CC BY
286
история средних веков и
раннего нового времени
УДК 94(5)
Митин В. В.
I МЕНГу - ПОСЛЕДНИЙ ВЕЛИКИЙ ХАН | ЕДИНОЙ МОНГОЛЬСКОЙ ИМПЕРИИ
В статье рассматриваются особенности военно-политической деятельности Менгу — одного из монгольских полководцев и правителей XIII века. Время его правления — последний период единства Монгольской империи, после которого происходит её постепенный распад, и образуются Империя Юань, Золотая Орда, государство Ча-гатаидов, государство Ильханов. Отличается процесс возвышения Менгу как полководца, его возведение на престол Монгольской империи, внутренняя и внешняя политика, его личностные характеристики.
Ключевые слова: Менгу, Угэдэй, Хубилай, Берке, Хулагу, Рашид ад-Дин, Бату, Гуюк, пайцза, улус.
Менгу-каган — хан Монгольской империи с 1251 по 1259 гг., фактически оказавшийся последним правителем, чьи усилия по сохранению единства империи хотя и приносили свои плоды, но не могли предотвратить последующего закономерного распада. Однако нельзя сказать, что все его деяния пропали бесследно. Политика Менгу позволила монголам сохранять своё господство над завоёванными народами долгие годы.
Менгу-каган — фигура достаточно известная среди деятелей империи. Он относился к третьему поколению монгольских политиков эпохи формирования империи. Первое (Чингиз-хан, Боорчу, Мухали, Джэбэ) объединило монголов и положило начало державе. Второе (Угэдэй, Толуй, Джучи, Су-бэдэй1) превратило державу в империю. Представители третьего поколения (Бату, Гуюк, Менгу, Хулагу, Хубилай) довели империю до пика могущества, но они же создали и предпосылки для её распада, образуя собственные государства.
1 Впрочем, Субэдэя можно отнести как ко второму поклению, так и к первому.
Биография Менгу (тюркский вариант его имени), или Мункэ (монгольский вариант), или Сянь-цзун, как именуют его посмертным именем, означающим «Образцовый предок», в китайской исторической хронике Юань ши, в основном известна. Но если Юань Ши, включающая его в число первых великих императоров Юань, хотя и опирается на современные материалы жизни Менгу составлены при следующей династии Мин, то летописи персидских авторов (Джувейни, Рашид ад-Дина), написаны современниками его правления, хотя и не без субъективности, поскольку писались по заказу ильханов Хулагуидов — ближайших родственников Менгу. Интересны также записи французского монаха-францисканца Гийома Рубрука, в 1253-1255 гг. совершившего путешествие в Монголию и лично общавшегося с Менгу.
Следует выделить некоторые проблемы, которые возникают при изучении жизни и деятельности этого правителя: 1) особенности положения Менгу среди чингизидов, способствовавшие его возведению на ханский белый войлок; 2) обстоятельства прихода к власти, на которую он по родовому принципу прав имел не много; 3) характер его усилий во внутренней и внешней политике, направленных на сохранение целостности и единства империи, и их результат; 4) личностные качества Менгу как правителя, существенно отличавшегося от образа дикого кочевника-завоевателя.
Отец Менгу — Толуй — выдающийся полководец с серьёзными политическими амбициями, после смерти Чингиз-хана в 1227 г. Поэтому, сам надеялся укрепиться у власти, несмотря на волю отца о передаче престола Угэдэю и являясь в 1227-1229 гг. его регентом, затягивал созыв избирательного курултая. Однако прочие чингизиды его притязаний не поддержали и избрали Угэдэя.
В итоге род Толуя оказался в весьма двусмысленном положении. С одной стороны, он являлся отчигином — младшим представителем рода, которому должен достаться домашний удел. Но с другой — в коренной юрте обосновалась ставка великого кагана Угэдэя. В результате роду Толуя не досталось никакого отдельного удела. Учитывая амбиции превосходного полководца и многочисленность его потомства, не удивительно, что Толуй не мог так легко принять избрание Угэдэя на пост великого хана.
Одним из последствий этого стала активная заинтересованность толуидов в завоевательных походах, которые могли бы им дать собственные владения. Но вся эта ситуация поставила потомков Толуя в особое положение среди чингизидов как не имеющих собственного удела. Возможно, если бы То-луй оставался жив, то политическая борьба в нарождающейся империи усложнилась бы, но он скончался в 1232 г., а его потомки не имели высоких покровителей и находились в приниженном положении по сравнению с прочими. Дети старшего сына Чингиз-хана — Джучи, умершего при жизни отца, могли оказаться в схожей ситуации, но за этим родом с самого начала был закреплён свой удел.
В итоге Толуиды оказались в зависимости от прочих родичей. Во главе этой ветви чингизидов Угэдэй поставил вдову Толуя Соркуктани-беки, происходившию из племени кэрэитов. В истории монголов нередко появлялись особые женщины, мудрые и направлявшие своих мужей на великие дела. Так повелось ещё с Алан-Гоа — праматери монголов; затем такое положение приобретает Оэлун, жена Есугея и мать Чингиз-хана, потом — Бортэ, старшая жена Чингиз-хана, и, наконец, Соркуктани-беки — мать Менгу, Хулагу, Хубилая. После смерти Толуя Угэдэй намеревался выдать её за своего сына Гуюка, но она под благовидным предлогом заботы о детях отказалась2, да и сам Гуюк особого рвения к этому браку не проявил.
Менгу появляется на исторической арене в самом конце жизни отца: в 1230 г., в возрасте 22 лет, он участвует совместно с Толуем в войне с империей Цзинь3. В следующий раз он появляется при описании курултая 1235 г. Рашид ад-Дин подчёркивает его важную роль на этом съезде чингизидов, когда принималось решение о походе на Запад, возглавить который сначала намеревался сам Угэдэй. Именно Менгу произнёс мудрую речь о том, что великий хан должен предаваться удовольствиям, а воевать — задача его подданных родичей4. Это было одно из тех проявлений зависимости Менгу и всего его рода от благоволения Угэдэя. Хотя источники подчёркивают
2 Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. М. — Л., 1960. С. 111-112.
3 Бичурин И. История первых четырёх ханов из рода Чингизова // Бичурин И. История монголов. М., 2008. С. 107.
4 Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 35.
особое расположение великого хана к Менгу, но благоволение повелителя — вещь неустойчивая. И это Толуиды хорошо ощущали. Когда Угэдэй своей волей вывел из-под их власти две тысячи воинов племени сулдус и передал своему сыну Ку-дэну, Менгу, его братья и военачальники хотели возмутиться, но мудрая Соркуктани-беки приказала им смириться и признать волю хана, от которого они полностью зависели5. Хотя это впоследствии отразилось на отношении Толуидов к роду Угэдэя.
Менгу вместе со своим младшим братом Буджеком — активные участники Западного похода 1235-1240 гг. В целом можно говорить о довольно высокой репутации Менгу как полководца. Ему поручались важные задания, где требовались быстрые действия против мобильного противника или разведка. По сообщению Юань Ши, при осаде Рязани Мен-гу сам лично вступил в бой6. В промежутке между походами на Северо-Восточную и Южную Русь полководец совершает одно из главных своих военных деяний — разгром половецкого вождя Бачмана в 1238 г. В преддверии большого похода на запад нельзя было оставлять в тылу непокорённые силы половцев, и Менгу с Буджеком (и, возможно, Субэдэем) преследует и уничтожает искусно маневрирующего вдоль волжских степей противника.
Менгу упомянут в русских летописях как командующий передовыми войсками, которые в 1239 г. взяли Чернигов и подошли к Киеву, и как участник осады Киева7 в 1240 г. Однако последнее, вероятно, неверно. Перед началом похода на Южную Русь Гуюк и Менгу по приказанию Угэдэя покинули армию Бату и вернулись в свои орды. На этом их участие в великом Западном походе в Европу закончилось. Источники сообщают, что в 1240 г. Менгу с Гуюком действовали против асов на Северном Кавказе8.
В связи с этим нужно упомянуть об отношених Менгу и Гуюка. Они часто действуют совместно. Видимо, зависимость от Угэдэя привязывала Менгу и к Гуюку как к старшему сыну великого хана. Они вдвоём участвовали в походе на половцев в
5 Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 112.
6 Бичурин И. Указ. соч. С. 193.
7 Летопись по Ипатьевскому списку. СПб., 1871. С. 520-522.
8 Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. М., 2005. С. 495.
1236 г., тем самым обезопасив южный фланг идущих на запад монгольских войск, вдвоём вели совместные действия против асов. Статус Менгу в этих событиях был ниже положения ханского сына, следовательно Гуюк в это время, был той опорой, с которой Менгу связывал своё будущее. Что интересно, в период правления Гуюка между ним и Менгу не было явных разногласий. Менгу участвовал в избрании Гуюка и давал клятву о передаче трона в наследство его рода. Он расследовал дело Тэмугэ-отчигина, младшего брата Чингиз-хана, который хотел захватить власть путём переворота и был казнён9.
Тем не менее, постоянная зависимость дома Толуя от дома Угэдэя тяготила первых. В назревавшем конфликте между Гуюком и Бату, правившим улусом Джучи, Толуиды приняли, хотя и негласно, сторону Бату. Так, Соркуктани-беки сообщила Бату о движении армии Гуюка в его направлении10. Стремление освободиться от подчинения потомкам Угэдэя и занять, по крайней мере, равное положение среди чингизидов стало, вероятно, одним из основных факторов в дальнейших отношениях между Бату и Менгу.
При рассмотрении биографии Менгу важным является вопрос о его возведении на трон. Несомненно, выдвижение Менгу было инициативой Бату. Но почему Бату выдвинул именно его? Объяснения, изложенные в источниках, весьма субъективны. Сквозь них явно проглядывает противоречие между принципами единства империи и улусными устремлениями Бату. После смерти хана Гуюка регентшей становится его вдова Огуль-Гаймищ, которая настаивает на передаче престола кому-либо из её детей. В то же время на власть претендует племянник Гуюка Ширемун. Т. е. противоречия охватывают сам дом Угэдэя. Этим и воспользовался Бату, которому нужно было посадить своего человека на трон империи. Сам он не выступал в качестве претендента — все его интересы были сосредоточены в собственном улусе. Первоначально о Менгу как о желательном кандидате он, вероятно, и не думал. Нет ясных данных об их сближении ранее, поскольку прежде Менгу считался сторонником Гуюка — врага Бату. Важную роль сыграла матушка Соркуктани-беки, которая, как было сказано выше, сначала предупредила Бату об опасности со
9 Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 119.
10 Там же. С. 112.
стороны Гуюка, а затем послала Менгу к Бату для совместных действий11. Если бы род Угэдэя остался у власти, сохранилась бы зависимость от него Толуидов. Как уже было сказано, опора на Бату расценивалась как возможность вырваться из этой зависимости и получить более высокий статус среди чингизидов. Для Бату, как выяснилось, Менгу тоже подходил оптимально. Несмотря на свои улусные интересы, Бату был сторонником единства империи, и ему нужен был такой человек в её главе, который не будет вмешиваться в дела улуса. Родные братья для этого не подходили, т. к. могли стать конкурентами. Менгу, как человек ищущий помощи, был бы зависим от него. Оставалось только сделать это возможным вопреки законам наследования власти в империи. Бату не собирался вступать в открытый конфликт с домом Угэдэя и признал регентство Огуль-Гаймиш, но в 1250 г. пригласил всех чингизидов к себе в улус на курултай. Было понятно, что в таком случае он пройдёт под полным контролем Бату, и большинство родичей из домов Угэдэя и Чагатая отказались ехать, указывая на нелегитимность такого курултая12. Тем не менее, Бату собрал съезд из своих сторонников и там выдвинул Менгу как претендента на ханский престол, указывая не на закон, а на личные качества Менгу. «Менгу-каан — старший сын Тулуй-хана, который был старшим сыном Чингиз-хана; коренной юрт и место [Чингиз-хана] принадлежат ему. Этот царевич сам по себе очень умён и даровит и подготовлен к царствованию. При наличии его каким образом кааном станет кто-либо другой?»13.
«В год кака-ил, который является годом свиньи, павший на месяц зу-ль-када 648 г. х. [25 января — 23 февраля 1251 г.], в Каракоруме, что был столицей Чингиз-хана, Менгу-каана посадили на престол верховной власти и трон царствования»14. Собственно проиграть он и не мог — хотя Бату не поехал, но послал своего брата Берке с войсками15.
По всей видимости, виднейшие военачальники также поддержали кандидатуру Менгу. Юань Ши сообщает, что
11 Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 113.
12 Там же. С. 129.
13 Там же. С. 80.
14 Там же. С. 132.
15 Там же. С. 131.
Урянхатай, сын Субэдэй-багатура, один из самых ярких полководцев империи (бывший начальником охраны Менгу в детстве16) во время обсуждения высказался за Менгу17. От мнения подобных фигур зависело многое.
Вместе с тем китайская хроника Ган-му говорит о незаконности возведения на трон Менгу, указывая, что имел место произвол военачальников, а не закон18. Соперники Бату и Менгу в борьбе за власть из родов Угэдэя и Чагатая на курултай не явились, сознавая, что с одной стороны, скорее всего, проиграют, а с другой — по всей видимости, не желая обеспечивать выборам Менгу легитимность. Но они представляли опасность, и теперь наступило время мести.
Рашид ад-Дин подчёркивает, что представители рода Угэдэя мало того, что не явились на курултай, так ещё и подготовили заговор, раскрытый в результате случайности19. Думается, автор пытается возложить ответственность за последующее уничтожение рода Угэдэя на сам этот род, первым замысливший заговор. Беспристрастным Рашид ад-Дина не назовёшь, поскольку писал он по заказу Газан-ильхана, внучатого племянника Менгу. Причём Рашид ад-Дин указывает, что сначала Менгу в заговор20 не поверил .
Столь же субъективен рассказ Рашид ад-Дина о том, что сначала Менгу по своему известному милосердию хотел пощадить изменников, но советники переубедили его, и тот был вынужден последовать их предложению и всех казнить21.
Затем произошла расправа над чагатаидами, которую произвёл сам Бату, не забывший, какие козни строил ему Бури, внук Чагатая во время Западного похода. После этого по приказу уже самого Менгу была казнена Огуль-Гаймиш, жена Гуюка, и таким образом с родом Угэдэя было почти покончено. Уцелевшие его представители, больше уже не претендовали на трон.
Менгу, который до своего избрания великоханских амбиций не проявлял и был фактически приведён к власти Бату, заняв ханский трон, становится ярым проводником идеи со-
16 Храпачевский Р. П. Указ. соч. С. 505.
17 Там же. С. 506.
18 Бичурин И. Указ. соч. С. 201.
19 Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 133-134.
20 Там же. С. 134.
21 Там же. С. 136.
хранения единства империи. Особое место занимают его отношения с Бату, игнорировать которого он никак не мог — Бату владел самым могущественным улусом империи. Кроме того, могущественный глава улуса Джучи был нужен Менгу в качестве мощной опоры своей власти. В то же время Бату был улусным правителем со своими интересами.
Формально Бату всегда признавал главенство Менгу, особенно перед внешними свидетелями. Так, прибывшему в его ставку французскому послу Гийому Рубруку было заявлено, что правитель улуса Джучи не может задерживать послов без согласия великого хана22. Но тот же Рубрук подчёркивает, что, когда послы Бату и Менгу оказывают друг другу почёт, послы первого стоят выше послов второго23. Когда Менгу направляет с Рубруком грамоту французскому королю Людовику Святому, то указывает, чтобы посол при возвращении через улус Джучи показал её Бату, и тот, если пожелает, что-нибудь
добавил24.
Вместе с тем важной частью внутренней политики Менгу становится его активное вмешательство в дела улусов. Менгу осознавал, что прочность власти на завоёванных территориях не может держаться только на силе. Нужно было создавать опору в лице местной знати и даже простого народа. При этом он использовал противоречия между чингизидами и покорёнными народами, вставая на защиту интересов последних и добиваясь сразу двух целей: получал сторонников среди местной власти и усиливал контроль над улусными владетелями. Для укрепления единства империи Менгу в качестве своих наместников назначил в ряде регионов не родственников или знатных монгольских нойонов, а местных представителей, доказавших свою верность. С этой же целью он упразднил все ярлыки и пайцзы, данные со времён Чингиз-хана, приказав выдавать их только с разрешения имперских чиновников.
Также с целью укрепления контроля над улусными владениями была упорядочена система налогообложения: запрещалось брать сверх положенной нормы. Так он надеялся укрепить свою власть в улусах через поддержку со стороны
22 Вильгельм де Рубрук. Путешествие в восточные страны. СПб., 1911. С. 99.
23 Вильгельм де Рубрук. Указ. соч. С. 104-105.
24 Там же. С. 167.
местного населения. Был введён подоходный прогрессивный налог, так, в Китае богатый платил 10 динаров, а бедный — 1. Со скотоводов, имеющих менее 100 голов, налог не взимался вообще25. Прощались также все недоимки прошлых правлений. Хан часто отказывался от традиционных подношений. «Хойхорцы поднесли ванну из горного хрусталя и жемчужный парасоль, что стоило около 30 тысяч малых слитков серебра. Монгольский государь сказал: "Ныне народ изнурён и в деньгах крайняя нужда. Для чего же мне одному иметь это?" Он так и не принял. Монгольский государь заплатил за вещи по цене и запретил, чтобы впредь ничего не подносили ему»26.
При ханском аппарате находились писцы всех народностей империи, и вся документация, отправляемая в какую-либо часть империи, велась на языках этой части империи. «Разве был кто-нибудь лучше из прежних правителей?» — вопрошал Рашид ад-Дин. «О том только Аллах ведает»27.
Другим способом укрепления Менгу своей власти становится продолжение завоеваний. Он не мог поступить иначе в империи, вся система которой строилась на беспрерывных походах. Однако их особенностью во времена Менгу было то, что хан уже не организует всемонгольские походы, где власть и территории пришлось бы делить с другими чингизидами, а направляет во главе войск своих братьев, что должно было упрочить власть центра империи. Уже в 1252 г., через год после восшествия на престол, на завоевание Ирана отправляется Хулагу, в то же время в Афганистан двинулся Хубилай.
Менгу направлял своих братьев в походы и для того, чтобы избавить себя от опасности заговоров, но и тем самым стимулировал создание новых улусов (улусная система была неизбежна и она обязательно вела к распаду). При Менгу завоевательная активность Монгольской империи достигает своего пика. Последний раз централизованно организованные походы ведутся одновременно в Китае, Корее, Юго-Восточной Азии, Афганистане, Персии, Ираке и Сирии. После Менгу завоевания ведутся улусами независимо друг от друга.
Курултай 1255 г. (по сообщению Рашид ад-Дина) или 1256 г. (по данным Юань Ши)28 принимает новую програм-
25 Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 142.
26 Бичурин И. Указ. соч. С. 213-214.
27 Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 144.
28 Там же. С. 145.
му масштабных завоеваний. Причём в отличие от предыдущих походов великий хан решает сам принять в них участие. Думается, это было вызвано не воинственностью хана, а стремлением контролировать ход событий лично. Можно вспомнить, что именно Менгу когда-то выступил против непосредственного участия Угэдэя в походе в 1235 г., указывая на то, что это дело родственников хана: брать на себя военные тяготы. Когда в 1256 г. точно такой же аргумент привели самому Менгу, он заявил, что решение им принято и обсуждению не подлежит29. Интересно, что начало этого похода совпадает со смертью Бату. Возможно, с этого момента Менгу почувствовал себя свободнее в проведении внешней политики. Менгу принимал фактическое главенство Бату среди чингизидов и независимость улуса Джучи, но не собирался так же относиться к его наследникам, которых воспринимал как своих вассалов. Он сам определяет порядок наследования в улусе Джучи, требует направления войск этого улуса под командование Хулагу. Однако вернуть под свой контроль улус, который фактически уже стал самостоятельным государством, Менгу не удалось. Когда во главе этого улуса становится брат Бату — Берке, он разрывает отношения сначала с Хулагу, а затем и с Менгу. Берке был типичным улусным правителем, которому свойственно стремление окончательно обособиться от общемонгольского центра, и поэтому он являлся противником централизаторской политики Менгу. Ещё при жизни Бату Берке, узнав о завоевательных планах Менгу и Хулагу, обратился к старшему брату: «Мы возвели Менгухана, и чем он воздаёт нам за это? Тем, что отплачивает нам злом против наших друзей, нарушает наши договоры, презирает нашего клиента и домогается владений халифа, т. е. моего союзника, между которым и мною происходит переписка и существуют узы дружбы. В этом есть нечто гнусное»30. Так закончилась дружба домов Бату и Менгу. Великий хан Менгу в потомках Бату видел теперь главных сепаратистов.
Последним деянием Менгу становится его участие в походе против южно-китайской империи Сун. В нём Менгу большей частью использовал войска коренного юрта — Монголии. Улусные силы, подчинявшиеся Джучи и Чагатаю (кро-
29 Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 145.
30 Почекаев Р. Ю. Батый. Хан, который не был ханом. М., 2007. С. 261.
ме, может быть, некоторых представителей рода последнего), в нём не участвовали.
Это было время расцвета военной деятельности Урян-хатая, который в 1255-1256 гг. прошёл через Тибет, победно ворвался в Южный Китай, а затем и в Юго-Восточную Азию. Сам Менгу, продвинувшись в Сычуань, непосредственно руководил осадой крепости Дяо-юй-шань. Во время осады в монгольских войсках вспыхнула эпидемия холеры. Как сообщает Рашид ад-Дин, сам хан в качестве основного лекарственного средства стал принимать вино, и «проявлял в этом большое постоянство»31. Поэтому трудно сказать, что стало причиной, но осенью 1259 г. Менгу в возрасте 52 лет32 скончался. Его сын Асутай-Огул доставил гроб отца в местность Бурхан-Халдун, где были похоронены его дед Чингиз-хан и отец Толуй33. Поскольку до сих пор это место не определено, то неизвестно и место захоронения Менгу.
Фактически, это на время спасло Сун от разгрома, пишет китайский источник, поскольку сама идея этой войны принадлежала именно Менгу. Теперь же вопрос стоял о власти, а не борьбе с Сун.
Большая часть источников, особенно персидские и китайские, хвалебно оценивают деяния Менгу, и не только с точки зрения его правления. Так, например, Рашид ад-Дин сообщает, что «в упомянутую же пору вышел указ, чтобы превеликий счастливый мовляна, учитель рода человеческого, султан мудрецов, достойнейший из деятелей последнего времени, ходжа Насир-ад-дин Туей, да обнимет господь его своим прощением, выстроил в местности, которую признаёт подходящей, здание для наблюдения звёзд. Он выбрал город Мерагу и построил великолепную обсерваторию. Причиною этому обстоятельству было то, что Менгу-каан от [прочих] монгольских государей особо отличался совершенством разума, проницательностью, понятливостью и сообразительностью до того, что решал некоторые Евклидовы чертежи»34.
Интересен вопрос о религиозных воззрениях Менгу. Хотя некоторые его родственники были христианами несто-
31 Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 147.
32 Там же. С. 147, 157.
33 Там же. С. 148.
34 Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 3. М. — Л., 1946. С. 48.
74
рианского толка, нет данных, что и он был таковым. Можно вспомнить, что Сартак, сын Бату, тоже был несторианином, при том, что нет никаких указаний на христианство самого Бату. Практически никак не прослеживаются различия в действиях монголов-христиан и монголов-нехристиан, и попытка Л. Н. Гумилёва представить поход Хулагу на Иран и Сирию как некий крестовый поход35 является спорной. Принятие христианства рядом монгольских племён связано с развитием государственности и противостоянием буддийскому Китаю, а также исламским уйгурам и кара-китаям.
Рубрук указывает, что Менгу хорошо относился к христианам, но сам им ни в коей мере не являлся. Да и те из монголов, кто формально считался христианином, не были ревностными верующими. Например, Сартак впервые увидел Библию по прибытию к нему Рубрука, которому даже показалось, что христиан он высмеивает36.
Но отрицать влияние христиан на хана нельзя. Рубрук свидетельствует, что Менгу, имея жену — христианку, и мать — христианку, по рекомендации жрецов отмечал христианские праздники. В частности, Рубрук попал на праздник Богоявления (6 января), и армянский священник обещал ему попытаться окрестить хана. Некоторые несторианские священники говорили, что Менгу уже окрещён, но Рубрук этому не верил. Хотя обряд вполне мог быть совершён по желанию его матери, для самого Менгу христианство как таковое мало что значило. Тем не менее, празднование, которым руководила жена Менгу и на котором присутствовал он сам, прошло
пышно37.
Также Рубрук описал встречу с Балту — старшим сыном хана, который молился Христу и получал благословение у не-сторианских священников. Впрочем, по его же словам, даже заведомые шаманисты всё равно поклонялись кресту, когда его проносили священники38. Другими словами, христианский Бог был для монголов таким же богом, как и множество других, и, конечно, был достоин поклонения. А в священниках видели подобие их собственных шаманов.
35 Гумилёв Л. Н. Поиски вымышленного царства. М., 2002. С. 223.
36 Вильгельм де Рубрук. Указ. соч. С. 94.
37 Там же. С. 125.
38 Там же. С. 130-131.
Вообще Рубрук много сообщает о христианах и христианстве в Каракоруме, что для него самого было очень важно. Но когда армянский монах Сергий излечил одну из жён Мен-гу, то в глазах последнего он стал знахарем, которому помог его бог39. Вообще Рубрук во время своего пребывания в столице Монгольской империи был постоянно занят противостоянием с представителями других христианских конфессий — армянской, несторианской, с которыми у него случались конфликты, что отразилось на его понимании религиозных предпочтений хана.
Лучше всего на тему веры сказал Рубруку сам Менгу: «Мы, монголы, верим, что существует только единый Бог, Которым мы живём и Которым умрём, и мы имеем к Нему открытое прямо сердце. Но как Бог дал руке различные пальцы, Он дал людям различные пути...»40.
Менгу был последним ханом единой Монгольской империи. Он пытался спасти её целостность, но сделать это было невозможно. Нельзя было долго противостоять центробежным устремлениям улусов и бесконечно проводить завоевания по всем направлениям. Но его политика по отношению к завоёванным народам была воспринята улусными правителями — ильханами Ирана, императорами династии Юань, правителями улуса Чагатая, да и ханами Золотой Орды, что позволило их государствам просуществовать ещё более сотни лет.
Источники
Бичурин И. История первых четырёх ханов из рода Чингизова
// Бичурин И. История монголов. М., 2008. Вильгельм де Рубрук. Путешествие в восточные страны. СПб., 1911.
Летопись по Ипатьевскому списку. СПб., 1871. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. М. — Л., 1960. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 3. М. — Л., 1946.
Литература
Гумилёв Л. Н. Поиски вымышленного царства. М., 2002. Почекаев Р. Ю. Батый. Хан, который не был ханом. М., 2007. Храпачевский Р. П. Военная держава Чингизхана. М., 2005.
39 Вильгельм де Рубрук. Указ. соч. С. 131-132.
40 Там же. С. 155.
Митин Валерий Владимирович, старший преподаватель кафедры всеобщей истории и регионоведения (Псковский государственный университет, Псков, Россия); эл. почта: rumata68@mail.ru.
Mongke — the Last Great Khan of Unified Mongol Empire
The article reviews the features of the political and military activities of Mongke who was one of the most significant Mongol khans in XIII century whose reign was the last period of the Mongol Empire unity.
Special attention is paid to the process of Mongke's exaltation as a military commander, his enthronement, the internal and foreign policies, and his personality. Mongke did all his best to preserve the integrity of the Mongol Empire and tried to prevent the separatism of the uluses. Despite the fact that a significant role in Mongke's inthronization was played by Batu who was the head of the ulus of Jochi, Mongke in the future years sought to maintain his control over this ulus too. Mongke also was an active organizer of the Mongol conquests and appointed his brothers at the head of Mongol armies. Thus, Kublai was sent to China for further conquering of the Southern Song dynasty, Hulagu invaded the Abbasid Caliphate. Mongke tried to strengthen his power in the uluses of his Empire by means of tax mitigation and the support of local nobility.
However, Mongke failed to maintain control over all the uluses, and soon after his death the Mongol Empire began to disintegrate, and the emergence of independent states (Yuan Empire, the Golden Horde, the Chagatai Khanate, and the Ilkhanate) became an irreversible process.
Keywords: Mongke, Ogedei, Kublai, Berke, Hulagu, Guyuk, Batu, Rashid al-Din, paiza, ulus.
Valeriy Mitin, Senior Lecturer of the Department of World History and Area Studies (Pskov State University, Pskov, Russia); e-mail: rumata68@mail.ru.
References
Bichurin I. Istorija pervyh chetyrjoh hanov iz roda Chingizova // Bichurin I.
Istorija mongolov. M., 2008. Vil'gel'm de Rubruk. Puteshestvie v vostochnye strany. SPb., 1911. Letopis' po Ipat'evskomu spisku. SPb., 1871. Rashid ad-Din. Sbornik letopisej. T. 2. M. — L., 1960. Rashid ad-Din. Sbornik letopisej. T. 3. M. — L., 1946. Gumiljov L. N. Poiski vymyshlennogo carstva. M., 2002. Pochekaev R. Ju. Batyj. Han, kotoryj ne byl hanom. M., 2007. Hrapachevskij R. P. Voennaja derzhava Chingizhana. M., 2005.
