CC BY
209
метом изучения филологов и не вводится в вузовские курсы? Каково место трактата в литературном процессе? Имагология, трактат, литературный быт, историческое, сказочное.
«МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ»
И «МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ СТИЛЬ»:
ПРОБЛЕМА ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКОГО ПЕРЕНОСА
О.И. Половинкина
Литературная мода переменчива, но не случайна. Всякий новый ее поворот отражает потребности культурного сознания, специфику литературного процесса. Английская метафизическая поэзия XVII в. сделалась на Западе предметом всеобщего увлечения в начале 1920-х гг. Творимое ею равновесие между мирским и духовным началом привлекло англоязычный культурный мир в эпоху, отмеченную утратой религиозных основ мировосприятия. Культурное сознание нашей страны было так или иначе изолировано от всякой религиозной основы в течение многих лет. Духовная жажда, вполне проявившаяся на Западе еще в первой половине XX в., у нас осталась до конца необозначенной и неудовлетворенной. В этой ситуации оказался востребован поэтический язык, соотносимый с метафизическим языком английской поэзии, или, по словам И. Бродского, «перевод с небесного на земной» [Бродский 2000: 156]. В России много говорят о «метафизической поэзии» в последнее десятилетие, распространяя это понятие на явления русской поэзии.
Вопрос о правомерности терминологического переноса остается дискуссионным. Его история начинается в XIX в., когда С.Т. Колридж прибегает к определению «метафизическая», которое С. Джонсон закрепил за поэзией «школы Донна», чтобы обозначить особый вид поэзии: «Поэзия становится источником наибольшего удовольствия, когда поддается пониманию только в общем, не совершенно. <...> По этой причине то, что я называю метафизической поэзией, доставляет мне такое наслаждение» [Richards 1960: 214]. Предполагая, что Колридж включал сюда поэзию Донна и многое из Вордсворта, А. Ричардс тут же составляет свой «метафизический канон»: поздняя поэзия У. Б. Йейтса, лучшая поэзия У.Х. Одена, У. Эмпсона, Т.С. Элиота [Richards 1960: 215]. Сам Т.С. Элиот не только отнес к метафизической поэзию Данте, других поэтов «нового сладостного стиля», а также Ш. Бодлера и Ж. Лафорга, но и предложил теорию «метафизических периодов» в истории, когда сфера человеческого опыта расширяется с помощью поэзии: «Революция в сфере мысли совер-
Статья посвящена проблеме расширительного толкования термина «метафизическая поэзия», осуществлявшегося со времен С.Т. Кол-риджа. Автор статьи полагает более точным понятие «метафизический стиль» и подробно останавливается на его реальном наполнении.
Ключевые слова: метафизическая поэзия, метафизический стиль, «метафизический канон», метафизические периоды, остроумие, метафора-кончетто, философская поэзия, религиозная поэзия.
шает выбросы идей, привлекательных для поэзии, которые действием поэзии приобретают непосредственность ощущения» [Eliot 1993: 53]. С этой точкой зрения полемизировал видный специалист по итальянской и английской поэзии XVII в. М. Прац, не без оснований полагавший идею Элиота ненаучной: «Идея метафизического братства через века - поэтическая идея, подобная идее Мелвилла о гениях, держащихся за руки по всему миру» [Praz 1971: 266].
Сомнения Праца и сегодня разделяют многие ученые. Несмотря на то, что у терминологического переноса в XX в. было достаточно в высшей степени авторитетных сторонников, таких как Г. Грирсон и Х. Уайт [Grierson 1962: 74-75], он не закрепился в англоамериканском литературоведении. Литературоведческие словари и справочники, как и российская «Литературная энциклопедия терминов и понятий» (2001), говорят о метафизической поэзии в связи с исторически определенным явлением [Barton, Hudson 1997: 38; Красавченко 2001: 531-532] . Расширительное толкование термина «метафизическая поэзия» чревато слишком сильным акцентом на буквальном значении слова «метафизическая» - имеющая отношение к учению о высших «причинах» бытия. В таком случае к метафизической поэзии можно отнести «Божественную
комедию» Данте, «О природе вещей» Лукреция, «Фауста» Гете, что и делает в предисловии к своей антологии метафизической поэзии Г. Грирсон. В его определении стирается грань между метафизической и философской поэзией: «Метафизическая поэзия в широком смысле -это поэзия, которая, как «Божественная комедия» (Данте) или «О природе вещей» (Лукреция), возможно как «Фауст» Гете, вдохновлена философской концепцией вселенной и ролью, назначенной человеческому духу в великой драме бытия» [Grierson 1925].
О том, что акцент на буквальном значении слова «метафизическая» может привести к полному размыванию понятия, свидетельствует диссертационное исследование Е.А. Иконниковой. Понимая «метафизическое» как «запредельное», автор этой работы называет метафизической не только поэзию И. Бродского или О. Седаковой, что уже достаточно традиционно, но и Пушкина, Пастернака, Тарковского, Китса, Шелли и многих других поэтов, слишком разных и принадлежащих слишком разным традициям [Иконникова 2002]. «Тематическое воплощение идеи запредельного» не только оказывается совершенно недостаточным критерием для того, чтобы определить поэзию как «метафизическую», но и порождает смешение понятий. По Е.А. Иконниковой, «если тот или иной текст религиозный, то он уже автоматически и метафизический» [Иконникова 2002: 11].
Однако взаимоотношения между метафизической и религиозной поэзией достаточно сложные: религиозная поэзия не может просто приравниваться к метафизической. Существующая в современном отечественном литературоведении понятийная путаница усугубляется тем, что религиозная поэзия для него относительно новый предмет изучения. «Литературная энциклопедия терминов и понятий» не дает определения этому жанру, останавливаясь лишь на специфичной для русской литературы духовной поэзии [Стрижёв 2001]. Проблему религиозной поэзии в англоязычном мире освещает «Краткая энциклопедия английских и американских поэтов и поэзии» (1972). Автор статьи «Религия и поэзия» предлагает различать поэзию, связанную с религиозной практикой (псалмы и пр.) и исключающую индивидуальное начало, и поэзию, «выражающую индивидуальное религиозное чувство», сюда входит поэзия, «религиозная в самом общем смысле», и поэзия, выражающая веру в определенную доктрину [Ridler 1970: 253-254]. Более внятное определение религиозной поэзии дает Х. Гарднер. В предисловии к составленной ею антологии религиозной поэзии она заявляет, что «пришла к следующему критерию»: «Религиозное стихотворение, так или иначе, связано с откровением и откликом человека на него» [Gardner 1979: 7]. Эта мысль детально развивалась ею в лекциях на тему «Религия и литература», прочитанных в марте 1966 г. в Университете Калифорнии: «Для тех, кто принимает ее, религия является откровением, данным свыше <...>. Своеобразным интересом и красотой религиозная поэзия обязана тому, что поэт, будучи человеком верующим, творит в оковах. <.. > Пытается он выразить в собственных словах и об-
разах сущность откровения или свой отклик на него, он предлагает читателю признать, хотя бы на время чтения стихотворения, истины, которые не подаются как его собственные открытия, ценности, которые не являются его индивидуальными ценностями, [предлагает ему] соответствовать опыту, мерило которого не создается стихотворением, но принимается на веру» [Gardner 1971: 134-135].
Гарднер высказывала убеждение, что понимание религиозной поэзии в каждую эпоху определяется взаимодействием характерных для данной эпохи представлений о религии и о поэзии [Gardner 1971: 122]. С. Джонсон, писавший о религиозной поэзии в конце XVIII в., считал, что поэзия должна «доставлять наслаждение, представляя идею чего-то в более приятном виде, чем позволяет сам порядок вещей», и потому признавал права только дидактической поэзии и поэзии, воспевающей величие божественного творения. В очерке «Жизнь Уэллера» говорится: «Отношения Господа и человеческой души не могут быть предметом поэзии. Человек, который молит о милости своего Создателя, обращается к своему Спасителю, возвышается над тем, что может дать поэзия» [Johnson 1925: 173]. А в XVII в., напротив, именно этот вид религиозной поэзии получил наибольшее распространение, особенно у поэтов «школы Донна». Для С. Джонсона вера «неизменно одинакова» [Johnson 1925: 174] и не нуждается в новых видах метафорического выражения, поскольку поэзия понимается как искусство, декорирующее реальность, не раскрывающее в поэтическом слове истину: невозможно бесконечно декорировать хорошо известное и в самом высоком значении истинное. С точки зрения метафизического «остроумия» (wit) поэзия прозревает истину посредством утонченного искусства. В поэзии метафизиков вера погружается в «хаос нового опыта» (А. Тейт), создаваемый игрой «острого ума». Этому способствуют две важных особенности религиозной мысли XVII в., проявившиеся в протестантской проповеди. Во-первых, соединение веры с интеллектуальным, теологическим содержанием, которое было одинаково характерно для католиков и протестантов и привносило в эмоционально насыщенную поэзию метафизиков «жесткость системы» мысли, по слову Гарднер. Во-вторых, протестантская типология, которая помещала индивидуальную жизнь в контекст священной истории и, следовательно, давала возможность осознавать события и ситуации священной истории как частные, глубоко личные, сопоставимые с культурным опытом современности и опытом обыденной жизни. Благодаря этим факторам метафизическое «остроумие» становится достоянием религиозной поэзии, формируется благочестивая поэзия, в которой выраженная индивидуальность находится в напряженном единстве с «оковами», ограничениями, накладываемыми жанром религиозной поэзии.
Современниками новаторство Донна воспринималось как отказ от ученого увлечения античной литературой, отказ от свойственной ренессансной поэзии изобретательности, основанной на поэтической услов-
ности, в пользу остроумия, изобретательности нового типа, которая основана на остроте, проницательности ума и позволяет максимально использовать возможности английского языка. Т. Кэрью в элегии на смерть Дж. Донна, определяя его заслугу перед английской поэзией, говорил о том, что Донн «очистил» принадлежащий музам сад от «сорняков учености», выбросив прочь «семена рабского подражания и насадив новую изобретательность» - «The Muses garden with Pedantique weedes I O'rspred, was purg'd by thee; The lazie seeds I Of servile imitation throwne away; And fresh invention planted...». «Наш упрямый язык покорился» его «властному остроумию» («imperious wit») [Donne 1975: 94]. «Остроумие, - по точному замечанию И.О. Шайтанова, - не абстрактная, не безличная способность. Она неотделима от обладателя, входящего в стихотворение со своим голосом, со своей интонацией и тем самым решительно меняющего облик стиха». Новый «облик стиха» оказывается продуктивной моделью для новой разновидности религиозной поэзии, формирующейся в начале XVII в. Как писала Х. Уайт, «в метафизической поэзии (подразумевается любовная поэзия Донна -О.П.) авторы религиозной лирики XVII в. нашли готовый инструмент выражения.» [White 1963: 207]. К любовной лирике Донна восходят образный строй и метрическая организация поэзии Дж. Герберта, влиятельнейшего религиозного поэта эпохи. Л.Л. Мартц писал о музыкальности лирики Герберта в противоположность «страстной тирании говорного аргумента» в поэзии Донна: «Елизаветинские песни, исполнявшиеся под лютню, эхом звенят в стихотворениях "Храма"» [Martz 1954: 273,272]. Однако музыкальность звучания в стихотворениях Герберта соединяется с непринужденностью, естественностью тона, разговорностью слова, мелодичность сочетается с интонацией, в чем сказывается поэтическое влияние Донна. Герберт избирает ситуацию дружеской беседы в обращении к Богу, воспроизводя естественную интонацию разговора: «My God, I read this day» - «Мой Боже, я прочел сегодня» («Affliction V»); «My God, I heard this day» - «Боже, я нынче слышал» («Man»). По поводу последних слов Х. Гарднер заметила, что они создают впечатление спонтанности мысли, «будто все стихотворение выросло из случайно услышанного замечания» [Gardner 1979: 23]. В некоторых случаях Герберт непосредственно воспроизводит интонации Донна, присваивая их, изменяя и делая своими. В том, что цитируется интонация стихотворений, написанных на принципиально иную тему, Т.С. Элиот видел подтверждение силы и глубины влияния [Eliot 1962: 30-31]. Он сопоставил первые строки стихотворения Донна «The Sun Rising», выражающие любовную жалобу на слишком рано начавшийся день, и начало «The Discharge» Герберта, стихотворения, посвященного христианскому смирению:
Busie old fool, unruly Sunne
Why dost thou thus,
Through windows and through curtains call on us?
Busie enquiring heart, what wouldst thou know?
Why dost thou prie,
And turn, and leer, and with a licorous eye
Look high and low ... [Donne 1971; Herbert 1941].
В первой строке Герберт преобразует ритмику дон-новского стиха, «неправильное ударение» сохраняется только в первом случае: создав интонацию, оно сменяется упорядоченностью пятистопного ямба. Во второй строке Герберт убирает нагромождение звуков, которое затрудняет чтение донновского стиха, когда заменяет осложненную внутренней рифмой аллитерацию («Why dost thou thus») музыкальным ассонансом, также предполагающим внутреннюю рифму («Why dost thou prie»).
Когда английские метафизики заимствуют для религиозной поэзии сюжеты, образность, стиховые формы и интонации любовной лирики, они поступают так же, как религиозные поэты предшествующих эпох. Отличие заключается в том, что религиозная поэзия английских метафизиков не просто использует заимствованное в своих целях, но вступает в соперничество с любовной лирикой, присваивает себе «общелитературную поэтику», по слову Л.В. Пумпянского, делает своим поэтический язык светской лирики [Пумпянский 1983: 322].
Таким образом, метафизический стиль объединяет любовную лирику раннего Донна с религиозной поэзией его последователей, определяя границы метафизической поэзии XVII в. как целостного явления. Как известно, название «метафизическая» поэзия «школы Донна» получила более или менее случайно: ни У. Драм-монд, ни Дж. Драйден, ни С. Джонсон не подразумевали прямой связи с конкретным метафизическим учением, характеризуя скорее поэтический стиль, чем предмет поэтического размышления. Осознание этого факта предопределило одну из тенденций в изучении феномена метафизичности. Если «метафизическая поэзия» представляется слишком размытым понятием вне того явления, по отношению к которому оно впервые возникло, то термин «метафизический стиль» может применяться к разновременным поэтическим явлениям.
Х. Гарднер впервые обобщила черты метафизического стиля в английской поэзии XVII в. в предисловии к составленной ею антологии английской метафизической поэзии («Метафизические поэты», 1957). Это «трудность мысли»; «концентрация стиля», подобного «причудливой раме» («curious frame» - выражение Э. Марвелла, «The Coronet»), «в которой сжаты слова и мысли»; «пристрастие к метафорам-кончетти», используемым как «инструменты определения или убеждения в ходе аргументации»; живая, часто подчеркнуто обыденная ситуация, создающая ощущение спонтанности мысли; разговорная естественность интонации [Gardner 1972: 17,18-19, 21, 22-23, 24]. Для полноты картины к перечисленному необходимо добавить черты, которые выделила Дж. Беннет, обобщая понятие метафизического стиля. В книге «Пять метафизических поэтов» она подчеркивала определяющую роль мысли в структуре поэтического текста и значение опыта: «[Метафизические поэты] искали связь между своими ощущениями и умственными представлениями» [Bennett 19б0: 7, 2].
Исследование метафизического стиля на материале английской и американской поэзии разных эпох предпринял в 1959 г. Дж. Данкен. Метафизический стиль понимался им как «совокупность черт, абстрагированных путем анализа из поэтической практики группы поэтов [метафизиков]» [Duncan 1959: 27]. Перечень свойств метафизического стиля поэзии XVII в., в общем и целом повторявший обозначенное Х. Гарднер, автоматически распространялся на историческую реальность других поэтических эпох. Однако вряд ли возможно увидеть одну и ту же статическую модель, воспроизведенную в поэзии разных исторических периодов. В 1969 г. Э. Май-нер писал о внутренней динамике, изначально свойственной этому ряду и связанной с «историей развития метафизической поэзии» в XVII в. [Miner 1969]. Очевидно, метафизический стиль должен пониматься не как статическая «совокупность черт», но как явление подвижное, возникающее в результате взаимодействия стилистических элементов между собой с другими литературными рядами, а также с речевыми и внелитера-турными рядами, такими как, например жанр проповеди. В терминологии русской филологической школы метафизический стиль представляет собой систему, которая «дана обязательно как эволюция, а с другой стороны, эволюция носит неизбежно системный характер» [Тынянов, Якобсон 1977: 283]. В истории метафизического стиля в разные эпохи на первый план выдвигаются различные элементы. Так, в английской поэзии XVII в. доминирующим элементом метафизического стиля было барочное остроумие, воплощенное в метафорах-кончетти, парадоксах, игре слов. Барочное остроумие открывало возможности для проявления свободной воли художника, оформляло мысль, рождавшуюся в процессе поэтического высказывания, провоцировало появление индивидуальной интонации в стихе, хотя и не предполагало полного отхода от нормативности. Тропы и фигуры речи, которые меньше чем через столетие стали казаться нарочитыми, искусственными, в первой половине XVII в. рассматривались как отказ от «рабского подражания» классическим образцам, не отклоняющимся от истины. В свою очередь, создавая метафизический стиль, американские поэты XX в. невысоко ставили «языковые трюки», столь важные для поэзии барокко. Рассуждая об эпохе барокко, но, несомненно, подразумевая творческие интересы своего времени, Т.С. Элиот говорил, что в поэтическую школу метафизических поэтов объединяют «способы мыслить и чувствовать» («habits of thought and feeling»), а не «языковые трюки». В своих размышлениях о метафизической поэзии Т. С. Элиот, Дж. К. Рэнсом и А. Тейт выделяют категорию опыта. «Непосредственный опыт», по Ф.Г. Брэдли, лежит в основе сформулированного Элиотом представления о целостности восприятия (sensibility) как об основном качестве метафизической поэзии. Фиксированное в слове метафизической поэзии единство познания и бытия Элиот осмысливает как постижение абстрактной мысли через «незначительные
частности» каждодневной жизни, иначе говоря, через обыденный опыт. Доминирующей чертой метафизического стиля в XX в. становится «предельная конкретизация абстрактного» (выражение Р. Уэллерстейн).
Литература
Бродский И. Большая книга интервью. М., 2000. Иконникова Е.А. Типология метафизического в поэзии: на материале английской и русской литератур: дис. ... д-ра филол. наук. М., 2002.
Красавченко Т.Н. Метафизическая школа // Литературная энциклопедия терминов и понятий / сост. А. Н. Ни-колюкин. М., 2001.
ПумпянскийЛ.В. К истории русского классицизма: (Поэтика Ломоносова) // Контекст. 1982. М., 1983. Стрижёв А.Н. Духовная русская поэзия // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001.Ст. 253. Тынянов Ю., Якобсон Р. Проблемы изучения литературы и языка // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.
Barton E.J., Hudson G.A. A Contemporary Guide to Literary terms with Strategies for Writing Essays about Literature. N. Y., 1997.
Bennett J. Five Metaphysical Poets. Donne, Herbert, Vaugn, Crashaw, Marvell. Cambridge, 1960. Duncan J.E. The Revival of Metaphysical Poetry. The History of a Style, 1800 to the Present. Minneapolis, 1959. DonneJ. The Critical Heritage. / ed. by A. J. Smith. L., 1975. Donne J. The Complete English Poems / ed. by A. J. Smith. L., 1971.
Eliot T.S. George Herbert. L., 1962. Р.
Gardner H. Introduction // Faber Book of Religious Verse /
Selected and ed. by H. Gardner. L., 1979.
GardnerH. Religion and Literature. L., 1971.
Gardner H. Introduction // Faber Book of Religious Verse /
Selected and ed. by H. Gardner. L., 1979.
GardnerH. Introduction // The Metaphysical Poets / Selected
and ed., introd. by H. Gardner. L., 1972.
Grierson H.J. C. Introduction // The Metaphysical Lyrics and
Poems of the Seventeenth Century / Selected and ed. with
an essay by H. J. C. Grierson. Oxford, 1925.
HerbertG. The Works of George Herbert /ed. with comment.
by F.E. Hutchinson. Oxford, 1941.
Johnson S. Lives of the English Poets. N. Y., 1925. V. 1.
White H. Metaphysical Poetry // Modern Writings on Major
English Authors. N. Y., 1963.
Martz L.L. The Poetry of Meditation: A Study in English Religious Literature of the Seventeenth Century. New Haven, 1954. Miner E. The Metaphysical Mode from Donne to Cowley. Princeton (N. J.), 1969.
Ridler A. Religion and Poetry // The Concise Encyclopedia of English and American Poets and Poetry / ed. by S. Richards I. Coleridge on Imagination. Bloomington, 1960. PrazM.T. S. Eliot as a Critic // T. S. Eliot. The Man and His Work / ed. by A. Tate. Bungay (Suffolk), 1971. White H. The Metaphysical Poets. A Study in Religious Experience. N. Y., 1962. P. 74-75. Spender and D. Hall. L., 1970.
