CC BY
100
УДК 81'23
мать гладит по шерсти, а мачеха насупротив: коммуникативные модели поведения через призму теории архетипов
медведева ирина Александровна
куратор рег. отдела РА «Алькасар» (г. Москва)
Статья посвящена исследованию универсалий вербального поведения, позволяющих описывать речь человека целостно, комплексно, как систему с опорой на личность коммуниканта и ее мотивы. Автор предлагает вариант типологии архетипов коммуникативного поведения, в статье фиксируются их интенциональные установки и лингвистические маркеры.
Архетипический конструктор строится с опорой на список архетипов К.Г. Юнга. В рамках типологии выделяются пять архетипов (мать, отец, старец, ребенок, любовник) и пять теней (мачеха, тиран, критик, разбойник, строптивый). Автор рассматривает реализацию описанных вербальных моделей на примере телевизионного дискурса. Эмпирической базой для поиска лингвистических маркеров архетипов и типовых схем поведения послужили видеозаписи популярных русскоязычных телепрограмм.
Детальное внимание в статье уделяется описанию архетипа матери. В результате дискурс-анализа текстов выделяются ключевые маркеры архетипа: глаголы со значением сопереживания, лексемы, описывающие действительность как враждебную среду по отношению к собеседнику, тактики подбадривания и похвалы, лексемы с положительной оценкой и т.д.
Автор замечает, что в речевой среде телевизионных программ преобладает архетип отца, особенно это касается передач, построенных в жанре интервью. Это связано с тем, что любое телевизионное шоу оказывается площадкой, на которой у зрителей появляется возможность через ведущего выразить свое одобрение или осуждение по отношению к публичной персоне и ее деятельности.
Ключевые слова: архетип, тень, интенциональная установка, лингвистические маркеры, перлокутивный эффект, телевизионный дискурс.
Пристальное внимание ученых к личности коммуниканта делает все более тесными связи лингвистики с психологией. При этом и психология, и лингвистика, внося свой вклад в оптимизацию процесса общения, не только дополняют друг друга, но и взаимно полезны: нет более удобного доступа к душе человека, кроме как через язык, вместе с тем именно психология со своим многочисленным багажом ценных сведений о человеке и его возможностях часто выступает навигатором лингвистического поиска.
В последнее время к эффективным факторам, влияющим на исход коммуникации и определяющим механизмы воздействия, причисляется архетип. Термин
встречается в различных научных дисциплинах: этнографии, социологии, лингвистике, религиоведении, культурологии и т.д. Родоначальник теории К.Г. Юнг описывал архетипы как «первичные образы», «повторяющиеся модели опыта», которые составляют содержание коллективного бессознательного человечества [Юнг 2009: 91]. В аналитической психологии архетип рассматривался в первую очередь как инструмент, способствовавший самопознанию и развитию личности, как источник целительных сил. Последователи К.Г. Юнга стремились через интерпретацию глубинных сил и мотиваций человека, стоящих за его поведением, помочь ему в самореализации и обретении целостности личности (Д.Ш. Болен, Ж. Парис, М. Руффлер, Ч. Спеццано, К. Хэнстке, Б. Эмануэл Грей, Т. Эммануэл Грей, П.К. Эстес и другие).
Вне связи с юнгианством архетип часто рассматривали как универсальный концепт, элемент, образующий матрицу культуры: «механизмы шифровки культурного опыта людей» [Шомова 2016], «родовые способы концептуализации действительности» [Смирнов 1981], «базовую модель человеческого мировосприятия» [Степанов 2001] и др. Идея «первичных», «врожденных» моделей опыта имела различные определения, которые отвечали взглядам и задачам конкретного исследователя (С.С. Аверинцев, П.С. Гуревич, М.К. Мамардашвили, Е.М. Мелетинский, Ж. Пиаже, В.Н. Топоров, Н. Хомский, М.А. Чешков и другие).
Отмечаемые как ключевые характеристики архетипа первичность, универсальность и константность связаны не просто с повторяемостью определенной поведенческой модели, но и со способностью побуждать субъекта к этому повторению. По замечанию А.Ю. Большаковой, одной из главных способностей архетипа сейчас признается его моделирующая функция: способность к активизации человека и регулированию его поведения - не только внешнего, выражающегося в поступках, но и ментального [Большакова 2011: 77]. Как пишет В.М. Сторчак: «...архетип - это не только отпечатки постоянно повторяющихся опытов, но и ... силы и тенденции к повторению тех же самых опытов, поскольку он несет в себе некоторое особое влияние или силу, благодаря которой воздействие его носит «нуминозный», то есть зачаровывающий либо побуждающий к действиям характер» [Сторчак 1997: 32]. Подтверждение этой мысли можно увидеть в исследовании Ю.М. Жукова: ученый в ходе одного из своих экспериментов случайно обнаружил, что введение в задание «культурного образца» самопрезентации (говорить от лица выскочки, шестерки и т.д.) значительно влияет на рост ее успешности [Жуков 1990: 40].
Другими словами, ученые представляют архетип как свернутую до одного образа универсальную модель поведения и одновременно с этим «энергию» на ее реализацию - некоторый мотив (интенцию), побуждающий индивида к тем или иным коммуникативным действиям. Можно предположить, что в этом понимании архетип, вне зависимости от степени осознанности речевых действий, задает координаты процессу общения, а также позволяет говорящему адаптироваться к коммуникативной ситуации. Все это делает архетип интересным для ученого-лингвиста, который будет видеть в нем, прежде всего, инструмент исследования универсалий вербального поведения, позволяющий описывать речь целостно, комплексно, как систему - и не саму по себе, а с опорой на личность коммуниканта и ее мотивы.
Цель настоящей работы - предложить типологию моделей коммуникативного поведения с опорой на теорию архетипов. В рамках исследования под архетипом понимается модель вербального поведения, для которой характерны специфические интенции, лингвистические маркеры, схемы текстообразования и амбивалентность намерений и действий.
По поводу прагматического взгляда на теорию архетипов А.Ю. Большакова пишет: «Архетипы нейтральны в отношении добра и зла - потому... они могут быть использованы в самых противоположных целях» [Большакова 2011: 77]. Говоря о содержании архетипа в этом ключе, необходимо отдельно подчеркнуть его амбивалентность. В юнгианской традиции архетип является цельной, двойственной структурой - имеет позитивный и негативный аспекты (нельзя назвать архетипом образ, обладающий только светлой или только темной стороной: за положительным архетипом матери обязательно будет скрыта тень мачехи). Негативным аспектам архетипа в теории К.Г. Юнга было дано название - «тень». Использование этой идеи предоставляет дополнительные ресурсы для моделирования речеповеденче-ских реакций, а также расширяет спектр ситуаций, к которым архетип может быть применен сознательно.
Отрицательный аспект коммуникативного архетипа, вслед за К.Г. Юнгом, вполне можно назвать теневым. Если архетип содержит коммуникативные модели поведения, играющие, как правило, позитивную роль в общении (поддержание отношений, трансляция положительных эмоций), то тень содержит отрицательные (разрыв отношений, трансляция деструктивных эмоций). Лексема «тень» в данном случае используется не столько для частоты терминологического заимствования, сколько как удачная метафора, олицетворяющая модели поведения, которые принято относить к социально неприемлемым, осуждаемым, тем, которые не принято демонстрировать.
Для обозначения вербальных моделей были выбраны архетипы семьи, символизирующие основные социальные роли и отношения близкого круга: ребенок, любовник, мать, отец, старец, а также их негативные проявления: разбойник, строптивый, мачеха, тиран, критик. Выбор образной системы связан не только с легкой узнаваемостью и той определяющей ролью, которую архетипы семьи играют в формировании языкового сознания любого человека, но и с их первичностью и универсальностью. К.Г. Юнг отмечал: «Чем явственней в символе отображается качество первобытного образа, тем более сильное эмоциональное воздействие он оказывает, формируя определенное поведение человека» [Юнг 2009: 224]. Способность универсальных образов эмоционально воздействовать делает их особенно ценными в дидактических целях.
Эмпирической базой для поиска лингвистических маркеров архетипов и типовых схем поведения послужили видеозаписи программ «Школа злословия» (40 выпусков), «Гордон Кихот» (19 выпусков), «Наедине со всеми» (25 выпусков), «Временно доступен» (10 выпусков), «Девчата» (10 выпусков). Объем исследуемого материала суммарно составил 4814 минут, то есть более 80 часов эфирного времени. Выбор дискурса телевизионного шоу обусловлен несколькими причинами: во-первых, возрастающей ролью дискурса телевизионного шоу в формировании
современных речевых стереотипов; во-вторых, в центре внимания передачи оказывается успешная личность с развитой речевой культурой (поэт, ученый, актер, шоумен и т.д.), что дает богатый материал для анализа вербальных моделей поведения. В процессе описательной работы автор обращался также к материалу сказок и пословиц, художественным текстам, живой речи и словарю ассоциаций [Караулов, Черкасова, Уфимцева, Сорокин, Тарасов 2002].
В результате дискурс-анализа текстов была составлена следующая классификация архетипов.
Архетип матери. Интенциональная установка проявляется в желании помочь и эмоционально поддержать собеседника: говорящий жалеет, утешает, сочувствует, сострадает, поддерживает, предлагает помощь, откликается на просьбы, заботится, выражает любовь, хвалит, умиляется. Среди лингвистических маркеров архетипа можно выделить глаголы со значением сопереживания (сочувствую, понимаю, верю); лексемы, описывающие действительность как враждебную среду по отношению к собеседнику (проблемы, испытания, страдания), а его самого представляющие как страдальца (бедный, уставший, натерпевшийся), часто реализуются тактики подбадривания, похвалы (молодец, умница), много прилагательных с положительной оценкой (хороший, лучший, любимый, талантливый), ласковых обращений, часто звучат предложения помощи, задаются вопросы о эмоциональном состоянии и здоровье.
тень мачехи. Интенциональная установка проявляется в желании эмоционально задеть, дистанцироваться: говорящий демонстрирует равнодушие, нелюбовь, прогоняет, высмеивает, подкалывает, язвит, оскорбляет, давит на больное. Среди лингвистических маркеров можно выделить: утверждения о разных типах неполноценности собеседника (недостаток интеллектуальных или иных способностей, внешние изъяны), которые часто преувеличиваются; обороты, дискредитирующие авторитет человека и его потребности (Кого вы слушаете? Чего захотел?); существительные и прилагательные с негативной оценкой (дурак, дальтоник, дурной, посмешище); глаголы со значением неприятия, нелюбви (не люблю, ненавижу, не принимаю, не понимаю), лексемы, подчеркивающие дистанцию с собеседником (мы разные; я так, как ты, не поступаю; у меня так не бывает).
Архетип отца. Интенциональная установка проявляется в желании утвердить или защитить определенный порядок (закон, традиции, интересы), подчинить авторитету, побудить собеседника к действию: говорящий требует, приказывает, поручает, устанавливает правила, повелевает, принуждает, сообщает о решении, призывает к ответственности, обвиняет, поощряет, награждает, оценивает, судит, защищает, контролирует, призывает быть сильным и т.д. Среди лингвистических маркеров можно выделить следующие: ссылки на авторитет (закон, традиции); активное использование категории «свой/чужой», с помощью которой подчеркивается уважение чужих границ и неприкосновенность своих; глаголы в повелительном наклонении без слов-смягчителей (принеси, сделай, выполни); глаголы, обозначающие само волеизъявляющее действие (требую, настаиваю, решаю); слова со значением долженствования, дозволения или недозволения (надо, можно, нельзя, приемлемо, неприемлемо); глаголы и существительные, передающие положительную
социальную оценку (уважать, чтить, статус, авторитет, достоинство); лексемы, обозначающие соответствие действий собеседника заданным правилам (правильно, неправильно, справедливо, несправедливо, законно, незаконно); правила часто формулируются с помощью предлога «если..., то...».
тень тирана. Интенциональная установка проявляется в желании подчинить своей воле окружающих: говорящий безосновательно обвиняет, требует, диктует, угрожает, запугивает, карает, милует, подкупает и т.д. Среди лингвистических маркеров можно выделить глаголы в повелительном наклонении (сделай, скажи, иди), образующие грубые требования и распоряжения, часто сопровождающиеся поторапливающими словами (быстро, живо, немедленно); вопросы, обозначающие контроль чужих действий (Зачем ты это делаешь? Я разрешал?); обороты, эксплицитно или имплицитно демонстрирующие политику «двойных стандартов» (тебе нельзя, а мне можно); может присутствовать апелляция к семейному, дружескому или социальному долгу (я же твоя сестра, друг, начальник), глаголы с агрессивной физиологической тематикой (убью, оторву, получишь, всыплю); скрытые или косвенные угрозы (Ты знаешь, что будет, если...); стратегия «крючок прошлого одолжения» (Я же тебе в прошлый раз помог).
Архетип старца. Интенциональная установка проявляется в желании дать интеллектуальную поддержку собеседнику: говорящий подсказывает, объясняет, разъясняет, советует, рекомендует, делится опытом, приводит примеры, показывает пути и возможности решения вопроса и т.д. Среди лингвистических маркеров можно выделить вопросы на уточнение параметров ситуации (кто? где? как? зачем?), цель которых - подвигнуть собеседника к анализу, нейтрализовать эмоции; обороты, обозначающие смену ракурса (Если посмотреть на это с другой стороны? Как бы ты поступил на его месте? Как выглядит ситуация с его стороны?); глаголы, представляющие положительный опыт собеседника (приобрел, научился, получил, стал); аналогии (Это можно сравнить с...); нарративы, транслирующие личный опыт говорящего, закономерности, тенденции, результаты исследований, авторитетные тексты; обороты, подчеркивающие относительность любых выводов (Любую теорию можно опровергнуть. Все относительно. Все зависит от целей, которые ты ставишь перед собой).
тень критика. Интенциональная установка проявляется в желании исправить, научить: говорящий критикует, поучает, читает мораль (лекции), акцентирует внимание на ошибках, настаивает на использовании его личного опыта и т.д. Среди лингвистических маркеров тени можно выделить: отрицания (не верно, не правда, не так), монологическую речь; вопросы, в которых уже заключен ответ (Разве это важно?); обороты, подчеркивающие интеллектуальное превосходство говорящего (как эксперт могу сказать, я столько всего видел); обороты, показывающие отрицательный опыт собеседника (потерял, не понял, деградировал, сделал ошибку); обороты, повышающие важность личного опыта говорящего (Я тебе сказал, как сделать. Плохого не посоветую).
Архетип ребенка. Интенциональная установка проявляется в желании получать эмоциональную и интеллектуальную помощь, быть уважаемым, оцененным по достоинству: говорящий просит о помощи и об оценке, благодарит за помощь,
соглашается с чужим мнением, советуется, учится, слушает, интересуется, ждет одобрения и похвалы, делится своим самочувствием, мыслями, спрашивает разрешения, принимает правила и ответственность, отчитывается и т.д. Среди лингвистических маркеров можно выделить такие: просьбы о помощи и совете (помогите, как мне поступить?), высказывания, отражающие готовность человека брать на себя ответственность (Что я должен делать? Что входит в мои обязанности?), обороты, обозначающие запрос обратной связи (Вам понравилось? Что вы скажете?); лексемы, репрезентирующие ценности говорящего (ценю, восхищаюсь, всегда хотел, верю в, серьезно отношусь к, интересно, неинтересно); искренние рассказы о себе, своем состоянии (чувствую себя плохо, волнуюсь, мне обидно, я боюсь, я надеюсь, я так рад), которые часто сопровождаются самохарактеристикой, отражающей готовность говорящего довериться, сократить дистанцию (Я говорю искренне / честно / откровенно / от всего сердца).
тень разбойника. Интенциональная установка проявляется в желании быть независимым, убрать ограничения, присутствует стремление к борьбе, неприятие авторитета и чужого мнения: говорящий закрывается, устанавливает дистанцию, отказывается от помощи, протестует, борется, спорит, нарушает правила, отрицает авторитет, не слушает и т.д. Среди лингвистических маркеров можно выделить отрицательные частицы (не хочу, не буду); слово «нет» и его эквиваленты (ни за что, еще чего, больно надо); лексемы со значением обесценивания (все равно, безразлично, не нужно, не интересно); местоимение «сам» (сам знаю, я сам); обороты, отрицающие ответственность говорящего (Я не хочу этим заниматься. Я не буду за это отвечать); высказывания, ставящие под сомнение авторитет собеседника (Кто вам сказал, что я должен? Почему вы распоряжаетесь?), обесценивающие помощь и поддержку (сам справлюсь, я не просил мне помогать, я не нуждаюсь в); лексемы, реализующие семантику войны (буду бороться, на войне как на войне); существительные и прилагательные с негативной оценкой в самохарактеристиках (хулиган, злой, гуляка).
Архетип любовника. Интенциональная установка проявляется в желании расположить к себе, добиться близости, ответной симпатии: говорящий соблазняет, признается в симпатиях, делает комплименты, говорит чувственно, вызывает желание сделать что-либо, говорит с аппетитом, рассказывает восторженно, заражает эмоциями удовольствия и т.д. Среди лингвистических маркеров можно выделить следующее: лексику со значением физиологических состояний и телесных реакций (приятно, горячо, аппетитно, мурашки по коже, вкусно), глаголы чувственного восприятия (наслаждаюсь, испытываю, чувствую, ощущаю, пробую), слова со значением эмоционального отношения (люблю, обожаю, симпатизирую, притягивает, влечет, блаженство, соблазнительно, страстно и др.); лексемы, раскрывающие тему телесной любви и привлекательности (сексуальный, возбуждает); метафоры с природной семантикой (пожар, пламя, стихия, огонь, ураган); экспрессивный синтаксис; комплименты, высказывания, раскрывающие положительное влияние, которое собеседник оказывает на говорящего (С вами приятно. Я становлюсь лучше); стратегии самопрезентации.
тень строптивого. Интенциональная установка проявляется в желании отдалиться от собеседника, свести его инициативу в отношении себя к минимуму: го-
ворящий акцентирует внимание на неприятных вещах, изъявляет неудовольствие, говорит брезгливо, досадует, выражает неприязнь, отвращение, раздражение и т.д. Среди лингвистических маркеров тени можно выделить лексемы, обозначающие недовольство, раздражение и другие негативные эмоции (надоел, достал, не терплю, раздражает, действует на нервы), которые могут подчеркиваться словами-интенсификаторами (очень, сильно, ужасно, бесконечно, безумно, смертельно); сравнения и метафоры с той же семантикой (смертельно, дико, убийственно, больной); отрицательные местоимения и частицы (Никто не понимает. Нет ничего хорошего. Нет никаких сил); лексику, транслирующую неприятные ощущения (дискомфорт, не выношу, сыт по горло, все уши прожужжал, отвратительно); глаголы, раскрывающие отрицательный опыт общения с собеседником (расстроилась, раздражаешь, мотаешь нервы, цепляешь, дергаешь); стратегии самопрезентации, для которых характерно либо преувеличение достоинств, (Я лучше всех. Тебе повезло со мной), либо явное их принижение (Я злая тетка. У меня всегда так).
Активируясь в речи, каждый архетип вне зависимости от контекста сохраняет свою интенциональную установку и может быть определен по специфическим лингвистическим маркерам. Приведем пример реализации архетипа матери как коммуникативной модели поведения в телевизионном контексте, уделив особое внимание интенциям говорящего и перлокутивным эффектам.
Дискурс телевизионного шоу, ориентированный во многом на разоблачение имиджа, как ни странно, часто включает в себя речевые модели архетипа матери. Примером подобного мировосприятия и построения диалога через призму этой архетипической модели могут служить слова О. Свибловой: «...Я считаю, что о культуре и о жизни вообще нужно говорить мягче. Я обожаю работу «МишМаш» - это такие камушки, каждый из которых обвязан шапочкой. Такие большие гальки, и на каждого под размер связана шапочка, мы сами вязали, ручками своими... Когда мы выставляли это в Майями в Ва&чмузее, работа называлась «Будь мягче». Мне дико нравится, и начинать надо вот отсюда (показывает на свое сердце)» [Школа злословия, выпуск от 19.03.2012].
В контексте передачи выражение безусловного принятия и желания помочь могут выступать социальной доктриной ведущего (А. Малахов: Наверное, одна из главных особенностей моих - это то, что я люблю людей, которые приходят ко мне в студию. Честно. Кто-то может не поверить в это. Но я люблю их, смешных, немытых, немодных, провинциальных, откровенных, честных и не очень. Когда человек приходит ко мне в студию, для меня внутренне это родные люди, которым мне, безусловно, хочется помочь [Временно доступен, выпуск от 22.09. 2013]).
Архетип может определять принципы построения отношений с гостем, программа «Наедине со всеми» Ю. Меньшовой подтверждает эту тенденцию, и не только тем, что ведущая преимущественно в вежливой и доброжелательной манере общается с собеседником (А. Гордон: Меня поразило, как Вы вежливо относитесь к тем, кто к Вам пришел. И я подумал, когда мне позвонили: единственная передача, где меня будут любить. Почему не сходить? [Наедине со всеми, выпуск от 12.03.2015]), но и выбором тем беседы, которые отвечают ценностям архетипа:
семья, нелегкий карьерный путь, душевное состояние (Д. Билан: Я недавно звонил отцу и говорю: «Я к вам приеду, буду просыпаться поздно, кричать: Мама, сделай пирожки, пожалуйста, - и мама такая приходит с пирожками»... Понимаете, счастье выглядит так.; Меньшова: ... Придет мама, и я знаю, что она вам скажет. Знаете? Принесет вам пирожки и скажет: «Отдыхай, сынок, отдыхай!» [Наедине со всеми, выпуск от 3.04.2016]).
Герои программ могут делиться не только положительным опытом взаимодействия в рамках архетипической диады «мать - дитя», но и отрицательным. Мать - это родительский архетип, поэтому в речи чаще проявляется пристройка «сверху», предложение помощи может быть воспринято негативно, как указание на слабость (Мария Голубкина: Меня раздражает это ужасно, я хотела бы быть поважнее и поглавнее Ларисы Ивановны... Меня ужасно раздражает, когда мама говорит: «Чем я могу тебе помочь?» [Наедине со всеми, выпуск от 17.10.2013]).
Неприятие собеседником в отношении себя чрезмерной, обязывающей, вербальной и невербальной поддержки зачастую граничит с нежеланием оказаться без внимания и эмоционального тепла (Геннадий Хазанов: Да, вы знаете, важно, чтобы это тепло не превратилось в ту температуру, которая сжигает... Но еще бы холодно не было. Но это уже зависит от того, насколько тебя хватает. Но должен вам сказать, что сгореть ничуть не лучше, чем замерзнуть [Наедине со всеми, выпуск от 27.03.2014]). Метафора холода возникает у говорящего не случайно, она является ярким признаком теневой стороны архетипа: в большинстве сказок холод становится символом «нелюбви», неродная мать часто отправляет падчерицу в холодный зимний лес.
Как и любая тень, проявляющая себя в речи, тень мачехи - это выплеск негатива, в данном случае лежащего в плоскости любовь-ненависть. Так объясняет нападки на падчерицу героиня фильма А. Роу «Морозко»: «Бывало, Настьку за косу схватишь, на себя попятишь - и сердце разом отойдёт». В дискурсе телевизионной коммуникации данная модель взаимодействия может рассматриваться как способ продвижения и привлечения внимания (К. Собчак: Мне кажется, еще одно, из-за чего я стала успешным человеком, - это то, что я говорю людям в лицо все, что я о них думаю [Гордон-Кихот, выпуск от 03.10.2008]).
Речь мачехи, в отличие от возвышающей материнской, включает в себя утверждения о разных типах неполноценности - уровень интеллекта, внешний вид (К. Собчак о костюме В. Соловьева: Вы пришли в цвете кремлевского ковра; В. Соловьев о платье К. Собчак: Ксенья Анатольевна, во-первых, вы забыли, что цвет фуксии был популярен четыре года назад исключительно в гардинах; К. Собчак: Вы еще и дальтоник [Девчата, выпуск от 27.10.2010]).
Адресатом речь теневой стороны архетипа воспринимается обычно болезненно (Ю. Меньшова: Если вы увидите ложь о себе в желтой прессе, вы что?; С. Светличная: Я умираю медленно [Наедине со всеми, выпуск от 01.12.2015]).
Объем статьи не позволяет взглянуть на дискурс телевизионного шоу с разных ракурсов, проиллюстрировать примеры реализации каждой вербальной модели. Несмотря на то, что диалог ведущего с гостями и аудиторией может строиться с позиции любого архетипа, в результате анализа материала было замечено, что в
речевой среде телевизионных программ явно преобладает архетип отца, особенно это касается программ, построенных в жанре интервью. Это связано с тем, что любое телевизионное шоу оказывается площадкой, на которой у зрителей (аудитории) появляется возможность через ведущего выразить свое одобрение или осуждение в отношении той или иной публичной персоны. Именно зритель (общество), становится авторитетом, на который опирается и к которому часто апеллирует шоумен, прибегающий к давлению (В. Познер: Когда я чувствую, что человек уходит от вопросов, наговаривает массу словесной шелухи, я начинаю давить. Например, Фурсенко - член команды, он должен соблюдать определенные правила, и я его понимаю и даже сострадаю ему, но не беру это в расчет. Я требую ответа. Ведь я выступаю от имени зрителей. Они не смогут спросить его напрямую, потому что они никогда не попадут к нему на прием, поэтому они задают вопросы через меня. Если Фурсенко попытается их обойти, я оказываю давление, это правила игры [Познер: Цит. по Криницын 2010: 121].
В заключении важно отметить, что архетип представляет собой именно удобную модель (а не реально существующий объект), позволяющую различать движущие силы коммуникативной личности. Автор не претендует на полноту списка архетипов и их описание. При этом предложенный архетипический конструктор позволяет более детально изучать сущность коммуниканта, его вербальное поведение, интенции, прогнозировать, а в некоторых случаях и моделировать его речеповеденческую реакцию.
Предложенная модель вносит вклад в решение проблемы ригидности вербального поведения, предлагая говорящему выбор подходящей коммуникативной модели, отвечающей ситуации и целям, а также помогает вывести на уровень осознанного наблюдения скрытые от коммуникантов мыслительные процессы.
литература
Большакова А.Ю. Теория архетипа и концептология // Культурологический журнал [Электронный ресурс]. № 1 (7), 2012. Режим доступа: http://www.cr-joumal. т/г^/|ошпак/109.Мт^^=9 (дата обращения: 16.05.2016)
Большакова А.Ю. Теория архетипа и проблемы коммуникации // Сборник конференций НИЦ Социосфера. Культура, культурология. №43, 2011. С.77-88.
Жуков Ю.М. Диагностика и развитие компетенции в общении. М., 1990.
279 с.
КарауловЮ.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. 264 с.
КарауловЮ.Н., ЧеркасоваГ.А., УфимцеваН.В., СорокинЮ.А., ТарасовЕ.Ф. Русский ассоциативный словарь. Том 1. От стимула к реакции. М.: АСТ, 2002. 784 с.
Караулов Ю.Н., Черкасова Г.А., Уфимцева Н.В., Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф. Русский ассоциативный словарь.Том 2. От реакции к стимулу. М.: АСТ, 2002. 992 с.
Криницын Е. Акулы интервью: 11 мастер-классов. М.: Альпина Паблишерз, 2010. 184 с.
Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: Гнозис, 2003. 280 с.
Парис Ж. Мудрость психики: глубинная психология в век нейронаук. М.: Когито-Центр, 2012. 336 с.
Руффлер М. Игры внутри нас: психодинамические структуры личности. М.: Изд-во Института психотерапии, 1998. 208 с.
Смирнов И.П. Диахронические трансформации литературных жанров и мотивов // Wiener Slawistischer Almanach. Wien, 1981. Sonderband 4. S. 60.
Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. М., 2001. 824 с.
Сторчак В.М. Архетип и ментальность в контексте религиоведения: дис. канд. филос. наук. М., 1997. 146 с.
Шомова С.А. От мистерии до стрит-арта. Очерки об архетипах культуры в политической коммуникации. М.: Изд. Дом. Высшей школы экономики, 2016. 264 с.
Юнг К.Г. Структура психики и архетипы. М.: Академический проект, 2009.
The article is devoted to the universals of verbal behavior, which allow to describe speech holistically, comprehensively, as a system, relying on the personality and his motives. The article proposes the typology of archetypes communicative behavior, investigated intentional settings and linguistic markers of archetypes are submitted in the article.
The list of archetypes is based on the theory of Carl Gustav Jung. The author identifies five archetypes (mother, father, elder, child, lover), and five shades (stepmother, tyrant, critic, outlaw, disagreeable). The author examines communication models of behavior through the example of the television discourse. The empirical basis of linguistic markers research includes videos of popular Russian-speaking TV programs.
Detailed focus is paid to the description of the mother archetype. With the help of discourse analysis the author finds key markers of archetype: words of sympathy, words of encouragement, words of praise etc.
The author concludes that the father archetype is dominated in the context of TV programs. This is due to the fact that all talk-shows are a platform on which TV viewers can express approval or condemnation to public person.
Keywords: archetype, shadow, intentional setting, linguistic markers, perlocutionary effect, the television discourse.
References
Bol'shakovaA.Ju. Teorija arhetipa i konceptologija [The theory of archetypes and conceptology] // Kul'turologicheskij zhurnal [Cultural magazine, electronic resource]. № 1 (7), 2012. access mode: http://www.cr-journal.ru/rus/journals/109.html&j_id=9 (date of the application: 16.05.2016)
328 с.
every mother thinks her own gosling a swan: communication models of behavior via the aspect of the theory of archetypes
Irina A. Medvedeva
Manager of the regional department RA»Alcazar» (Moscow)
Bol'shakova AJu. Teorija arhetipa i problemy kommunikacii [The theory of archetypes and communication problems] // Collection conferences SIC sociosphere. Culture, Cultural Studies. №43, 2011. pp. 77-88.
Zhukov Ju.M. Diagnostika i razvitie kompetencii v obshhenii [Diagnosis and development of competence in communication]. M., 1990. 279 p.
Karaulov Ju.N. Russkij jazyk i jazykovaja lichnost' [Russian language and linguistic identity]. M.: Nauka, 1987. 264 p.
Karaulov Ju.N., Cherkasova G.A., Ufimceva N.V., Sorokin Ju.A., Tarasov E.F. Russkij associativnyj slovar' [Russian Dictionary associative]. Tom 1. Ot stimula k reakcii [From stimulus to response]. M.: AST, 2002. 784 p.
Karaulov Ju.N., Cherkasova G.A., Ufimceva N.V., Sorokin Ju.A., Tarasov E.F. Russkij associativnyj slovar' [Russian Dictionary associative].Tom 2. Ot reakcii k stimulu [From response to stimulus]. M.: AST, 2002. 992 p.
Krinicyn E. Akuly interv'ju: 11 master-klassov [Sharks interview: 11 master classes]. M.: Al'pina Pablisherz, 2010. 184 p.
MakarovM.L. Osnovy teorii diskursa [Fundamentals of theory of discourse]. M.: Gnozis, 2003. 280 p.
Paris Zh. Mudrost' psihiki: glubinnaja psihologija v vek nejronauk [The wisdom of the psyche: depth psychology in the century of neuroscience]. M.: Kogito-Centr, 2012. 336 p.
Ruffler M. Igry vnutri nas: psihodinamicheskie struktury lichnosti [Games within us: psychodynamic personality structure]. M.: Izd-vo Instituta psihoterapii, 1998. 208 p.
Smirnov I.P. Diahronicheskie transformacii literaturnyh zhanrov i motivov [Diachronic transformation of literary genres and motifs] // Wiener Slawistischer Almanach. Wien, 1981. Sonderband 4. pp. 60.
Stepanov Ju.S. Konstanty: slovar' russkoj kul'tury [Constants: Dictionary of Russian culture]. M., 2001. 824 p.
Storchak V.M. Arhetip i mental'nost' v kontekste religiovedenija [The archetype and mentality in the context of religious studies]: dis. kand. filos. nauk. M., 1997. 146 p.
Shomova S.A. Ot misterii do strit-arta. Ocherki ob arhetipah kul'tury v politicheskoj kommunikacii [From mystery to street art. Essays about archetypes of culture in political communication]. M.: Izd. Dom. Vysshej shkoly jekonomiki, 2016. 264 p.
JungK.G. Struktura psihiki i arhetipy [The structure of the psyche and archetypes]. M.: Akademicheskij proekt, 2009. 328 p.
