CC BY
133
МЕДИЦИНА В ИСКУССТВЕ: НЕВРОЛОГИЧЕСКИЕ И ПСИХИАТРИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В НЕКОТОРЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ И.С. ТУРГЕНЕВА
Михайленко А.А., Нечипоренко В.В., Коваленко А.П., Ильинский Н.С. УДК: 61:7
Военно-медицинская академия им. С.М. Кирова, Кафедра нервных болезней
MEDICINE IN ART: NEUROLOGICAL AND PSYCHIATRIC MOTIVES IN THE WORKS I.S. TURGENEV
Mikhailenko A.A., Nechiporenko V.V., Kovalenko A.P., Ilinskiy N.S.
Художественные произведения многих крупных отечественных и европейских писателей содержат обширный список в разной степени исчерпывающих, содержательных, красочных, наглядных и достоверных описаний полиморфных заболеваний нервной системы, фактически охватывающих весь спектр ее возможной патологии. Ретроспективное распознавание неврологических и психических болезней у героев многочисленных романов, повестей и рассказов предпринималось многократно и составляет удивительно увлекательную главу в истории неврологии и психиатрии.
Глубокий «психоневрологический» анализ литературных персонажей в нескольких произведениях И.С. Тургенева в свое время был проведен питомцем Военно-медицинской академии и ее кафедры нервных и душевных болезней А.В. Гервером [3].
У Клары («Клара Милич») А.В. Гер-вер распознавал «ясно выраженные признаки истеричности». Представленные в повести характеристики не позволяют в этом усомниться. У литературного персонажа был реальный прототип - достаточно известная и талантливая оперная певица Е.А. Кадмина, которую П.И. Чайковский характеризовал так: «странная, беспокойная, болезненно самолюбивая натура». В русле этой характеристики И.С. Тургенев [20] представлял Клару Милич: «Натура страстная, своевольная - и едва ли добрая, едва ли очень умная, но не даровитая».
Росла и воспитывалась Клара в окружении «пьяницы и домашнего тирана» отца и матери - «совсем глупой бабы». С детских лет Клара была «шальной», непокорного и капризного нрава. На 16-ом году убежала из родительского дома и «в актерки пошла». Своевольная,
вспыльчивая, самолюбивая, «она была вся огонь, вся страсть и вся - противоречие: мстительна и добра, великодушна и злопамятна...любила всё красивое». Влюбившийся в нее Я. Аратов говорил - «хорошая актриса». Клара отравилась и умерла на сцене во время выступления. Ходили слухи, что «неудовлетворенная любовь довела её до этого страшного поступка». Таким образом, не только жизнь, но даже и смерь Клары не лишена известной театральности.
В ином русле протекали болезненные проявления у Я. Аратова, который, по утверждению А.В. Гервера «был неврастеником». Еще в детские годы отец Я. Аратова, предполагая у сына «анемию и склонность к чахотке», порядком «подпортил» здоровье сына «порошками собственного изготовления по методике Парацельса».
(О некоторых методах врачевания крупного новатора в медицине Пара-цельса, публично сжигавшего сочинения Галена и Авиценны в знак своего несогласия с ними, свидетельствует, в частности, целебный бальзам, изобретение которого он ставил себе в заслугу. Ингредиентами бальзама, который рекомендовалось готовить только под знаком Венеры, были человеческий жир, жир быка или дикого вепря (или медведя), мшистые наросты от сырости на черепе повешенных [6]).
Я. Аратов рос впечатлительным, нервным, мнительным, самолюбивым юношей и молодым человеком, страдал сердцебиениями, иногда - одышкой; отличался «природной стыдливостью», чуждался женщин и жил очень уединенно. По мнению приятеля был «нервическим человеком» и «в аскетизм вдавался». Все эти характеристики находятся в рамках вышеприведенного диагностического определения А.В. Гервера.
Далее последовало непредсказуемое - «посмертная влюбленность», составляющая основной замысел повести. Аратов стал мысленно общаться с Кларой, к тому времени умершей, у него появились совершенно определенно слуховые и зрительные галлюцинации. Это состояние, по мнению А.В. Гервера «напоминает острый галлюцинаторный психоз», для которого считаются характерными бред, галлюцинации, главным образом слуховые, психомоторное возбуждение.
Не лишен известного интереса своим темным смыслом диагноз врача: «горячка, усложненная воспалением сердца». Повесть завершалась потрясающим аккордом: «на лице умирающего засияла та блаженная улыбка, от которой так жутко становилось.».
В рассказе «Песнь торжествующей любви» [19] убедительно представлена «клиническая картина сомнамбулизма» (снохождения, лунатизма) у Валерии. Среди ночи «Валерия начинает слабо шевелиться. приподниматься, опускает сперва одну ногу, потом другую с постели- и, как лунатик, безжизненно устремив прямо перед собою потускневшие глаза, протянув вперед руки, направляется к двери»; в ночном платье вошла из сада в комнату «с закрытыми глазами, с выражением тайного ужаса на неподвижном лице, Валерия приблизилась к постели и, ощупав её протянутыми вперёд руками, легла поспешно и молча», на вопросы мужа не отвечала.
Сомнамбулизм обычно является проявлением невротического состояния, но частично сходный синдром может возникать при эпилепсии (ночные припадки височной эпилепсии). Повышенная эмоциональность и впечатлительность Валерии, её высокая гипнабельность, яркие цветные сексуально окрашенные
сновидения позволяют достаточно уверенно распознавать невротический генез снохождений.
Довольно противоречивые впечатления остаются после прочтения записок умершего человека в произведении «Довольно» [14], которое литературоведы расценивали как автобиографическую исповедь.
Первая часть окрашена поэтическим чувством воспоминаний, в том числе интимных, о прошлом. Воспоминания полны грустной нежности, неопределенных, но пленительных ощущений, сладкой неги, любви. «Кротким и умиленным взором» он пробегал свое прошедшее. (В первой рукописи записок на её страницах И.С. Тургенев вместе с упоминанием имени Виардо поместил рисунок мужской головы, имевшей сходство с авторской).
Диаметрально противоположная тональность во второй части записок: «состарился», «все потускнело вокруг, вся жизнь поблекла»; остается одно -«спокойно отвернуться от всего... скрестив на пустой груди ненужные руки, сохранить. достоинство сознания собственного ничтожества, так как «самая суть жизни мелко-неинтересна и нищенски плоска».
Литературный персонаж жизнь стал воспринимать, как «хлопотливое прыганье белки в том же старом, даже не подновлённом колесе», в искусстве видел только «его бренность, его тлен и прах». Формула Шиллера «одно преходящее прекрасно» не приносит успокоения герою, а природа, которая "от века движущаяся, от века преходящая", которая "не терпит ничего бессмертного, ничего неизменного", вызывала внутренний протест.
(Уместно напомнить о более поздних пронзительный строках И.А. Бунина [8] в набросках к роману "Жизнь Арсеньева": "Жизнь, может быть, дается единственно для состязания со смертью, человек даже из-за гроба борется с ней: она отнимает от него имя - он пишет его на кресте, на камне, она хочет тьмой покрыть пережитое им, а он пытается одушевить его в слове").
В одной из рецензий утверждалось: "Довольно"... дышит такой неподдельной грустью, что тяжело читать его... Кажется, будто читаешь загробную исповедь человека, уже получившего свои расчеты и с людьми, и со всем в жизни".
По мнению А.В. Гервера, в работе "Довольно" И.С.Тургенев "нарисовал тип неврастеника, с ослабленной волей, с увядшей энергией... потерявшего всякую инициативу, веру в будущее, в свои силы".
Складывается впечатление, что разместить персонаж в «прокрустово ложе» «неврастеника» весьма затруднительно, так как нетрудно распознать очевидные проявления депрессии: отсутствие интереса в жизни (жизнь «мелко-неинтересна и нищенски плоска»), идеи самоуничижения и собственной малоценности («сознание собственного ничтожества»), неподдельная грусть, ощущение отсутствия будущего, размышления о смерти, восприятие окружающего как «бренность, тлен и прах». К тому же следует признать, что трансформация неврастении в депрессию не является частым вариантом клинической динамики болезненного процесса.
Принято считать, что пристальное внимание неврологов и психиатров должны привлекать также такие произведения И.С. Тургенева, как "Дневник лишнего человека", "Собака", "Призраки", "Фауст", "Странная история", "Первая любовь", "Стук...стук...стук" [3].
Черты невротического состояния с "меланхолическим расположением духа" и пессимистической тональностью ("пессимизм сгущается в черные краски мировой скорби" в "Довольно", в частности), депрессивные мотивы в этих и других произведениях И.С. Тургенева литературоведы связывали с периодом душевного упадка в жизни и творчестве писателя, в период политического кризиса (Крымская война) и личных переживаний, на переломе жизни (старею, а "покойного гнезда не свил").
Любопытные взгляды на онтогенез излагал И.С. Тургенев. В письме П.В. Ан-ненскому он заявлял: "На старости лет (мне четвертого дня стукнуло 36 лет)...". Фактически эти же слова он вложил в уста Павла Александровича в "Фаусте" [11]: в 35 лет - "свои уже преклонные годы", «как я постарел и переменился». Современному человеку это представляется достаточно странным. Даже для математика такой возраст - период расцвета. Что касается медиков, то, как неоднократно утверждал первооткрыватель клещевого энцефалита А.Г. Панов, - сложившимся клиницистом становятся к 50 годам.
Одним из любимых мотивов в произведениях И.С. Тургенева была любовь. Тем неожиданнее представляется суждение автора в рассказе "Фауст" о том, что любовь - это проявление одной из стихийных, бессознательных и равнодушных человеку сил природы, что любовь - это эгоизм и что цель жизни не есть наслаждение. В "Фаусте" автор приводит такое определение: "жизнь не шутка и
не забава, жизнь даже не наслаждение, жизнь - тяжелый труд". Беда литературного персонажа в том, что он не находил путей сопряжения личного счастья с исполнением общественного долга.
Во многих рассматриваемых произведениях фигурируют необычные события - странные и фантастические, сверхъестественные, мистические, касавшиеся фанатизма, фатализма, ясновидения, юродства, суеверий и т.д., что даёт обильную пищу для умозаключений о безупречности неврологического и психического здоровья у многих персонажей.
Офицер Теглев [17], обладавший небольшим умом, незначительными познаниями (ничего не читал) и громадным и мучительно болезненным самолюбием, слывший в частном пансионе в свое время «одним из самых тупых», чьей душой владели суеверия, одновременно фанатично верил в свою судьбу и свою звезду, был убежден в своём высшем предназначении и исключительности, мечтал о карьере Бонапарта.
Один из критиков о Теглеве отзывался так: пошлый, тупой, неуклюжий и бездушный офицер, который вздумал разыграть из себя героя.
Душевное и нервное состояние персонажа нельзя признать безупречным, и оно представляется порождением безнравственных и причудливых ситуационных обстоятельств в рамках психопатии.
По мнению К. Шнайдера [21] аномальные личности - это отклонение от некоего среднего спектра личностей, которые без чёткой границы переходят в состояния, обозначаемые как нормальные. Среди различных типов личности К. Шнайдер выделял такой вариант, как «тупой упрямец». Автор подчёркивал, что примитивный человек - не всегда слабоумный и что слабоумие как простая вариация умственных способностей принципиально отличается от патологического слабоумия как следствия патологических процессов. Первый вариант - это слабо дифференцированные, грубые личности, которые реагируют на события безрассудно и панически, обнаруживают недостатки суждений и речевой выразительности, умения анализировать разнообразные, особенно необычные, жизненные ситуации.
Значительно раньше П.Б. Ганнуш-кин [2] выделял сходные типы аномальных личностей - группу «конституционально глупых». Такие люди иногда хорошо учатся не только в средней, но
даже в высшей школе, но когда в жизни необходимо применить знания, они оказываются совершенно беспомощными и бесплодными, в речи у них доминируют шаблонные и банальные фразы и суждения, отсутствует минимальная оригинальность умозаключений («салонное слабоумие»). В целом достаточно примитивные люди, они хорошо справляются с жизненными ситуациями лишь в строго конкретных, узких, давно определившихся рамках, с несложными требованиями какого-нибудь ремесла.
К конституционально глупым следует относить и субъектов, которые отличаются большим самомнением, высокопарно «вещают» «цветистые банальности», часто «умеют больше, чем знают» и поэтому в повседневной жизни иногда бывают более приспособленными, чем так называемые умные люди.
Представленные типы психопатии в последующих классификациях не выделялись, отсутствуют они и в Международной классификации болезней десятого пересмотра [7]. Однако описываемая у Теглева личностная аномалия может рассматриваться (в рамках МКБ-10) как вариант возбудимой личности [9].
Провинциальная барышня и молодая мечтательница Софи в «Странной истории» [16], из состоятельной семьи, бросила родительский дом и стала сопровождать юродивого, полусумасшедшего бродягу в качестве служанки. В поведении Софьи прослеживаются истерические черты и реакции, которые в значительной мере укладываются в широко известную формулу приблизительно тех лет: больные истерией мечтают быть невестами на всех свадьбах и покойницами на всех похоронах.
Юродивый Васенька, во-первых, страдал эпилепсией («он у меня в падуч-ке»). Во-вторых, «обладал значительной магнетической силой» (гипнотическими способностями): он долго и внимательно смотрел на человека Х, у которого после этого «веки слипались».
Молодому человеку [18] с довольно слабым здоровьем, с «расстроенными нервами», малокоммуникабельному, большому мечтателю, которого каждую ночь одолевали сновидения, во сне привиделся образ фактического отца, которого он раньше никогда не видел и не знал о нём; позже он встретил этого отца наяву в городе. Литературоведы увидели в этой достаточно странной истории попытку писателя показать «влияние наследственности на психику и судьбу человека», попытку изучить «анормальное психологи-
ческое явление - ясновидение». Дебаты по существу рассказа были жаркими, но «изящество рисунка, точность штрихов и изумительная гармония красок» в рассказе не подвергались сомнению.
В конкретном случае для адекватной оценки психического состояния нельзя признать достаточным представленные характеристики переживаний и поведения литературного героя. У него можно усмотреть наличие ряда истерических черт характера - эмоциональность, мечтательность, самовнушаемость, красочные сновидения, благодаря которым у персонажа сформировался образ отца. Непредсказуемые и причудливые переплетения авторского творческого замысла позволили ему позже встретится с отцом наяву.
Очевидные проявления невротического состояния нетрудно усмотреть в поведении Чулкатурина [10]. Воспитывался он в семье, где отец был страстным игроком и часто предавался этому «постыдному и разорительному пороку», а мать была столь добродетельна, что «падала под бременем своих достоинств и мучила всех».
Можно полагать, что невротическое состояние было обусловлено неблагоприятной ситуацией в семье и неправильным воспитанием со стороны матери.
Уже взрослым сын отличался застенчивостью, раздражительностью, мнительностью, излишним самолюбием. В обществе он становился «неестественным и натянутым», неуверенным в себе, неспособным формулировать и выражать свои мысли и чувства. Он постоянно занимался «умственной жвачкой»: пытался понять себя, «разбирал самого себя до последней косточки», не понимал, почему он «не как все», был склонен к «созерцанию своего собственного несчастья» и легко «терял чувство собственного достоинства», впадал в нелепое уныние, причислял себя к «лишним», «сверхштатным» людям, с которыми природа обошлась, как с «нежданными и незваными гостями».
Нетрудно проследить у персонажа черты обсессивно-компульсивного синдрома в рамках невроза или расстройства личности
О людях приблизительно такого типа первый студент и первый русский профессор-медик Московского университета С.Г. Зыбелин [5] писал: «везде наперёд затруднения. и несчастия воображают», «сомнительны» во всём и боязливы, общества и веселых собраний обычно «удаляются», часто живут «ни
себе, ни людям». Наиболее характерной чертой таких лиц является боязнь предстоящих трудностей.
В научном сообществе достаточно однозначно установлено, что любовь -это временное психическое расстройство. З. Фрейд утверждал, что некоторые типы любви напоминают помешательство. В МКБ-10 в 2011 году в рубрику Б63 дополнительно внесён пункт «любовная зависимость». Удивительно тонкое и точное отражение это нашло в повести «Первая любовь» [12].
«Временное помешательство» у 16-летнего Владимира Петровича проявлялось в том, что он «двигался как во сне и ощущал во всем составе своем какое-то до глупости напряженное благополучие», «изнывал в отсутствии Зинаиды: ничего на ум не шло, все из рук валилось», «по целым дням думал о ней», «изнывал», «ревновал», «сознавал свое ничтожество. глупо раболепствовал. непреодолимая сила влекла. к ней...», «перестал работать, читать, гулять по окрестностям, ездить верхом.», «как привязанный за ногу жук, .кружился постоянно вокруг любимого флигелька».
Каждому, кому было суждено в жизни пережить подобный временный психический недуг, предельно ясно, сколь точен И.С. Тургенев в своих определениях и формулировках.
У Зинаиды Александровны достаточно определенно прослеживаются проявления конверсионно-диссоциативного синдрома (истерии). Она себя презентовала так: «я престранная», «я кокетка, я без сердца, я актерская натура», - и со злорадным удовольствием довольно глубоко втыкала булавку в руку доктора - поклонника и смеялась, заглядывая в глаза «жертвы». В свое время крупный петербургский невролог, питомец Военно-медицинской академии и её кафедры нервных и душевных болезней Л.В. Блуменау [1] удивительно тонко подмечал, что у таких больных проявления чувств гораздо сильнее самих чувств, а внутреннее равнодушие диссимулируется театральностью и патетической чрезмерностью.
Зинаида Александровна постоянно находилась в окружении нескольких посещавших её дом мужчин, которые все были влюблены в неё, а она была к ним равнодушна и «всех держала на привязи у своих ног». Её забавляла возможность возбуждать в них то надежду, то опасения, она вертела ими по своей прихоти; ей доставляло удовольствие «стукать» людей друг о друга, всех дурачить, от
чего её становилось весело. Юношу она дурачила, баловала, мучила, потешалась над его чувствами.
Свою «любовную новеллу» с Петром Васильевичем, отцом юноши, она сравнивала никак не меньше, как с любовной историей Антония и Клеопатры. В своем рассказе для мужчин она видела себя королевой, в которую все влюблены, но она всеми владеет и ни на кого не смотрит.
Н.А. Добролюбов писал, что повесть И.С. Тургенева «отвратительна своей безнравственностью», а в Зинаиде увидел «нечто среднее между Печориным и Ноздревым в юбке». Знаменитый критик не понимал, что она требовала серьезного психоневрологического пособия, предпочтительно с пребыванием в соответствующем стационаре.
В повести «Собака» [15], в которой есть и сверхъестественное, и мистическое, на первый поверхностный взгляд казалось, что речь идет о слуховых галлюцинациях. Но поскольку сходные клинические феномены одновременно возникали у хозяина и гостя, то разумное толкование этого феномена остаётся за рамками внятного научного объяснения. А читатель все равно остается под обаянием полета творческой фантазии автора.
Литературные персонажи в рассказе «пребывали в недоумении», не получив ответа на вопрос, которым рассказ открывается и заканчивается: «Если допустить возможность сверхъестественного, возможность его вмешательства в действительную жизнь, то позвольте спросить, какую роль после этого должен играть здравый рассудок?». Их недоумение в классической психиатрии может находить частичное объяснение, если «сверхъестественное» рассматривать с позиции феномена постороннего присутствия (олицетворённого сознания), который представляет собой мнимое переживание присутствия субъекта (человека, животного) [4]. Этот феномен может трансформироваться в слуховую гипногагическую галлюцинацию. Последняя возникает в период засыпания, при закрытых глазах, в состоянии лёгкой дремоты, не сопровождается помрачением сознания, но возникает всегда на болезненной основе.
(Неспроста в рассказе многократно привлекалось внимание к идентичным обстоятельствам, в которых возникало «сверхъестественное»: «только что я задул свечку, завозилось у меня под кроватью»; «как только я свечку задул, опять
скребёт, ушами хлопает»; «ночь тихая, претихая... изредка ветерок словно женской ручкой по щеке тебе проводят. на небе. благолепие, звёздочки теплятся. тучка наплывает. как вата.» и т.д.).
Таким образом, состояние у Порфи-рия Капитоновича может быть расценено как феномен постороннего присутствия, который возможно сопряжён с гипнога-гической галлюцинацией.
Слуга Филька и старик «из раскольников» Федул Иванович были в достаточной степени проинформированы о «собачьих» звуках в темноте у Порфирия Капитоновича и в возникновении у них сходных слуховых феноменов и «наваждения» нельзя исключать роли внушения. Иная ситуация с соседом Василием Васильевичем. Судя по тексту, он преднамеренно не был информирован хозяином о его «видениях», когда ему было предложено заночевать в гостях. Цель этого предложения хозяин прокомментировал прозрачно: «у меня свои соображения». В таком случае появление у гостя ощущения присутствия собаки не находят научного объяснения и его следует полагать причудливым зигзагом творческой фантазии писателя.
И.С. Тургенев [13] свое произведение о «душевных отрывочных впечатлениях» «Призраки» назвал фантазией. Если сновидения физиологами иногда трактуются как небывалые комбинации бывалых впечатлений, то события во сне литературного персонажа - это скорее причудливые сочетания «небывалых впечатлений».
Путешествиям литературного героя во сне сопутствовала «мировая скорбь». «Грустно стало мне и как-то равнодушно скучно. Сама земля, эта плоская поверхность, которая расстилалась подо мною; весь земной шар с его населением, мгновенным, немощным, подавленным нуждою, горем, болезнями, прикованным к глыбе презренного праха; эта хрупкая шероховатая кора, этот нарост на огненной песчинке нашей планеты, по которому проступила плесень, величаемая нами органическим растительным царством; эти люди-мухи, в тысячу раз ничтожнее мух; их слепленные из грязи жилища, крохотные следы их мелкой, однообразной возни, их забавной борьбы с неизменяемым и неизбежным, - как это мне вдруг опротивело».
У персонажа с такой неизбывной и беспросветной тоской, весьма напоминающей невротическую депрессию, трудно признать безупречным психическое здоровье.
В качестве краткого резюме к представленному анализу уместно напомнить о двух характеристиках творчества И.С. Тургенева. Одна из них принадлежит великому Л.Н. Толстому: «В каждом литературном произведении надо отличать три элемента: главный - это содержание, затем любовь автора к своему предмету, и, наконец, техника. У Тургенева немного содержания, но большая любовь к своему предмету и великолепная техника».
Исключительная наблюдательность и писательское мастерство с восхитительной техникой позволили И.С. Тургеневу создавать удивительно наглядные, выразительные, красноречивые и достоверные изображения проявлений недуга у своих персонажей, подмечать особенности их поведения и внешности. Поразительная точность зарисовок и аттестаций в наблюдениях писателя позволила А.В. Герверу [3] утверждать: «Тургенев был не только выдающимся художником, но и блестящим психологом», а картину снохождения «Тургенев прекрасно нарисовал., не уступая лучшим невропатологам и психиатрам».
Изучение у литературных персонажей разнообразных болезненных проявлений помогает прослеживать вехи и этапы научного становления врачебного искусства. Традиция изумительного анализа творчества многих русских писателей, которой мы обязаны ряду крупных отечественных неврологов и психиатров, позволила сформировать блистательный раздел медицинской научной истории, поучительный и содержательный, имеющий немаловажное научно-педагогическое значение.
Литература
1. Блюменау Л.В. История и её патогенез/ Л.В. Блюменау. - Л.: Сойкин, 1926. - 77 с.
2. Ганнушкин П.Б. Избранные труды / П.Б. Ганнуш-кин. - М.: «Медицины», 1964. - 292 с.
3. Гервер А.В. Несколько типов Тургенева в свете психопатологии/ А.В. Гервер// Сборн.трудов, посвящённых 75-летию Максимилиановской лечебницы. - Л.: Практическая медицина, 1925.
- С.357-362
4. Жмуров В.А. Психопатология/ В.А. Жмуров.
- М.: Мед. книга, Нижний Новгород: изд-во НГМА, 2002. - 688 с.
5. Зыбелин С.Г. Избранные произведения/ С.Г. Зыбелин. - М.: Гос. Изд-во мед. литературы, 1954. - 218 с.
6. Лахтин М.Ю. Медицинское мышление первобытного человека. Первая страница в истории развития медицинских знаний/М.Ю. Лахтин //Врачебное дело. - 1929. - № 24. - С. 1545-1550.
7. Международная классификация болезней десятого пересмотра. Классификация психических и поведенческих расстройств: клинические описания
и указания по диагностике. - СПб: «Оверлайд», 1994. - 303 с.
8. Михайлов О. Примечания / О. Михайлов// И.А. Бунин. Собрание сочинений в девяти томах. - М.: Художественная литература, 1936. - Т. 6. - С. 309-323.
9. Попов Ю.В. Современная клиническая психиатрия/ Ю.В. Попов, В.Д. Вид. - СПб: изд-во «Речь», 2000. - 402 с.
10. Тургенев И.С. Дневник лишнего человека / И.С. Тургенев // Сочинения в пятнадцати томах. - М-Л: изд-во АН СССР. 1963. - Т. 5. - С. 178-232.
11. Тургенев И.С. Фауст/ И.С. Тургенев // Сочинения в пятнадцати томах. - М-Л: изд-во АН СССР.
1964. - Т. 7. - С. 7-50.
12. Тургенев И.С. Первая любовь / И.С. Тургенев // Сочинения в пятнадцати томах. - М-Л: изд-во АН СССР. 1965. - Т. 9. - С. 7-76.
13. Тургенев И.С. Призраки/ И.С. Тургенев // Сочинения в пятнадцати томах. - М-Л: изд-во АН СССР. 1965. - Т. 9. - С. 77-109.
14. Тургенев И.С. Довольно /И.С. Тургенев// Сочинения в пятнадцати томах. - М-Л: изд-во АН СССР. 1965. - Т. 9. - С. 110-122.
15. Тургенев И.С. Собака/ И.С. Тургенев // Сочинения в пятнадцати томах. - М-Л: изд-во АН СССР.
1965. - Т. 9. - С. 123-140.
16. Тургенев И.С. Странная история /И.С. Тургенев// Сочинения в пятнадцати томах. - М-Л: изд-во АН СССР. 1965. - Т. 10 - С. 161-185.
17. Тургенев И.С. Стук. стук. стук. / И.С. Тургенев // Сочинения в пятнадцати томах. - М-Л: изд-во АН СССР. 1965. - Т. 10. - С. 266-296.
18. Тургенев И.С. Сон/ И.С. Тургенев // Сочинения в пятнадцати томах. - М-Л: изд-во АН СССР. 1966.
- Т.11.- С. 269-290.
19. Тургенев И.С. Песнь торжествующей любви / И.С. Тургенев // Сочинения в пятнадцати томах.
- М-Л: изд-во АН СССР. 1967. - Т. 13. - С. 53-57.
20. Тургенев И.С. Клара Милич / И.С. Тургенев // Сочинения в пятнадцати томах. - М-Л: изд-во АН СССР. 1967. - Т. 13. - С. 76-134.
21. Шнайдер К. Клиническая психопатология / К. Шнайдер. - Киев: Сфера, 1999. - 236 с.
КОНТАКТНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
тел.: +7 (911) 216-07-57 e-mail: [email protected]
