CC BY
53
10. Файн, Л. Е.Потребительская кооперация и потребительский рынок во второй половине 20-х годов / Л.Е.Файн / Кооперация как компонент рыночных отношений: проблемы теории и истории. Иваново, 1997. Вып. 2.
УДК 94(47).08
ББК 63.3(2)53
И.Н. Смирнов
МЕРЫ АДМИНИСТРАТИВНОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ
НА ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СОСЛОВНО-ПРАВОВОЙ ГРУППЫ ДОНСКИХ МЕЩАН
Аннотация. Рассмотрены особенности развития донских мещан как социальной группы с особым сословно-правовым статусом. В центре внимания были меры административного воздействия государственной власти на деятельность сословия мещан Области Войска Донского.
Ключевые слова: мещане, мещанское общество, Область Войска Донского, обыватель, сословие, сословно-правовая группа.
I.N. Smirnov
THE ADMINISTRATATIVE MEASURES OF THE GOVERNMENT ON THE ESTATE OF THE PETTY BOURGEOISIE OF THE DON COSSACK REGION
Abstract. Considered are the peculiarities of development of the don petty bourgeoisie as a social group with a special caste-legal status. In the center of attention were the administrative measures of the government on the activities of estate of the petty bourgeoisie of the don Cossack Region.
Key words: burgher, bourgeois society, the region of the Don Army, resident, estate, estate law
group.
В России деятельность мещанских обществ всегда была стеснена мелочной бюрократической опекой. Именно эта опека была повинна в том, что мещанское сословие в нашей стране так и не смогло развиться до масштабов, известных западному миру.
Слабость мещанских органов власти была общеизвестной. В начале XX в. современники отмечали: «Самоуправление мещанское ... может лишь в весьма слабой степени служить пользам и нуждам членов своего сословия. Оно лишено определенного устойчивого положения, не имеет необходимой самостоятельности и не встречает необходимого содействия для успешного достижения им своих целей» [1]. Это мнение перекликается с точкой зрения А.М. Горького. Писателя, широко известного как ярого критика мещанского образа жизни, нельзя заподозрить в симпатиях к этой группе обывателей. Он одним из первых среди литературных деятелей обратил внимание на то, что власти не всегда пристально и так, как следовало, проявляли заботу о мещанах. Напротив, они постоянно недооценивали это сословие, в том числе на самом высшем государственном уровне. Писатель отмечал общественно-политическую слабость мещан. Он писал: «Правительство никогда не смотрело на мещан, как на сословие, достойное внимания, играющее в государстве определенную роль, занимающее в жизни определенное, заметное и важное место» [2].
Существовавший в России в целом и на Дону в частности административный контроль слабо способствовал материальному и культурному прогрессу сословия мещан. Откровенно говоря, государственные власти не были заинтересованы в существовании сильной сословно-правовой группы мещан. Они по-своему видели полезную роль мещанского сословия. В 1911 г. авторы учебника по административному праву сообщали, что власть смотрела на органы самоуправления мещан как на даровой орган финансово-полицейского управления [1]. О том же пишет современный исследователь А.П. Каплуновский. Рассматривая условия существования мещанского сословия, он пришел к неутешительному выводу: «Большинство функций мещанских мирских органов управления обусловливались потребностями государства в сферах управления и контроля» [3, 17]. Область Войска Донского не стала исключением. Развивалась сословно-правовая группа донских мещан в контексте тех же перемен, которые были свойственны всей стране. Между тем, руководство донского края сдерживало инициативную деятельность обывателей, может быть даже больше, чем это было в других районах страны. Как отметили авторы публикации «К вопросу об анахронизме сословных ценностей на рубеже XIX - XX вв. (на примере сословно-правовой группы донских мещан)», это произошло потому, что на Дону казачество играло исключительную общественно-политическую и экономическую роль. Именно это обстоятельство не позволило сословию мещан стать таким же заметным элементом исторической реальности, каким оно было в других районах империи [4].
На Дону местная администрация в лице Областного Правления войскового наказного атамана тяготела к полному контролю над деятельностью мещанского сословия. Она сдерживала его развитие тем, что: 1) контролировала выборный процесс; 2) регулировала порядок приема в мещанское общество новых лиц и выход из него; 3) определяла порядок обращения обывателей с жалобами в различные государственные инстанции; 4) перекладывала на руководство мещанских организаций выполнение некоторых полицейских функций; 5) регламентировала их бюджетные доходы и расходы.
Кажется естественным присутствие государственных органов там, где отправление сословных «нужд» прямо затрагивало судьбы страны. Но противоестественным было участие бюрократического аппарата в формате решения внутрисословных вопросов. Государство сознательно обременяло себя ненужными заботами тем, что присутствовало практически во всех жизненных ситуациях мещан.
Провозглашая некую свободу деятельности мещанских обществ, государство в то же время спешило на практике урезать автономные права обывателей. Этим оно демонстрировало явное недоверие к их сословной демократии. Прежде всего административному нажиму властей подвергались обыватели оседлые и причисленные к городским мещанским обществам, которые по закону должны были пользоваться всей полнотой сословных прав[5, 83].
Российская монархия лукавила, когда законодательно декларировала автономность существования мещанского сословия, которое, дескать, «находится вне всякой зависимости от общих городских учреждений» [5, 73]. В действительности выходило, что волеизъявления мещан все время оказывалось недостаточно. Выборная демократия мещан Области Войска Донского осуществлялась по формуле, отчетливо прозвучавшей в ст. 673 Свода законов: «Избрание допускается не иначе, как по согласию на то самих обществ, на основании особого приговора их, губернатором утвержденного» [6]. Двойственный смысл этого положения оставлял много места для проявления бюрократического диктата. С одной стороны, по закону порядок сословных выборов зависел от самих мещанских обществ. Но, с другой стороны, этот демократический выбор ограничивался деятельностью чиновничества, так что действующие законы трактовались и исполнялись в таком виде, который отвечал интересам местной бюрократии.
В 90-е гг. XIX в. государство предприняло масштабное наступление на сословные права мещан. Бюрократический контроль над деятельностью органов мещанского управления достиг пределов. Теперь все вопросы должны были решаться, как тогда говорили в донской мещанской среде, с дозволения местного начальства. В 1876 г. статьи Свода законов, касающиеся городского управления, устанавливали строгий порядок выборов, надзор местной бюрократии за их осуществлением и утверждением новых должностных лиц мещанского управления. С 1892 г. в связи с появлением новой редакции Городового положения практически по всем делам мещанское управление на Дону было подчинено ведомственному контролю Областного Правления войскового наказного атамана, опосредованно через органы городской власти, например, городского голову. Такое положение донских мещан не было исключением. Ущемленными в правах оказались мещане по всей стране. Аналогичной была, например, зависимость мещанской общины в городах Казанского Поволжья. По мнению А.П. Каплуновского, деятельность здесь мещанских обществ полностью контролировалась Министерством внутренних дел и губернской администрацией [3, 16].
Особенно сильно в зависимость от местной власти в Области Войска Донского попали мещанские общества с недостаточно внушительным по численности составом обывателей. В 90-е гг. XIX в. мещане были лишены возможности осуществлять самоуправление в малых городах Дона. Как сообщалось в 1893-1894 гг. в инструкциях и циркулярах Министерства внутренних дел, в малых городах, в связи с передачей всех дел по мещанскому управлению городскому голове, мещанам сохранили только право частных сословных собраний по теперь уже меньшему, чем было раньше, перечню важных вопросов. В этом состояла, как заявлялось, организация упрощенного городского управления [5, 70-71, 75-76].
Программа оптимизации сословного управления мещан в крупных городах более всего затронула выборный процесс. Здесь мещане были обязаны регулярно уведомлять городского голову, а через него и Областное по городским делам присутствие об итогах выборов в органы мещанского управления. Только после этого их результаты приобретали действительную силу, признавались законными или незаконными. Областное по городским делам присутствие много сделало для того, чтобы на Дону контроль был полным над деятельностью городских сословных союзов, включая мещанские.
Донские мещане не были свободны в праве выбора старосты организации. Администрация наказного атамана Войска Донского оставляла за собой право утверждать человека в этой должности подобно тому, как в губерниях это делал губернатор [5, X]. Но администрация наказного атамана делала больше. На Дону реальность была такова, что волевые действия областного начальства могли в любой момент сковать выборную демократию мещан, чтобы привести в их
органы сословного управления того, кто был нужен. Конечно, это не устраивало мещан. Они не считали, что вмешательство государства в их выборные дела действительно содействует победе того человека, который обладает большим благоразумием и моральным превосходством в сравнении с остальными. На почве чрезмерного вторжения бюрократии на «сословную территорию» мещан зрело в среде обывателей недовольство властью. Об этом прямо заявили мещане г. Азова по результатам произошедших выборов в 1900 г. Неправильные действия властей, по их мнению, только понижают вес мещанской организации в городе и создают конфликтную атмосферу в коллективе обывателей [7]. Подобных упреков в адрес местных властей множество. Однако сила их воздействия на власть была близка к нулю.
Частые вторжения местной власти в дела мещанских обществ приучили обывателей обращаться к властям по любому поводу, даже тогда, когда без этого можно было обойтись. Когда выборному предприятию мещан сопутствовали скандалы, они тут же подключали к разбирательству представителей областной администрации. Вскоре, потоки жалоб, отчетов, рескриптов, донесений «растекались» по всей властной вертикали. Иногда они достигали столичных вершин. Мещан не огорчало, что эти их действия создавали лишнюю нагрузку на органы сословной власти. Некоторых из них даже не пугало то, что такая инициатива вынуждала мещан давать дополнительные письменные пояснения, так называемые «отзывы», что эта процедура затрагивала и тех, кто был виноват в конфликте, и тех, кто вольно или невольно оказался замешанным в деле, но при этом виновным не был. Отчасти эту внешне «подрывную» деятельность мещан можно понять, ибо речь могла идти о тех обывателях, которые когда-то отбывали срок в местах заключения, а теперь участвовали в выборах, хотя по закону на это права не имели, или по возрасту были малы, чтобы избирать кого-либо в мещанскую управу, или не принадлежали к тому обществу, в котором голосовали, или просто, к невыгоде своей, были по ошибке упомянуты в некой жалобе или отчете о «неправильности» выборов [8]. Но были частыми случаи, когда мещане могли справиться с решением проблем своими силами, но предпочитали «впутывать» в свои дела государственные власти. Трудно понять истинную причину, которая вынуждала мещан обращаться с жалобами в Областное по городским делам присутствие. В действительности оперативности в решении их проблем не было, и разбирательства по ходатайствам, прошениям и жалобам обывателей шли очень медленно.
Региональные власти на Дону часто уходили от диалога с руководителями мещанских обществ. Они не пренебрегали возможностью использовать методы прямого административного давления на мещан. Местным властям было даровано законное право приписывать людей к мещанским обществам без непосредственного желания обывателей, даже вопреки ему [5, 7]. Этим правом областная администрация злоупотребляла. Это стало особенно заметно после укрупнения территории Области Войска Донского за счет Ростовского уезда и Таганрогского градоначальства.
1887 г. стал важной вехой в жизни мещан некоторых городов Юга России. Ростов-на-Дону, Нахичевань-на-Дону, Таганрог и Азов вошли в состав Области Войска Донского. Прежде уклад жизни этих городов зависел от гражданской администрации. В указанный год ситуация изменилась. Названные города оказались во власти войсковой администрации, оказались в той обстановке, в которой городские жители не могли играть ключевую роль в судьбах региона. Как было справедливо замечено, «городские сословия, прежде всего мещане, оказались в более приниженном положении, чем раньше, и в сравнении с тем положением, которое занимало донское казачество», ибо казаки считались привилегированной частью донского общества [9]. Даже в документах краевой статистики мещане фигурировали в группе «Остальные», вместе с другими категориями населения области, тогда как казачество было отделено от всех особым названием, -«Войсковое сословие донских казаков».
Незавидное положение мещан, в котором они оказались, порождало множество конфликтных ситуаций. Конец XIX в. показал уязвимость мещан, ставшую еще большей, перед лицом необоснованного вмешательства государства в их сословные дела под национальным «соусом». Вершиной бюрократического произвола в отношении мещан стало своеобразное решение в империи еврейского вопроса. Выселение по закону от 22 мая 1880 г. евреев-мещан из Области Войска Донского (завершилось весной 1882 г., как явствует из докладной записки на имя атамана Н.А. Краснокутского [10, л. 8-8 об.]) без волеизъявления мещанских союзов было ярким свидетельством истинного отношения государства к ведущему в городе податному сословию. Нецивилизованная форма решения властями многих вопросов нашла свое место в попрании сословных прав донских мещан, которые привыкли сами решать, до каких пор тот или иной человек может быть членом их мещанской организации. Теперь же государство присвоило то, что мещане считали своим делом.
Националистические толки с антисемитской направленностью больно ударили по положению мещанских организаций на Дону. Они нанесли мещанам немалый урон, хотя бы потому, что среди руководящего состава мещанских организаций было много евреев с большим опытом и
знаниями; высокий образовательный уровень некоторых из них служил хорошим примером для остальных мещан; более того в моральном отношении они чаще всего отличались не в худшую, а в лучшую сторону. Например, среди ростовских мещан большим доверием пользовался еврей Я.А. Коган, который в третий раз в 1899 г. был избран членом городской мещанской управы [11]. Среди евреев можно было встретить очень талантливых людей, которые были востребованы одновременно в разных городах области. Например, еврей Л.А. Данцигер, проживая в качестве мещанина в г. Ростове-на-Дону, параллельно был временным 2-й гильдии купцом г. Таганрога, при этом принимал участие в работе духовного правления таганрогской синагоги и местного мещанского управления [12].
По семейным спискам 1890 г. мещанских еврейских семей в г. Ростове-на-Дону числилось 640, в г. Таганроге - 211, что составляло соответственно 5,1 и 2,6 % относительно количества христианских семей в этих городах [13]. Эти проценты, может быть, и не кажутся внушительными, тем не менее, способны приобрести иной вид, если учесть высокий градус общественной активности евреев, особенно в г. Таганроге. Естественно, что, лишившись этого потенциала, мещанские организации не могли не столкнуться с ненужными трудностями.
Следует сказать, что донское областное начальство пошло дальше своих коллег из соседних губерний в осуществлении нажима на евреев-мещан. Это происходило, несмотря на то, что местная администрация имела возможность отнестись к ним благосклонно. Сенатская записка по жалобе аптекарского помощника Н. Гайковского по поводу выселения его из села Александровки Ростовского округа сообщала, что некоторые имперские решения относительно представителей этой национальности «не имеют применения в Области Войска Донского, где действуют особые постановления о евреях» [14, л. 1 об.]. Поскольку многие решения относительно евреев в империи не касались Области Войска Донского, то краевые власти сами были вольны определять меру их «наказания». Однако местная администрация пошла по пути ужесточения пребывания мещан-евреев на Дону. Новочеркасский полицмейстер, например, цинично обосновывал необходимость скорейшего выселения мещан. В рапортах под номером 13129 в 1881 г. и под номером 5681 в 1882 г. он заявлял, что многие евреи-ремесленники являются мещанами и тем, что они занимаются такими же видами хозяйственной деятельности, что и представители славянства, они создают, якобы, нежелательную им конкуренцию, а потому без них можно обойтись, и «евреи эти ... отсрочки не заслуживают» [10, л. 3; 15, л. 6 - 6 об.].
После присоединения Ростовского уезда и Таганрогского градоначальства к Области Войска Донского положение краевых евреев-мещан не менялось, а вот евреи вновь присоединенных административных районов оказались в более стесненных обстоятельствах, которые уже были знакомы евреям на Дону. Эти выводы вытекают из решений Правительствующего сената по факту жалобы на донское Областное Правление еврея Д. Шайкевича [14, л. 2]. В 1890 г. с появлением дополнений к ст. 974 Свода законов положение евреев стало еще хуже. Донские мещане из евреев оказались под обязательным наблюдением полиции.
В отношении донских мещан-евреев предусматривались только одна-две уступки, а именно: порядок их выселения мог начаться позднее установленного срока высылки, в связи с их болезнью и/или по окончании действия арендного договора, например, договора по эксплуатации торговой лавки [10, л. 8 - 8 об.; 15, л. 8 об.]. К тому же в соответствии с решением атамана Войска Донского Н.А. Краснокутского предполагалось не немедленное, а постепенное в течение более года введение закона об административном выселении их из области [15, л. 1-4].
Зависимость сословной демократии обывателей от бюрократии наблюдалась даже в том, что мещане не имели права прямо жаловаться в те органы государственной власти, которые они хотели. Кроме того, сам процесс был многослойным и мучительным. На каждом этапе всплывала «фигура» нежелательного ведомства, которую обойти не представлялось возможным. Мещане должны были искать правду в соответствии с установленным порядком «путешествия» жалобы по ступеням иерархической лестницы. На каждом участке восхождения медленно, но верно терялось живое ощущение первичной проблемы. Разрешение проблемы обрастало новыми трудностями. Эта проблема, на фоне новых, с которыми сталкивались мещане по мере движения жалобы из кабинета в кабинет, уже не казалась какой-то значительной. При этом терялась способность оперативно реагировать на злободневные проблемы мещан. Вопросы, требовавшие немедленного решения, «вязли» в гуще бюрократической волокиты. Но само государство вместо того, чтобы повысить эффективность деятельности, освободиться от излишне взятых на себя обязательств, старалось решить проблему иначе - урезать пространство свободы сословия мещан.
Областная бюрократия подавляла всякое проявление инициативы снизу. Например, донские мещане лишались возможности доставлять свои жалобы в «девственном» виде в Правительствующий сенат (этот имперский орган власти был ведущим среди тех, куда доводилось мещанам направлять свои письма). Туда они попадали с соответствующими комментариями областной бюрократии. К тому же степень доверия к пояснительным запискам оказывалась выше, нежели к
письменным жалобам мещан. Сказывалась общность взглядов в чиновничьем мире. Наверху ценности обоих видов бумаг менялись местами. Теперь сами жалобы начинали играть сомнительную роль. Уступая лидерство в значимости пояснительным запискам, они становились формальным и не всегда нужным приложением к делу. Столичная власть, видимо, из чувства солидарности и особого расположения к бюрократической точке зрения не считала нужным читать жалобы мещан, но полагала обязательным познакомиться с комментариями из провинции по факту возникшей проблемы. Эти комментарии, как правило, содержали не попытки разъяснить истинную суть претензий мещан, причины возникшего недовольства, дошедшего до крайней степени, и вынудившего людей обратиться за помощью в столицу, а емкие отзывы в том виде, который всегда производит на чиновничество нужное впечатление, а также с употреблением фраз клише, низводящих суть жалоб на нет, превращающих претензии в пустышку; дескать, эти жалобы «были уже предметом обсуждения» и «признаны не заслуживающими уважения», а потому «оставлены без последствий» [16, л. 24; 17, л. 1-1 об., 2-3, 9].
Когда местная бюрократия не могла скрыть факт, который по требованию мещан должен был стать известным в столице, она своими действиями урезала саму возможность докопаться из центра до правды в провинции. Жалобы мещан окутывали словесной эквилибристикой так сильно, что, в конечном счете, их главное содержание терялось в мутном потоке пояснений областной администрации. В конечном счете, формировалось представление о том, что сами прошения и жалобы касались обстоятельств незначительных и по провинциальным, и, тем более, по столичным меркам, что они затрагивали факты не серьезных нарушений, как было на самом деле, а мелких упущений, некоторых неточностей, которые легко устранимы и не заслуживают высокого внимания столичных властей. После этого реакция Правительствующего сената становилась предсказуемой, а отзыв его содержал часто не плод самостоятельного интеллектуальной работы деятелей Сената, а выдержки, ссылки на мысли из отчетов войскового наказного атамана, Областного по городским делам присутствия [17, л. 12а-12а об., 19-19 об.].
Нередко органы власти в Области Войска Донского шли на нарушение «территории» автономных прав мещанских обществ, которая была очерчена имперскими законами. На Дону в конце XIX - начале XX в. на первый взгляд безобидные просьбы о помощи различных отделов МВД, обернулись тяжким бременем для руководящего состава мещанских организаций, прежде всего мещанских старост. Последние были принуждены, идя на сделку с совестью, иной раз втайне от всех мещан, выполнять не самые приятные полицейские функции. Например, они оказались обязанными следить за людьми, в первую очередь за выходцами из Средней Азии и Кавказа, до прибытия полиции задерживать некоторых из них под различными предлогами, даже следить за перемещением военных чинов через территорию того или иного населенного пункта и докладывать об этом, куда следует [18]. Это само по себе, и удивительно, и возмутительно, ибо такая работа не согласовывалась с характером деятельности органов власти сословия мещан. Более того, за работу, которую выполнять мещане не были обязаны, они получали одни нарекания и выговоры, и какая-либо моральная или материальная компенсация за их труд отсутствовала.
Особенно сильно государственное участие сковывало финансовую деятельность мещан. Обыватели не были самостоятельными в денежных делах. И опять-таки весь процесс по закону должен был находиться в ведении областных властей. Последние не считали зазорным требовать от мещан (сверх установленного законом порядка в соответствии с подзаконными актами и комментариями) «правильно» тратить принадлежащие мещанским организациям денежные средства. В 1884 г. Таганрогский градоначальник А.Н. Алфераки признавал приемлемой процедуру расходования денежных сборов мещанских организаций только с разрешения МВД и в соответствии с предписаниями главы этого ведомства [19]. Спустя десять лет, в 1893 г., дело дошло до того, что Собрание узаконений провозгласило глав областей и губерний последней инстанцией на пути утверждения размеров денежных взносов, которые должны были платить лица, приписывающиеся к мещанским обществам [5, 106].
Назначение жалования лицам мещанского управления также находилось в области компетенции местных властей. Несмотря на то, что закон провозглашал право мещанских обществ самим определять размер зарплаты лицам, работавшим в органах мещанского самоуправления, соразмерно их возможностям и приличию, реальность оказалась сложнее принятых норм права. Всегда появлялись дополнения, примечания Министерства внутренних дел, которые требовали утверждения этого жалованья на самом «верху» министром, едва ли не в каждом отдельном случае, и выплаты этой зарплаты при непосредственном контроле местного областного начальства.
Государство активно вторгалось в область распределения мещанских доходов и против воли мещанских союзов заставляло их жить по феодальному регламенту. Оно слабо пыталось распределять налоги сообразно доходам каждого мещанина. По сути своей действиями и противоречиями в законодательстве относительно прав мещан государство сводило на «нет» намерения, за-
ложенные в Своде законов, которые предполагали равномерность налогообложения мещан, как говорилось, с учетом «состояния каждого члена общества» [5, 118].
Статьи Свода законов, по мнению М.И. Мыша, настоятельно требовали от городских голов, областного начальства неусыпного контроля над исполнением бездоимочного сбора налогов [5, 120, 125]. Власти обязывали мещан солидарно отвечать за недоимки отдельных налогоплательщиков, оберегая этим «сверху» феодальный принцип круговой поруки. Ст. 257 Свода законов издания 1876 г. в продолжениях 1883 г. и 1886 г. требовала: «За исправный и бездоимочный взнос всех вообще денежных сборов отвечает целое мещанское и цеховое общество» [20].
Бюрократия на Дону оказалась «всеядной» в плане использования мер наказаний мещан за несвоевременную уплату ими налогов и сборов. Поначалу, считалось наиболее приемлемым пустить с молотка всю недвижимость должника, которая дает доход, а также «употребить» кого-либо из семейства должника в работах на частных лиц «с тем, чтобы заработную плату обращать на покрытие недоимки», как отмечалось в ст. 651 Устава о податях [5, 126]. При необходимости допускались крайние меры. Например, власти считали возможным заставить помощников мещанского старосты по взиманию денежных сборов расплачиваться из своего кармана за накопление недоимок. Несчастные помощники мещанского старосты должны были «ответствовать» собственной недвижимостью за долги по уплате налогов, образовавшиеся по вине других людей. Продажа их собственности, как полагали авторы этого нормативного документа, позволит государству вернуть деньги, которые должны мещане по недоимкам [5, 115]. В самом крайнем случае ст. 654 Устава о податях предписывала, в условиях невозможности ликвидировать долги одного мещанина, разделить их между всеми членами общества. «Недоимка сия немедленно раскладывается обществом на прочих мещан», - утверждается в ней [21].
Власти на Дону нарушали не только сословные, но и элементарные человеческие права мещан, например, тем, что вынуждали их платить налоги за умерших родственников. Устав о податях обязывал обывателей, собирающихся «уволиться» в купечество, выплачивать вперед до очередной ревизии подати за умерших в мещанстве сородичей [5, 110]. Это был тот случай, а их на Дону было немало, когда, прикрываясь высшими интересами государства, власти предъявляли запредельные требования к порядку деятельности мещанских обществ. Этими действиями государство, безусловно, препятствовало нормальному развитию сословно-правовой группы мещан, и лишало обывателей перспектив развития. Имели место случаи произвола по отношению к мещанам со стороны государственной власти. Это было особенно заметно в периоды, когда власти вводили чрезвычайные или как тогда говорили добавочные сборы. Этими действиями государство сознательно обедняло мещан и вынуждало их перекраивать планы собственного развития на годы вперед. Устанавливались такие сборы в рабочем порядке, естественно без согласия самих мещан, с предварительным их уведомлением от Казенной палаты и уездного казначейства. Они больно били по положению мещан, прежде всего в малых динамично развивающихся городах области, например, в Александровске-Грушевском. Стремительный рост населения с различным уровнем культуры, воспитания повышал в таких населенных пунктах градус социальной напряженности и обусловливал необходимость введения сбора на наем полицейских служителей, естественно, за счет мещан. Современники неоднократно указывали на факты незаконного обложения мещан особыми сборами, которые вводили городские учреждения [5, 109-110].
Реалии жизни Области Войска Донского дают нам примеры серьезных нарушений прав и свобод мещан. Местные власти считали, что они вправе прибегать к методам произвольных взысканий в виде ареста и тюрьмы, высылки, даже телесной расправы над мещанами, «заподозренными», но формально и фактически не изобличенными. На Дону полиция нередко забывала о том, что задача ее заключалась в предупреждении преступных действий, а не в определении характера, меры и объема наказания обвиняемого.
В 1907 г. в жалобе мещанки М.В. Петровой из г. Таганрога на имя председателя Совета министров мы встречаемся с фактом ареста ее мужа за политическую неблагонадежность. При этом в заведенном по этому поводу деле не было указаний на предъявление обвинения по форме, предусмотренной законом, и не содержалось ссылки на вердикт суда. По мнению самой женщины, ее мужа фактически взяли в заложники до момента, пока не объявится их сын М.Т. Петров, подозреваемый в преступлении. Ответственный за это окружной начальник Ушаков совершил преступление, как утверждала женщина, именуемое превышением и злоупотреблением властью. Мещанка назвала произведенный арест варварским средством добыть адрес нужного полиции человека [22]. На основе различных высказываний донских мещан складывается вполне определенное мнение о том, что на Дону существовала низкая правовая культура, вредная для общественного спокойствия. Своим непосредственным результатом она могла иметь подрыв в обществе уважения к праву, закону, так как часто переводила во враждебный государству лагерь тех мещан, которым были дороги права и свободы (неприкосновенность личности и др.), характерные цивилизованному обществу. Деятельность донской полиции, зачастую, вступала в явное противоречие с общепризнан-
ными понятиями о необходимости защиты личности в благоустроенном государстве. Стоит ли после этого удивляться тому, что многие ранее добропорядочные люди уже на рубеже XIX - XX вв. уповали на насилие как верное средство восстановления справедливости? Некоторые особенно ущемленные в правах люди, которые едва успели стать членами сословно-правовой группы мещан, но не сумевшие воспользоваться теми небольшими благоприятными возможностями членства в сословии, а также те, кто готовился стать членом этой группы, легко поддавались соблазну получить жизненные преимущества путем участия в деятельности революционных партий. В начале XX в. донских мещан можно было встретить и среди социал-демократов, и среди эсеров, и даже среди анархистов [23].
Таким образом, беря во внимание стесненное положение сословия мещан на Дону (таким же оно было и в целом по стране), стоит сказать, что нет оснований возлагать только на обывателей всю ответственность за то, что они не выполнили спасительную функцию, с которой справилось европейское мещанство, решая проблему создания среднего класса, стабилизирующего общественную обстановку, формирующего динамичную среду, в которой только и может быть -развитие, благополучие, стабильность. Критика сословно-правовой группы мещан за то, что эта группа не решила ни одного мало-мальски важного вопроса в истории России, малосостоятельна. Скорее всего, руководство государства, российское чиновничество, а не обыватели, несут ответственность за то, что мещане были не в состоянии играть решающую роль в отечественной истории. Именно государство не употребило свой вес и авторитет для того, чтобы помочь развиться сословию мещан, обездвижило его во всех сферах жизнедеятельности и поместило сословно-правовую группу мещан в обстановку вечного «гниения» и безнадежных потуг «стать» на ноги в полный рост. Можно только с иронией (это мягко сказано) относиться к тем, кто думает, будто российское мещанство по своей вине было неэффективным и неполноценным, дескать, иным оно быть не могло, поэтому и заслужило то, чтобы власти его так сильно опекали. Ясно одно, - управленческая элита императорской России не верила в возможность самоорганизации общества, вследствие чего держала в «наручниках» весь уклад жизни обывателей и лишила несчастных возможности вздохнуть свободно.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Сословное мещанское самоуправление [Электронный ресурс]. URL: http:// allpra-vo.ru/library/doc76p/instrum2295/item2310.html (дата обращения: 20.05.2014).
2. Горький, М. История русской литературы / М. Горький. - М., 1939. С. 138.
3. Каплуновский, А.П. Русская мещанская община в городах Казанского Поволжья, 1870 - 1918 гг.
(Этноисторическое исследование): дис. ... канд. истор. наук / Каплуновский А.П. - М., 1998. С. 17.
4. Смирнов, И.Н. К вопросу об анахронизме сословных ценностей на рубеже XIX-XX вв. (на примере сословно-правовой группы донских мещан) / И.Н. Смирнов, В.К. Смирнова // Развитие науки и образования в современном мире: Сб. науч. тр. по материалам Международ. научно-практ. конф. 30 сент. 2014 г.: В 7 ч. - М., 2014. Ч. VII. - С. 76.
5. Мыш, М.И.О мещанских и ремесленных управлениях / Мыш, М.И.: Сб. узаконений, правитель-
ственных и судебных разъяснений. - СПб., 1896. - С. 83.
6. Статья 673 // Свод законов. Т. IX. - СПб., 1876. - С. 148.
7. Государственный архив ростовской области (ГАРО), ф. 685, оп. 1, д. 597 (дело о выборах меща-
нина Сивоконя на должность азовского мещанского старосты и жалоба на эти выборы (на 1901 г.)), л. 2-2 об., 4-4 об., 11-13.
8. Свод законов (ст. 596-597, 599) запрещал участвовать в выборном процессе лицам, не достигшим 25-летнего возраста, лицам, находившимся под следствием и отбывавшим срок в местах заключения. См.: ГАРО, ф. 685, оп. 1, д. 555 (дело о рассмотрении выборного производства членов Ростовской-на-Дону мещанской управы на трехлетие с 1899 г.), л. 2 - 3, 11 - 11 об., 13; Свод законов. Т. IX. - СПб., 1876. С. 129-130.
9. Смирнов, И.Н. Сословная идентичность в региональном измерении на рубеже XIX - XX вв. (на материалах донского региона) / И.Н. Смирнов // Модернизация полиэтничного макрорегиона и сопредельных государств: опыт, проблемы, сценарии развития: мат. Всерос. науч. конф. (г. Ростов-на-Дону, 18-19 сентября 2014 г.). - Ростов н/Д., 2014. - С. 127.
10.ГАРО, ф. 46, оп. 1, д. 2371 (дело о принудительной высылке евреев из г. Новочеркасска (февраль - май 1882)).
11. ГАРО, ф. 685, оп. 1, д. 555 (дело о рассмотрении выборного производства членов Ростовской-на-Дону мещанской управы на трехлетие с 1899 г.), л. 2.
12. ГАРО, ф. 46, оп. 1, д. 3000 (дело об утверждении должностных лиц мещанского управления в г. Ростове, Таганроге, Нахичевани, Азове на 1889 г.), л. 16.
13. ГАРО, ф. 588, оп. 1, д. 37 (дело таганрогского мещанского управления об урегулировании мещанских общественных собраний на 1890 г.), л. 1-2, 5.
14. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 102, оп. 76 а, д. 1603 (по сенатской записке о жалобе аптекарского помощника Нахмана Гайковского по поводу выселения его из с. Александровки, Ростовского округа).
15. ГАРО, ф. 46, оп. 1, д. 2170 (дело о выселении евреев-ремесленников и отставных чинов из г. Новочеркасска (март - май 1881)).
16. ГАРФ, ф. 102, оп. 64, д. 7, ч. 172 (по прошению жены мещанки г. Таганрога Марии Петровой об освобождении мужа ее Тимофея Петрова из-под стражи и о предании суду за превышение власти таганрогского окружного начальника полковника Ушакова).
17. ГАРО, ф. 685, оп. 1, д. 327 (дело по жалобе азовских мещан Христофора Филонова, Михаила Пилипенко и др. в Правительствующий сенат на определение Городского Присутствия о признании правильными выборы).
18. ГАРО, ф. 588, оп. 2, д. 47 (дело таганрогского мещанского управления. Циркуляры. Распоряжения (1886-1887)), л. 1-3.
19. ГАРО, ф. 579, оп. 1, д. 359 (копия отзыва МВД о положении мещанских учреждений и мерах к улучшению их деятельности), л. 7.
20. Цит. по: Мыш, М.И. Указ. соч. С. 116.
21. Статья 654 // Свод законов Российской империи. - СПб, 1857. Т. 5. С.141.
22. ГАРФ, ф. 102, оп. 64, д. 7, ч. 172 (по прошению жены мещанки г. Таганрога Марии Петровой об освобождении мужа ее Тимофея Петрова из-под стражи и о предании суду за превышение власти таганрогского окружного начальника полковника Ушакова), л. 2-3 об.
23. Смирнова В.К. Анархисты на Дону: 1905 - 1921 гг.: автореф. дис. ... канд. истор. наук / Смирнова Виктория Константиновна. - Ростов н/Д., 2003. - С. 22.
УДК 930 ББК 63.1(2)6
В.К. СМИРНОВА
ПОВСЕДНЕВНОСТЬ КАК ПРОБЛЕМА СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ (НА ПРИМЕРЕ ИСТОРИОГРАФИИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
НА ЮГЕ РОССИИ)
Аннотация. Представленная статья посвящена анализу современного развития историографии, ее нового направления - истории повседневности. В статье рассматриваются проблемы истории повседневности, затрагиваемые в историографии Великой Отечественной войны на Юге России.
Ключевые слова: историческая наука, Великая Отечественная война, повседневность, общество, историография, Юг России.
V.K. Smirnova
EVERYDAY HISTORY AS A PROBLEM OF MODERN HISTORICAL SCIENCE (FOR EXAMPLE HISTORIOGRAFI GREAT PATRIOTIC WAR IN SOUTH RUSSIA)
Abstract. The presented article is devoted to the analysis of modern development of historiography, its new direction - the Everyday history. This article considers the problems of the Everyday history, which are researched in the historiography of the Great Patriotic War in the South of Russia.
Key words: history, the Great Patriotic War, Everyday history, society, historiography, South
Russia.
История повседневности в настоящий момент является одним из наиболее популярных направлений исследований в современной российской историографии. Его становление в отечественной науке началось в 90-е годы ХХ века, когда в связи с отходом от марксистской парадигмы началась апробация подходов, наработанных западными историками. Одним из них стал так называемый Alltagsgeschichte, в прямом переводе с немецкого - «история жизни», названный в отечественной науке «историей повседневности». Историки и критики этого направления антропологической истории ведут дискуссии о предметном поле, целях и задачах исследований9.
9 Людтке А. Что такое история повседневности? Ее достижения и перспективы в Германии // Социальная история: Ежегодник. 1998/99. М., 1999; Пушкарева Н.Л. История повседневности и частной жизни глазами
