CC BY
56
ла эмеген!» - «Эй, коварный эмеген!»; «Эй, огъур тюгю болмагъан, кюйсюз Къубу!» - «Эй, лишенный человечности, злой Кубу!».
В исследуемом эпосе, как и в других национальных версиях, «Нартиады», речь эпических персонажей не индивидуализирована. Как правило, положительные черты характера героев (ум, смекалка, сила, отвага и т.п.) констатируются в речи сказителя, либо по ходу повествования проявляются в их действиях, в то время как прямая речь чаще всего заключает в себе негативную характеристику (самохарактеристику) персонажей. Например, «глупые, пустоголовые» эмегены считают себя очень умными: «По нашим мудрым законам мы окончили свое двухдневное угощение; теперь наши законы предписывают гостям, в свою очередь, угощать премудрых эмегенов» [Нарты, с. 501].
Итак, мы рассмотрели одну из главных повествовательных особенностей карачаево-балкарского нартского эпоса - прямую речь, представляющую собой многообразие устойчивых традиционных формул.
Прямая речь в нартском эпосе карачаевцев и балкарцев, как и в эпосе других народов, в своем месторасположении строго не определена и может встречаться в художественной структуре всего повествования. Она способствует развитию сюжета, являясь своего рода толчком (а иногда даже отправной, исходной точкой) к действию.
Литература
1. Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев / сост. Р.А.-К. Ортабаева, Т.М. Хаджиева, А.З. Холаев; вступ. ст., коммент. и глоссарий Т.М. Хаджиевой. - М.: Восточная литература РАН, 1994.
Хаджиева Танзиля Мусаевна, ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН им. А.М. Горького, кандидат филологических наук.
E-mail: [email protected]
Khadzhieva Tanzilya Musaevna, leading researcher in A.M. Gorky Institute of world literature of the Russian Academy of Sciences, candidate of philological sciences.
УДК 811.551 (571.661)
© Т. А. Голованева, А. Г. Игумнов
МАРКЕРЫ ФИНАЛА В ПИСЬМЕННОМ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОМ РАССКАЗЕ
(на материале корякского языка)*
Рассматриваются сигналы завершения корякских письменных автобиографических рассказов - круг определенных мотивов, позволяющих обобщить сказанное в тексте, придать торжественность повествованию: необратимости времени, утраты знания, авторской миссии, Божественного провидения.
Ключевые слова: корякский язык, нарратив, структура нарратива, письменная речь, автор, повествователь, автобиографический рассказ, мемуары.
T. A. Golovaneva, A. G. Igumnov
MARKERS OF FINAL IN THE WRITTEN AUTOBIOGRAPHICAL STORY (based on the Koryak language)
The article reviews signals in a final of Koryak autobiographical stories which compose motives of the irreversibility of time, loss of knowledge, the mission of the author, and Divine Providence.
Keywords: the Koryak language, narrative, structure of narrative, written speech, author, narrator, autobiographical story, memoir.
Нарратив своей многомерностью притягивает к себе специалистов разных областей гуманитарного знания. Полевые экспедиции с применением современной цифровой аудио- и видеоаппаратуры
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ в рамках исследовательского проекта № 14-04-00108. Тема проекта: «Устный и письменный автобиографический нарратив в референциальном аспекте (на материале корякского и алюторского языков)».
позволяют записывать огромный объем текстов самого разного характера. Похожая ситуация и в социологии: «Большое количество эмпирических данных в социальных науках имеют нарративную форму: тексты интервью, дневники, литературные произведения, рассказы пациентов на психотерапевтических сеансах, показания свидетелей, некрологи, рекламные тексты, новости на телевидении, тексты песен, анекдоты, любовные письма и т. д. Под нарративом понимается любой повествовательный текст, функция которого - информировать адресата о событиях» [Евстигнеева, Оберемко, с. 95; курсив авторский].
Анализ этого массива текстов возможен именно с позиций активно развивающейся в настоящее время нарратологии. Все многообразие и неисчерпаемость нарративов, согласно логике научного знания, должно подчиняться определенным закономерностям. И некоторые из этих закономерностей уже открыты и действительно подтверждаются. В частности, гипотеза В. Лабова и Дж. Валетского, согласно которой структуру нарратива представляется в виде шестикомпонентной схемы: «(а) ориентировка - описание места, времени действия, персонажей; (б) осложнение или конфликт - возникновение препятствия; (в) оценка - выражение авторского отношения к происходящему; (г) разрешение - устранение препятствия; (д) кода - завершение повествования и возврат в здесь-и-теперь» [Нурко-ва, с. 78]. Выделенные структурные части нарратива имеют свои особенности, и эти особенности зависят от модуса речи (письменного или устного), от коммуникативной ситуации, от специфики идио-стиля рассказчика. Таким образом, целый комплекс факторов влияет на процесс создания нарративов.
В нашем архиве полевых материалов имеется множество текстов записанных на корякском языке от носителей родного языка: устных и письменных. Наиболее четко структурные элементы нарратива проявляются именно в письменных текстах, так как именно письменные тексты представляют собой протяженное монологическое повествование. Оно разворачивается последовательно без внешних осложняющих устную речь стимулов: вопросов, реплик, эмоциональных реакций собеседников. Законы порождения текста рассказчиком не осознаются, но он ориентируется на них, имея в своем сознании представление о том, каким должен быть текст.
Один из наиболее четко выделяемых элементов нарратива - это финал, завершение повествования, возвращение в здесь-и-теперь.
Материалом для нашего исследования послужили письменные автобиографические рассказы на корякском языке, написанные Екатериной Ивановной Дедык по нашей просьбе (сведения о Е.И. Дедык см. в примечаниях). Первоначально эти тексты не предназначались для печати. Профессиональная журналистка, Е.И. Дедык владеет навыками структурирования текста в соответствии с определенными нормами. Она подходит к построению текста с традиционных позиций, для нее самое главное - как можно яснее выразить то, что ее волнует. Для нашей рассказчицы - язык не цель, а именно средство, поэтому маргинальные формы нарративной структуры, которые имеют место в современных литературных текстах [Чувильская, с. 18], не свойственны текстам Е.И. Дедык. Ее повествования естественны. Она пишет, не мудрствуя, не изобретая, а подчиняясь внутреннему вдохновению. Однако в противоположность устному, письменный текст кодифицирован в гораздо большей степени. В автобиографических рассказах Е.И. Дедык отчетливо проявляются основные структурные компоненты нарратива. Согласно психологическому исследованию А.Б. Богдановской, структурная четкость автобиографического нарратива свидетельствует о психологической адекватности повествующего [Богдановская, с. 174].
В данной статье мы обращаемся к анализу только одного структурного компонента - финала, возврата в здесь-и-теперь.
На материале писем Е.И. Дедык совершенно отчетливо видно стремление рассказчицы оформить завершение текста. Теоретически, текст можно и оборвать, но человек, пишущий мемуары, не может себе позволить внезапный обрыв текста. Более того, внезапный обрыв текста не может себе позволить самый обычный человек в повседневном общении. Так завершая разговор, общаясь непосредственно или по телефону, мы считаем обязательным правилом перед прощанием сказать пару обобщающих фраз. Просто оборвать общение нельзя, здесь дело не только в нормах приличия. Устойчивые клишированные фразы завершающего характера выполняют функцию маркера финала не только для собеседника, но и для самого говорящего, и служат сигналом возврата к исходной действительности.
Многообразие возможных финалов рассказов, условно относимых к мемуарной прозе, неисчерпаемо. Однако рассказчик, вольно или нет, придерживается выбранной им стратегии финального за-
вершения текста. Сама же стратегия связана с комплексом устойчивых мотивов, соответствующих финалу нарратива мемуарного характера.
Рассмотрим мотивы, которые отчетливо реализуются в финале письменных рассказов, условно относимых к мемуарной прозе. Финал повествования как граница перехода из текста во внетекстовое пространство предполагает явное обнаружение роли рассказчика, актуализацию значения его роли как повествователя. Именно в финале очень четко обнаруживается стремление рассказчика подчеркнуть ценность данного повествования - в этом отчасти и заключаются маркеры завершенности текста.
В примере (1) рассказчица, Е.И. Дедык, подчеркивает ценность своего повествования: «Этот мой рассказ будет для подрастающих». Последнее предложение текста «Лыжный переход» представляет собой наказ: «Не надо никогда забывать о них». Рассказчица на правах повествователя имеет право и даже чувствует своим долгом давать наказы. Ее знание, изложенное в тексте, по ее субъективному, но совершенно отчетливому мнению, - ценность для истории, ценность для молодежи:
(1) [Дедык, т. 1. п. 186-189]* (здесь и далее: т. - текст, п. - предложение]
186. Эчгилг'атык аму гэе^линэв' уйцэ апаненатвы-ка тойваятьщ, мицкыец айцон гэюнэллинэв' ычги-нэв' аппав', аппапилляуу. Сейчас почему-то не рассказывают молодёжи о том, как давно жили их отцы, дедушки.
187. Гиллинэв' пыллицылг'у тойваято. Была храбрая молодёжь.
188. В'уччин гымнин паненатвын нитики тоймайцатылг'ыц, ^ицын муйык нутэк гиллинэв' пыллинылг'у тойваято. Этот мой рассказ пусть будет для подрастающих, ведь на нашей земле была храбрая молодёжь.
189. Ынано ^ей титэ антыгэватка. Не надо никогда забывать о них.
* Рукописи Е.И. Дедык хранятся в личном архиве авторов статьи.
В финале ярче всего проявляется исключительная роль повествователя: он как обладающий знанием и способный это знание сохранить исполняет миссию. Отсюда появляется торжественность стиля, которая может контрастировать с нейтральностью всего повествования. Финал рассказа являет собой заключительное торжественное слово. Финал позволяет повествователю взглянуть на свой текст как на нечто уже свершившееся, уже ставшее фактом истории. Целый ряд объективных факторов «превращают текст в когнитивно, психологически, социально, культурно значимое "дискурсивное событие"» [Гончарова, с. 31].
Мотив значимости текста для будущего поколения пересекается с мотивом восхищения предшествующими поколениями. Торжественность финала побуждает повествователя делать обобщения. Появляется мотив исключительности, героической жизни предшествующих поколений:
(2) [Дедык, т. 15, п. 65-67]
65. Гакетог'а, гацвота ивык: «^ет^он ынцыг'ан чама мытымъяйтыла». Вспоминая, начинаешь думать: «Неужто так на самом деле было».
66. Кымицу уйцэ аеёлка, мицкыец итылг'у гэвэгыйцо мочгынан мыттилинэв'. Дети не понимают, что за годы мы пережили.
67. Инэч нытг'ив'^ин гиллин ваят. До того упорный был народ.
Жизнь прошедших поколений должна у читателя, по замыслу автора, вызывать восхищение, поражать, ибо, по внутреннему ощущению повествователя, та, ушедшая жизнь, действительно была героической. Наибольшую ценность приобретает то, что утрачено: (3) [Дедык, т. 5. п. 79-82]
79. Уйцэ ын^о этг'у элэг'укэ аппапиль мучгин Ондриян «единоличник».
С тех пор больше не пришлось увидеть дедушку нашего Андрияна, «единоличника».
80. Аму, напкавын калик колхозылг'о. Наверно, не смогли записать колхозником.
81. Эминэч, |эй цанко атвака, унмык вэтатэ, в'иннети танцычетылг'ыц. В той же мере, хоть там и не состоял (в колхозе), много работал, помогал воюющим.
82. Ыно игынцинив' котвалац мучгинэв' аппапилляуу, нымитуинэв' четкэюцык, нытгымуинэв' ветатык то уйцэ яцъя атва-кылг'энав' ваятыцуо. Вот такие были наши дедушки, мудрые, работящие и не отделяющиеся от народа.
Слова обобщения, предполагающие переход от описания судьбы конкретного человека к описанию судьбы всего поколения в целом, являются естественным приемом завершения текста. Обобщение позволяет завершить текст на торжественной, патетической ноте, оставив эмоции восхищения у читателя:
(4) [Дедык, т. 10, п. 16-18]
16. Янг'ав' мучгинэв' пэнинэлг'у гэюнэллинэв'. Правильно наши предки жили.
17. ^айлём ыйкыц. Спасибо им.
18. Эчги этг'у мытыцвола ямитытвицкы. Сейчас мы стали лучше понимать (смысл жизни; букв.: пытаться научиться)
Другой яркий маркер финала - это констатация неизбежности утраты. Наш автор, Е.И. Дедык, очень преклонного возраста, естественно вся её жизнь, такая завораживающая в воспоминаниях, такая насыщенная в реальной, но уже прошедшей действительности, в настоящем времени существует только в сознании рассказчицы. Противостоять тотальным законам необратимости времени невозможно. И рассказчица принуждает себя принять их, а приняв, ощутить эти законы жизни не только как неизбежные, но и как естественные. Однако эмоции сожаления, грусти отчетливо проявляются в финале, повествующем о законах жизни. Какими бы естественными они ни были, человеку трудно с ними смириться. Повествователь выражает свое стремление удержать воспоминание об ушедшем времени в тексте. Появляется мотив авторской миссии и, как следствие, мотив избранничества повествователя:
(5) [Дедык, т. 2, п. 132-136]
132. Эчги галак цынвьщ гэвэгыйцо пыче эмгым малеёчга тыкуеюнэнцыц, тит г'атав' вама калик, гымык тумгыкйит. Сейчас уже минуло много лет, только я потихонечку живу, чтобы, пока жива, написать о своих товарищах.
133. Мыев' эчги уйцэ ныг'аллай мейцэттумгу, уутинычгин котвалац эв'ын мейцэтылг'у йыльцыкмицу. Потому что сейчас не стало моих друзей детства, у некоторых уже взрослые внуки.
134. ^утинычг'ин еппы г'опта кымицу эмэч цыволай г'ынпэвык. У некоторых уже дети начали стареть.
135. ЫЫнцыг'ан итылг'ын юнэт, этг'у мицкыец. Такова жизнь, что поделаешь.
136. ^айлым вег'ынмыль паёчалай нымэлуинэв' энакэтог' атгыйцо. Хорошо, что до самой старости остались очень добрые воспоминания.
С одной стороны, в финале (5) совершенно отчетливо проявляется мотив утраты, с другой, - мотив преодоления забвения. Жизнь была настолько яркой, настолько насыщенной, настолько значимой для истории Родины, что невозможно допустить, чтобы она (эта история, сама жизнь) исчезла. Устойчивая черта финала в мемуарных текстах Е.И. Дедык - это не только ретроспективность, но и проспективность: обращение к будущим поколениям. Для финала автобиографического рассказа ес-
тественно подведение жизненного итога: «такова жизнь». Итог не нов, но для каждого отдельного человека в определенное время этот итог становится личным, трагическим открытием.
Мотив утраты усиливается контрастом изображения повседневной реальности и воспоминаний. И в этом сопоставлении воспоминания оказываются ярче, богаче и, самое главное, устойчивее, чем сама реальность, ведь реальность подвержена коррозии времени, а воспоминания, застывшие в тексте, нет: «видение и есть мир, а нарративизм в самом повествовании дает идеализированную и в чем-то субъективированную его картину, но позволяет нам хоть как-то ухватить удвоение реальности» [Титова, с. 276; курсив авторский]. Как в одном из своих рассказов написала Е.И. Дедык: «С каждым годом воспоминания становятся все ярче и подробней»:
(6) [Дедык, т. 4, п. 76-82]
76. Нанкалг'атык инэнгыюлэвычг'у итгыг'и комсомолылг'ыт Москвацуо етылг'ыт Елизавета Васильевна Грошикова, гымнин инэнгыюлэ-вычг'ын то ынин уылавол Виктор Михайлович Пономарёв. Там учителями были комсомольцы, приехавшие из Москвы: Елизавета Васильевна Грошикова, моя учительница, и её муж, Виктор Михайлович Пономарёв.
77. Уйцэ ынкыеп ыччу ныг'аллай. Давно их не стало.
78. Ы1нцыг'ан гымык энакэтог'атгыйцо кувыччетыц, тэуын кыюлг'ын, Коля Игиклавол: никмыпилляууин ныкотгайпыуен. Только в моих воспоминаниях видится он, словно живой, Коля Игиклавол: низенький, веселый.
79. ^онпыц тыттель ныцог'ыг'ав' гэтэцэтэв'лин. Всегда очень бедно одетый.
80. Гитэк, тэуын элвэлг'ин ынин кимитг'ав'. Казалось, что это не его вещи.
81. Пыллым уйцэ титэ ацийкылаткылг'эн. Все же никогда не стеснялся.
82. Тыттель ныгынкыуин г'оячек. Очень приветливый юноша.
В финале этого повествования полному завершению рассказа (предложение 78) соответствует мотив значимости воспоминаний, их реалистичности: «Только в моих воспоминаниях видится он словно живой, Коля Игиклавол: низенький, веселый». Подчеркивая реалистичность воспоминаний, рассказчица снова поддается очарованию воскрешаемого ею мира, и снова начинает описывать главного героя повествования, повторяя то, что было написано ранее неоднократно в пределах самого рассказа (п. 79-82). В стремлении возвращаться к одним и тем же воспоминаниям, снова и снова ходить по кругу прошедших событий заключается иллюзия спасения (хотя бы на некоторое время) от линейности, конечности своего личного времени: (7) [Дедык, т. 16, п. 106-109]
106. Г'атав' тыттель инг'э колуыллац мучгинэв' ынпычг'у, микнэк этг'у метг'ац нанг'ытвынав' амкыка энакэтог'атгыйцо. Но очень быстро ушли наши старики, еще много воспоминаний.
107. Ятан в'ача тыкэв'цывоц, уайлём, итти нэциньмыуин кычвельгатгыйцын Кирила муйи. Только иногда думаю, спасибо, был веселый, жизнерадостный Кирилл с ними.
108. Кымецыйкыц ымыц тыкотвыцвоцнав', этун титэ-цын амъел ватуенав' йыг'ояв'лац панэнат-во художникен чинин митытватылг'энрисова-тык Кирилын Васильевичын Килпалинын (Кил-палг'ылг'ин). Детям всем говорю, что ещё когда-нибудь появятся другие рассказы художника, самостоятельно научившегося рисовать, Кирилла Васильевича Килпалина.
109. Ы1но игынцин итти малйытг'атгыйцын муйык г'оячекен округык юнэтылг'ин. Вот такая была короткая встреча наша с юношей, живущем в нашем округе.
Е.И. Дедык, ощущая свою миссию летописца корякской истории, особенно остро переживает утрату сведений. Знание о конкретных людях, коряках, честно служивших своему делу и своему народу
должно быть достоянием следующих поколений. Но знание утрачено. В финале рассказа «Коля Игиклавол» [Дедык, т. 7] появляется мотив утраты знания. Рассказчица сожалеет о том, что история, будучи не записанной в свое время, уже практически исчезла: (8) [Дедык, т. 7, п. 100-104]
100. Эчги ёнанма ипа ынпэвык, витку тэуын мыткокьяв'лац, гивэ: ына гэеумую евдым пыкъюгылг'у гинмую, уетуун цанко яуам метг'ац пыцлок мэкив' ыллыг'о то ымыц йынны яйычг'ын. Сейчас, когда прожив, уже состарилась, как будто впервые проснулась, думая: почему же мы такие глупые, хоть бы хорошо расспросили всех матерей и всех сельчан.
101. Витку эчги мытыцвонав' малеёчга йичик ымоц ею лиги мытыччынэв' эчгилг'атык. Только сейчас начинаем потихоньку собирать все, что еще знаем до сих пор.
102. Тыттель ныг'итикынэв' ынкекйит энакэ-тог'атгыйцо. Очень были бы хорошие об этом воспоминания.
103. Г'атав', кэв'цыволац, евдым юлэу мытчоч-чымав'ла, уиньват пэнинэлг'у то митылг'у мучгинэв' виткукинэв' ынкыеп уйцэ ныг'аллай. Но, говорят, слишком долго собирались, ведь стариков и первых наших специалистов давно не стало.
104. Г'атав'уун малеёчга мытыцвонав' йичик, кациткук пэнинэлг'инэв' ёнатгыйцо, ычгинав' мэтг'ыйцо. Но начинаем потихоньку собирать, искать сведения о живущих раньше, об их достижениях.
Приняв свою миссию очевидца корякской истории, Е.И. Дедык упрекает себя в том, что она, имея возможность, десятилетия назад не сохранила определенные сведения о конкретных людях. Не расспросила об их жизни тогда, когда эта жизнь была настолько обычной и повседневной, что никому и в голову не приходило интересоваться ею, а тем более записывать. Психологический подход к анализу автобиографического нарратива постулирует, что «рассказывая о себе, своем поведении и поступках, человек выделяет в жизненном потоке и по-новому видит события своего настоящего, прошлого и будущего, тем самым придавая им смысл и формируя особую реальность» [Преображенская, с. 48]. Для Е.И. Дедык сегодня найти документальные, архивные сведения, газетные публикации - зацепить жизнь ушедших поколений за современность, значит предотвратить их полное исчезновение из человеческой истории. Ощущение своей роли в сохранении истории, побуждает нашу рассказчицу, Е.И. Дедык, надеяться, что забвение предотвращается: начинают, пусть поздно, но все-таки искать записи, собирать сведения. Е.И. Дедык проецирует собственные стремления на действия окружающих. По большому счету, каждое современное поколение (в отличие от традиционного общества) погружено в мир своих повседневных и бытовых проблем. И только самые старые старики, почти отошедшие от быта, да и от жизни вообще, ощущают ушедший мир как особенно ценную реальность, исчезновение которой недопустимо: (9) [Дедык, т. 8, п. 115-117]
115. Нынвычгаё г'ауавлай Седанкац^о, Ваямлацуо. Многие отправились из Седанки, из Лесной.
116. Яганов Никодим Игнатьевич г'оччой ыявац гелелин Западыц, кытаван тылэй, ныг'эли героё то этг'у цынвьщ мучгинэв' юнэт-тумгу. Яганов Никодим Игнатьевич далеко дошёл до самого Запада, даже стал героем и ещё много наших товарищей.
117. Эв'ын малета энаейык ыйкекйит калив', тит антыгэватка уулин мучгинэв' пыллыцылг'у юнэттумгу. Уже потихоньку ищут о них записи, чтобы не забывали о наших храбрых товарищах.
Финал текста представляет собой заключительное слово, вмещающее в себя всю полноту представлений повествователя о человеке и его роли в мире. В финале (10) непередаваемое по силе сожа-
ление о невозможности возобновить, исправить, восполнить утраченное (узнать хоть какие-то сведения о писателе Кецае Кеккетыне) сменяется надеждой на продолжение жизни в иной, небесной сфере: (10) [Дедык, т. 9, п. 161-162]
161. Эчги уонпыц тыкэв'цывоц, гаймот тыг'ытвын цанко энантоцвавылг'ын каликин Бэччай, Кеккетынын акык, цынвоу ымыц йынны ныг'ытвынэн анянак ынкэкйит. Сейчас все время думаю, возможно, рассказала бы мне (бабушка) тогда о создателе книги, Кеч-чае, сыне Кеккетына, много чего могла бы рассказать бабушка о нем.
162. Нынвоу ымыц йынны пэнинэлг'инэв' ёнатгыйцыкэнав' анянак йыллыутэннин г'эг'ыёнатылг'ыйыкыц. Многое из прежней жизни бабушка унесла к небесным жителям.
В финале рассказа мемуарного характера может проявиться мотив судьбы, Божественного провидения. В этом случае в финале отчетливо прорисовываются два контрастирующих плана: с одной стороны самый обычный человек, а с другой стороны, Господь Бог, для которого этот конкретный человек почему-то важен. Тоска и отчаяние, порожденные ясным осознанием утраты, благодаря мотиву Божественного провидения сменяются оптимизмом, ощущением целесообразности всего сущего, стремлением позаботиться о своих потомках, предостеречь их от ошибок: (11) [Дедык, т. 12. п. 787-805]
787. Ынцыг'ан амъел кулэц вины анянын Эуэуын то аппапиляуэн Яйлылуэвын, микнэк йыннымайтаннен ёнатгыйцын муйыкъяйычг'эн. Так дальше продолжается род бабушки Экэк и дедушки Яйлылкэва, который спас жизнь нашей семьи.
788. Эчги гацвота калик энакэтог'атгыйцо, в'ача малэта тыкомйэцтоцвоц. Сейчас пишу воспоминания, иногда потихоньку начинаю плакать
789. Аму, ыно тыцвок ынпэвык. Наверно, я начала стареть.
790. Инмы мычвынатгыйцо амкыка мицкые Майцыэтынвылг'ын йивыц - ынцыг'ан йитики, этг'у мицкыец, эвын игынцин йы-тыльг'атылг'ын нучельуыкин ог'атыц итылг'ын юнэт. Хотя есть много надежд, как Господь скажет -так и будет, как же иначе, так и должно быть в круговороте жизни на земле, во внешней жизни.
791. Игынциник ныг'итики в'утку ваккы янг'ав', инэч атгыматка пыттоц ёнатынвыц, эч-гивут мойкыц ныг'итики кытгым то нымелуин кымицычгин вачг'аткогыйцын, юнэт ипа мицкыец итылг'ын, ымоц йынны кыг'ояв'цыволац, эчгив'ут янг'ав' еёлык то нытг'ив'г'эв' амъел юнэтык. Поэтому должно тут быть все правильно, не надо стремиться к богатой жизни, пусть у нас будет здоровье, все хорошо у детей, пусть все, что положено, происходит, пусть все правильно понимают и упорно стараются дальше жить.
792. Эв'ынчам вача гивэ маллел мынг'ыёналла, тит гитэк кымицу, йыльцыкмицу то этг'у ею ныг'итикынэв' ёнатылг'ыц. Все-таки хочется пожить подольше, чтобы видеть детей, внуков, кто будет как жить.
793. Витку тыцвок еёлык йынны цаен юнэт то мицкыец антымцэв'ка пэнинэлг'инэв' вачг'аткогыйцо, ычгин чаткаёцгыйцо. Только сейчас я начала понимать какова та жизнь, как хочется, чтобы никуда не исчезли прежние жизни, их мысли.
800. Ятан тыкомычв'ынатыц, мицкыец амъел г'опта нэюнэннэв' кымицу. Только надеюсь, что дальше благополучно будут жить дети.
801. В'уччею энакэтог'атгыйцо яуам чинин мынга кукалицнин, уйцэ ацвока четкэюцкы, мицкыеуа калик. Эти воспоминания как будто рука сама пишет, даже и ничего не выдумывала, что писать.
802. Яуам в'уччин чинин кыг'уевыц уалалвыныцуо. Сразу само все появляется изнутри.
803. В'ача кымица, мецин гымык куюнэтыц, уиньвват галанэн цавтыцгыйцын. Мой сын, который со мной живет, пропустил время женитьбы.
804. Тыкэв'цывоц, аму, г'эвви гымкыц Майцыйицтыэтынвылг'а ейв'эчетык йыпэ-лав'нэн гымкыц, тит цуевылг'игым нинэгитэй-ки. Думаю, может быть, нарочно Господь пожалел, оставил со мной, чтобы в будущем смотрел за мной слабой.
805. Ыно ынцыг'ан итылг'ын юнэт цавакыкан Омкен, анян Эуэуын то аппапиляуын Яйлылуэвын, ыммен Маринан. Вот так сложилась жизнь дочери Омки, бабушки Экэк, дедушки Яйлылкэва и мамы Марины.
В финале (11) предельно пессимистичном в начале, благодаря мотиву Божественного проведения преодолевается отчаяние, и появляются жизнеутверждающие интонации. Идея Божественной предопределенности становится спасительной.
Для возвышенной патетики финала естественна апелляция к Божественному вмешательству. Мотив провидения сразу меняет статус обыденной, бытовой ситуации. Под влиянием мотива Божественного провидения, изображенное в рассказе событие начинает представляться как исключительно значимое, имеющее сверхъестественное значение: на примере конкретного события отчетливо видна Божественная забота о судьбе героя повествования: (12) [Дедык, т. 6, п. 81-83]
81. Эв'ын тыкэв'цывоц, муйык уонпыц чеймык ныйицтыщин инэгитэлг'ын котвацвоц. Я думаю, что рядом с нами всегда есть кто-то священный, присматривающий за нами.
82. Кэв'цыволац ангел-хранитель Майцытауакалик тывылг'ын. Говорят «ангел-хранитель», в Библии сказано.
83. Ынно иткэ, мицкые аму мынг'ыяйты гауайтакалца майцыкигигылг' атныкик. Если бы не было его, как бы мы с братом возвратились домой ужасной грозовой ночью.
Вера в Божественное провидение, выраженная в финале повествования, создает ощущение включенности человека в масштаб инобытия, которое подчинено, по субъективному ощущению автора, Божественной воле, а значит, как следствие, не только разумно, но и благостно.
Ощущение оптимизма появляется и в финале, главный мотив которого - ничего не исчезает, все имеет свое продолжение:
(13) [Дедык, т. 13, п. 430-434]
430. Мецинэч ваят еюнэтики, инэч ятвайкэ ыч-гин метгыйцын. Тот народ будет жить, который совершенствуется.
431. ^инам эчги кымицыпилляуу уонпыц коямкэчаллац гайуымылав'иччета, тэуын г'элючив, яуамг'ат лыгэ метг'ац комлавлац, тумнутэкинэв' юнэтылг'у ятан ков'этав'цыволац: «Ына ыннею кымицу айгытуылг'э?» И сейчас детишки ездят с танцевальными ансамблями, словно куклы, так красиво танцуют, жители разных стран только поражаются: «Неужели эти дети севера?»
432. Гэмгэынки округык паненачг'энац котоцвалац уытти мылав'ацацъяиччету, эмчи-нин итылг'у: Баяцыник, Седанкак, Хаилинык, -ипа мицки валг'о, альгимитка мылавык, ацацъяк то ычгин амкыка малмитг'акимитг'ав'. Сейчас везде в округе по-прежнему создаются разные танцевально-песенные ансамбли, везде свои: в Караге, Седанке, Хаилино, - где только живут, мастерски танцуют, поют и у них много прекрасных костюмов.
433. Татьяна Федоровна Петрова-Бытова ун-мок нэйиг'этын. Татьяна Федоровна Петрова-Бытова сильно бы обрадовалась.
434. Ы1нин гыматгыйцын йыллыуутэтык культура айгытуываятен куюнэтыц амъел. Её старания по возрождению культуры северных народов живут дальше.
Если перенести взгляд из прошлого в будущее, связать это будущее с прошлым, тогда все сразу приобретает ценность и смысл. Дело человека перерастает его жизнь, а значит, преодолевает его смерть. Поэтому появляется ощущение оптимистичной перспективы. В финале (13) мотив утраты совершенно отсутствует, напротив, появляется противопоставленный ему мотив обретения: все имеет свое продолжение. Мы не теряем - мы обретаем. Показательно, что мотив утраты коррелирует с именами конкретных людей, а мотив обретения предполагает обобщение. В обобщающем финале используются существительные с абстрактным значением. Главный посыл такого финала: культура как явление обогащается делами конкретных людей. Эта устремленность соответствует психологической концепции, согласно которой: «история жизни - это внутренний рассказ, который селективно реконструирует прошлое, таким образом, чтобы наделить жизнь целостным смыслом, целью и согласованностью» [Нуркова, с. 81].
Письменные рассказы мемуарного характера помогают увидеть, как пишущий воспринимает свою миссию, реализует ее, выстраивая свой текст, который уже состоялся как явление, но еще не завершен.
Финальная позиция заключительного слова предполагает патетичность, обобщение, в финале автор пишет 'самое важное'. Это 'самое важное' реализуется посредством определенных мотивов, среди которых: сожаление об утрате, надежда на воскрешение прошедшей жизни в тексте, восхищение ушедшим поколением, вера в Божественное проведение. В любом случае, какой бы мотив не был выбран повествователем, отчетливым маркером финала является переход от конкретного поименного повествования к обобщающему изображению целого поколения. Само обобщение по природе своей позволяет оторваться от насыщенного деталями бытописания. Обобщение позволяет выйти из текста, оно выполняют функцию маркера финала и служит сигналом возврата к исходной внетекстовой действительности.
Примечания Сведения о Е.И. Дедык:
Екатерина Ивановна Дедык родилась в 1932 г. в Воямпольской тундре. В первый класс пошла в 1940 г. После окончания седьмого класса Паланской неполной средней школы в 1950 г. Екатерина Ивановна поехала учиться в Ленинград. При Лениградском государственном педагогическом институте им. А.И. Герцена существовали подготовительные курсы. Там Е.И. Дедык училась с 8 по 10 класс. В 1953 г. она поступила в ЛГПИ им. А.И. Герцена на филологический факультет, который окончила в 1958 г., получив специальность «преподаватель русского языка и литературы, преподаватель корякского языка». По окончании института Екатерина Ивановна вернулась в п. Палану, где более 45 лет работала журналистом в национальном отделе Окружного радио, вещающем на языках народов Севера. Екатерина Ивановна является членом Союза журналистов СССР. Отличное знание родного языка, специальное образование, профессиональная работа по составлению текстов радиопередач на корякском языке позволили Екатерине Ивановне в совершенстве овладеть корякской письменностью. Наша переписка с Е.И. Дедык велась на протяжении трех лет с 2009 по 2012 год на русском и корякском языках. В настоящее время в связи с сильным ухудшением зрения Екатерина Ивановна писать не может. Архив, составленный из ее писем, не имеет аналогов. Письма Е.И. Дедык являются ценным материалом для изучения особенностей нарративов мемуарного характера на корякском языке.
Использованные в статье оригинальные рукописные тексты на корякском языке:
Тексты писем Е. И. Дедык:
Дедык, т. 1 - Дедык Е. И. «Лыжный переход»
Дедык, т. 2 - Дедык Е. И. «Первый школьный день»
Дедык, т. 4 - Дедык Е. И. «Фильм 'Яяна'»
Дедык, т. 5 - Дедык Е. И. «Дед Андриян» Дедык, т. 6 - Дедык Е. И. «Гроза» Дедык, т. 7 - Дедык Е. И. «Коля Игиклавол» Дедык, т. 8 - Дедык Е. И. «Вожатый Васе» Дедык, т. 9 - Дедык Е. И. «Наши корни» Дедык, т. 10 - Дедык Е. И. «О вере» Дедык, т. 12 - Дедык Е. И. «Моя учёба»
Дедык, т. 13 - Дедык Е. И. «Татьяна Федоровна Петова-Бытова» Дедык, т. 15 - Дедык Е. И. «Платье 'Канада'» Дедык, т. 16 - Дедык Е. И. «Кирилл Килпалин»
Литература
1. Богдановская А.Б. Психосемантическое исследование личностно-смысловой организации автобиографического нарратива // Изв. Рос. гос. ун-та им. А.И. Герцена. - 2012. - № 153-1.
2. Гончарова Е.А. О синергетическом характере категории «автор» как объекта лингвистической интерпретации // Вестн. Балт. федер. ун-та им. И. Канта. - 2012. - Вып. 2.
3. Евстигнеева Н. В., Оберемко О. А. Модели анализа нарратива // Человек. Сообщество. Управление. -2007. - № 4.
4. Нуркова В. Рассказывать о себе, рассказывать себя, рассказывать собой: автобиографический нарратив с позиций культурно-деятельностного подхода // Развитие личности. - 2010. - № 1.
5. Преображенская А.О. Взаимосвязь позиции субъекта жизненного пути и структуры автобиографического нарратива в психологическом консультировании // Сибирский психологический журнал. - 2007. - № 25.
6. Титова Т. А. Нарратив как «инструмент» процесса антропоморфизации // Вестник Томского государственного университета. - 2011. - Вып. 2 (94).
7. Чувильская Е. А. Структура и семантика литературного гипернарратива (на материале русского и немецкого языков): автореф. ... канд. филол. наук. - Тюмень, 2009.
Голованева Татьяна Александровна, научный сотрудник сектора фольклора народов Сибири Института филологии СО РАН (г. Новосибирск), кандидат филологических наук. Tel: +7-9140527760; е-mail: [email protected]
Golovaneva Tatyana, research fellow, department of Siberian folklore, Institute of Philology SB RAS (Novosibirsk), candidate of philological sciences.
Игумнов Андрей Георгиевич, старший научный сотрудник Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, доцент кафедры русской и зарубежной литературы Бурятского государственного университета, доктор филологических наук.
Tel.: +7-9146368804; e-mail: [email protected]
Igumnov Andrey Georgievish, senior research fellow, Institute of Mongolian, Buddist and Tibetan Studies SB RAS, associate professor, department of Russian and foreign literature, Buryat State University, doctor of philological sciences.
