Современная коммуникативная ситуация характеризуется, во-первых, растущим удельным весом параязыка в массовой коммуникации, во-вторых, «риторизацией» языковой нормы. В связи с последним обстоятельством встает вопрос о взаимодействии лингвистической и паралингвистической нормы в современной ситуации общения. Сейчас же сосредоточимся на роли паралингвистической нормы, определяемой самим удельным весом паралингвистики.
Г.П. Нещименко пишет по этому поводу следующее: «Технические возможности современных каналов коммуникативной связи допускают использование различных семиотических систем и их комбинаций друг с другом (например, кинесической, звуко-интонационной, вербальной, звукосигнализационной, иконической, графической и пр.). При этом нельзя не видеть намечающиеся симптомы потеснения вер-бальных средств или же их недостаточного использования (ср., к примеру, сокращение площади вербального текста в иллюстрированных журналах)» [7, с. 126]. С этим следует полностью согласиться. Особого внимания заслуживает приведенный в скобках пример.
Сокращение площади вербального текста в журналах и даже в газетах приводит к тому, что не текст организует пространство вокруг себя, как это было в древних рукописных книгах, включающих миниатюры и художественное оформление инициальных букв, или как это происходит в иллюстрированной книге Нового времени, но сам текст, напротив, вписывается в общий дизайн. В разнообразных буклетах наших дней цветной фон иногда даже затрудняет чтение текста. Последнее обстоятельство может осложняться также уменьшением размера букв, сигнализирующим о факультативности текста. В иллюстрированных справочных изданиях, особенно рассчитанных на школьника, площадь, отведенная для текста, оказывается зачастую меньше площади, отведенной для рисунка (как, например, в популярной серии «История мира»). При этом либо текст и графика составляют два параллельных ряда, либо, что чаще, графика образует пространство, в которое вписывается текст, подобно тому, как художественные миниатюры Средних веков вписывались в заглавную букву. Все это вместе создает ощущение вторичности текста и, соответственно, текстовых норм. Вторичность текстовых норм проявляется в двух аспектах: в отношении принципов оформления абзаца и в отношении пунктуации.
Ценность дизайна и обесценивание текста, играющего роль своеобразных глосс при картинках, -вот тенденция, присущая письменным средствам массовой коммуникации. Генетически это явление восходит к культуре лубочных картинок, эволюционировавших на русской почве сначала в агитплакат, а затем в комикс. Характерно, что русский лубок был демократическим, массовым жанром, не рассчитанным на книжников, и притом жанром анонимным [2]. Обе эти родовые черты -демократизм и анонимность - сопровождают и печатную продукцию с преобладающим дизайном и текстом, отодвинутым на второй план. Но тематика лубка и комикса, не говоря уже о тематике плаката, была достаточно ограниченной. Сегодня же мы наблюдаем расширение тематических границ подобной продукции, что и свидетельствует об экспансии этих «лубочных» форм. Если иметь в виду классическую систему функциональных стилей, то можно констатировать также и трансстилевой характер современных лубков: от научного (особенно научно-популярного) стиля до делового и публицистического. При этом появляются и новые, «окололубочные» формы.
Во многих текстах, где непосредственно нет изображений, присутствуют диаграммы или их аналоги, широко используются всевозможные шрифты и нетрадиционные способы расположения текста. Характерно, что даже обзоры печатной продукции часто снабжаются цветными диаграммами, а расположение текстов в таких обзорах напоминает заполнение таблиц. Тем самым чисто вербальная информация преобразуется в вербально-графическую.
Все эти явления имеют два важных следствия, касающихся уже не параязыка, но самого языка. Первое - пунктуационные нормы подменяются графическими средствами. Второе состоит в том, что простые и внешние по отношению к языку средства усиления наглядности и выразительности берут на себя функции собственно языковых средств - фигур и тропов. Нечто подобное произошло с художественной литературой, в которой по мере развития кино и телевидения заметно сократился объем текстов-описаний за счет текстов-диалогов. Функции воссоздания картин постепенно монополизировало кино.
Для того чтобы выделить в тексте главную мысль, пишущий традиционно прибегал к особым средствам выдвижения, используя такие схемы, как сцепление, конвергенция, обманутое ожидание [1]. Наряду с этими схемами, которые он выстраивал сам с помощью исключительно языкового материала (повторов, скоплений изобразительных средств, стилевых или других перебоев, всевозможных способов эмфатизации), пишущий мог воспользоваться так называемыми отмеченными позициями текста, каковыми является заглавие, эпиграф, начало и конец текста. Параграфемика открыла для него иные возможности, предоставив простые, внешние для языка средства эмфатизации, позволяющие вычленять в тексте любые уровни актуальности. В самом простом варианте средствами выделения (выдвижения) значимых элементов могут быть шрифты разной величины и различной конфигурации. Так, наиболее актуальная информация набирается наиболее крупным шрифтом и т.д. Сказанное означает, что традиционные средства усиления выразительности постепенно теряют свою актуальность на фоне параграфемики, подобно тому, как снизилась актуальность литературных описаний с появлением кино и телевидения.
То же относится и к изобразительности, т.е. собственно наглядности. Например, для того чтобы продемонстрировать силу и мощь одного явления в сравнении с незначительностью другого, пишущий должен был прибегнуть либо к метафоре, либо к амплификации. Сегодня вместо этого он прибегнет к простой диаграмме, изобразив все явление как круг, а малую его часть как ломоть, отрезанный от этого круга. Вместо знаменитой гоголевской гиперболы «Тот имеет отличного повара, но, к сожалению, такой маленький рот, что больше двух кусочков никак не может пропустить; другой имеет рот величиною с арку главного штаба, но, увы! Должен довольствоваться каким-нибудь немецким обедом из картофеля», сегодня может быть дан гротескный рисунок, возможно, коллаж.
Итак, повышение роли паралингвистики в письменных СМИ происходит в двух направлениях: подмене языковых норм графическим восполнением и широком использовании графики, делающим избыточными традиционные языковые средства усиления выразительности и изобразительности -тропы и фигуры. Все это говорит об одновременном ослаблении и ортологического контроля, и риторического искусства.
Любопытно, что источником многих графических инноваций, соприкасающихся с полем орфографии, является именно научный текст, где в отношении графики устанавливается нечто вроде «высокой моды». Сюда же примыкает философская эссеистика, литературная и философская критика, а также интеллектуальная проза.
В оформлении заглавий книг прочно вошла в практику графическая стилизация. Так, в историкофилологической литературе в связи со славянской темой используется стилизация под древнерусские почерки, в связи с германскими темами - под готику, в связи с китайскими и японскими - под иероглифику, в связи с дидактикой - под школьные прописи. Ср. использование в рекламах стиля «Окон РОСТА», шрифта, ассоциирующегося с названием газеты «Правда», и других графических советизмов. Таким образом, аллюзивная, цитатная функция графического облика текста, начинаясь на поле орфографии (прописные буквы), завершается на уровне шрифта. При этом следует отметить богатство опознаваемых сегодня стилевых манер и высокий уровень цитатности. Обращение к прошлым орфографическим нормам, как в названии газеты «Коммерсантъ», также может быть рассмотрено как стилизация. Такое обращение может провоцировать и архаизацию самого языка (лексики и грамматики) как средства стилизации, аллюзии.
Иную проблему представляет собой двумерное оформление текста, куда входят поля, отступы, выравнивание, всевозможные интервалы. «Высокую моду» здесь задают компьютерные выравнивания по левому и правому краю, особенно принятые в различных буклетах, но проникающие и в традиционную печатную продукцию. В глобальной информационной сети могут быть отмечены два процесса, относящиеся к паралингвистике. Первый связан с передачей звуковых явлений графическими средствами. Второй - с графической идеологией гипертекста. Первый процесс представляет собой часть общего явления - передачи паравербальных звуковых средств паравербальными же графическими средствами. Скажем, передача иронической интонации или голосового выделения чужой речи с помощью курсива. Не случайно некоторые авторы отождествляют параграфемику с деятельностью, сопровождающей устное или письменное
высказывание, т.е. с деятельностью, близкой звуковым или кинесическим явлениям [8, с. 63-74]. При этом «особую группу параграфемных элементов текста составляют параграфемные элементы текста, которые ассоциируются со звучащей речью и представляют собой “сигналы” парапросодических особенностей говорения» [8, с. 96].
Разумеется, компьютерная графика представляет для подобных выделений широкие возможности. «В языке глобальной сети всевозможные графические знаки акцентного и интонационного выделения используются весьма активно» [6, с. 137]. М. Гаазе отмечает, что в Интернете наблюдается имитация такого, например, явления, как шепот [3, с. 67-68].
Второй процесс - тенденция к сдержанности графического оформления при гипертекстовом представлении информации. Эта тенденция особенно интересна для нас в связи с тем, что она противостоит основной тенденции графического оформления в языке СМИ. Дело в том, что гипертекст с его навигацией (возможностью «ходить» по ссылкам) сделал графические выделения до известной степени избыточными. Ср.: «Итак, электронный гипертекст с необходимостью оснащается выделенными текстовыми фрагментами для осуществления своих внутренних и внешних связей. Вместе с тем наши наблюдения позволяют сделать вывод о том, что постепенно он отказывается от употребления шрифтовой неоднородности в ее традиционных функциях. Она теряет свою актуальность, с нашей точки зрения, по двум причинам: во-первых, такая выделенность может дезориентировать читателя, представляясь ему источником соответствующей ссылки, а во-вторых, она просто становится информативно ненужной, избыточной» [5, с. 96]. В самом деле, показатели ссылок стандартизованы, и нет нужды ни дополнять их, ни создавать выделения, порождающие иллюзию ссылки.
Более того, по-видимому, стилистическая сдержанность гипертекста - одно из общих проявлений тенденции к упрощению, стандартизации и эстетизации компьютерного дизайна в направлении функциональности и внешней солидности. В отношении цветов это продиктовано чисто прагматическими соображениями: используемые в ранних текстовых редакторах (например, в программе-редакторе «Лексикон») яркие цвета, как показали специальные исследования, утомляют зрение. В современных программах от таких цветов отказались.
Другой и очень мощной силой, толкающей к электронному этикету и унификации, является проблема быстрого освоения новых программ. Именно эта потребность, позволившая фирме «Майкрософт» навязать свой стиль другим разработчикам, диктует сегодня необходимость использовать уже привычные значки (иконки) и знакомые способы оформления текста. Обучение новому коду было бы ненужной тратой времени и сделало бы компьютерный продукт неконкурентоспособным. Источником унификации, таким образом, становится пользователь, т.е. реципиент текста. В печатном тексте на ранних стадиях таким источником был, напротив, создатель текстов, ограниченный в своих возможностях. Это наиболее наглядно выявляется при сопоставлении пишущей машинки и компьютера. При наборе текста на машинке унификация осуществляется благодаря изначальной бедности возможностей. Скажем, стандарты междустрочного интервала заданы выбором из трех дискретных позиций. На компьютере этот интервал можно изменять. Но нет никакого смысла существенно изменять вид рабочего поля для редактирования текста.
Следует упомянуть и о феномене «мягкой копии», дающей возможность адресату преобразовывать текст по своему вкусу. У пользователя появляется возможность снимать авторские выделения, т.е. устранять параграфемику, ставить собственные маркеры, т.е. вводить параграфемику. Разумеется, реципиент не руководствуется при этом никакой нормой и исходит из соображений личного удобства (если он является конечным пользователем). Это сближает личную копию с феноменом внутренней речи.
В целом можно отметить, что процессы, происходящие в информационной сети, более конструктивны, нежели процессы, происходящие в печатных СМИ. Источником нормы здесь выступает объективная необходимость. В результате складывается достаточно здоровая ситуация, когда креативные намерения встречают на своем пути ограничения. Принцип «креативной небрежности» наталкивается здесь на сопротивление, ограничивающее эту небрежность.
Завершая обзор письменной формы речи, следует упомянуть и о рукописных текстах. Здесь можно отметить, во-первых, незначительность той роли, которую играет культура рукописных
текстов сегодня (ср. ее роль в Средние века и даже в XIX в.), во-вторых, общий упадок этой культуры. Школа последовательно снижает требования, предъявляемые к почерку, и снимает ограничения на орудия письма, способствующие выработке почерка. Однако и здесь наблюдается активизация параграфемики. Так, появилась возможность выделять отдельные строки написанного, закрашивая их каким-либо цветом, чем активно пользуются учащиеся.
Искусство каллиграфии, т.е. правильного, эстетически совершенного письма, сильно обесценилось и потеряло общественный престиж. Ю.С. Рождественский называет две тенденции в каллиграфии: «а) совершенное следование стандартным прописям письменных знаков, б) образование индивидуального почерка» [9, с. 103]. Вторая тенденция никогда не получала особого развития в Европе, что и отмечает автор. Однако существование стандартных почерков существовало не только в Средние века, когда были выработаны устав, полуустав и скоропись, но и много позже, когда, например, практиковалось военно-писарское рондо, которым пользовались армейские писари в дореволюционной и даже послереволюционной России. Либерализация каллиграфических норм и разрушение каллиграфических стилей - яркий пример сценария, следуя которому, могут разрушаться нормы и стили вообще.
Литература
1. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка: Стилистика декодирования. 2-е изд. перераб. Л.: Просвещение, 1981.
2. Бахтин В., Молдавский Д. Русский лубок XVII-XIX вв. М.-Л., 1962.
3. Haase M. et. Al. Intemetkommunikation und Sprachwandel // Sprachwandel durch Computer. Opladen, 1997.
4. Грот Я.К. Русское правописание. СПб.: Руководство, 1885.
5. Дедова О.В. Графическая неоднородность как категория гипертекста // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2002. № 6.
6. Иванов Л.Ю. Воздействие новых информационных технологий на русский язык: системноязыковая и культурно-языковая проблематика // Словарь и культура русской речи. М.: Индрик, 2001.
7. Нещименко Г.П. Этнический язык. Опыт функциональной дифференциации (на материале сопоставительного изучения славянских языков) // Specimina philologiae Slavicae. Bd. 121. Muinchen, 1999.
8. Николаева Т.М., Успенский Б.А. Языкознание и паралингвистика // Лингвистические исследования по общей и славянской типологии. М.: Наука, 1966.
9. Рождественский Ю.С. Введение в общую филологию. М., 1979.