CC BY
38МЕСТО БАЦБИЙСКОГО (ЦОВА-ТУШИНСКОГО) ЯЗЫКА В НАХСКОЙ ГРУППЕ ИБЕРИЙСКО-КАВКАЗСКИХ/КАВКАЗСКИХ ЯЗЫКОВ
Халидов А.И.,
доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского языка, Чеченский государственный университет; профессор кафедры русского языка и методики его преподавания, Чеченский государственный педагогический университет
PLACE BACBIAN (TSOVA-TUSCHINIAN) LANGUAGE IN THE NAKH GROUP OF IBERO-CAUCASIAN/CAUCASIAN LANGUAGES
Khalidov A.I., doctor of philological sciences, professor, head of chair of russian language, The Chechen state university. Professor of russian language and the teaching methodology. The Chechen state pedagogical university
АННОТАЦИЯ
В статье приводятся убедительные доказательства того, что с лингвистической точки зрения каких-либо веских оснований ставить под сомнение родство бацбийского (цова-тушинского) языка вайнахским (чеченскому и ингушскому) языкам не существует, а авторы соответствующих публикаций, скорее всего, руководствуются какими-то иными -экстралингвистическими соображениями.
ABSTRACT
This article provides convincing evidence that from a linguistic point of view no valid reason to question the relationship batsbian (tsova-tuschinian) language vainakh (chechen and ingush) languages do not exist, and the authors of relevant publications are likely to have some other-by considerations.
Ключевые слова: генеалогическая классификация, нахские языки, бацбийский (цова-тушинский) язык, картвельские языки.
Keywords: genealogical classification, nakh languages, batsbian (tsova-tushinian) language, kartvelian languages.
Свои возражения настойчивым попыткам отдельных авторов вывести язык бацбийцев (цова-тушин) из нахской группы и включить его в число картвельских языков я уже излагал ранее [7; 8; 9], но отсутствие реакции не только оппонентов, но и вообще коллег заставляет думать, что они или не считают эти возражения достаточно убедительными, или не осознают серьезности положения, когда исследователи отступают от принятых в науке принципов и норм, замалчивая или даже искажая факты, подводя к желаемым ими выводам, имеющим мало общего с реальным местом языка (языков) в до недавнего времени традиционной классификации, или даже новой - ностра-тической. Мое повторное обращение к этой проблеме объясняется нежеланием мириться с этим.
Видимо, того, что писал об этом языке (бацбийском) Ю.Д. Дешериев [1; 2], оказалось недостаточно, чтобы не давать оснований для сомнений во взаимном родстве нахских языков и аргументированно опровергнуть вполне опровергаемые утверждения грузинского историка А.И. Шавхелишвили, в ряде своих публикаций на протяжении двух-трех десятилетий пытавшегося убедить в том, что цова-тушинский (бацбийский) язык, носители которого проживают в Ахметском районе Грузии, граничащем по Главному Кавказскому хребту с Чеченской Республикой, в принципе является по своему происхождению не нахским, а одним из картвельских языков, «картвелоавтохтонным», по его выражению. До появления его работ каких-то особых возражений у кавказоведов не вызывали ни языковое, ни этническое родство бацбийцев. То, что их язык существенно отличается от двух других нахских, особенно в части лексики, заимствованной преимущественно из гру-
зинского языка, признавалось всеми, но это не использовалось как повод для причисления бацбийского языка к картвельским. Это «удалось сделать» А.И. Шав-хелишви-ли. По его мнению, известные схождения бацбийского языка с вайнахскими (чеченским и ингушским) языками, в принципе, не отвергаемые и им, объясняются не генетическим родством с ними, а относительно поздними (относящимися к последним столетиям в развитии этих языков и народов, по логике этого автора) языковыми контактами, которые привели к появлению определенных сходных черт в грамматике, а также некоторых, с его точки зрения, незначительных, лексических параллелей. При этом приводились не очень убедительные лингвистические факты, в основном - данные по топонимике горных частей Чечни и Грузии, в частности, якобы большая распространенность топонимов на -го, -че по ту сторону Главного Кавказского хребта [3, 101-105]. Необоснованнность такого утверждения, основанного на поверхностном сравнении ограниченных в своем объеме языковых фактов, отбираемых, как это нетрудно заметить, с явным пристрастием, причем фактов преимущественно лексических, если не не очень надежных, то вряд ли достаточных в данном случае, очевидна. Однако для его научного опровержения, убедительной аргументации противоположной точки зрения требуется, наверное, более глубокий и обстоятельный анализ (сравнительный) чеченского и ингушского языков, с одной стороны, и бацбийского языка, - с другой, чем тот, который содержится в упомянутых книгах Ю.Д. Дешери-ева. В [1] материала, основанного на синхронно-типологическом сравнении вайнахских языков и бацбийского, у Ю.Д. Дешериева достаточно много, но в ней мало, меньше,
чем это требуется в таких случах, целенаправленного сравнительного анализа именно историко-языковых фактов и практически отсутствуют наблюдения над письменными источниками, которые отражали бы древнее состояние нахских и вообще кавказских языков (что вполне объяснимо, так как выявленных источников, отражающих это состояние, нет). Тем не менее, Ю.Д. Дешериевым установлено, что «грамматический строй бацбийского языка... не подвергся сколько-нибудь существенному изменению. Лишь следующие грамматические явления возникли в ба-цбийском языке под влиянием грузинского: в склонение прилагательного проникли два грузинских суффикса --ур(и) и -ул(и)...; прилагательное (определение) с формативами -ур и -ул в косвенных падежах никаких падежных окончаний не получает. Развилось личное спряжение (спряжение в два лица) для 1-го и 2-го л., например: ас ву-ит1 — ас вуит1(ас) «я иду».; появилась вежливая форма обращения: алъ «скажи», алъ-аш «скажите»; послелоги стали выступать в функции глагольных приставок: вахар «идти», маквахар «наступать» и т.д.; развились подчинительные и сочинительные союзы: ме «кто», менух «который» и другие на базе бацбийского языкового материала. Таким образом, почти вся морфология сохранила свою бацбийскую природу, за исключением некоторых форм наречий и имени прилагательного» [1, 13]. Эти и другие доводы приводились Ю.Д. Дешериевым с учетом того высокого уровня лексической проницаемости бацбийского языка, которая является для А.И. Шавхелишвили главным аргументом в его рассуждениях и выводах. В этом контексте уместно обращение к рассуждениям П.К. Услара, также считавшего (и вполне справедливо), что в решении подобных вопросов первостепенное значение имеет грамматика, менее проницаемая, чем лексика: «Очевидно, что для раскрытия особенностей языка мы должны преимущественно обратить внимание на то, что принадлежит ему собственно, что наиболее живуче в нем, что наименее уступает чуждому влиянию. Здесь прямо представляется духовная сторона языка, физиология, грамматика его. Возьмем близкий нам пример. В официальной переписке времен Петра Великого русский язык наводнился иностранными словами. Известные нам сборники непременно приняли бы этот язык за ветвь латинского или французского, или голландского, и не знаю какого, но он все-таки был русский: слова-приемыши склонялись, спрягались, располагались, развивались по-русски. Филолог не усомнился бы признать этот язык за русский. Итак, глав-нейшая особенность языка заключается не в мертвой материи его, а в грамматике. Может ли какой-либо язык не считаться за язык потому только, что в нем половина слов заимствована из другого? Заимствована ли в нем и половина чужой грамматики? Если это действительно так, то язык этот неслыханное диво, вроде сиамских близнецов, и, как неслыханное диво, заслуживает величайшего внимания филологов» [5, 16]. Точно такая же постановка вопроса уместна и в случае с «картвельскостью» бацбий-ского языка, на протяжении, как минимум полутора тысяч лет подвергавшегося сильнейшему влиянию со стороны грузинского языка, но грамматическим строем и морфем-но-словообразовательным инвентарем не сильно отлича-
ющегося от чеченского и ингушского языков, а во многих случаях выявляемых различий дающего основания говорить, что в нем сохранились архаичные черты, утерянные двумя другими нахскими языками.
Несмотря на достаточно убедительные аргументы в пользу «нахскости» бацбийского (цова-тушинского) языка, содержащиеся и в работах Ю.Д. Дешериева, и в работах других авторов, исследовавших этот язык, неопределенность в вопросе об этнической и этнолингвистической принадлежности бацбийцев сохраняется, и она стала причиной возвращения к обсуждению этого вопроса в последние годы. Особенно настойчива в оппонировании самих «терминов» «бацбийцы» и «бацбийский язык» языковед из Грузии Б.А. Шавхелишвили, опубликовавшая ряд статей соответствующего содержания, в том числе статью к юбилею своего учителя Ю.Д. Дешериева, в которой в контексте выражения особого уважения к нему автор выражает категорическое неприятие названных «терминов», введенных, по ее явно ошибочному мнению, в научный оборот именно Ю.Д. Дешериевым. Чтобы понять, в чем смысл ее упреков, придется привести объемную выдержку из статьи:
«Я уверена, что он (Ю.Д. Дешериев - А.Х.) не мог и замышлять о том, что такая, по сути невинная мелочь, как термин бацбийский, могла стать орудием, которое послужило толчком к тому, что народ, с которым его всю жизнь связывали очень тёплые воспоминания, через 50 с лишним лет мог попасть в такой, - трудно произнести эти слова, и всё же - в гуманитарный коллапс... и он мог стать невольным соучастником этого процесса.
Однако, ещё более прискорбной нам видится тенденция учёных нынешнего поколения, которые в этом вопросе пошли ещё дальше (очень надеюсь, что несознательно) - появилось новое, слитное написание термина - цовату-шинский в противовес тушинскому, которым озвучивается чагма-тушинский диалект грузинского языка...
Таким образом, вот уже два века вокруг этого маленького народа - тушин цовцев, сознательно ли, бессознательно ли - почти при каждом описании их языка, перманентно появляются всё новые и новые термины и, думаю, вносят определённую сумятицу в восприятии самого этноса; хронологически они выглядят так:
1.тушино-цовский - Иов Цискаришвили, «Туши-но-цовская грамматика» (1847 г.)
2.тушинский - Ад. Шифнер, «Грамматика тушинского языка» (1878 г.)
3.цова-тушинский - Ив. Букураули, «Записки о Туше-ти» (1887 г.)
4.бацбийский - Ю.Д. Дешериев, «Бацбийский язык» (1953 г.)
5. цоватушинский - в противовес тушинскому (2008 г.).
Не думаю, что последнее обозначение (5) самое правильное решение молодых грузинских языковедов, ибо это, не больше, не меньше - попытка отторгнуть всю историю у представителей одного Общества Тушети - цова-ту-шин и приписать её представителям другого Общества -чагма-тушинам, которые являются носителями диалекта грузинского языка.
-116т
Этому предшествовало издание словаря, к сожалению, под названием «Тушури лексикони» («Тушинский словарь»), который представляет собой образец двуязычного словаря, где сосредоточена лексика чагма-тушинского диалекта с переводами на грузинский язык (автор Гиор-гий Цоцанидзе). Сам по себе словарь очень интересный и нужный. Но почему тушинский?.. Не хочу думать, что это тоже сепаратизм... К сожалению, здесь, скорей, усматривается желание автора ввести в научный оборот тушинский
- цоватушинский.
А для каких целей - пусть судит его научная «мудрость»...
И всё же, считаю, что на самом деле, словарь следовало назвать «Чагма-тушинский диалект грузинского языка».
Во избежание последующих разнотолков (и, думаю, сегодня в этом со мной были бы солидарны мои уважаемые учителя акад. А.С. Чикобава и проф. Ю.Д. Дешериев), необходимо определиться в употреблении вышеприведённых терминов, чтобы каждый из них был бы использован по назначению. Из четырех Обществ исторической Тушети в настоящее время представлено Цова и Чагма и, соответственно, их домашняя речь должна обозначаться
- цова-тушинский язык и чагма-тушинский диалект грузинского языка, ибо даже термин «бацбийский», который Ю.Д. Дешериевым был выбран, с учётом благих тенденций своего времени, - предусматривая сложившиеся ныне обстоятельства, уже вызывает определённые неудобства [6].
Недовольство Б. Шавхелишвили словарем Гиоргия Цоцанидзе, навер-ное, имеет под собой основания. Правда, не совсем понятно, в чем, собственно, обвиняет Г. Цоцанидзе ЮБ. Шавхелишвили и почему она считает, что в словаре чагма-тушинско-грузинском, как она его характеризует, «усматривается желание автора ввести в научный оборот тушинский - цоватушинский». Цова-тушинский язык в научный оборот вводить нет необходимости, а если «возвращать» его в научный оборот, то, видимо, это следует делать, составив словарь цова-тушинско-грузин-ский. В контексте нашей статьи, впрочем, важно не это. Б.А. Шавхелишвили вряд ли права в том, что исторически чагма и цова - совершенно разные этносы, а фактически утерянный в результате ассимиляции язык, на котором говорили чагма-тушины,- диалект грузинского языка. Речь современных тушин - да, это несомненно диалект грузинского, но вряд ли можно считать установленным достоверно, что на таком же примерно диалекте грузинского языка чагма говорили тысячу и более лет назад. Цитируемое ниже - мнение не только Т.Т. Сихарулидзе:
«Ныне все тушины говорят на грузинском языке, но цо-ва-тушины (бацбийцы) сохранили и язык своих предков. Судя по языковым фактам, можно полагать, что некогда все тушины говорили по бацбийски, но затем большая их часть ассимилировалась и идентифицирует себя с грузинами (это чагма тушины), а меньшая их часть двуязычна: говорит на грузинском и бацбийском языках. Собственно цова-тушины живут в селе Земо Алвани Ахметского района Грузии и их в количественном плане гораздо меньше, (приблизительно около 3 тысяч человек), а чагма тушин вдвое больше.
На сегодняшний день ученые еще не достигли согласия
по поводу этнической принадлежности цова-тушин. Одни полагают, что это племя пришло и поселилось на территории Грузии в позднефеодальную эпоху (В. Эланидзе), другие отстаивают полярно противоположную точку зрения, что это одно из грузинских племен, т. е. коренное население, которое подверглось иноязычному, в данном случае чеченскому влиянию и оно выразилось в такого рода явлении, когда в результате взаимодействия двух языков, нарождается третий, отличный и непонятный для «родителей» язык» [10].
Т.Т. Сихарулидзе склоняется к тому, чтобы считать тушин давними пришельцами в Грузию, подвергшимися сильному влиянию своих более многочисленных соседей, и чтобы возразить Т.Т. Сихарулидзе, Б.А. Шавхелишви-ли нужно будет опровергнуть мнение о том, что «некогда все тушины говорили по-бацбийски, но затем большая их часть ассимилировалась и идентифицирует себя с грузинами (это чагма тушины)», а это очень трудно сделать, потому что сравнение текстов одного содержания, записанных на цова- и чагма-тушинском, покажет, что различий здесь значительно меньше, чем между грузинским или любым другим картвельским языком и «чагма-тушинским диалектом грузинского языка». Что касается различий между цовцами и чагма, эти различия, видимо, не столько этнические и языковые, сколько «культовые»: «...тушин, поклонявшихся божеству Туш, называли «туш-бацой» или ч1аг1ма - тешины, а поклонявшихся божеству Ц1у - «ц1у-бацой» [11, 392]. Основательный историко-срав-нительный анализ бацбийского языка (сравнение с вай-нахскими языками - чеченским и ингушским, с одной стороны, и с грузинским - с другой) покажет также, что, вопреки мнению А.И. Шавхелишвили и Б.А. Шавхелишви-ли, бацбийский язык - нахский.
Абсолютно неприемлема попытка Б.А. Шавхелишвили призвать в по-мощь в оспаривании нахскости цова-тушин авторитет П. К. Услара, которому принадлежит немало высказываний об этом народе и его языке, сформулированных настолько ясно, что разночтения здесь исключены. Однако Б.А. Шавхелишвили, видимо, прочитала П.К. Услара по-своему.
В собственно лингвистической части другой своей работы [11], касаю-щейся описания чеченского языка П.К. Усларом, Б. Шавхелишвили вполне беспристрастна, но не удержалась от того, чтобы призвать П.К. Услара в свидетели большей изолированности бацбийского (цова-ту-шинского) языка от чеченского и ингушского. Вот что она пишет, имея в виду позицию П.К. Услара в вопросе о степени родства цова-тушинского и чеченского языков: «Мы полагаем, что П. Услар видел глубокую разницу не только в грамматическом строе языков цова-тушин и вейнахов, но и в менталитете и образе жизни его носителей - и это очень важно, ибо это то характерное, что подвергает язык или к трансформации, или наоборот - к консервации, а то и вовсе к вымиранию; в нашем случае произошло второе, что на сегодняшний день ещё даёт возможность рассмотреть многие языковые процессы через призму, например, древне-грузинского языка и на основе сопоставления с общелингвистическими универсальными процессами, сделать выводы, свободные от политики и каких-либо
пристрастий. Поэтому ограничусь только собственной оценкой важности этого труда П.К. Услара для чеченского языкознания» [11]. Как известно, в последние годы Б.А. Шавхелишвили активно продвигает идею, неоднократно в ряде книг отстаивавшуюся ее покойным отцом, историком А.И. Шавхелишвили, заключающуюся в том, что сам термин «бацбийцы» - надуманный (с точки зрения Б.И. Шавхелишвили, явно ошибочной, - Ю.Д. Дешерие-вым), а народ - цова-тушины - не является родственным ни чеченскому, ни ингушскому народам, он «картвелоав-тохтонный». Отсюда и язык цова-тушин, как она считает, надо рассматривать «через призму, например, древне-грузинского языка». Я уже вступал в полемику с Б.А. Шавхе-лишвили по этому поводу [7; 8], не буду воспроизводить в полном объеме содержание этой полемики, но не могу не сказать о том П.К. Услара, что призывать в свидетели своей правоты Б.А. Шавхелишвили не следовало. П.К. Услар действительно считал, что чеченцы и «тушины цов-ского общества» - это не одно и то же, и говорил он об этом в первую оче-редь в связи с букварем И. Бартоломея, адресовавшего его «чеченцам», а на самом деле - цова-туши-нам (ничего другого ему, видимо, не оставалось, так как букварь этот был выпущен, мягко говоря, на базе букваря К. Досова и П.К. Услара, и следы плагиата были скрыты подменой примеров, а что цова-тушины - не чеченцы, хотя и родственны им, И. Бартоломей, видимо, не знал). Но относительно родства двух народов и языков он высказывал основанное на значительно более лучшем знании языка цова-тушин мнение о том, что он существенно отличается от чеченского, но все же «оба они имеют общий корень». Оценка такого мнения словами, что П.К. Услар видел «глубокую разницу ... в грамматическом строе языков цова-тушин и вейнахов», продиктована желанием Б.А. Шавхелишвили во что бы то ни стало представить дело так, что П.К. Услар отрицапл само родство бацбийского и вайнахских языков. Ни один языковед не скажет вам, что родственные по своему происхождению языки не должны различаться, что они не могут быть самостоятельными языками. Видимо, нужно процитировать место из «Чеченского языка» полнее, чтобы убедить Б.А. Шавхелишвили в тщетности попытки укрепить свою позицию использованием авторитета П.К. Услара: «Далее, в верхнем бассейне Алазани и около источников Андийского Койсу, обитает небольшое племя, которое само себя называет Бацби (Бацав в единственном числе), но известно нам под именем тушин, каковое название заимствовано нами у грузин. Тушский язык сделался известным в филологическом мире по труду г. Академика Шифнера. Достаточно самого поверхностного сравнения языков тушскаго и чеченскаго в лексическом и грамматическом отношениях, чтобы убедиться в том, что 1) оба они имеют общий корень, 2) оба они теперь грамматически разошлись уже так, что составляют два особые и само-стоятельные языка. В втором из них коренныя свойства сохранились в наибольшей чистоте, - это вопрос, которого разрешение мне еще не под силу. Если действительно туски, которых Птолемей (кн. V, гл. 9) ставит рядом с дидурами (дидоевцами?), суть тушины, то разветвление произошло по крайней мере веков за 18 назад. Нет надобности говорить, что столько же странно
было-бы считать тушский язык за испорченный язык нах-чий, как считать язык нахчий за испорченный тушский» [12, 2-3]. Совершенно очевидно, что П.К. Услар нисколько не сомневался в самом родстве чеченского и бацбийского языков, но, проведя немного времени на Кавказе, он уже точно определил, в каком отношении к чеченскому находится язык цова-тушин, за полтора, если не больше, тысячелетия проживания среди грузин испытавших сильное влияние грузинского языка, культуры.
Убедительнее и ближе к истине отраженная в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона со ссылкой на Шифнера точка зрения на родство языка бацбийцев и правомерность применения при его обозначении «термина» тушинский: «В ближайшем родстве с чеченским находится язык неправильно названный тушинским, или тушским. Собственно тушинами называются горные грузины, живущие по верховьям Андийского Койсу (Тушинской Алазани) и отчасти на южном склоне Главного хребта, в верхней долине Кахетинской Алазани. Среди тушин в давние времена поселилось небольшое чеченское общество, называющее себя бацби (большая часть этих чеченцев, составлявших прежде цовское общество, перешла в недавнее время на Алазанскую равнину и поселилась близ сел. Ахмет). Язык этих чеченцев, названный академиком Шифнером, по примеру акад. Гюльденштедта, неправильно, тушским, происходит от чеченского, но в течение времени и под влиянием грузинского настолько разошелся с ним грамматически, что может считаться уже не наречием чеченского, но отдельным языком, близко родственным последнему (см. Шифнер, «Ueber die Thusch-Sprache», СПб., 1856)» [14]. Заметим: «термин» бацби/бацбийцы был употреблен в науке задолго до Ю.Д. Дешериева, упреки Б. Шавхелишвили в адрес Ю.Д. Дешериева в том, что он ввел этот «термин», беспочвенны - первенство здесь явно принадлежит не Ю.Д. Дешериеву: он не первый и не последний, кто употреблял «термин», не обязательно приводя другой вариант - «тушинский» или «цова-тушинский».
Точку в этом вопросе, конечно, ставить еще рано, необходимо основа-тельнее, чем это сделано, исследовать и историю тушин (цова и чагма), и язык, который, возможно, когда-то принадлежал не только цовцам.
Вообще, почвой для сомнений, высказываемых по поводу родства друг другу даже очевидно родственных нахских языков, является бедность нахского языкознания традициями их сравнительно-исторического изучения.
Так называемые «сравнительно-исторические» грамматики иберийско-кавказских языков, которых, впрочем, не много, по преимуществу являются сравнительно-типологическими. Не является исключением и известная «сравнительно-истиорическая грамматика.» Ю.Д. Деше-риева. Видимо, осознание этого заставило его специально рассмотреть вопрос «О специфике применения сравнительно-исторического метода в области нахских языков» [2, 145-148]. Судя по заявленным Ю.Д. Дешериевым «исходным положениям», специфика сводится главным образом к тому, что исследование нахских языков проводится им как «сравнительно-историческое изучение., начиная от современного состояния и постепенно, шаг за шагом, углубляясь в их древнюю историю» [2, 146]. Поскольку
возможности «шаг за шагом» углубиться в древнюю историю нахских языков при отсутствии (во всяком случае, выявленных) письменных памятников у Ю.Д. Дешериева не было, своим содержанием и применяемыми методами и приемами его работа больше соответствует названию «Сравнительно-типологическая грамматика нахских языков с элементами сравнительно-исторического анализа». И это не кажется случайным. В принципе только таким образом - синхронным сопоставлением (межъязыковым и внутриязыковым; под внутриязыковым сопоставлением понимается сравнение диалектов одного языка) - видимо, и можно добиться удовлетворительного обоснования генетического родства нахских языков и большинства других иберийско-кавказских языков. При этом, естественно, мы должны стремиться к максимально возможному, настолько, насколько это позволяет исследованный в таком плане материал, «углублению в древнюю историю» языков народов Кавказа. В этом отношении более последовательным оказался исследователь нахских языков грузинский языковед Д.С. Имнайшвили, который, видя очевидную для всех ограниченность возможностей собственно исторического изучения нахских языков в соответствии с классическим сравнительно-историческим методом, пошел по пути сравнения между собой данных всех трех нахских языков и диалектов и попытался, во многих случаях удачно, выделить среди них хронологически ранние и более поздние [15].
В историко-лингвистическом плане, таким образом, неродство бацбийского (цова-тушинского) языка чеченскому и ингушскому не доказано. Каких-либо притязаний на это мы не видим и в работах А.И. и Б.А. Шавхелишви-ли: первый не мог этого сделать, кстати, по той причине, что он не языковед и не владел методологией и методикой историко-сравнительного изучения языков и вряд ли был хорошо знаком с процедурой доказательства языкового родства; Б.А. Шавхелишвили, владея этой методологией и методикой, ограничивается синхронией и при этом аргументирует, как и А.И. Шавхелишвили, свой вывод лексическими различиями между бацбийским (цова-ту-шинским) и вайнахскими языками, с одной стороны, и известными значительными по объему параллелями цо-ва-тушинского и грузинского языков. Но стоит обратиться к известному словарю Н. и Д. Кадагидзе [16], чтобы убедиться, что аргумент этот слабый: в словаре очень много грузинизмов, но он в то же время содержит убедительные доказательства того, что в основе своей лексика этого языка нахская и в образовании слов даже от грузинских корней в нем используется словообразовательный инвентарь нахских языков (суффиксоиды dan< dalan, с помощью которых образуются каузатив и потенциалис от именных корней, - далеко не единственный пример такого словообразования). Возможные ссылки оппонентов на грамматическую специфику бацбийского языка (такие, как развитие классно-личного спряжения глагола, эргативная « непереходная» конструкция, параллельная номинативной, наличие в бацбийском некоторых союзов, отсутствующих в чеченском и ингушском языках и нек. др.), были бы неубедительны, хотя бы потому, что они не говорят и в пользу «картвельскости» бацбийского языка, что, видимо,
хорошо осознавали и они сами, не прибегающие к таким «доказательствам».
Ссылки:
1. Дешериев, Ю.Д. 1953. Бацбийский язык. Москва: 422.
2. Дешериев, Ю.Д. 1963. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития горских кавказских народов. Грозный, 1963: 555.
3. Шавхелишвили, А.И. 1983. Из истории горцев Восточной Грузии: Тушетия XVI - первой половины XIX в. Тбилиси: 277.
4. Шавхелишвили, А.И. 1992. Грузино-чечено-ингушские взаимоотношения (от до Р.Х. - XVIII века). Тбилиси: 267.
5. Услар, П.К. 1888. «Письма П.К. Услара (1847-1872 гг.)». П.К. Услар. Этнография Кавказа. II. Чеченский язык. Тифлис: 1-52.
6. Шавхелишвили, Бэла. 2009. «Послание учителю и большому ученому... (посвящается 90-летию проф. Ю.Д. Дешериева)». Материалы международной научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения профессора Ю.Д. Дешериева (г. Грозный, 25-26 ноября 2008 г.). Назрань: 28-38.
7. Халидов, А.И. 2009. «Ю.Д. Дешериев - исследователь бацбийского языка: к вопросу о «картвельскости» языка цова-тушин». Материалы Международной научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения профессора Ю.Д. Дешериева (г. Грозный, 25-26 ноября 2008 г.). Назрань: 12-28.
8. Халидов, А.И. 2015.Место бацбийского (цова-ту-шинского) языка в генеалогической классификации (The place of the Bacbijsky (Tsova-Tuschinsky) language in the genealogical classification). Yale Review of Education and Science. № 1. (16), January-June, 2015. VOLUME V. "Yale University Press": 108-116.
9. Грамматика чеченского языка. Автор проекта и научный редактор проф. А.И. Халидов. В трех томах. Том I. 2013. Грозный: 847.
10. Сихарулидзе, Т.Т. 2006. «О синхронических и диахронических аспектах языковой ситуации в Грузии». Amirani. Т. 14-15. Монреаль - Тбилиси.
11. Гарсаев Л.М., Абумуслимов А.А., Гарсаева М.М., Шаипова Т.С. 2015. «Еще раз об истории нахско-грузин-ских взаимоотношений». Труды КНИИ РАН, № 8, 2015. Грозный: 389-397.
12. Шавхелишвили, Бэла. «Чеченский язык» П.К. Услара и его значение для исследования нахских языков и кавказоведения в целом (http://www.chechen.org/ chelanguage).
13. Услар П.К. 1888. Этнография Кавказа. II. Чеченский язык. Тифлис: 422.
14. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). 1890-1907. СПб.: т. 62.
15. Имнайшвили, Д.С. 1977. Историко-сравнитель-ный анализ фонетики нахских языков. Тбилиси: 300.
16. Кадагидзе, Давид, Кадагидзе, Нико. 1984. Цо-ва-тушинско-грузинско-русский словарь. Тбилиси: 935.
