CC BY
47
УДК 894.521.09
Кудрявцева Раисия Алексеевна
Kudryavtseva Raisiya
МАРИЙСКИЙ РАССКАЗ КОНЦА XX ВЕКА (ТИПОЛОГИЯ ПЕРСОНАЖЕЙ)
MARI SHORT NOVEL OF THE CLOSE OF XX CENTURY (TYPOLOGY OF CHARACTERS)
Рассматриваются основные типы персонажей в марийском рассказе 1985-1999 гг., выявляется их связь с проблематикой и идейным миром произведений
The article considers types of characters in Mari short novel of 1985-1999. There is a connection of them with problems and ideal world of works
Ключевые слова: марийская литература, рассказ, Key words: the Mari national literature, short story, charac-персонаж ter
Марийский рассказ 1985-1999 гг. (как, впрочем, и вся национальная проза этого периода) до настоящего времени остается неисследованным - как в концептуальносодержательном аспекте, так и в плане поэтики. Он не изучен и на уровне анализа отдельных произведений, и на уровне жанровоконтекстуальных обобщений, которые позволили бы увидеть эволюционную картину рассказа и тенденции литературного развития народа в данную эпоху. Этот факт представляется несправедливым уже потому, что в рассказах марийских писателей содержался глубокий социальный анализ действительности и создавался убедительный нравственно-психологический портрет человека в его непростом времени. В художественном решении традиционно характерных для марийской литературы «проблем, связанных с деревенской жизнью, трудом и бытом жителей села» [6; С. 333], к которым приковано внимание и современных рассказчиков, проблемы нравственной состоятельности / несостоятельности современного человека преобладали такие идейно-стилевые
решения, как психологизм, философизация и драматизация повествования. Сохраняя устойчивые составляющие жанра (малый объем и эпицентричность), авторы между тем несколько расширяли связи между характерами и обстоятельствами, арсенал приемов их раскрытия и типы героев.
Основные типы персонажей, создаваемые марийскими рассказчиками, отражают характерные типы общественно-этнического сознания современной эпохи и напрямую соотносятся с доминирующими проблемами и «эмоционально-ценностными ориентациями» (А.Б. Есин) марийской национальной прозы конца ХХ в.
Трагедия современной марийской деревни, драматическое столкновение в ней нового и старого, ставших предметом художественного исследования в подавляющем большинстве рассказов второй половины 19801990-х гг., переданы через яркие типы представителей прежнего (родового) мира. Писатели представляют разные варианты таких героев, живущих в условиях некоего «сдвига», раз-
рушения прежнего, дорогого им мира вещей и мыслей. В первую очередь, это старики -«последние могикане» старой марийской деревни, которые, подобно героям-старухам В. Распутина, переживают ее уход, бережно хранят в памяти и в меру своих сил поддерживают традиции народа, не поддаются власти времени: Марпа в рассказе Г. Алексеева «Весна придет, снег растает», Салтак Павыл в рассказе Г. Гордеева «Водяная мельница». Они, отщепенцы нового общества, живущие своим прежним опытом, не вписывались в окружающий их мир и потому погружены «в состояние поистине онтологического одиночества» [3; С. 253], которое напоминало настроение подавляющей части российского крестьянства в послереволюционную эпоху. «Всем сердцем чует он разрыв между прошлым и будущим, оттого и горько: тяжелый камень все больше давит на плечи» [5; С. 8], - так передает Гордеев трагическое мироощущение своего 84-летнего героя, погибающего, защищая ставшую частью его крестьянской жизни мельницу.
Следующий вариант персонажа прежнего деревенского мира - забытые (покинутые) детьми родители-сироты, одиноко и мужественно переживающие свои физические и душевные беды в родной деревне: Кргорий в рассказе В. Бердинского «Дети мои», Васлий кува в рассказе А. Александрова «Осиротевшая мать», Овдоч и Тропи в рассказе Г. Алексеева «Чего не увидишь в жизни» и тетя Рос-кови в его же рассказе «Последний автобус». Рассказ Александрова завершается сценой похорон осиротевшей матери, в которую как бы мимоходом, но явно в типизирующей функции, включена несобственно прямая речь деда Павыла, вместе со своими старыми односельчанами организовавшего эти похороны: «При этом он, очевидно, подумал и о своих детях, ведь и они, старики, только вдвоем копошатся в своем большом доме. Живут, словно подпирая нижний конец деревни Кусола» [1; С. 86].
Жизненная драма подобных персонажей часто усложняется социальными обстоятельствами, отсюда мы находим в рассказах четкие
социальные коды времени типа: «Ведь деревня-то считается бесперспективной», «За каким дьяволом сюда машина приедет: здесь нет ни скотины, ни... Ладно, хоть конюшню-то не разобрали...» [4; С. 84. Пер. цитат с мар. здесь и далее мой - Р.К.] («Дети мои» В. Бердинского).
Третий вариант персонажа из прежнего (родового) мира - мудрый старик-воспитатель, живущий в новом мире, рядом с молодыми (главным образом, внуками). Такой персонаж, близкий к архетипическим образам стариков (старух) русской и мировой культуры (бабка Евстолья В. Белова, старуха Дарья В. Распутина, старик Момун киргизского писателя Ч. Айтматова и др.), присутствует почти во всех рассказах Г. Алексеева. Как правило, это близкий автору фабульный персонаж (чаще всего не центральный) - прямой «рупор» его идей или персонаж, воплощающий всем своим поведением близкую писателю нравственноэтическую позицию: Семеныч, устами которого автор доказывает, что жизнь человека есть служение стране, народу, жизни (рассказ «Долг»), старик Микывыр, мудро опекающий внучку и его жениха (рассказ «Жаркий день»). В рассказе В. Бердинского «Хлебные валки» мудрый дед Семон (в роли главного персонажа) преподает урок принципиальности и бережного отношения к хлебу молодым сельским ребятам, втайне радуется его результатам, задает некую «программу» нравственноэтического взаимодействия стариков и детей: «Нельзя жить, только ругая сегодняшних молодых, надо найти и хорошие слова. Они все понимают, и ума у них хватает, и руки ловкие. Нужно лишь вовремя указать на ясную дорогу, дать нужный совет. Иногда нужно показать самому, как надо сделать - и все будет хорошо» [4; С. 139].
Марийский рассказ конца ХХ в. представил также такие реалистические (социально детерминированные) нравственно-психологические типы современного человека, ранее почти не имевшие место в марийской литературе, как человек, загнанный в угол жизнью, например, Эчан в рассказе А. Александрова
«Где тонко, там рвется»; потерянный (сломленный, морально опустившийся) человек, например, Юрик (пьяница и самодур) из рассказа В. Бердинского «Ой, боже...», Чопи (персонаж в роли повествователя, что позволило писателю в характер героя добавить рефлексивное начало) в рассказе А. Александрова «Заметает ветер жизни»; страдающий человек - Олю из уже названного рассказа Бердин-ского. Александров показывает, как социальноэкономические трудности конца 1980-х гг. (длительные задержки зарплаты и безденежье), «распоясавшаяся» милиция, унижающая человека, вносят в жизнь честного, гордого и ответственного сельского труженика Эчана нервозность, беззащитность и, в конечном счете, приводят его к самоубийству. В рассказе Бердинского «Ой, боже.» соединены воедино личная драма, страдания главной героини и общие беды марийского села начала 1990-х гг. (уничтожение ферм, отсутствие работы и безнадежное пьянство), нарисованные автором с беспощадным реализмом.
При изображении современного человека марийские рассказчики, как и в предыдущие десятилетия, много внимания уделяют проблеме человеческих отношений (в частности, мужчины и женщины), которая в конце ХХ в. решается, главным образом, в драматическом ключе. Так, широко представлен в рассказах тип человека с раненой душой, чаще всего раненой предательством любимого человека, например, Веня в рассказе В. Бердинского «Вышитое полотенце». Глубокая душевная рана персонажа, передаваемая с помощью различных психологических приемов, усугубляется его физическим недугом (хирурги ампутировали его ногу, задевшую вымокший под дождем электропровод), который и охладил к нему любимую девушку, провожавшую его в армию. Судьба Вени напоминает судьбу героев Н. Островского («Как закалялась сталь») и Б. Полевого («Повесть о настоящем человеке»), благодаря волевому напряжению и духовной силе побеждающих физические недуги. Кроме того, герой Бердинского демонстрирует
верность своим нравственным принципам, которые не позволили ему простить предательство даже в тот момент, когда Аня заявила о своей готовности стать его женой. Несомненна характерологическая функция возникающего в концовке рассказа фольклорно-этнографического образа полотенца (по марийским традициям, вышитое девушкой полотенце, врученное парню перед его уходом в солдаты, в армию, - знак любви и верности), возвращаемого девушке: «Вышитое полотенце, сорвавшись с рук, упало под ноги» [4; С. 63].
Заметим, изувеченный (физически больной) человек - это очень распространенный персонаж современного марийского рассказа. Возможно, такой герой с обостренным восприятием всего окружающего (чаще всего волевой) позволял писателям тоньше и глубже осмыслять «сдвинутость» мира, смену ценностных ориентиров, «изъяны» в «нравственном здоровье общества» (В. Распутин). В рассказе А. Александрова «На перепутьях жизни» (это авторский перевод на русский язык названия рассказа «Умыр кыл», дословный - «Связь навеки») даны сразу два изувеченных персонажа - физически и душевно (изменой жены). Две параллельно развивающиеся драматические истории завершаются в одной точке сюжета, каковой является столкновение героев. Оно пробуждает их к жизни: один из героев, наконец-то, освобождается от отупляющей ревности и возвращается к своей профессиональной деятельности, другой - приходит к пониманию своей неразрывной связи с детьми («И, действительно, что может быть отцу дороже собственных детей? <...> раненое сердце отца, опершись на сына, похоже, получает силу» [1; С. 100]).
Заметно выделяется на общем драматическом фоне марийского рассказа конца ХХ в. герой Артамонова. Это герой-оптимист (полукомический и полусерьезный персонаж), живущий в том же трагическом времени, но как будто вне его; он легко расправляется с трудностями, с житейской простотой выходит из любых драматических обстоятельств жизни и
времени. Так, в рассказе «Любить никогда не грех» старик Тропий, только-только похоронив свою жену, открыто, не страшась людского суда, пошел свататься к пожилой женщине. В народном сознании и факт подобного сватовства, и будущее соединение с такой же, как и он, старой и овдовевшей «невестой», как замечает повествователь, ничего, кроме смеха, вызывать не могут. Он смешон и в глазах повествователя, чему в немалой степени способствуют юмористически обыгранные натуралистические детали, комические положения и ситуации: хозяйская поза, детальное обсуждение будущей совместной жизни, неестественные для его возраста шутки, шокирующие Клавий и т.д. С другой стороны, автор сознательно призывает читателя к лояльному отношению к герою, настраивая его на некий позитив: выбор Тропием «невесты» вполне осознанный (когда-то в молодости они дружили, не сошлись лишь по воле обстоятельств; Клавий
- хорошая хозяйка); предельная серьезность его намерений, ум и объективная оценка своего возраста и самой ситуации. Герой уважает мудрость и рассудительность своей избранницы, ее верность законному мужу, традициям марийской семьи, родному дому: «- Просто удивляюсь. - без настроения произнес гость.
- Говоришь, дала слово любить своего мужа. В то же время соглашаешься соединиться со мной. И как же это объяснить?
- Хочу дожить свой век по-человечески. И ты также доживи свой век. Чтобы не сильно чувствовать беду, скуку, одиночество. Я тебе буду помогать как женщина, а ты мне - как мужчина. Будем друг для друга, как кол для прясла. До смерти. До гроба.
- А потом?
- Потом у тебя твоя дорога - положат тебя рядом с твоей Оляна. И у меня своя дорога - лягу рядом с моим Васлием.
- Умная же ты, однако, Клавий! - похвалил женщину Тропий» [2; С. 430].
Завершается рассказ идиллической сценой, воспроизводящей начало совместной жизни героев: обихаживают оба дома - как па-
мять о своих бывших супругах; без лишних слов, с неподдельной радостью помогают друг другу. Они словно подавали пример молодежи, которая все больше и больше охладевает теперь к семейным ценностям: «Возможно, поймут молодые, глядя на Тропий и Клавий: неужели не лучше жить в паре» [2; С. 431]. «Жить в паре» по-марийски - «мужырлалтын илаш». Слово «мужырлалташ» в переводе на русский язык означает еще «сочетаться, гармонировать». И Артамонов, следуя семантике этого слова, рисует в конце рассказа некий идеал гармоничной жизни людей, построенной сообразно их возрасту, основанной на взаимопонимании, взаимоуважении и взаимопомощи. Юмористический тон окончательно снимается с помощью фразы повествователя, фиксирующей мнение односельчан: «Слыша человеческие голоса в обоих домах, видя часто их обоих на улице, у жителей села вместо насмешек зародились вдруг белая зависть и гордость. В жизни человека ничего нет смешного. Смешное - на рынке. Да и то на один-два дня. А жизнь - навеки» [2; С. 430]. Рассказ, акцентируя внимание читателя на позитивном аспекте человеческих отношений, на народной мудрости, приобретает поучительный характер.
Такая художественная структура, свойственная целому ряду рассказов Ю. Артамонова («Медвежья ладонь», «Сыновья Лыстык-вий» и др.), напоминает поэтику юмористических рассказов М. Зощенко второй половины 1930-х гг. (рассказ «Огни большого города», «Поминки» и др.). Русский писатель, обосновывая возможность и важность сочетания в рамках одного произведения комического изображения действительности и положительных представлений, отмечал: «. советский писатель, избравший даже сатирический жанр, должен воспринимать жизнь оптимистически, то есть он должен обладать тем мужественным восприятием вещей, при котором преобладают положительные представления.
Вот простенькая формула, без которой не обойтись писателю нашего времени, писа-
телю, который служит народу» [Цит. по кн.: 8; С. 173]. Очевидно, и марийский прозаик Артамонов, отражая в своих юмористических рассказах народное сознание конца ХХ в., исходил из того же, что и русский классик: «народу не свойственно такое мировоззрение», в основе которого «пессимизм и мизантропия» [Цит. по кн.: 8; С. 173].
Авторская оптимистическая (позитивная) мысль, вступающая в повествование постепенно или в его конце, не мешает сохранению в рассказах Артамонова общего юмористиче-
1. Александров, А.А. Умыр кыл: Повесть ден ойлымаш-влак [Текст] /А.А. Александров: [На перепутьях жизни: Повесть и рассказы]. - Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1989. - 224 с.
2. Артамонов, ЮМ. Корно воктене мардеж-вакш [Текст]/ЮМ. Артамонов: Рассказы [Мельница у дороги: Рассказы]. - Йошкар-Ола: Мар. кн. савыктыш, 2006. - 548 с.
3. Белоусова, Е.Г. Стилевая интенсификация в русской прозе рубежа 1920-1930-х гг. / Е.Г. Белоусова // Известия Уральского государственного университета. - 2007. - № 49. - С. 248-256.
4. Бердинский, В.Н. Мардеж шушка: Ойлымаш-влак [Текст] / В.Н. Бердинский: [Голос ветра: Рассказы]. - Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1987. - 192 с.
Коротко об авторе________________________________
Кудрявцева Р.А., канд. филол. наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы, Марийский государственный университет (МарГУ) kudsebs@rambler.ru
Научные интересы: марийский рассказ ХХ века (генезис, эволюция, поэтика) в контексте развития литератур народов Поволжья
ского тона. Она не противоречит и самой природе юмора как вида комического. Традиционно в юморе скрывается «серьезное под маской смешного, обычно с преобладанием положительного («смеющегося») отношения» [7; С. 162].
Итак, в марийском рассказе конца ХХ в. выведены различные типы персонажей, отражающих многообразие типов мировосприятия и общественно-этнического поведения людей этой эпохи, изображаемой, главным образом, в драматическом ключе.
_______________________________Литература
5. Гордеев Г. Водяная мельница: Рассказ [Текст] / Г. Гордеев // Пер. с мар. С. Суркова // Молодой коммунист. - 1989. - 18 февр. - С. 7-8./
6. История марийской литературы / Отв. ред. К.К. Васин, А.А. Васинкин. - Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1989. - 432 с.
7. Пинский, Л.Е. Комическое [Текст] /Л.Е. Пинский // Литературный энциклопедический словарь: под общ. ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - С. 162-163.
8. Старков, А.Н. Михаил Зощенко: Судьба художника [Текст] / А.Н. Старков. - М.: Сов. пис, 1990. - 256 с.
__________________________________Briefly about author
Kudryavtseva R., associate professor of the russian and foreign iterature departaments in the Mari state university, candidate of philology, associate professor
Scientific interests: mari story of the XX centurys (the genesis, the evolution, the poetry) in the context of the literature development of the peoples in Povolzhiye
