CC BY
17
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2020. № 1
н.С. Борисов*
МЕнТАЛИТЕТ древнерусского кнмжнмкА: новые фокусировки проблемы
N.s. Borisov
THE EARLY Rus BooKMEN' MENTALITY: NEW focuses
аннотация. Поводом к размышлениям автора стала монография А.В. Лаушкина, посвященная этноконфессиональным представлениям о соседних народах руси домонгольского и раннего монгольского времени. В статье разбираются концепции о бытовавших в то время церковных предписаниях в сфере межконфессиональных контактов, о присущей оригинальным русским текстам лексике самоидентификации и размежевания с «чужими», о характерных для этих текстов провиденциальных моделях описания отношений с другими народами и сопутствующих им библейских параллелях. В статье показываются приемы, с помощью которых автор монографии анализирует язык представлений древнерусских летописцев, в частности, характеризуется применение «лексики отторжения», применявшейся в отношении соседей-иноверцев, и противоположной ей по своему оценочному содержанию «лексики самоидентификации», использовавшейся для обозначения соплеменников. Пристальное внимание уделяется оценке подходов автора монографии к изучению собственно религиозной образности летописного языка, присущего ему эсхатологизма и провиденционализма, аллюзий с сюжетами ветхозаветной истории (в частности, с вавилонским плененинем). В исследовании приводится детальная градация нюансов провиденциальных истолкований взаимоотношений с инокультурным окружением руси, и эта систематизация воспринимается как оправдывающая себя при анализе русского средневекового менталитета. основным критическим замечанием к монографии называется ее перегруженная структура, в которой проблемно-тематическая систематизация накладывается на систематизацию хронологическую, что заметно усложняет восприятие материала и делает его
* Борисов Николай Сергеевич, доктор исторических наук, профессор, заведюущий кафедрой истории россии до начала XIX века исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова
Borisov Nikolay Sergeyevich, Doctor in History, Professor, Head of the Department of History of Russia until the Early 19th Century, Faculty of History, Moscow Lomonosov State University
+7-495-939-54-40; muksalma@mail.ru
доступным лишь небольшому кругу специалистов. В качестве несомненных достоинств книги называется убедительное и подтверждаемое на обширном источниковом материале доказательство двух авторских выводов. Первый вывод — о том, что изображение в русских летописях представителей ино-культурного окружения Руси рассматриваемого времени зависело от того, как складывались с ними отношения, при этом не было каких-то устойчивых стереотипов, связанных с их религиозными представлениями или иными особенностями жизни. Второй — о системообразующем для миросозерцания средневекого русского мыслителя провиденциальном характере понимания прошлого, настоящего и будущего.
Ключевые слова: Домонгольская Русь, средневековый менталитет, Божий Промысел, эсхатология, конфессиональное размежевание, древнерусская книжность.
Abstract. The author uses the monograph by A.V. Laushkin on ethno-confessional ideas concerning the peoples neighboring to pre-Mongol and early Mongol Rus as occasion for his own reflections. The article examines the concepts regarding the use of church precepts in the area of interconfessional contacts of that time, the vocabulary of self-identification and separation from "strangers" inherent in the original Russian texts, providential models of describing relations with other peoples in these texts and their biblical parallels. The article characterizes the techniques employed by the author of the monograph for his analysis of the language of conceptualization of the early Russian chroniclers, in particular, the use of the "vocabulary of rejection" applied to neighbors of other faiths, and the "vocabulary of self-identification" opposite to the "vocabulary of rejection" in terms of its evaluative content and applicable to compatriots. Close attention is given to the assessment of Laushkin's approach to the study of the religious imagery of the chroniclers' language, its inherent eschatological dimension and providentialism, allusions to the Old Testament history (in particular, the Babylonian captivity). In his study, A.V. Laushkin provides a detailed gradation of the nuances of providential interpretations of Russian relations with neighboring cultures. This systematization is perceived as justifying itself while analyzing the Russian medieval mentality. The main critical point is the overloaded structure of the book. Its problematic-thematic systematization overlaps with chronological one, and this overlapping considerably complicates the perception of the material and makes it accessible to a rather small circle of scholars. The apparent advantages of the book are two principal conclusions convincingly proved on the basis of extensive primary sources. The first conclusion is that the way neighboring peoples were presented in the Russian chronicles depended on the Russian relations with them and there were no stereotypes associated with their religions or life's particularities. The second one is that the mentality of medieval Russian intellectuals was based on the providential understanding of the past, present, and future.
Keywords: Pre-Mongol Rus, medieval mentality, Divine Providence, eschatol-ogy, confessional demarcation, early Russian book learning/
•к к к
Изучение древнерусской книжности ведется уже почти три столетия. За это время накоплено множество объяснений и толкований1.
Письменные источники содержат самые различные сведения о прошлом нашей страны. Извлечь эти сведения нелегко. Исследователь текстов должен не только знать обширную историографию вопроса, но также уметь взглянуть на свои источники свежим глазом, поставить новые вопросы. Именно таким свежим взглядом отличается вышедшая в издательстве Университета Дмитрия Пожарского монография А.В. Лаушкина2.
Во введении автор заявляет цель своего исследования: «.. .обрисовать подвижные контуры древнерусских этноконфессиональных представлений о соседних народах в домонгольское и раннее монгольское время» (С. 13). Отметим весьма уместную здесь скромность автора: действительно, речь может идти только о контурах этих представлений. Более отчетливая геометрия едва ли возможна из-за крайней скудности наших представлений о Домонгольской Руси.
В книге использованы практически все имеющие прямое или косвенное отношение к теме источники. Но базой для работы служат всё же три летописи, содержащие ранние редакции русского летописания Х1-Х111 вв.: Лаврентьевская, Ипатьевская и Новгородская Первая.
Древнерусское государство было изначально окружено враждебными соседями. Однако степень этой враждебности, точнее — степень опасности, которую то или иное государство или народ представляли для руси, была различной. Соответственно, различным было и отражение образа этих соседей в источниках.
Автор отмечает отсутствие априорных оценочных определений народов в древнерусских текстах. По его мнению, изобразительные средства зависели не от веры инородцев как таковой, а от характера отношений с ними. Это центральный вывод работы.
На формирование изобразительных средств влиял целый ряд факторов, в том числе — отношение к иноверцам внутри Древнерусского государства. Автор приводит ряд наиболее распространенных
1 Из последних работ см.: Kappeler A. Ethnische Abgrenzung: Bemerkungen zur Ostslavischen Terminologie des Mittelalters // Geschichte Altrusslands in der Begriffswelt ihrer Quellen: Festschrift zum 70. Geburtstag von Günther Stökl. Stuttgart, 1986; Чекин Л.С. Безбожные сыны Измайловы: Половцы и другие народы степи в древнерусской книжной культуре // Из истории русской культуры. Т. 1: Древняя Русь. М., 2000. С. 691-716; Флоря Б.Н. У истоков религиозного раскола славянского мира (XIII в.). СПб., 2004.
2 Лаушкин А.В. Русь и соседи: история этноконфессиональных представлений в древнерусской книжности XI-XIII вв. М., 2019. Далее ссылки даются в тексте на это издание.
ситуаций, в которых проявлялись этноконфессиональные различия. Разрешение этих ситуаций определялось религиозными канонами. Это участие в обрядах и трапезе иноверцев, пищевые запреты, сожительство и брак христиан с нехристианами, поведение в плену у иноверцев, возможность пользоваться услугами врача-нехристианина и др.
Конфессиональную лексику, которую летописцы использовали для характеристики соседей-иноверцев и своих соплеменников, автор разделяет на два взаимосвязанных комплекса: «лексику отторжения» и «лексику самоидентификации». К первому комплексу автор отнес такие эпитеты, как «поганые», «безбожные», «окаянные», «беззаконные» и др. Второй комплекс составляют характеристики конфессионального характера, применимые летописцем к своим соплеменникам, — «христиане», «христианский». По мнению автора, данные два комплекса развиваются синхронно, отражая перемены как в самосознании книжников, так и в восприятии ими тех соседних этносов, отношения с которыми оказываются устойчиво конфликтными.
Развитие обоих комплексов автор прослеживает по трем хронологическим периодам: последние десятилетия XI — начало XII в., XII в., XIII в. Рассматривая особенности употребления слов «христиане», «христианский» в Повести временных лет и хронологически близким к ней текстах, автор приходит к выводу, что «такая словоупотреби-тельная практика не была изобретением летописцев, а, скорее всего, действительно пришла в летопись из живого языка» (С. 65).
Лексика размежевания с ее негативными эпитетами в изучаемый период концентрируется вокруг образа «поганых половцев». Позднее этот образ станет своего рода матрицей, на основе которой будут создаваться образы других недружественных народов-иноверцев.
Внешняя опасность служила катализатором процессов этнокон-фессиональной консолидации восточных славян. По мере того как исчезают с исторической сцены сметенные волнами монгольского нашествия половцы, их место занимают дотоле неведомые «языци незнаемые» — ордынцы. Угроза ордынского порабощения имела внешний характер, в то время как угроза латинской экспансии могла подорвать самые корни русской идентичности. В связи с этим автор убедительно замечает, что «Слово о погибели Русской земли», написанное в середине XIII в., сближает понятия «правоверная вера христианская» и «земля Русская», превращая их в «почти синомиче-скую пару» (С. 81).
Усилившееся в XIII столетии религиозное обособление Руси стало естественной реакцией на развернувшуюся в этот период энергичную
латинскую экспансию, принимавшую самые различные формы. Вехами этой экспансии были взятие Константинополя крестоносцами в 1204 г., переговоры с Римом Даниила Галицкого и Александра Невского, наступление ливонских рыцарей и шведских захватчиков на Новгород и Псков. Эти события естественным образом ускоряли рост антилатинских настроений в русском обществе. Автор показывает, как отражали этот процесс письменные источники, в той или иной мере служившие зеркалом общественных настроений. Признавая ритуальный, этикетный характер некоторых летописных выражений, автор всё же убеждает читателя в жизненном, а не чисто литературном происхождении этноконфессионального лексикона изучаемых текстов.
Отношения Руси с ее соседями, победы и поражения в борьбе с ними получали свое объяснение через аналогии в Священном Писании, творениях отцов церкви, летописях и хронографах. Религия была политикой, а политика — религией. Сегодня в ученом мире ни у кого нет сомнения в том, что углубленное понимание политической истории и общественной мысли Руси возможно только с учетом религиозного сознания во всем его многообразии. В эпоху воинствующего атеизма такого рода изыскания были не в почете. В результате возник заметный пробел в методах исследования исторических источников. Этот пробел дает о себе знать и поныне. История церкви, церковная литература и богослужебные практики — всё это требует тщательного изучения. А потому следует особо отметить, что автор рецензируемой книги вполне органично чувствует себя в церковной сфере. Более того. Он взялся за изучение такой специфической темы, как Промысел Божий в понимании русского летописца. для религиозного человека присутствие Божьего Промысла в делах человеческих столь же непостижимо, сколь и несомненно. Божий Промысел предопределяет общий ход событий. Однако зачастую невозможно понять, где он действует с воспитательными целями, наказуя грешников «отеческой лозой», а где злодеи совершают свои злодейства по своей воле, но по «Божьему попущению».
Автор пунктуально рассмотрел литературные приемы, используемые летописцем для повествования о реализации таинственного плана — Божьего Промысла. За переменами в этой фразеологии он усматривает перемены в этнорелигиозных парадигмах тогдашнего русского общества.
Тема Божьего гнева в летописях стоит на самом пограничье истории и теологии. Однако автор сумел сказать здесь свое слово. Наблюдения над летописями позволили ему очертить «малый круг» тех народов — соседей Руси, которые, по мнению летописца, сыграли роль «батога Божьего». Это половцы, монголы и литва.
Но вот наказание свершилось. Божий гнев сменяется милостью. Господь не оставил свой народ. Он спасет его в беде своей небесной помощью. Конкретные формы этой помощи весьма разнообразны и изменчивы во времени. Прежде всего — это победы над иноплеменниками, перечень которых в XIII в. пополняется за счет латинских народов — немцев, шведов, венгров и поляков.
Углубленное прочтение летописных текстов с их провиденциальной философией и религиозной символикой требует раскрытия «закодированных» в библейских сюжетах актуальных религиозно-политических суждений летописца. Этому автор посвящает один из разделов своей книги с красноречивым названием «Библейская призма». Выявление библейских аллюзий и прямых цитат в летописных текстах в последнее время стало обычным приемом исследователей. На то есть все основания. Библия служила прообразом современности. Достаточно вспомнить, что «поганых» половцев постоянно сравнивали с «нечестивыми» народами Ветхого Завета — моавитя-нами, измаилтянами, агарянами.
Новую реальность библейским угрозам придало нашествие монголов. Автор выявляет и систематизирует такого рода пассажи в летописях и литературе XIII в., показывая их хронологическую динамику. Не забыта и «вечная» тема Страшного суда, приобретшая особую актуальность в связи с нашествием монголов. Но Страшный суд отдалялся в зыбкое «быть может». реальное положение дел на руси после установления ордынского ига адекватно отражала другая библейская тема — угроза «вавилонского плена».
Автор неслучайно уделил этой теме особое внимание. Здесь открываются ключевые вопросы русской истории ХШ-ХУ вв. Как воспринимали русские люди власть Орды? Что представляла собой власть Орды над Русью в ее реальном выражении? Почему за первые сто лет ига не было ни одного антиордынского восстания за исключением не вполне понятных волнений 1262 г. и тверского восстания 1327 г.? По мнению автора, библейская парадигма «вавилонского плена» бросает некоторый свет на этот темный вопрос. При этом автор полемизирует с теорией американского ученого Ч. Гальперина о некоем «заговоре молчания» русских летописцев, представлявших русско-ордынские отношения по образцу русско-половецких (С. 193). По наблюдениям А.В. Лаушкина, «наделение монголов "половецкими признаками" произошло еще до нашествия Батыя».
От изучения концепции «вавилонского плена» автор обращается к поиску ее возможного апологета или распространителя. В связи с этим его внимание привлекает митрополит Кирилл II (1240-е - 1280). Изучение деятельности этого иерарха занимает важное место в книге.
Необходимо заметить, что парадигма «вавилонского плена», столь привлекательная своей логической простотой (очередная библейская аллюзия), практически не находит основания в источниках. По какой причине летописцы и книжники (за исключением нескольких реплик Серапиона Владимирского) в своих трудах обходят молчанием эту почти официальную по своему значению теорию? И чем более пригодна для апологии ордынского ига история вавилонского плена нежели, например, история египетского плена иудеев?
О многом можно спорить специалистам. Но к бесспорным достоинствам книги А.В. Лаушкина отнесем обширный научно-справочный аппарат. Источники и историография, указатель имен, список сокращений, постраничные сноски, по объему сопоставимые с самим текстом.
Подведем некоторые итоги. Начнем с частностей, с критических замечаний. Автор книги работал с большим летописным материалом, в широких хронологических рамках. для систематизации этого «первобытного хаоса» он вынужден был вводить структурные деления разного уровня — главы, параграфы и некие безымянные деления, своего рода «подпараграфы». Кроме того, предложено и деление лексического материала по трем хронологическим блокам. Обилие этих структурных единиц, помноженное на обилие многочисленных и труднопроизносимых терминов, сильно затрудняет чтение книги. Освоить всё это богатство может только специалист, знакомый с материалом.
Однако выводы книги стоят того, чтобы быть доступными не только специалистам. Через всю книгу А.В. Лаушкина проходит идея, которую можно было бы счесть публицистической, если бы не ее плотное сопровождение источниками. Суть этой идеи в том, что русские летописцы, отражая общие настроения, ужесточали конфессиональную риторику лишь по мере эскалации агрессивных настроений тех или иных своих соседей. «Основной предпосылкой возникновения негативного образа чужого народа, — полагает А.В. Лаушкин, — становилось не его культурное и конфессиональное своеобразие, а неблагоприятный опыт отношений с ним» (С. 248). Проще говоря, русский народ издавна был терпим и миролюбив, но при необходимости мог постоять за себя.
другой значимый вклад автора книги в фонд древнерусских исследований — наблюдения относительно идеи Божьего Промысла. Основой взглядов на мир русского летописца был провиденциализм — убеждение, что всё совершается по воле Божьей и согласно Божьему Промыслу. Эта очевидность признавалась всеми историками. Но, кажется, никто из них не пытался конкретизировать это
положение, показать провиденциализм, так сказать, «в действии», применительно к какой-либо государственной или общественной проблематике. Автор данной книги предпринял такую попытку применительно к отношениям Руси с соседями —разумеется, какими видел эти отношения древнерусский книжник. Учитывая специфику древнерусских текстов как исторического источника, можно сказать, что это был тяжкий труд. Плодом этого труда и стала данная книга. Нет сомнений, что она займет видное место в ряду исследований по истории Домонгольской Руси.
Список литературы
Лаушкин А.В. Русь и соседи: история этноконфессиональных представлений в древнерусской книжности XI-XIII вв. М.: Издательство Университета Дмитрия Пожарского, 2019. 304 с.
Флоря Б.Н. У истоков религиозного раскола славянского мира (XIII в.). СПб.: Алетейя, 2004. 221 с.
Чекин Л.С. Безбожные сыны Измаиловы: Половцы и другие народы степи в древнерусской книжной культуре // Из истории русской культуры. Т. 1: Древняя Русь. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 691-716.
Kappeler A. Ethnische Abgrenzung: Bemerkungen zur Ostslavischen Terminologie des Mittelalters // Geschichte Altrusslands in der Begriffswelt ihrer Quellen: Festschrift zum 70. Geburtstag von Günther Stökl. XII. Stuttgart: SteinerVerl, 1986. 235 S.
Поступила в редакцию 14 января 2020 г.
