Научная статья на тему '2008. 03. 022. Первухина-камышникова Н. М. В. С. Печерин: эмигрант на все времена. - М. : яз. Слав. Культуры, 2006. - 334 с'

2008. 03. 022. Первухина-камышникова Н. М. В. С. Печерин: эмигрант на все времена. - М. : яз. Слав. Культуры, 2006. - 334 с Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
83
21
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПЕЧЕРИН В.С
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2008. 03. 022. Первухина-камышникова Н. М. В. С. Печерин: эмигрант на все времена. - М. : яз. Слав. Культуры, 2006. - 334 с»

2008.03.022. ПЕРВУХИНА-КАМЫШНИКОВА Н.М.

В С. ПЕЧЕРИН: ЭМИГРАНТ НА ВСЕ ВРЕМЕНА. - М.: Яз. слав. культуры, 2006. - 334 с.

Владимир Сергеевич Печерин (1807-1885) известен как поэт-романтик, «первый русский политический эмигрант» (Л. Каменев), русский католик, приверженец философии стоицизма, автор знаменитых «Замогильных записок» и поэмы «Торжество смерти», пародируемой Достоевским; в «Былом и думах» Герцена он изображен как демоническая фигура. О нем написано сравнительно немного, в том числе две биографии: «Жизнь Печерина»

М. О. Гершензона (М., 1910) и незавершенное из-за кончины автора исследование ирландского слависта Э. Мак-Уайта «Владимир Печерин, 1807-1885: Первый капеллан дублинской больницы “Mater Misericordia” и первый русский политэмигрант»1 (1972). Обе биографии являются неполными из-за недостатка доступа к российским архивам.

Особенность и новизна книги Н.М. Первухиной-Камышниковой, профессора университета Теннесси (Ноксвилл), состоит в том, что она написана на основе материалов московских, лондонских и дублинских архивов2. Не менее важно и то, что, в отличие от других исследователей жизни и творчества Печерина, она «не идет за автором», толкуя его заметки, написанные в Ирландии в 18601870-е годы и собранные в книгу «Замогильные записки: Apologia Pro vita mea»3. Она усложняет задачу, сопоставляя его реальный опыт с намеренно создаваемым образом самого себя, т.е. с авторским мифом, и показывает, что Печерин не просто жил, а разыгры-

1 McWhite E. Vladimir Pecherin, 1807-1885: The first chaplain of the Mater hospital, Dublin, and the first Russian political emigre. - Dublin, 1972.

2 -n

В частности, в книге использованы материалы не только архива Ф.В. Чижова (Отдел рукописей РГБ, ф. 332), в свое время доступного Гершензону, но и переписка Э. Мак-Уайта с В.С. Франком, много лет изучавших жизнь Печерина (Отдел рукописей Британской библиотеки - Pecherin Papers).

3 Ссылки приводятся по реферируемому изданию. Полностью автобиографические записки Печерина были опубликованы в России под упомянутым заголовком лишь в 1989 г. в книге «Русское общество 30-х годов XIX в.: Люди и идеи. Мемуары современников / Под ред. Федосова И.А. - М.: МГУ, 1989.

вал создаваемый им самим спектакль свой жизни (недаром он любил театр).

Автор прослеживает внешнюю канву жизни Печерина, родившегося в маленькой украинской деревушке Дымерка, в семье мелкопоместного дворянина, поручика Ярославского пехотного полка. Его родители, поляки, были православными. Детство его прошло в захолустных гарнизонных городках юго-запада империи. В 1825 г. он приехал в С.-Петербург, где служил мелким чиновником, а в 1829 г. стал студентом филологического факультета университета, проявив незаурядные способности к языкам и добившись успехов в классической филологии. Закончив в 1831 г. университет, он, единственный из всего выпуска, получил степень кандидата и место лектора по кафедре классических языков. Он переводит, пишет стихи и статьи, посещает собрания студенческого кружка «святая пятница», собиравшегося у А.В. Никитенко (1805-1877); здесь студенты в либеральном (не радикальном) духе обсуждали искусство, философию, политику. В 1833 г. Печерин зачислен в группу молодых профессоров, отправленных в Берлинский университет для подготовки к профессорской должности на родине. Два года он пробыл за границей, слушал лекции немецких профессоров, изучал Гегеля, путешествовал по Германии, Швейцарии, Италии.

Вернувшись в Россию, он сразу получил место профессора классической филологии в Московском университете, где с успехом прослужил полгода. Испросив отпуск в Берлин, в июне 1936 г., Печерин неожиданно, за несколько месяцев до появления в «Телескопе» «Философического письма» (1836) П.Я. Чаадаева, выразившего «европейский взгляд» на противопоставление России и Европы, навсегда уехал из России, отказавшись от многообещающего профессионального будущего. Он «явил собой крайний пример “западника” до возникновения этого понятия» (с. 10). Запад, обычно вызывавший у русских путешественников смешанное чувство восхищения и отторжения, пленил Печерина «общепринятым уважением к личному достоинству человека, тем чувством внутренней свободы, которое он наблюдал в поведении любого крестьянина или ремесленника, и вытекающим из него понятием равенства и гражданства» (с. 11).

В России он не участвовал в спорах 40-х годов между западниками и славянофилами. Бежал за несколько лет до того, как «культурные и общественные условия николаевского правления были достаточно осмыслены, гонимый не правительством или угрожающими обстоятельствами, а только внутренним порывом, своим “демоном”» (там же). Психологический склад личности Печерина, тип его воображения предвосхитил, по мнению исследовательницы, рефлексию русской интеллигенции: он «прожил жизнь не столько XIX, сколько другого, ХХ в.». Его автобиографические заметки и письма могут служить учебником психологии русского эмигранта. Многие переживали такой же поворот сознания, что и Печерин: избрав для себя добровольное бегство, эмигрант начинает ощущать себя не беглецом, а изгнанником. Универсальность судьбы Печерина заключается в том, что его «внутренняя жизнь» при всей ее уникальности «оказалась выражением и духа времени, и вневременного национального характера» (с. 12).

Печерин не был забыт в истории русской культуры. Его ввел в русское общественное сознание А.И. Герцен, который в «Былом и думах», характеризуя 30-е годы XIX в., писал: «Печерин задыхался в этом неаполитанском гроте рабства, им овладел ужас, тоска, надобно было бежать, бежать во что бы то ни стало из этой проклятой страны»1.

Далее стало известно, что на Западе он перешел в католичество, и это поразило его друзей, знавших о его равнодушии к религии. Четыре года он скитался по Европе, знакомился с теориями и реальной деятельностью революционных кружков, а в 1840 г. в Льеже последовало его необъяснимое обращение в католичество, принятие монашеского сана и вступление в орден редемптористов (орден Искупителя). По окончании искуса в 1841 г. его переводят в семинарию в Виттем (Голландия), где он преподает историю, греческий и латинский языки, вскоре обнаруживается его проповеднический дар. По уставу ордена основное призвание редемпто-ристов - миссионерская деятельность среди бедняков. С 1845 по 1854 г. Печерин служит в Англии, в Фальмуте, затем в Лондоне - в беднейшем квартале Клапам, там его посетил Герцен. Возникшая

1 Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. - М., 1954-1965. - Т. 11. - С. 391-392.

впоследствии краткая, но очень интересная переписка между ними была опубликована Герценом в первом издании «Былого и дум».

В 1854 г. Печерина перевели в редемптористскую обитель в Ирландии. Последовали шесть лет миссионерской деятельности в беднейшей католической стране, где он стал одним из популярнейших проповедников, но внезапно он оставляет орден, отказывается от монашеского сана, сохраняя только священнический. С 1862 г. практически до конца жизни (умер в 1885 г.) он служит капелланом в больнице Богоматери Милосердия в Дублине.

Все эти годы, лишенные примечательных внешних событий, Печерин жил насыщенной творческой внутренней жизнью. Созданный Герценом портрет Печерина (ошибочно представленного иезуитом и еще одной трагической жертвой николаевского режима) прозвучал как прижизненная эпитафия и явился для Печерина, «если не оскорблением, то во всяком случае вызовом, приглашением к диалогу. Писавшиеся им с 1865 по 1870 гг. автобиографические заметки в значительной степени стали ответом Герцену» (с. 19). По выражению Ю.М. Лотмана, он доказал, что «имеет право на биографию, а не только на эпитафию»1.

История создания и публикации его «Записок» такова: они были частью переписки с несколькими лицами, прежде всего с его университетским другом Федором Васильевичем Чижовым (18111877). Основной корпус печеринских материалов находился в архиве Чижова, закрытого по воле его наследников до ноября 1917 г. В 1932 г. вышла небольшая книжечка, составленная Л.Б. Каменевым на основе переписки Печерина и озаглавленная по названию одного из отрывков - «Замогильные записки». Более полное и корректно составленное издание с комментарием С.Л. Чернова появилось лишь в 1989 г.

Как и Герцен, Печерин называл свои автобиографические воспоминания «записками», видимо, его привлекала свобода жанра.

Печерин остается загадкой для исследователей, его поступки невозможно объяснить лишь особой атмосферой 30-х годов России -периода романтической экзальтации. Сосредоточив свое внимание

1 Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте: К типологическому соотношению текста и личности автора // Лотман Ю.М. Избр. ст.: В 3 т. - Таллинн, 1992. - Т. 1. - С. 365.

на его жизни и деятельности в эмиграции, Н.М. Первухина-Камышникова выяснила, что он не всегда был романтиком, увлекался не только христианским социализмом французского публициста и религиозного философа Ламенне (1782-1854), не только католическим персонализмом времен Реставрации и более позднего времени. В 60-е годы он стал антипапистом, даже антиклерикалом, а в 70-е выступает как позитивист и чуть ли не последователь Ч. Дарвина. Ему становится близок пантеизм, он изучает буддизм, называет себя сыном Матери Природы.

Ирландский период жизни Печерина наименее известен. Исследовательница вводит в научный обиход множество неопубликованных материалов. Анализируются обстоятельства ухода Печери-на из монастыря, попытка стать бенедиктинцем в Гренобле и отказ генерала ордена редемптористов о. Морона принять его вновь в монастырскую общину. Ценная находка исследовательницы -тексты проповедей Печерина, записанные прихожанами (он всегда импровизировал и не оставил записей своих речей). Впервые выявлена связь «Замогильных записок» с книгой кардинала Дж.Г. Ньюмена «Apologia pro vita sua».

«Записки Печерина, - пишет Н.М. Первухина-Камышникова, -продолжают привлекать интерес потомков именно провокационностью его мысли» (с. 319) и не только в России, но и в других странах (переведены на голландский, французский и др. европейские языки). Художественное чутье позволило Печерину уловить и передать «не только все тенденции умственной жизни своего времени, но и создать архетипический образ нонконформиста, фигуры в обществе всегда маргинальной, но неизменно центральной в художественном творчестве» (с. 321). В контексте XIX в. его автопортрет воспринимается как образец «лишнего человека», но в XX в. неукорененность Печерина, его отчужденность в любом обществе, жажда смысла и сомнения в возможности его обрести, стойкое выполнение долга при утрате веры - все это сделало «его миропонимание соприродным философии экзистенциализма» (там же).

«Записки» Печерина читаются как чуть архаичная проза, обращающая читателя к острым современным вопросам: о роли и месте религии в жизни человека и общества, о зависимости личностного сознания от воздействия, порой давления чужих идей. Позицию современной католической церкви по отношению к Печери-

ну определил о. Беко (кстати, он перевел его «Записки» на французский) в письме автору этой книги: «Мне совершенно ясно, что, с одной стороны, Печерин был горько разочарован тем, что он увидел в церковной жизни... с другой стороны, он не был вероотступником, его католическая вера была безусловно искренна, хотя критически относясь к некоторым вопросам, например, к политической власти Папы, etc., он очень современен, и в наши дни многие находят, что он прав!» (цит. по: с. 320).

Исследовательница находит у Печерина понимание внутренней свободы как самостоятельной мысли в любых жизненных обстоятельствах. Выработанную практику выживания, т.е. сохранения своей личности, она считает крайне близкой читателю не XIX, а XX в., попавшему намеренно или вынужденно в условия изоляции от единомышленников - в ссылке, эмиграции или одинокой старости. «Перефразируя Чеслава Милоша, можно сказать, что романтическая мечта о величии обрекла Печерина на изгнание, но “изгнание” породило неизбежную раздвоенность сознания, ту раздвоенность, которая превратила его автобиографические записки в катехизис эмигранта» (с. 322).

Т.Н. Красавченко

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.