CC BY
173
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2014 • Т. XXXIX • № 1
АУЧНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В МЕДИЦИНЕ XVIII В.
Андрей Михайлович Сточик - академик РАМН, доктор медицинских наук, профессор, директор ФГБУ«НИИ истории медицины» РАМН. Сергей Наркизович Затравкин - доктор медицинских наук, профессор, заведующий отделом ФГБУ «НИИ истории медицины» РАМН. Е_тай: [email protected]
В статье представлены результаты исследования,основанного на применении к анализу истории медицины XVII в. концепции структуры и динамики научного познания, разработанной В.С. Степиным. Научная революция в медицине XVIII в. носила локально-дисциплинарный характер и состояла в изменении картины исследуемой реальности. Ее механизмом послужило преодоление сложившегося в медицине 1690-х гг. внутридисциплинарного кризиса, связанного с осознанием невозможности объяснить все процессы жизнедеятельности здорового и больного человеческого организма исключительно на основе картезианских представлений о «соударении» частиц, лишенных каких-либо специфических свойств.
Выход из кризиса обеспечило дополнение картезианской картины исследуемой реальности представлениями о существовании «внутренних деятельных сил», присущих организму человека. Применительно к природным телам вообще эти представления были введены в европейскую науку Нового времени Г. Лейбницем и И. Ньютоном. Внедрение в медицину идей динамизма связано главным образом с деятельностью А. Питкерна, Ф. Гоффмана, Э. Шталя, Дж. Бальиви, Г. Бургаве, а также А. Галлера, представившего экспериментальные доказательства существования сил, присущих только живым организмам.
Во второй половинеXVIII в. возникли и получили распространение новые медицинские учения (Т. Борде, П. Бартез, Х. Гуфеланд, Ф. Медикус, Дж. Броун, И. Блюменбах, А. Месмер), определявшие жизнедеятельность человеческого организма в его здоровом и больном состояниях как результат совокупного действия различных сил. Признание большинством врачебного сообщества идей динамизма привело к кардинальному пересмотру представлений о болезни, возникновению принципиально новых подходов к изучению, диагностике, лечению и профилактике заболеваний человека и ознаменовало окончательное утверждение в медицине новой, несводимой к механической картины исследуемой реальности.
Ключевые слова: научная революция, картина исследуемой реальности, медицина, Декарт, Лейбниц, Ньютон, Шталь, Галлер.
S
cientific Revolution in Medicine of the XVIIIth Century
Andrey Stochik -
academician of RAMS (Russian Academy of Medical Sciences), MD, professor, director of Scientific Research Institute of the History of Medicine Russian Academy of Medical Sciences.
The article presents the results of the studies based on the application of the concept of the structure and dynamics of scientific knowledge developed by V.S. Stepin to the analysis of the history of the XVII century medicine. The scientific revolution in the XVIIIcentury medicine was of a locally-disciplinary nature and involved changing the picture of reality. Its mechanism was the negotiation of the intradisciplinary crisis which prevailed in the medicine of the 90s of the XVIIth century and associated with the realization of the impossibility to explain all life processes of a healthy and diseased human body solely on the basis of Cartesian notions of «collisions» of particles devoid of any specific property.
Interdisciplinary Studies 173
Sergey Zatravkin - MD,
professor, head of the department of the History of Medicine Scientific Research Institute of the History of Medicine Russian Academy of Medical Sciences.
The recovery was found by supplementing the Cartesian picture of reality with the ideas of the existence of «internal living forces» specific to the human organism. With regard to natural bodies in general these ideas were introduced in the European science of modern times by Leibniz and Newton. The introduction of the ideas of dynamism i n medicine is associated mainly with the activity of A. Pitcairne, F. Hoffmann, E. Stahl, G. Baglivi, H. Boerhaave and A. Haller who presented experimental evidence of the existence of powers inherent only in living organisms.
In the second half of the 18th century there appeared and became widespread new medical teachings (Th. Bordeu, P. Barthez, Ch. Hufeland, F. Medicus, J. Brown, J. Blumenbach, A. Mesmer) that determined the vital functions of a human body in its healthy and sick condition as a result of the cumulative effects of various forces. The recognition of the ideas of dynamism by the majority of the medical community led to a fundamental revision of ideas about the disease, the emergence of new approaches to the study, the diagnosis, the treatment and prevention of human diseases and marked in medicine the final approval of a new picture of reality, which cannot be reduced to a mechanical one.
Keywords: scientific revolution, the picture of reality, medicine, Descartes, Leibniz, Newton, Stahl, Haller.
Научная революция в медицине XVII в. завершилась внутри-дисциплинарным кризисом, связанным с осознанием невозможности объяснить все процессы жизнедеятельности здорового и больного человеческого организма исключительно на основе представлений о «соударении» частиц, лишенных каких-либо специфических свойств [Сточик, 2013: 163-176].
Первые научно обоснованные сомнения в состоятельности картезианских объяснений возникли еще в 1660-х - начале 1670-х гг. Основанием для них послужили результаты исследований в области изучения физиологии мышечных сокращений. Напомним, Р. Декарт и его сторонники полагали, что сокращение мышцы состоит в увеличении ее объема и происходит в результате непосредственного поступления в нее частиц «животных духов» из нервов. Датский анатом Н. Стенон (1663, 1667), голландский естествоиспытатель Я. Сваммердам (1667) и английский ^ врач, профессор Кембриджского университета Ф. Глиссон (1672) установили, что, несмотря на видимое «раздувание» мышц при сокращении, их объем не увеличивается.
Причем если Сваммердам и Глиссон представили экспериментальные доказательства (опыты с погруженным в воду нервно-мышечным препаратом лягушки - Я. Сваммердам; плетизмография - Ф. Глиссон), что оставляло сторонникам Декарта возможность оспаривать полученные результаты, то Стенон доказал постоянство объема мышцы неопровержимыми геометрическими построениями. Это открытие означало,
w
1Л
что частицы «животных духов» из нервов не переходят в мышцы и не принимают непосредственного участия в мышечном сокращении. Они лишь запускают этот процесс, который, как показал Стенон, состоит в укорочении составляющих мышцу мышечных волокон. Объяснить же механизм этого укорочения на основе простого соударения бескачественных частиц авторы сочли невозможным1. Особую актуальность возникшей проблеме придавал тот факт, что в 1664 г. уже упоминавшийся Стенон, а в 1667 г. английский врач Р. Лоуэр независимо друг от друга представили неопровержимые доказательства того, что сердце также является мышцей.
Тогда кризиса удалось избежать благодаря усилиям английских врачей У. Круна и Т. Уиллиса (1664), а также последнего из учеников Г. Галилея, итальянского врача и математика Дж. Борел-ли (1680-1681), разработавших специальную теорию, призванную объяснить механизм укорочения мышечных волокон в рамках представлений картезианской кинетической механики. Согласно этой теории, сокращение мышечных волокон - результат химической реакции, которая возникает в момент контакта частиц «животных духов» с кровью в мышце и выражается в своеобразном закипании крови. «Возбужденные частицы крови» проникают в мышечные волокна, они вздуваются и мышца сокращается. Иными словами, непосредственной причиной сокращения мышечных волокон были объявлены частицы «возбужденной» крови самой мышцы, а не «животных духов», что в свою очередь позволяло объяснить причины неизменности объема мышцы в процессе ее сокращения.
Однако появление и признание этой теории лишь отсрочило наступление кризиса. В 1692-1693 гг. была опубликована серия лекций шотландского врача, профессора Лейденского универси- .2 тета А. Питкерна, нанесшая сокрушительный удар по действовавшей картине исследуемой реальности. Наибольший резонанс в ме- ^ дицинском мире вызвала лекция «О циркуляции крови через мельчайшие сосуды организма» (1693), в которой Питкерн опроверг (В ятромеханические объяснения сразу пяти важнейших феноменов ™
1 В 1672 и 1677 гг. Глиссон опубликовал две работы, в которых гипостазировал по- Ы нятие о «раздражимости» как одном из имманентных свойств материи, состоящем в ее ■£ способности быть возбуждаемой раздражителем, и использовал его для объяснения Ч механизма мышечных сокращений. Однако в силу того, что это понятие носило мета- ф физический характер и противоречило картезианской картине реальности, исключавшей любые «скрытые качества», данные Глиссоном объяснения не получили призна- 15
ния
жизнедеятельности: образования секрета желез, мочеотделения, питания, тканеобразования и роста живых организмов.
Декарт, а вслед за ним и все без исключения ятромеханики считали, что перечисленные процессы являются результатом механического воздействия давления крови, выдавливающего частицы крови в плотные части тела через отверстия в сосудистой стенке. Строгую специфичность такой фильтрации (в почках фильтруются только ненужные организму частицы; в железах -частицы, образующие секрет данной конкретной железы, и т.д.) картезианцы объясняли тем, что для каждой частицы существуют строго соответствующие ее размеру и форме отверстия.
Питкерн с помощью чисто геометрических построений наглядно продемонстрировал, что такой механизм фильтрации не может обеспечить ее специфичности: частицы малых размеров вне зависимости от их формы будут свободно проходить через отверстия, предназначенные для более крупных частиц; через круглые отверстия смогут отфильтровываться как шарообразные, так и конусообразные частицы. Уже только этого было вполне достаточно, чтобы признать картезианские объяснения ошибочными. Но Питкерн пошел дальше. Он привел два уравнения Гюйгенса, с помощью которых доказал, что избирательное «процеживание» по механизму Декарта не только не в состоянии обеспечить специфичность фильтрации, но и невозможно в принципе: из гетерогенной жидкости через пору определенного размера будут фильтроваться либо все частицы, либо ни одной [Оиетш, 1987: 70-83].
Последнее означало, что поры в сосудистых стенках (если такие существуют) имеют одинаково большой размер, позволяющий проходить через них частицам любых форм и размеров, а специфичность фильтрации становилась попросту необъяснимой с позиций картезианской кинетической механики.
Лекции Питкерна, наглядно показавшие несостоятельность картезианских объяснений важнейших феноменов жизнедеятель-Л ности, заставили врачебное сообщество «вспомнить» и другие упреки в адрес кинетической механики Декарта, которые до этого (В попросту игнорировались. В частности, вспомнили о неубеди-.£ тельности ятрофизических и ятрохимических объяснений таких феноменов, как «самопроизвольное выздоровление» и заживление ран. Вспомнили и о неудаче ятромеханических и ятрохимических лечебных технологий, базировавшихся на идее скорейшего восстановления нормального движения частиц в теле человека и носивших крайне агрессивный характер. Особенно жесткой критике (Т. Сиденгам, Г. Патен, Г. Гарвей, Г. Шталь, Дж. Бальиви) бы-
у
1Л
ли подвергнуты спагирические (химические) лекарственные средства, которые, по словам Г. Патена, унесли больше жизней, чем шведский король в Пруссии.
Возникшая кризисная ситуация определила начало следующей научной революции в медицине, продолжавшейся вплоть до конца XVIII в. Эта революция носила локально-дисциплинарный характер и состояла в формировании новой картины исследуемой реальности, предусматривавшей пересмотр ряда картезианских представлений о принципах устройства и механизмах функционирования организма человека исходя из идеи о том, что человеческому организму, как и другим природным телам, присущи собственные источники движения - «внутренние деятельные силы».
Применительно к природным телам вообще эта идея начала активно внедряться и использоваться в европейской науке Нового времени незадолго до времени рассматриваемых событий. Ее главными пропагандистами выступили немецкий ученый и философ Г. Лейбниц и английский ученый И. Ньютон.
Лейбниц в 1680-1690-х гг. в ряде публикаций в научных журналах подверг резкой критике картезианский взгляд на природу как на «мертвый механизм», движения в котором осуществляются лишь в результате божественного первотолчка. «Нужно допустить, - писал он в 1692 г. в работе "О самой природе, или природе сил и деятельности творений", - что вещам дана некоторая действенность, форма или... природная внутренняя сила...» [Лейбниц, 1984:295]. Кинетическая механика Декарта, исключившая из природы внутреннюю силу, оказалась, с точки зрения Лейбница, малопригодной для анализа законов взаимодействия тел. Критикуя физику Декарта, Лейбниц одновременно противопоставил ей свою динамическую физику, в которую ввел такие понятия, как «первичная сила», «производная сила», «энергия», «активная потенция» и др. [Гайденко, 2009: 231-235; Майоров, 1984: 3-40].
Идею существования у природных тел собственных «внутренних деятельных сил» не менее активно использовал и Ньютон. В 1686-1687 гг. вышли в свет его знаменитые «Математические начала натуральной философии», в которых на основе использования представлений о присущей всем телам дальнодействующей ^ силе взаимного притяжения (силе тяготения) ученый успешно Ы свел все известные на то время сведения о движении тел в единую ¡д систему земной и небесной механики; он дал безупречные объяс- ф нения таких физических явлений, как падение тел, движения и орбиты планет, причины приливов и отливов и др.
И £
В 1692 г. в работе «О природе кислот» Ньютон ввел представления о короткодействующих силах химического сродства и отталкивания, с помощью которых принципиально по-новому объяснил механизмы образования растворов, химического взаимодействия и превращения веществ [Вавилов, 1945].
Включение в картину исследуемой реальности в медицине динамических идей началось в 1690-х гг. - первой трети XVIII в. и стало заслугой главным образом пяти выдающихся врачей и университетских профессоров - А. Питкерна (Лейден, Эдинбург), Ф. Гоффмана и Г. Шталя (Галле), Дж. Бальиви (Рим), и Г. Бургаве (Лейден).
Первым решительным шагом стали уже упоминавшиеся лекции Питкерна в Лейденском университете. Опровергнув картезианскую концепцию фильтрации, он одновременно предпринял попытку объяснить причины избирательного «процеживания» частиц крови через сосудистую стенку с помощью идеи Ньютона о короткодействующих силах химического сродства и отталкивания между частицами крови, с одной стороны, и частицами органов - с другой.
Об этой идее Питкерн узнал непосредственно от Ньютона, когда встречался с ним весной 1692 г. в Тринити-коллежде. В ходе той встречи Ньютон не только подробно изложил Питкерну свои динамические идеи применительно к разработке проблем жизнедеятельности и медицины, но и отдал ему рукопись работы «О природе кислот» с тем, чтобы тот передал ее для ознакомления их общему другу математику и астроному Д. Грегори [Guerrini, 1987: 70-83].
Однако предложением использовать силы химического сродства и отталкивания для объяснения механизма секреции частиц крови и причин ее избирательности Питкерн не ограничился. Повторив прием, использованный Ньютоном для введения в картину физической реальности силы тяжести, он постулировал, что циркуляция крови в организме человека является результатом действия сразу двух особых сил - силы мышечных волокон сердца и силы пульсации стенок артериальных сосудов2.
Следующим шагом на пути внедрения в медицину динамиче-& ских идей стали работы профессора университета в Галле Ы Ф. Гоффмана, датированные 1690-ми гг. Среди них наиболее важ-¡S ной была «Fundamenta Medicinae» («Основы медицины», 1695), в
И
2 Идеи Питкерна быстро завоевали признание, особенно среди шотландских врачей. Питкерна активно поддержали Дж. Келли, Дж. Фрейнд, Г. Чейни, Р. Мид, В. Кок-бурн, внесшие существенный вклад в распространение и развитие его идей.
которой, опираясь иа ряд философских идей Лейбница3, он изложил основные положения своего знаменитого физико-динамического учения4. Согласно этому учению, жизнь представляет собой движение, обусловленное взаимодействием материальных и динамических факторов. Для того чтобы разрешить вопрос об источнике движения, Гоффман «наполнил» организм человека множеством гипотетических сущностей, каждой из которых (за исключением нематериальной рациональной души) были присущи внутренние деятельные силы. Так, чувственной душе, служившей материальным посредником между телом и нематериальной рациональной душой, была присуща так называемая направляющая, или формообразующая, сила. Взаимодействие чувственной души с телом осуществлялось благодаря «нервному флюиду», образовывавшемуся в головном мозге из мирового эфира и обладавшему целым набором разнообразных сил - чувствительной, пластической, симпатической и двигательной. Двигательная сила «нервного флюида» вызывала сокращение фибр - нитевидных частиц, сплетением которых образовывались все твердые части тела5. Фибры в свою очередь обладали силой упругости (эластичности), позволявшей им возвращаться в исходное состояние после сокращения. Противодействие силы «нервного флюида» и силы упругости фибр определяло постоянный «тонус» твердых частей тела и обеспечивало движение всех жидкостей в организме [King, 1969: 17-19; Guenter].
Третий шаг последовал в 1700-1702 гг., когда римский профессор Дж. Бальиви сформулировал теорию «живых фибр». Опираясь на собственные наблюдения и свидетельства других врачей о том, что мышцы и сердце могут сокращаться даже после смерти человека6, он постулировал, что все фибры, обладают собственными силами и разделяются на чувствительные и двигательные. Чувствительные фибры обладают силой передавать ощущения в
3 Гоффман принял лишь часть идей Лейбница. Он категорически отверг концепции И предустановленной гармонии и психофизического (психофизиологического) параллелизма. ^
4 В окончательном виде физико-динамическое учение Гоффмана было представле- g но в трудах «Medicinae rationalis systematicae» (в 2 т., Halle, 1718-1720) и «Opera omnia physico-medica» (в 6 т., Geneva, 1740). &
5 Концепция фибр как элементарных структурных единиц живых организмов воз- W никла под влиянием микроскопических исследований А. Левенгука, Р. Гука, М. Маль- ,¡2 пиги в результате последовательных усилий Дж. Борелли (1680-1681), Н. Грю (1682), ^ Ф. Верхеена (1693), Ф. Гоффмана (1695), Дж. Келли (1698). fe
6 ®
6 С подобными сообщениями выступали Р. Бойль (1663), Р. Гук (1664), Н. Стенон
(1667), И. Бон (1668), Р. Лоуэр (1669), Я. Вепфер (1679), И. Пейер (1682), но никто из В них не придал этому факту должного значения.
центральное чувствилище, а двигательные - сокращаться под воздействием различных раздражителей [Steinke, 2005: 21-27]. Эту идею практически сразу же поддержал Гоффман, уже в 1718-1720 гг. включивший ее в свое физико-динамическое учение.
Идею использовать динамические представления для объяснения важнейших физиологических процессов горячо поддержал и коллега Гоффмана по университету в Галле, уже широко известный к тому времени химик и врач Г. Шталь. Однако он не согласился ни с одним из названных выше ученых в вопросе о главном источнике сил, присущих человеческому организму. Шталь считал материю пассивной, а все «движения и изменения», происходящие в живом организме, напрямую связал с силами нематериальной рациональной души.
Учение Шталя, основные положения которого нашли отражение в труде «Theoria medica vera» (Истинная теория медицины, 1707-1708), было расценено как попытка отказа от завоеваний научной революции XVII в. и вызвало бурю негодования. Шталя резко критиковали и картезианцы, и Лейбниц, и Гоффман. Рамки настоящей публикации не позволяют подробно остановиться на содержании всех дискуссий, в которые в 1710-1740-х гг. оказался вовлеченным Шталь. Отметим лишь два наиболее важных для целей нашего исследования обстоятельства. Во-первых, если рассматривать учение Г. Шталя с точки зрения идеи существования «внутренних деятельных сил», присущих организму человека, то следует признать, что оно не имело принципиальных отличий от приведенных выше учений и теорий. Шталь рассматривал душу как одну из сущностей самого организма (организм - неразрывное единство двух постоянно взаимодействующих сущностей - души и тела)7, а следовательно, источник сил находился «внутри» организма. Во-вторых, и само учение, и возникшая вокруг него полемика привлекли внимание врачей и тем самым сыграли важную роль во внедрении в медицину динамических идей.
Наконец, отдельного упоминания заслуживает деятельность профессора Лейденского университета Г. Бургаве. Вплоть до ,£ 1715 г. Бургаве выступал в роли последовательного сторонника & картезианских представлений, однако под влиянием Питкерна, Ы Гоффмана и Шталя он пересмотрел свои взгляды и стал активно ¡S внедрять динамические идеи. В начале 1730-х гг. Бургаве даже вы-
И
7 Шталь особо подчеркивал, что не только тело существовало ради души, но и душа могла действовать только в рамках предоставляемых телом возможностей и действовала только «вместе с телом, в теле, ради тела» [Карпов, 1912: 288-360].
ступил с идеей о том, что каждый орган человеческого тела обладает особой жизненной силой, обеспечивающей выполнение этим органом своих специфических функций.
Важность этого события в истории медицины XVIII в. невозможно переоценить. Бургаве являлся самым известным и популярным врачом и университетским профессором Европы первой трети XVIII в. На его лекции постоянно съезжались сотни студентов из всех европейских стран, поэтому трудно представить себе лучший способ пропаганды новых идей, чем их изложение с кафедры Лейденского университета в исполнении Бургаве.
В результате последовательных усилий Питкерна, Бальиви, Гоффмана, Шталя и Бургаве были заложены основы новой картины исследуемой реальности в медицине, дальнейшее развитие и успешное функционирование которой определили труды швейцарского врача, профессора Геттингенского университета А. Гал-лера.
До Галлера представления о «внутренних деятельных силах» использовались главным образом в качестве средства объяснения тех феноменов жизнедеятельности, которые были либо необъяснимы, либо плохо объяснимы с позиций кинетической механики Декарта. Галлер был первым, кто поставил и успешно разрешил вопрос о необходимости строго естественно-научного изучения самих этих сил и определил возникновение новой исследовательской программы, в рамках которой основным объектом изучения становились не столько «формы» и «движения», сколько «силы» и «специфические свойства», присущие как организму человека в целом, так и отдельным его органам и частям. «Физиолог, - писал Галлер, - должен дать объяснения внутренних движений тела животного... дать объяснения тем силам, которыми поддерживается сама жизнь, а также тому, посредством каких образов вещей чувства сообщают о них душе, каковы силы мышц, которые сокраща- ■£ ются по воле сознания. Наконец, он должен дать объяснения тем силам, которые преобразуют пищу в наши жизненные соки, как часть этих соков используется для поддержания нашего тела, а ^ другая - для продления рода человеческого» [Roe, 1984: 276]. q
Он провел тысячи экспериментов, чтобы получить количест- .£ венные показатели силы сердечных сокращений и пульсирующей силы сосудов; установить законы действия пластической силы; обнаружить силы, обеспечивающие двигательную активность; раскрыть интимные механизмы «симпатических» взаимоотношений между органами. «Если какой-нибудь физиолог, - писал в начале XIX в. выдающийся французский естествоиспытатель Ф. Ма-
w
1Л
жанди, - только думает поставить опыт, предполагая, что он новый, то он найдет его описание в книгах Галлера» [Меркулов, 1981: 65]. И эти титанические усилия не пропали даром.
Наибольших успехов Галлер добился в сфере изучения механизмов двигательной активности. Метафизические рассуждения Ф. Глиссона о раздражимости и гипотезы Бальиви, Гоффмана и Бургаве о «живых фибрах» получили в его исследованиях исчерпывающее экспериментальное подтверждение и превратились в научно установленные факты.
На основании экспериментов с разделением живых организмов на части и последующем воздействием на них различными раздражителями (механическими, термическими, электрическими, химическими) он получил фактические доказательства существования в «животных организмах» сразу трех сил - силы упругости, собственной силы мышц (vis insita) и силы чувствительности (vis sensitivitatis) [Giglioni, 2008: 465-493].
Сила упругости, которой обладали все части тела, была отнесена Галлером к простым механическим силам, присущим как живым, так и неживым телам, и названа им «мертвой силой». Vis insita и vis sensitivitatis были обнаружены Галлером только в живых организмах, причем первая только в мышцах, а вторая - только в нервах. Действие vis insita состояло в обеспечении способности мышц в ответ на любое раздражение отвечать сокращением длины мышечных волокон (двигательных фибр) и было названо Галлером раздражимостью8; действие vis sensitivitatis обеспечивало специфическое свойство нервов в ответ на раздражение отвечать ощущением и было названо им чувствительностью.
В экспериментах Галлера vis nevrosa устранялась наложением лигатуры на нерв или разрушением мозга; vis insita не устранялась ни одним из названных способов. Она продолжала какое-то время действовать даже после смерти подопытного животного и в мышечных 3 органах, извлеченных из тела. Галлер также доказал, что единственна ным условием для возбуждения vis insita является наличие раздражителя (стимула), причем действие этой силы никак не зависело от характера раздражителя и менялось лишь при изменении его интенсив™ ности.
Исследования Галлера, доказавшие существование «внутрен-¡¡I них деятельных сил» организма человека, произвели ошеломляю-
8 Галлер заимствовал термин «раздражимость» (irritabilis) у Глиссона, наполнив его принципиально новым содержанием. В дальнейшем галлеровская собственная сила мышц (vis insita), обеспечивавшая раздражимость мышц, стала называться силой раздражимости (vis irritabilitatis).
щее впечатление. Началось стремительное распространение и внедрение в медицину динамических идей. Десятки врачей и естествоиспытателей по всей Европе занялись экспериментальными исследованиями различных сил, действующих в живых организмах. К этой работе активно подключились и химики, развернувшие исследования в области изучения «животного вещества» и роли сил химического сродства и отталкивания в процессе его образования. Одно за другим стали появляться новые медицинские учения (Т. Борде, П. Бартез, X. Гуфеланд, Ф. Медикус, У. Куллен, Дж. Броун, И. Блюменбах, А. Месмер), целиком построенные на динамических идеях и определявшие всю жизнедеятельность человеческого организма в здоровом и больном его состоянии как результат совокупного действия различных сил.
Как следствие окончательно сложилась новая картина исследуемой реальности в медицине, в рамках которой человеческий организм перестал представляться мертвым механическим устройством, единственным отличием которого от машин, созданных самим человеком, являлась мыслящая душа. Сложились устойчивые представления об организме как об одушевленной механико-гидравлической машине, обладающей значительным количеством «внутренних деятельных сил», являющихся главным источником движений этой машины. «Собрание... сил, которыми одарено тело одушевленное, называется натурою, или природою человеческого тела, - читаем мы в одном из самых распространенных университетских учебников по физиологии последней четверти XVIII в. - Природа одушевленного тела с помощью этих сил, от Творца ему данных, также и посредством твердых и жидких частей, из которых оно составлено, совершает разные действия, которые обыкновенно называются функциями тела» [Пленк, 1789].
Силы, «которыми одарено тело одушевленное», подразделялись на две основные группы. К первой относились силы, присущие любым механизмам и получившие название физических, - ^ сила упругости, сила инерции, сила тяжести, силы химического сродства и отталкивания; к второй - силы, которыми обладали только «живые» («одушевленные») машины. В последней четверти XVIII в. их перечень стал еще больше. Медикус и Бартез ввели представления о «силе крови», действием которой объяснялась свертываемость крови и процесс ее образования из хилуса. Борде многочисленными наблюдениями и экспериментами обосновал существование «жизненной силы желез», обеспечивавшей образование специфических секретов этих органов и их физиологиче-
£
скую активность. Л. Гальвани, ошибочно интерпретировав результаты своих опытов с электричеством, ввел представление о «животном электричестве»; А. Месмер - о «животном магнетизме»9. Признание подавляющим большинством врачебного сообщества существования сил, присущих только живым телам, привело к тому, что новая картина исследуемой реальности в медицине, сложившаяся в XVIII в., оказалась несводимой к механической.
Введение в картину исследуемой реальности «внутренних деятельных сил», присущих человеческому организму, привело к кардинальному пересмотру представлений о болезни и возникновению принципиально новых подходов к изучению, диагностике и лечению заболеваний человека.
В XVIII в. под болезнью стали понимать не только различные «нарушения» в составе и движениях частиц в соках и плотных частях тела, но в первую очередь ответную реакцию «целебной силы природы» организма на эти «нарушения». Об этой важнейшей для врачей XVIII в. «внутренней деятельной силе» мы умышленно умолчали, чтобы уделить ей отдельное внимание.
После опровержения галенизма первым о существовании «целебной силы природы» (vis medicatrix nature) начал говорить и писать известный английский врач Т. Сиденгам еще в 1660-1670-х гг. Однако в рамках картезианской картины исследуемой реальности эта его идея осталась невостребованной и получила широкое признание лишь в XVIII в. одновременно с проникновением в медицину динамических идей. Из всех перечисленных выше врачей XVIII в., пожалуй, только Гоффман не использовал понятия о «целебной силе природы». Наиболее активно его пропагандировали Бальиви, Бургаве, Шталь, Г. Чейни, Р. Мид, А. Галлер, И. Гауб, Б. де Соваж, Т. Борде, П. Бартез, У. Куллен, Ф. Медикус, Г. ван Свитен, М. Штоль, И. Блюменбах [Neuburger, 1944: 16-28]. При этом одни авторы понимали под «целебной силой природы» совокупность всех присущих организму сил, поддерживающих в нем жизнь, другие выделяли ее как особую самостоятельную силу. Однако как те, так и другие связывали с ней невосприимчивость к болезням, феномены выздоровле-& ния и заживления ран.
Ы Было признано, что при всем многообразии возможных ответ-
¡5 ных реакций «целебной силы природы» на появление «болезне-
И
9 В первой трети XIX в. перечень жизненных сил, присущих человеческому организму, пополнится специфическими свойствами и силами 21 ткани (М. Биша) и силами органов чувств (И. Мюллер).
творной материи» их число не бесконечно и они имеют типовые разновидности. Последние представляют собой отдельные болезненные формы - заболевания, каждое из которых обладает индивидуальным, присущим только ему набором «внешних болезненных явлений» (симптомов). «Высшее Существо, производя болезни, подчиняется законам не менее определенным, чем скрещивая растения или животных, - прямо указывал Т. Сиденгам. - Тот, кто внимательно наблюдает порядок, время, час, когда начинается переход лихорадки к фазам, феноменам озноба, жара, одним словом, всем свойственным ей симптомам, будет иметь столько же оснований верить, что эта болезнь составляет определенный вид, как он верит, что растение представляет один вид, ибо оно растет, цветет и погибает одним и тем же образом» [Меупе11, 2006: 93-110].
Отдельно заметим, что положение о существовании и необходимости изучения отдельных болезненных форм (отдельных заболеваний) имело судьбоносные последствия, заложив основы формирования нозологического подхода к разработке проблем патологии и практической медицины, сохраняющего актуальность вплоть до настоящего времени.
Поскольку симптомы заболеваний стали рассматриваться как результат действия силы или сил, присущих всему организму, они были объявлены независимыми от конкретных органов и частей тела, а больной - источником искажений, которые он в силу своих индивидуальных особенностей, связанных с возрастом, полом, образом жизни, темпераментом, вносит в «истинную картину болезни». «Нужно, чтобы тот, кто описывает болезнь, - указывал Сиденгам, - позаботился о различении свойственных ей симптомов, являющихся ее обязательным сопровождением, от случайных и необязательных, зависящих от темперамента и возраста больного». Развивая параллель между болезнями и растениями, Сиденгам не без сарказма заметил, что ни одному ботанику не ■£ придет в голову рассматривать «укусы гусениц в качестве характерных особенностей листа» [Меупе11, 2006]. Заболевания, таким ^ образом, хотя и проявляли себя в человеческом теле, фактически ^ оказались от него полностью оторванными, что в свою очередь да- ц ло основания для олицетворения отдельных нозологических форм ,Е болезней самостоятельными живыми существами [81§еп81:, 1933].
Изменение представлений о болезни и возникновение не существовавшего прежде предмета врачебного изучения - отдельных заболеваний, олицетворенных самостоятельными природными сущностями, - определило необходимость внесения кардинальных изменений в процесс диагностического поиска.
у
1Л
Отныне врачебному исследованию подлежал уже не больной, а отдельные болезни, основные характеристики которых совершенно не зависели от конкретного организма.
Первой и главной задачей врача у постели больного становилось не диагностическое домысливание возможных «внутренних нарушений», а беспристрастное выявление всех без исключения симптомов и объединение их в максимально «точный портрет болезни»: «Необходимо... в этом подражать художникам, которые, создавая портрет, заботятся о том, чтобы отметить все, вплоть до знаков и самых мелких природных деталей, которые они встречают на лице изображаемого персонажа» [Meynell, 2006]. Для того чтобы ни один штрих в портрете болезни не остался незамеченным или забытым, врачи стали постоянно записывать сделанные ими наблюдения и, таким образом, заложили традицию ведения историй болезни.
После составления «точного портрета болезни» от врача требовалось сопоставить его с уже имеющимися описаниями всех известных болезней с целью обнаружения возможных сходств (аналогий). Если аналогия возникала - ставился диагноз, если не возникала - рождалась новая нозологическая форма. Принцип аналогии форм играл в патологии и практической медицине XVIII в. столь существенную роль, что, по меткому выражению М. Фуко, стал фактически «законом образования сущностей» [Фуко, 1998: 29]. «Врач, исследовав больного, соединив припадки в целое, ищет в но-сологической системе форму, подобную наблюдаемой; если находит ее, распознавание болезни (diagnosis morbi) кончено; если не находит, то составляет новую форму болезни, - писал профессор Московского университета И.В. Варвинский. - Чем врач внимательнее к явлениям, им наблюдаемым... тем чаще ему не удается найти в системе форму, совершенно соответствующую им наблю-"§ даемой, тем чаще он бывает вынужден вставлять в систему новые Л формы болезней» [Варвинский, 1849: 56].
gi Варвинский не только исчерпывающе точно описал работу
врача XVIII в., но и отметил одно из важнейших последствий вне-■S дрения новых принципов диагностики. Этим последствием стал стремительный рост количества нозологических форм болезней, И которое стало исчисляться тысячами10.
10 Например, в одной из самых известных нозографий XVIII в. Б. де Соважа содержалось более 2400 нозологических форм болезней, которые были разделены на 10 классов, 44 вида, 315 родов (Sauvages F.B. Nosología methodica sistens morborum classes, genera et species, juxta Sydenhami mentem et botanicorum ordinem, 1763).
Необходимость свободно ориентироваться в столь значительном множестве совершенно разнородных, не связанных ни друг с другом, ни с организмом человека «болезненных индивидуумов» требовала их систематизации, без которой нозологическое поле грозило превратиться в неуправляемый и не подлежащий практическому использованию информационный массив. Решение этой проблемы было найдено в составлении классификаций, подобных тем, которые еще в середине XVII в. активно создавались и внедрялись в минералогии и ботанике для «легчайшего обзора множества разнородных явлений». Натуралисты распределяли такие явления на основе присущих им внешних признаков, выстраивая иерархические системы классов и их подклассов (роды, отделы, виды). Первая «ботаническая» классификация болезней была составлена самим Сиденгамом. Вскоре последовали классификации Г. Бургаве, X. Людвига и др., а уже в конце первой половины XVIII в. «составление и усовершенствование классификаций болезней» превратилось в самостоятельный вид научно-практической деятельности, которому посвящали себя крупнейшие ученые-медики того времени. Результаты их творчества стали публиковаться отдельно в виде так называемых нозографий, включавших описание, обозначение («имя болезни») и классификацию всех известных болезней. Наибольшей известностью и популярностью в XVIII в. пользовались нозографии Б. де Соважа и У. Кулле-на.
Первоначально возникнув как средство систематизации знания, классификации и нозографии очень скоро превратились в неотъемлемый инструмент практической работы врача. Они служили матрицами, обеспечивавшими практическую реализацию принципа аналогии форм. С содержащимися именно в них данными врачи сопоставляли наблюдаемую у постели больного картину болезни и именно на их основе ставили диагнозы. Возникали новые нозологические формы болезней. Правда, ориентация на «рас- « познавание» болезней только на основе совокупности их внешних проявлений привела к тому, что большинство выделенных в конце ^ XVII - начале XVIII в. нозологических форм оказались по сути ^ лишь случайным набором симптомов, что было неопровержимо ю доказано уже в начале XIX в. Однако наряду с ошибочно сформи- .£ рованными комплексами симптомов были одержаны и бесспорные диагностические победы. Так, Сиденгам детально описал и ^ выделил из острых лихорадок с сыпью скарлатину, из группы су- ¡д дорожных состояний - малую хорею, из группы заболеваний сус- ф тавов - суставной ревматизм и подагру. Получили известность его подробные описания коклюша, кори, натуральной оспы, малярии,
истерии. У. Геберден старший описал и выделил в самостоятельную нозоформу грудную жабу, Ф. Фраполли - пеллагру и др.
Подходы к лечению стали основываться на представлениях о том, что лечит «целебная сила природы», а задача врача - помогать ей лишь в случаях крайней необходимости. «Надлежит следовать шаг за шагом по пути, избранному Природой, - читаем мы в одном из руководств по практической медицине XVIII в., - подкрепляя ее, если она слишком слаба, и смягчая, если она слишком сильно разрушает то, что ей мешает» [Ошпёап!:, 1768: 10-11].
Следуя по пути, избранному Природой, большинство врачей XVIII в. старались избегать применения сильнодействующих средств, обильных и частых кровопусканий. История медицины сохранила немало свидетельств того, насколько осторожными были такие знаменитые и удачливые врачи, как Бургаве, Шталь, Гоффман, де Гаен, Штоль, Гауб и др. Во второй половине XVIII в. возникла и получила широкое распространение знаменитая «английская лечебная кватра» - холод, мясо, водка, опий, практически полностью вытеснившая спагирические (химические) лекарственные средства. В этот же период в медицинскую практику стали активно внедряться методы грязелечения, минеральные воды, климатотерапия; мощный импульс к развитию получила диететика.
Особым направлением развития был поиск специфических средств лечения для каждой нозологической формы болезни. Основанием для убежденности в существовании таких средств послужил опыт успешного использования в Европе в середине XVII в. в лечебных целях коры хинного дерева. Хина прекрасно помогала при лечении малярии и была практически бесполезна при других лихорадках. В качестве специфических средств лечения были также признаны препараты железа для лечения анемий, ртуть при сифилисе, опий и алкоголь при болях. Поиск новых специфических средств лечения осуществлялся сугубо эмпирически и в плане обнаружения новых эффективных лекарственных препаратов особых результатов не принес. Исключение составляют лишь счастливые находки английских врачей У. Видеринга и Дж. Линда. Видеринг установил (1775), что настой из листьев напер-^ стянки оказывает выраженный терапевтический эффект при опре-Ы деленных видах отеков, а Линд доказал лечебные свойства свежих овощей и фруктов при цинге (1753). Однако, несмотря на это, сам Ф факт формирования ориентации на поиск специфических средств лечения отдельных заболеваний следует рассматривать как подлинно революционный переворот во врачебном сознании, опреде-
И £
ливший основное направление развития лечебного дела вплоть до настоящего времени.
Таким образом, в течение XVII-XVIII вв. в медицине произошли две научные революции. Революция XVII в. носила глобально дисциплинарный характер и состояла в изменении всех оснований медицинской науки периода галенизма. Ее механизмом послужила «парадигмальная прививка» новых методологических установок научного познания, возникших в астрономии, главным образом благодаря трудам Галилея. Новые философские основания медицинской науки и картина исследуемой реальности в медицине XVII в. сложились под влиянием работ Декарта.
Научная революция в медицине XVIII в. носила локально дисциплинарный характер и стала результатом возникшего в медицине в 1690-х гг. глубокого кризиса, преодоление которого стало возможным только благодаря пересмотру действовавшей картины исследуемой реальности на основе введения представлений о присущих организму человека «внутренних деятельных силах».
Библиографический список
Вавилов, 1945 - Вавилов С.И. Исаак Ньютон. М. ; Л., 1945. Варвинский, 1849 - Варвинский И.В. О влиянии патологической анатомии на развитие патологии вообще и клинической в особенности // Московский врачебный журнал. 1849.
Гайденко, 2009 - Гайденко П.П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. M., 2009. С. 231-235.
Карпов, 1912 - Карпов В.П. Шталь и Лейбниц // Вопросы философии и психологии. 1912. № 4.
Лейбниц, 1984 - Лейбниц Г.В. Соч. В 4 т. T. 1. M., 1984. Майоров, 1984 - Майоров Г.Г.Лейбниц как философ науки // Г.В. Лейбниц. Соч. В 4 т. T. 3. M., 1984.
Меркулов, 1981 - Меркулов В.Л.Альбрехт Галлер. M., 1981. Пленк, 1789 - Пленк И. Естественная наука о действиях человеческого тела ; пер. с лат. М. Ершова. M., 1789.
Сточик, 2013 - Сточик А.М., Затравкин С.Н. Научная революция в медицине XVII в. // Эпистемология и философия науки. 2013. № 4. ^ Фуко, 1998 - Фуко М.Рождение клиники ; пер. с фр. M., 1998. ™ Giglioni, 2008 - Giglioni G. What Ever Happened to Francis Glisson? Albrecht Haller and the Fate of Eighteenth-Century Irritability // Science in W Context. 2008. Vol. 21 (4). «
Guenter - Guenter B. Risse Hoffmann Friedrich. - http://www.encyclopedia. com/ topic/Friedrich_Hoffmann.aspx. Д
Guerrini, 1987 - Guerrini A. Archibald Pitcairne and Newtonian Medicine // Medical History. 1987. Vol. 31.
И
Guindant, 1768 - Guindant T. La nature opprimée par la medicine moderne. P., 1768.
King, 1969 - King L.S. Medicine in 1695: Friedrich Hoffmann's Fundamenta Medicinae // Bulletin of the History of Medicine. 1969. Vol. 43 (1). P. 17-29.
Meynell, 2006 - Meynell G.G. John Locke and the Preface to Thomas Sydenham's Observationes Medicae // Med. Hist. 2006. Vol. 50 (1).
Neuburger, 1944 - Neuburger M. An Historical Survey of the Concept of Nature from a Medical Viewpoint // Isis. 1944. Vol. 35, № 1.
Roe, 1984 - Roe S.A. Anatomia animata: The Newtonian Physiology of Albrecht von Haller // Transformation and Tradition in the Sciences ; E. Mendelsohn (ed.). Cambridge, 1984.
Sigerist, 1933 - Sigerist H.E. The Great Doctors: A Biographical History of Medicine. N.Y., 1933.
Steinke, 2005 - Steinke H. Irritating Experiments: Haller's Concept and the European Controversy on Irritability and Sensibility, 1750-90 // Clio Medica 76. Amsterdam ; N.Y., 2005. P. 21-27.
(A
U
M
