится обнаружение истинной сути образа, а впоследствии уже выстраиваются возможности (средства и приемы) его передачи.
Пауза, как обновление духа выражается в заданном ритмическом промежутке действия, при котором наступает потребность очищения загруженного информацией сознания до новой стадии пробуждения. Эпизодами такой паузы становятся моменты «временной отрешенности», внутреннее опустошение перед следующим, может быть, самым главным витком деятельности.
В музыкальной и театральной игре промежутками обновления духа являются паузы как средства достижения особого чувства духовного осознания. В паузе заключена немая передача энергии от актера к зрителю, за которой стоит понимание сути, всего того, что невозможно передать словами. Б. И. Зингер-ман описывает паузы в пьесах А. П. Чехова «Старый театр двигался вперед событиями
и - речами, которые подготовляли события, а пьесы Чехова часто движутся вперед паузами, тишиной, в которой особенно ощутимо ровное, безостановочное течение жизни»12.
Сложнейшая система пауз была разработана Станиславским, который называл паузы
- «красноречивым молчанием». «Значение имела не только их разнообразная протяженность - от едва заметной до «длинной паузы» и даже «длиннейшей паузы». Как указывал Немирович, в паузах спектакля «проявлялось доживание предыдущего волнения, или подготовлялась вспышка предстоящей эмоции, или содержалось большое молчание, полное настроения»13. И паузы были, по его словам, «не мертвые, а действенные». Стало быть, формально прерывая действие, фактически паузы Станиславского и Немировича выполняли прямо противоположную роль: они-то как раз и придавали действию непрерывность, текучесть, всеобъемлющую целостность «настроения», связывали воедино и реплики персонажей, и «голоса природы», сопровождавшие их речь, и звуки, доносившиеся из других комнат. Одним словом, «паузы продлевали эмоцию, только что высказанную и предваряли эмоцию, которой еще предстояло выразить себя в слове или поступке»14.
Пауза как потребность уединения, как способ обновления духа, остановка и восстановление сил, несет в себе силу божественной духовной энергии. Особую роль в этом видении играет уровень постижения - особая направленность мировоззрения к чему-то определенному, при котором происходит усиление ценностной мотивации. Постижение художником мира всегда исходило из осознания божественной красоты мира. Именно к ней он всегда стремился. Сущность постижения заключается не в желании художником узнать и расшифровать божественный мир, а в первую очередь восхититься им и передать в картине полноту своего восхищения.
Последнее проявление паузы происходит в результате процесса окончания художественного образа, как процесса вынашивания и взращивания во времени новой формы искусства. Пауза результата или итога осуществляется последней концентрацией энергии на уровне умозаключения и готовностью передачи законченного продукта зрителю, который отчасти совершает свое умозаключение уже по-другому. Таким образом, через передачу на «суд зрителя» происходит освобождение
художника от своего «детища» или «второго я». Пауза означает сначала «растворение художника в картине», а потом уже растворение зрителя в творческой игре художника. Картина становится частью художника, она вбирает в себя всю его сущность. «Согласно Басе, высший идеал художника состоит в освобождении от собственного «я», когда поэт, став единым с объектом изображения, полностью проникается его внутренней жизнью и чувствами»15.
Паузу заключительного действия можно также охарактеризовать как опустошение или (по японскому представлению мира) - уход «в ничто». Пауза тишины как «великое Ничто сохраняет свою роль первоначала на протяжении всей эволюции жизни, всей истории человека.Ничто, или Пустота, есть очищение, освобождение от существующей формы человеческого бытия, восстановление подлинной первоприроды человека - возвращение к незамутненному житейской суетой -первоначалу»16
Но если заключительная пауза в музыке, танце, поэзии и театре эмоционально воздушна, нематериальна, (хотя и имеет определенную временную долготу в силе воздействия на зрителя) то пауза в изобразительном искусстве - это конкретная законченность продукта (картины), начинающего новую жизнь.
Заключительной паузе как нельзя лучше соответствует высказывание Х. Зедльмайера: «Благодаря истинному художнику процесс творения достигает статического конечного состояния., свободного от времени, когда в произведении искусства уже ничто нельзя изменить, не нарушив достигнутого равновесия, вызывающего покой и гарантирующего продолжение.»17.
Современными примерами «мироостанов-ленности» в живописи, можно считать произведения известного американского художника Э. Уайета с его чисто физическим ощущением паузы магического забвения, а также произведения российского художника Павла Покидышева, в живописных композициях которого особенным образом сочетаются тихая музыка, молчаливая поэзия и остановившаяся театральность. Пауза мироостановленности в картинах выражается в виде времени, которое «превращается в застывшую в пространстве ипостась, в некий неподвижный эфир, относительно которого исчисляется композиционный строй картины. Это пространственно
- временное построение, которое точнее следовало бы обозначить как «пространственно-безвременное»18.
Композиционная гармония пауз, находящихся, как оказалось, не только внутри, но и за пределами произведения искусства, в конечном итоге является неразрывно связанной с целостностью самого произведения.
Таким образом, пауза является органической частью целого. Целое в таком понимании - это не статичная система, в которой «элементы абсолютны, первоначальны и существуют безотносительно, а целое произво-дно, относительно и сполна зависимо от своих элементов, в то же время целое первона-чальней элементов, элементы же производны и относительны, т. е. способны существовать только в отношении к целому»19.
Композиция пауз в целом таит в себе особую энергию, благородная миссия которой заключается в концентрированном осознании высших смыслов. Смыслы пауз не лежат на поверхности, они исходят из глубин погружения художником в некое священное таинство.
И. А. Ильин, рассуждая о таком художественном таинстве, пишет: «есть у художника глубина души, где зарождаются и вынашиваются эти таинственные содержания.. .Эта глубина обычно покрыта непрозрачною мглою, не только для других, но и для него самого. И часто сам художник не знает и не постигает того, что зарождается, зреет и развертывается в этой творческой, глубинной мгле»20.
Примечания
1 Хейзинга, Й. Человек Играющий. М. : Прогресс-Традиция, 1997. С. 121.
2 Там же. С. 154.
3 Там же. С. 160.
4 Там же. С. 162.
5 Там же. С. 161.
6 Там же. С. 163.
7 Там же. С. 166.
8 Там же. С. 165.
9 Бибихин, В. В. Язык философии. М. : Прогресс, 1993.С. 27.
10 Там же. С. 29.
11 Григорьева, Т. П. Человек и мир в японской культуре. М., 1985. С. 109.
12 Зингерман, Б. И. Театр Чехова и его мировое значение. М., 1988. С. 13.
13 Немирович-Данченко, В. И. Из прошлого. М., 1936. С. 170.
14 Рудницкий, К. Л. Русское режиссерское искусство 1898-1907. М. : Наука, 1989. С. 90.
15 Григорьева, Т. П. Человек и мир в японской культуре. С. 280.
16 Там же. С. 211.
17 Зедльмайер, Х. Искусство и истина // Искусствознание. 1998. № 2. С. 33.
18 Балаш, А. Покидышев / А. Балаш, Д. Севе-рюхин. М. : Белый город, 2007. С. 37.
19 Лосский, Н. О. Избранное. М., 1991. С. 340.
20 Ильин, И. А. Одинокий художник : статьи, речи, лекции. М. : Искусство, 1993. С. 245.
