CC BY
36
мы оказываемся на пороге формирования некой новой культурной ситуации, в которой писатель, критик и читатель испытают потребность друг в друге и встретятся вновь» (с. 350).
Но с пессимизмом в отношении к будущему литературной критики бороться трудно. Может случиться, что учебники по этой дисциплине так и закончатся ХХ веком, не имея возможности описать литературно-критическую ситуацию века XXI по той простой причине, что ее просто не будет существовать или она окажется слишком невнятной. Но и в литературной критике века XX остается множество вопросов, которые по-прежнему ждут своих исследователей.
Л.В. Белоус (г. Владикавказ)
Сведения об авторе: Белоус Людмила Владимировна, канд. филол. наук, доц. Северо-Осетинского гос. ун-та. E-mail: belouslv@yandex.ru
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2009. № 2
Местергази Е.Г. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ БИОГРАФИИ ПИСАТЕЛЯ (В.С. ПЕЧЕРИН). М.: Флинта: Наука, 2007. - 160 с.
Монография невелика: значительную часть книги занимает приложение (с. 112-159) - письма В.С. Печерина математику, искусствоведу-любителю, успешному предпринимателю, по убеждениям славянофилу Ф.В. Чижову и переписка с князем П.В. Долгоруковым, который «имел скандальную репутацию и был весьма своеобразной фигурой как в высшем свете, так и в кругу Герцена и Огарева» (с. 135), принимал участие в подготовке реформ Александра II (по инициативе Долгорукова и И.С. Тургенева императору была адресована записка от имени 105 дворян, требовавшая освобождения крестьян с землей). Это ценно, но к теории, заявленной заглавием монографии, не относится. Подготовлена она на базе кандидатской диссертации, защищенной в 1998 г.1 Ее текст претерпел отнюдь не фундаментальные изменения. Очевидно, автору остались неизвестными докторская диссертация и монография И.Я. Лосиевского (с приложением биографии А.А. Ахматовой)2, где та же теоретическая проблема разработана гораздо подробнее, а появившаяся в 2006 г. 339-страничная (плюс иллюстрации) книга, освещающая тот же ма-
1 См.: Местергази Е.Г. Теоретические аспекты изучения биографии писателя (творческая судьба В.С. Печерина): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1998.
2 См.: Лосиевский И.Я. Научная биография писателя: проблемы интерпретации и типологии. Харьков, 1998.
териал3, упомянута в книжке Местергази кроме библиографического списка один раз по частному поводу для ее дискредитации: «В недавно вышедшей книге Н.М. Первухиной-Камышниковой эта же цитата приводится с ошибкой и неправильно указанной датой» (с. 52).
Тем не менее публикация еще одной книжки по проблеме биографии творческой личности небесполезна. В биографических работах советского времени многое в жизни писателей считалось «неудобным» для оглашения. Сейчас, наоборот, нередко ворошат их «грязное белье» и пачкают его еще больше, даже когда речь идет о такой чистой в нашем сознании фигуре, как Чехов4.
В работе Е.Г. Местергази собственно теории посвящена лишь одна глава, ее название совпадает с заглавием книги без подзаголовка. Вторая и третья главы называются «В.С. Печерин как "писатель с биографией"» и «В.С. Печерин и герои Достоевского». В них рассказывается о жизни и деятельности редкостно талантливого, но реализовавшего себя в основном биографически, а не собственно творчески человека (причем его опыт собственного жизнестроения трактован как отрицательный, что не часто встретишь в монографиях: чаще исследователи пишут о достижениях своих персонажей) и о влиянии личности Печерина на творчество Достоевского, трансформации ее в тип «русского скитальца», воплощенный художественно в весьма различных образах - Степана Трофимовича Верховенского в «Бесах», Версилова в «Подростке», Ивана Карамазова в «Братьях Карамазовых». В небанальном совмещении тем, каждая из которых могла бы быть развернута в самостоятельное исследование (а личность и биография Печерина и были уже предметом книги М.О. Гершензона5 и диссертации, притом докторской, написанной А.А. Сабуровым еще в 1940 г.) состоит своеобразие работы Е.Г. Местергази. Теория литературы неотрывна от истории культуры; область творческого процесса, включающая трансформацию прототипа в художественный образ, пока изучена недостаточно. Исследуется культурно-историческая роль Печерина после полной публикации его «Замогильных записок», главного труда, позволяющего говорить о нем как о значительном писателе своего времени. Это первый русский западник, попытавшийся полностью отречься от родной страны, никогда в нее не вернувшийся после бегства в 1836 г., но со временем пересмотревший свое отношение к ней. Свою жизнь Печерин решительно
3 См.: Первухина-Камышникова Н.М. В.С. Печерин. Эмигрант на все времена. М., 2006.
4 «Скорей всего, для большей части читательской аудитории первоначальное представление о Чехове будет формироваться не столько чтением его произведений и даже не ими, сколько - во всяком случае поначалу - биографической литературой о нем» (Гитович И.Е. Биография Чехова вчера и завтра // Чеховиана. Из века XX в век XXI. Итоги и ожидания. М., 2007. С. 65).
5 См.: Гершензон М.О. Жизнь В.С. Печерина. М., 1910.
перестраивал не раз и не два, предвосхитив трагические метания русской интеллигенции в XIX и начале XX в., даже как бы составив свою личностную параллель всей противоречивой, зигзагообразной истории нашей страны. Так что значение этой личности и интерес, который она вызывает, закономерны.
Советское литературоведение уделяло много внимания документальному началу в литературе, ставило (хотя в основном поверхностно) проблему вымысла и домысла в литературе художественно-исторической, но о теоретических аспектах биографии не очень задумывалось. Популярные биографии (типа серии «Жизнь замечательных людей») вообще были распространены гораздо шире, чем биографии научные, а сейчас мы все чаще наталкиваемся на расписывание сомнительных гипотез относительно, например, любовной связи А. Ахматовой и А. Модильяни6 либо самоубийства или «убийства» того или иного поэта XX в.
Е.Г. Местергази рассматривает постановку проблемы биографии писателя в трудах 1920-х гг. - Ю.Н. Тынянова, Б.В. Томашевского, Г.О. Винокура, справедливо предъявляя претензии к понятийно нечетким, двусмысленным определениям (действительно, в 20-е гг. даже лучшие литературоведы часто неточны в словах, допускают метафорические выражения, которые, впрочем, закрепляются в филологическом обиходе7). Вместе с тем истоки концепции автора лежат, конечно, в литературоведении 20-х гг. Е.Г. Местергази понимает, что такой подход по-настоящему стал возможен только в XX столетии, после Серебряного века с его многообразным жизнетворчеством. Эту мысль иллюстрирует рассуждение об очерке В.Ф. Ходасевича «Конец Ренаты» в книге «Некрополь», посвященном судьбе Нины Петровской как типичной писательницы «с биографией». Но у Ходасевича есть и работы общего плана о взаимоотношениях творчества и биографии в Серебряном веке, прежде всего статья «О символизме» (1928), обращения к которой явно не хватает в книжке Е.Г. Местергази. Не хватает и работ Б.М. Эйхенбаума о судьбе Блока и судьбе Горького, появившихся в те же 20-е гг., и современных работ о Серебряном веке, в которых данная тема содержит важные теоретические аспекты, например сборника статей Д.М. Магомедовой «Автобиографический миф в творчестве Александра Блока» (1997), где развивается понятие автобиографического мифа, конечно, не столь
6 См.: Носик Б. Анна и Амедео. История тайной любви Ахматовой и Модильяни, или Рисунок в интерьере. М., 1997.
7 Тем более это касается знаменитой статьи М.И. Цветаевой «Поэты с историей и поэты без истории» (1933), принадлежащей к области художественной критики. Однако упомянуть ее все-таки следовало, ведь там слово «история» понимается именно биографически: «Все поэты делятся на поэтов с развитием и поэтов без развития. На поэтов с историей и поэтов без истории» (Цветаева М. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1984. С. 395).
необходимое в применении к В.С. Печерину, но отнюдь не лишнее в типологии писательских биографий, в теоретической разработке относящихся сюда понятий.
От работ 20-х гг. в историографической части монографии Е.Г. Местергази сразу переходит к трудам Ю.М. Лотмана начиная с 1977 г. Это оправданно, совершенно новую область исследования - «поэтику бытового поведения» - открыл действительно Лотман. Правда, это область не просто новая, но и особенная, поведение и биография все-таки не совсем или не всегда явления одного порядка. К тому же слова «поэтика» и «текст» Лотман использовал слишком расширительно и как теоретик заслуживает критики не меньше, чем Тынянов; впрочем, его упущения в монографии также отмечаются. Отступление же о введении Н.Н. Евреиновым термина «театральность» в данной главе нарушает хронологическую логику, будучи довольно пространным. Желательно было бы, во всяком случае, сказать в такой ситуации и о позднейших работах, раскрывающих понятие «театральность». Это прежде всего книга В.Е. Хализева «Драма как явление искусства» (1978). Но эти замечания относятся только к историографической части исследования. Собственные определения Е.Г. Местергази, предлагаемая ею типология писательских биографий сами по себе особых сомнений не вызывают.
«Вполне очевидно, - пишет автор, - что осмысление судьбы и личности Печерина никак не может быть свободно от необходимости для исследователя обозначить ясно свою мировоззренческую позицию. Заметим "в скобках", что скрыть ее невозможно - личность Печерина, как своего рода лакмусовая бумажка, заставляет каждого, кто соприкасается с ней, обнажить и свое "я"» (с. 8). Хорошо, что есть такая оговорка. Во многих современных публикациях обнажение своего «я» происходит без всяких оговорок и предупреждений. И конечно, само по себе наличие твердой мировоззренческой позиции не нуждается в оправданиях. Другое дело - категорическая манера утверждения этой позиции. Н.А. Бердяев писал, что «Чаадаев и Печерин представляли у нас религиозное западничество, которое предшествовало самому возникновению западнического и славянофильского направлений»8. «Нам трудно согласиться с мнением Н.А. Бердяева, - возражает Е.Г. Местергази. - Кажется, прежде всего, достаточно сомнительным само понятие "религиозного западничества". <...> Фактически речь идет о католическом "течении" в русском западничестве, которое философу было угодно связать с двумя именами - Чаадаева и Печерина. Рамки нашего исследования позволяют нам оставить в стороне фигуру первого и
8 Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. Париж, 1946. С. 40.
целиком сосредоточиться на проблеме "Печерин-католик"» (с. 61). Оказывается, ему не следовало переходить в католичество. Может быть, тогда эмигрантам из Советского Союза не следовало менять марксизм на какую-нибудь «буржуазную идеологию»? Е.Г. Местер-гази далее пишет: «Весьма проницательную трактовку проблемы "Печерин-католик" <...> встречаем мы в недавно опубликованном труде "Православие и русская литература" М.М. Дунаева» (с. 62). Последняя фраза в цитате из М.М. Дунаева (с. 64) такова: «Пече-рина можно назвать религиозным плюралистом (и не только религиозным): он релятивистски непостоянен в своих привязанностях, и ни за одной религией не признал в итоге единственного права на обладание Истиною»9. Но если бы признал, если бы не был релятивистом, у него не было бы биографии, затмившей его творчество, а у Е.Г. Местергази - темы для исследования. Дидактический тон неуместен в научных работах, которые не должны отталкивать от себя ни католиков, ни протестантов, ни буддистов, ни мусульман, ни тех, кто так и не признал ни за одной религией «единственного права на обладание Истиною».
Кстати, стоило бы прислушаться к словам Леонида Люкса: «Но едва ли можно сомневаться в том, что интерес Печерина к религии после того, как он разочаровался в революционных идеалах, был глубоким и искренним»10. Пусть Печерин был непостоянен во всем, в религиозных чувствах и убеждениях тоже. Но ведь именно этим он и интересен и характерен для русской истории при всей исключительности его биографии.
Глава монографии о Печерине как прототипе старшего Вер-ховенского и Версилова более убедительна. Говорится и о других персонажах соответствующих романов. Но только две отсылки11 к малодоступной диссертации А.А. Сабурова «В.С. Печерин», к тем ее страницам, где речь идет о воздействии личности Печерина на образ Верховенского-старшего, и одна - к опубликованной ее части12 вряд
9 Дунаев М.М. Православие и русская литература. Ч. 2. М., 1996. С. 308. «Недавно» эта книга вышла по отношению к диссертации Местергази (1998), а не к ее монографии (2007).
10 Люкс Л. Владимир Печерин (1807-1885) и русская ностальгия по Западу // Вестн. новой литературы. 1992. № 4. С. 271.
11 Первая из них выглядит так: «Среди современников, чьи черты были использованы автором при создании образа Верховенского-старшего, давно уже называются имена Т.Н. Грановского, А.И. Герцена, В.Г. Белинского и других представителей русского западничества, включая и Печерина.
Однако при ближайшем рассмотрении именно фигура последнего оказывается наиболее значимой и полновесной. На это еще полвека назад указал в своей докторской диссертации А.А. Сабуров» (с. 78). «Полвека» - опять-таки по отношению к 1998 г., а не к 2007-му.
12 См.: Сабуров А.А. Печерин и «Братья Карамазовы» Достоевского / Публ. и примеч. Е.Г. Местергази // Достоевский. Дополнения к комментарию. М., 2005.
12 ВМУ, филология, № 2
ли могут удовлетворить специалистов, краткий пересказ сделанного предшественником был бы уместен. К сожалению, после защиты диссертации Е.Г. Местергази так и не предложила анализа текста печеринских «Замогильных записок». Но и в этом виде ее книжка может пригодиться теоретику и историку литературы и культуры.
С.И. Кормилов
Сведения об авторе: Кормилов Сергей Иванович, докт. филол. наук, проф. кафедры истории русской литературы XX века филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: profkormilov@mail.ru
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2009. № 2
ПОЛЬСКАЯ КУЛЬТУРА В ЗЕРКАЛЕ ВЕКОВ / Сост., отв. ред. И. Светлов. М.: Изд-во «Материк», 2007. - 720 с.
Рецензируемый сборник статей «Польская культура в зеркале веков» отражает стремление координировать исследования польского искусства, сосредоточенные главным образом в Государственном институте искусствознания и Институте славяноведения РАН, а также усилия ученых из МГУ им. М.В. Ломоносова, ИМЛИ им. М. Горького, Московского музея современного искусства, Национальной галереи в Варшаве, Варшавского университета и других научных и музейных центров. Замысел совместного исследования российскими и польскими специалистами проблем польской литературы и искусства появился в 2004 г. во время работы круглого стола «Состояние и перспективы изучения польской художественной культуры», в котором приняли участие искусствоведы, ученые-полонисты из различных научных институтов.
Авторам сборника польская художественная культура видится сегодня как явление, полное красноречивых исторических пересечений. Их внимание сосредоточенно на многих типичных для польской культуры явлениях - историческая дистанция позволяет почувствовать их масштаб и то, как рождалась перекличка идей и поисков. Сборник «Польская культура в зеркале веков» состоит из пяти разделов, охватывающих пять веков польской культуры во всей ее многогранности. Российские, польские и украинские ученые раскрывают перед читателем вопросы польской живописи от эпох Ре-
С. 487-508. 178
