CC BY
131
Н. Д. Стрельникова
МАРИНА ЦВЕТАЕВА И ЭДМОН РОСТАН
Увлечение Э. Ростаном1 для М. Цветаевой, конечно же, связано с ее интересом к жизни и судьбе сына Наполеона, которому Ростан посвятил поэтическую драму “L’Aiglon”2 («Орленок»). Вспоминая свою первую встречу с М. А. Волошиным, М. Цветаева пишет: «Я <... > не смолкаю: сплошь — личное, сплошь — лишнее: о Наполеоне, любимом с детства, о Наполеоне II, с Ростановского “Aiglon”, о Сарре Бернар1, к которой год назад сорвалась в Париж, которой там не застала и кроме которой там все-таки ничего не видела, о том Париже — с N majuscule повсюду <... > — о его Париже, о моем Париже»4. По свидетельству А. И. Цветаевой, Марина «выписывала из Парижа <... > все, что можно было достать по биографии Наполеона»5.
Библиография книг о Бонапарте, достаточно подробная, представлена в труде академика Е. В. Тарле «Наполеон»6. Известно, что Цветаева была знакома и с «Историей Французской революции» А. Тьера7, и с «Историей Наполеона I» П. Ланфре8, и с трудом А. Сореля «Европа и французская революция»9, и многими другими книгами, точный перечень которых установить сейчас не представляется возможным. Впрочем, сохранились некоторые книги из личной библиотеки Цветаевой. В январе 1909 г. она приобрела «Письма Наполеона и Жозефины»10. И. В. Кудрова рассказывает об огромной книге на французском языке об истории наполеоновских походов, испещренной карандашными пометами Цветаевой11. Однако, несмотря на обилие прочитанных книг, в сознании Цветаевой культ Наполеона и его сына, герцога Рейхштадтского, был, по-видимому, связан прежде всего с образом, созданным Ростаном. Именно Aiglon Ростана называет Цветаева главным, любимым героем ранней юности12. Причем, в отличие от других книжных привязанностей, Эдмон Ростан сохранит для нее привлекательность и ценность в последующие годы.
В 1914 г. М. Цветаева писала В. В. Розанову, что она «шестнадцати лет безумно полюбила Наполеона I и Наполеона II, целый год жила без людей, одна в своей маленькой комнатке, в своем огромном мире»13. Эта «безумная любовь» вылилась в «Вечернем альбоме» в четыре стихотворения, следующие одно за другим. Все они — «В Париже», «В Шенбрунне», «Камерата», «Расставание» — включены в 3-й раздел сборника «Только тени». Эпиграфами к этому разделу являются слова Наполеона I и Наполеона II, как указано Цветаевой: “L’imagination gouverne le monde!” и “Et j’ignore absolument ce que je saurais etre dans l’action”14.
Драма Э. Ростана — главный литературный источник четырех цветаевских стихотворений о герцоге Рейхштадтском, образующих своеобразный цикл внутри «Вечернего альбома». Романтическая пьеса Ростана посвящена трагическим судьбам сына Наполеона и Марии-Луизы. Действие происходит в Шенбрунне, где юного герцога держат фактически в плену. Сюжетную основу драмы составляет легенда о заговоре бонапартистов и неудавшемся побеге герцога из Шенбрунна во Францию.
© Н. Д. Стрельникова, 2009
В стихотворении «В Париже», открывающем «ростановский цикл» «Вечернего альбома», рассказывается о состоянии души юного лирического героя-автора во время поездки в Париж летом 1909 г. и о любимых «тенях», приходящих во сне:
Там чей-то взор печально-братский,
Там нежный профиль на стене.
Rostand и мученик — Рейхштадтский И Сара — все придут во сне!15
Ключевыми в этом стихотворении являются слова: тоска, бред, сон.
Сюжет второго стихотворения цикла «В Шенбрунне» — «сотворчество» с автором «Орленка», проникновение Цветаевой в чужой текст, пропускание страданий роста-новского героя через собственное сердце. С одной стороны, молодому автору удается точная передача эмоционального настроя драмы французского драматурга, с другой — это, конечно, мечта, своенравная фантазия самой М. Цветаевой, так как она, отталкиваясь от реального эпизода драмы, выходит за рамки ростановского текста, дорисовывая картину по-своему. Здесь она — автор и одновременно читатель, сопереживающий герою. Ключевые слова: сон, бред, страдание, слезы, плач.
Как широк отцовский плащ!
Конь летит, огнем объятый.
«Что рокочет там, меж чащ?
«Море, что ли? — «Сын, — солдаты!»
— О, отец! Как ты горишь!
Погляди, а там направо, —
Это рай? — «Мой сын — Париж!»
— А над ним склонилась?» — «Слава».
В ярком блеске Тюильри,
Развеваются знамена.
— Ты страдал! Теперь цари!
Здравствуй, сын Наполеона!»
Барабаны, звуки струн,
Все в цветах. . . Ликуют дети. . .
Все спокойно. Спит Шенбрунн.
Кто-то плачет в лунном свете.16
Можно утверждать, что цветаевское мифотворчество начинается уже в этом раннем стихотворении с желания восстановить справедливость, изменить предначертанное, перехитрить судьбу, хотя бы в своем тексте проиграть ситуацию заново, сделать желаемое действительным.
Возможно, вышеприведенное стихотворение спровоцировано следующими строками Ростана:
Я иногда стараюсь позабыться,
В леса, поля — лечу я на коне. . .
Я ветер пью, я мчусь быстрее ветра,
Чтобы убить безумную мечту.
Я мчусь, я мчусь, я забываю все:
Что я, кто я, о чем мне думать больно. . .
Вдыхаю пряный запах кожи, пыли,
Травы помятой. . . Наконец, усталый,
Разбитый, опьяненный и счастливый,
Остановлю коня на всем скаку,
Взгляну на небо и в лазури ясной Орла... Орла я вижу мощный лет!17
Эти слова герцог произносит в разговоре со своим другом Прокэш-Остеном в сцене II акта.
В основе сюжетной коллизии драмы Э. Ростана лежит легенда о заговоре бонапартистов и неудавшемся побеге герцога Рейхштадтского из Шенбрунна во Францию. Во главе заговора стояла графиня Камерата — кузина герцога со стороны его матери, второй главный герой драмы. Целью заговора Камераты была передача сыну Наполеона престола, несправедливо у него отнятого. «Лишенный прав священного наследства, лишенный славы, отнятой у детства, принц, бледный принц»18. В одном из центральных эпизодов ростановского «Орленка», сцене маскарада, графиня, похожая внешне на своего кузена, обменивается с ним плащами, предоставляя возможность последнему уйти незамеченным. Этот эпизод — и есть основа третьего цветаевского стихотворения «Камерата».
Его любя сильней, чем брата,
— Любя в нем род, и трон, и кровь, —
О, дочь Элизы, Камерата,
Ты знала, как горит любовь.
Ты вдруг не венчана обрядом,
Без пенья хора, мирт и лент,
Рука с рукой вошла с ним рядом
Т-» 19
В прекраснейшую из легенд.
Хочется обратить внимание на слово легенда и обмолвиться, что мир легенды, грезы, мечты — одна из важнейших тем «Вечернего альбома».
По мнению Ж. Нива20, стихотворение «Камерата» навеяно рассказом графа Антона Прокэш-Остена о последних годах жизни герцога Рейхштадтского. Исследователь уверен, что Цветаева знала французский перевод его сочинения — Anton de Prokesch Osten “Mes relations aves le duc de Reichstadt. Traduit de l allemande par son fils”, Paris, 1878. Именно оттуда взят эпиграф к стихотворению.
И, наконец, название стихотворения «Расставание», скорее всего, восходит к переводу Мариной Цветаевой “Aiglon” Ростана зимой 1909 г.
Я отдала тебе — так много!
Я слишком много отдала!21
Во второй сборник стихов «Волшебный фонарь» Цветаева включит еще два стихотворения на наполеоновскую тему: «Герцог Рейхштадтский» и «Бонапартисты».
«Когда начала Марина свой перевод “Aiglon” [Э. Ростан. «Орленок»], может быть, еще в конце лета, в Тарусе? Всю зиму своих шестнадцати лет она от него не отрывалась. Каждый свободный час она проводила за тетрадями <... > Любимейший из героев, Наполеон II воплощался силой любви и таланта, труда и восхищенного сердца, — в тетрадь <... > Ревниво оберегала она и само дело перевода от случайных глаз и слухов. Сейчас для нее не существовало ничего, кроме “Орленка” и ее работы над ним»22. Когда цветаевский перевод был почти закончен, она узнала, что “Aiglon” уже переведен на русский язык Т. Л. Щепкиной-Куперник. Этот факт так расстроил юного автора, что Марина отказалась от дальнейшей работы, что объясняется особой чертой характера
Цветаевой: чтобы нечто стало своим и любимым для нее, оно должно перестать быть чьим-то еще.
К сожалению, незаконченный перевод М. Цветаевой не сохранился. «Расставание» — это стихотворение-прощание с любимым детищем, «воспитанным» другими, с точки зрения юной М. Цветаевой, чужими руками.
Твой конь как прежде вихрем скачет По парку позднею порой...
Но в сердце тень, и сердце плачет,
Мой принц, мой мальчик, мой герой.23
Нетрудно заметить: Цветаева обращает ростановского Орленка в своего собственного героя. Отчасти, это оправданно: она автор перевода. Однако, как уже отмечалось выше, это исток последующего пересотворения «старых» сюжетов. А. Эфрон считает, что цветаевский театр, цветаевская романтика начались с «призрачной страсти к двум Наполеонам —I и II»24.
Так, Наполеон, герцог Рейхштадтский, Ростан и Сара Бернар как исполнительница роли Aiglon послужили предпосылкой, одним из источников цветаевской драматургии. Впрочем, влияние Ростана на Цветаеву не ограничивается только одной его пьесой.
Каждому разделу сборника «Вечерний альбом» предшествует эпиграф, причем эпиграфами к первому и второму разделам служат строки Э. Ростана из стихотворной пьесы “La princesse Lointaine”, получившей в русском переводе Т. Л. Щепкиной-Куперник название «Принцесса Греза»25.
Главный герой драмы Ростана — Жоффруа Рюдэль, принц и трубадур. Он совершает дальнее путешествие, движимый любовью к принцессе Грезе, о красоте которой слагают легенды. Однако, едва увидев свою Грезу, он погибает.
Эпиграф к разделу «Детство» звучит так:
Ah, mieux vaut repartir aussitôt qu’on arrive Que de te voir faner, nouveaute de rive.26
Эти слова принадлежат самой принцессе Грезе. Она произносит их в IV действии во 2 явлении над умирающим влюбленным в нее трубадуром. Мысль, заложенная в них, играет особую роль в структуре первого сборника, более того, остается значимой для Цветаевой и позднее. Приведем отрывок монолога Мелиссанды:
Да! Потому мои объятья сладки,
Что я тебе не больше, чем сестра;
Что ты еще не разгадал загадки.. .
Твою любовь не может омрачить Действительность с тоскливой серой прозой;
Я для тебя останусь только Грезой... 27
Смысл произносимого принцессой Грезой прост: Рюдэлю посчастливилось, причем вдвойне! Он увидел свою мечту, прикоснулся к идеалу и в то же время не успел разочароваться в нем. В контексте «Вечернего альбома» ростановские строки вступают во взаимодействие со стихами раздела «Детство» и сборника в целом, приобретая многозначность. Так, тема ранней смерти, в том числе и детской, — одна из центральных в «Вечернем альбоме», она звучит прежде всего в стихах «Жертвам школьных суме-рок», «Сереже», «Маленький паж». В сочетании с эпиграфом эти стихи подводят нас к мысли о том, что детство — самая счастливая пора жизни, так как далека от скуки повседневности, наступающей позже. Детство — обитель мечты, грезы, поэтому лучше
уйти из жизни раньше, сохранив первоначальную чистоту сердца и высокие порывы души, не растратив себя на пустяки и суету.
Традиционная тема соотношения мечты и действительности решается М. Цветаевой по-новому. При пересечении первого эпиграфа со вторым образуется сложный узел смыслов. Ростановские строки ко второму разделу «Вечернего альбома» — «Любовь» — таковы: “Je vois dans tout but noble un but plus noble poindre, car lorsgu’on eut un vive on n’en prend pas un moindre”28. Данные слова принадлежат Трофимию, священнику. Он произносит их в самом начале пьесы (действие I, явление 2). Трофимий убежден, что цель Рюдэля вдвойне благородна, так как собственным примером он оказал воздействие на морских разбойников, на корабле которых принц-трубадур совершает свое путешествие за Грезой. Благородная цель принца постепенно растапливает лед в сердцах и душах суровых моряков и возвышает их.
Цветаева помещает вышеприведенный эпиграф вместе с библейским: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение; боящийся не совершен в любви» (Первое послание Иоанна, гл. 4, ст. 18).
Таким образом, с учетом смысла эпиграфов к разделам «Любовь» и «Детство», а также стихотворений, входящих в эти разделы, романтическая позиция юного автора сводится к следующему. Лирическая героиня Цветаевой предпочитает скорее отказаться от счастливой любви, остановиться на пороге осуществления мечты, чтобы не снизить высокий настрой души. Она уверена, что не следует переступать черту, за которой, казалось бы, счастье, потому что за ним следует неизбежное разочарование, а в погоне за призрачным счастьем пропадает чудо, тайна, новизна, полнота восторга от одного только предвкушения некоей радости. По сути, речь идет о том же, о чем в 1930-е годы М. Цветаева будет писать, вспоминая свою первую встречу с морем. «Море было здесь, и я была здесь, и между нами — все блаженство оттяжки. О, как я в эту ночь к морю — ехала! (К кому потом так — когда?) <... > Здесь и завтра. Такой полноты владения и такого покоя владения я уже не ощутила никогда <... > Море здесь, но я не знаю, где <... > оно совсем везде <... > я просто в нем <... > Это был самый великий канун моей жизни. Море — здесь, и его — нет»29.
Кроме того, вспомнив, что в 1908 г. состоялось знакомство Цветаевой с Эллисом, через которого она в основном и знала о новых тенденциях и веяниях в современной литературе, можно предположить, что значительное место в разговорах с ним занимали его собственные искания, о которых Андрей Белый писал так: «Сам же он проповедовал нам теорию собственного раздвоя <. . . > базировал ее на поэзии соответствия Бодлера: в центре сознания — культ мечты, непереносимой в действительность, которая падаль-де; она — труп мечты»30. Более того, в 1907 г. Эллис перевел пьесу Ж. Роденбаха «Покрывало» и написал предисловие к ней. Герой этой драмы влюблен в монахиню, ее волосы по уставу ордена закрыты головным убором, герой создает в своем воображении идеальный образ невидимых волос, но разочаровывается, случайно увидев монахиню без «покрывала». Эллис пишет в предисловии: «Любовь не переживает того, что является ее жизненным нервом <... > т. е. тайны, ибо “любить” означает “мечтать” <... > Мечта — цветок, растущий в таинственном мире идеала и мгновенно увядающий при всяком соприкосновении с реальностью»31.
Именно Ростан станет причиной эпистолярного обращения Цветаевой к Брюсову; письмо датировано 15 марта 1910 г.: «Сейчас у Вольфа Вы сказали: “...хотя я не поклонник Rostand”. Мне тут же захотелось спросить Вас, почему? <... > Неужели и от Вас ускользает его бесконечное благородство, его любовь к подвигу и чистоте? <. . . > Для меня Rostand — часть души, очень большая часть <. . . > всем моим любимым
поэтам должен быть близок Rostand. Heine, Victor Hugo, Lamartine, Лермонтов — все бы они любили его <... > Почему же Брюсов, любящий Heine, Лермонтова <... > так безразличен к Rostand?»32.
Обратив внимание на ключевые слова письма — почему, благородство, любовь к подвигу, чистота, душа, любимые поэты, близок, любили, отметим, что через 25 лет М. Цветаева поражает последовательностью и постоянством и в своих пристрастиях, и в своих оценках, и в своей человеческой позиции, и в своем творческом кредо, и даже в своей риторической прямолинейности и стилистике эпистолярных обращений. Предлагаем сравнить текст обращения к Брюсову и текст письма к историку О. Обри33, найденный сравнительно недавно и опубликованный Ж. Нива.
Ж. Нива в статье «Миф об Орленке (по материалам женевских архивов, связанных с Мариной Цветаевой)» приводит черновик письма поэтессы историку Октаву Обри, «посвященного теме Орленка и — шире — теме “великих одиноких”»34, потому что герцог Рейхштадтский «соседствует» с Гаспаром Хаузером35. Не сомневаясь, что М.Цветаева «исповедовала также культ Гаспара Хаузера», Нива считает, что она «была знакома с трудом австрийца Якоба Вассермана36 <... > вероятно, она читала <... > произведения историков Ж. Ленотра37 и Октава Обри38 на наполеоновскую тему»39.
«... Месье, Вы за или против Гаспара Хаузера? За или против легенды о нем? (Ибо и легенда, и Вассерман, воспевший его как поэт, — за него). Я спрашиваю потому, что люблю Вас — за исключительное благородство Вашего “Наполеона на Святой Елене” <...> я не хочу читать Вашего “Гаспара Хаузера”, если Вы против него <... > любя Вас и любя Вассермана, я остаюсь самой собой; я люблю Вас обоих за то <... > что есть душа <...> ия <...> не допускаю, чтобы два человека одной породы — лирической <. . . > могли бы думать — нет, чувствовать по-разному применительно к одному и тому же <. . . > И Вы, Ваш “Наполеон на Святой Елене”, герцог Рейхштадтский, Гаспар Хаузер, Вассерман и я, пишущая Вам эти строки, принадлежат к одному лагерю. Мы защищаем одну и ту же идею — самим фактом своего существования, поэтому поймите: как больно мне было бы осознать, что в этом лагере Великих Одиноких налицо разлад. Что, любя герцога Рейхштадтского, можно не любить Гаспара Хаузера; что Вассерман любил своего героя, а Октав Обри способен был бы этим пренебречь. На определенном высоком уровне уже нет ни имен собственных, ни конкретных адресатов. И герцог Рейхштадтский, и Гаспар Хаузер — это один и тот же королевский сын, наследник без наследства, и у каждого свой вечный Верный Слуга, как Вы, как Вассерман (Орфей, Р. М. Рильке, все лирические поэты)»40.
В этом письме зафиксировано разделение мира на людей лирической породы и остальных, на поэтов и непоэтов. Это разделение состоялось уже в «Вечернем альбоме», только слово поэт еще не названо, есть исключительные герои, среди которых Орленок Э. Ростана — первый.
1 Эдмон Ростан (1868—1918) —французский поэт и драматург. Самыми известными романтическими пьесами в стихах являются “La Princesse Lointain”, “Cyrano de Bergerac”, “Aiglon”. Все пьесы Ростана переведены на русский язык Т. Л. Щепкиной-Куперник. Полное собрание сочинений Ростана в 2 томах вышло в Москве в 1914 г.
2 Rostand Э. L’Aiglon. Paris: Pierre Lafitte ET Gie, 1900.
3 Известная французская актриса (1844—1923), исполнительница ролей Aiglon в драме Ростана и Маргариты Готье в пьесе А. Дюма-сына «Дама с камелиями».
4 Цветаева М. И. Собр. соч.: В 7 т. / Сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц и Л. Мнухина. М., 1994-1995. Т. 4. С. 163.
5 Цветаева А. И. Воспоминания. М., 1984. С. 268.
6 Тарле Е. В. Наполеон. М., 1991. С. 419-427.
7 Thiers A. Histoire de la Revolution Française. Paris, 1823-1827.
8 Lanfrey P. Histoire de Napolion I. Paris, 1875.
9 Sorel A. L’Europe et la Revolution française. Paris, 1885-1892.
10 Письма Наполеона и Жозефины. Париж, 1895.
11 Кудрова И. В. Путь комет: В 3 т. СПб., 2007. Т. 1. С. 63.
12 Цветаева М. И. Собр. соч.: В 2 т. М., 1988. Т. 2. С. 7.
13 Цветаева М. И. Собр. соч.: В 7 т. М., 1994-1995. Т. 4. С. 124.
14 «Воображение правит миром!»; «И я совершенно не знаю, чем бы я смог быть — в действии».
15 Цветаева М. Вечерний альбом. М., 1910. С. 158.
16 Там же. С. 160-162.
17 Ростан Э. Полное собр. соч.: В 2 т. / Пер. Т. Л. Щепкиной-Куперник. СПб., 1914. Т. 2. С. 57.
18 Там же. С. 34.
19 Цветаева М. Вечерний альбом. С. 163-164.
20 Нива Ж. Миф об Орленке (по материалам женевских архивов, связанных с Мариной Цветаевой)
// Звезда. 1992. № 10. С. 141.
21 Цветаева М. Вечерний альбом. С. 167.
22 Цветаева А. И. Воспоминания. С. 268.
23 Цветаева М. Вечерний альбом. С. 166.
24 Эфрон А. С. О Марине Цветаевой: Воспоминания дочери / Сост. М. И. Белкина М., 1989. С. 68.
25 Героиня пьесы Ростана Мелиссанда — графиня Триполийская, жившая в XII в., была воспета Г. Гейне в стихотворении «Жоффруа Рюдель и Мелиссанда Триполи» и в его поэме «Иегуда Бен Галеви».
26 «Ах, лучше уехать сразу по приезде, чем видеть, как ты увядаешь, новизна берега. .. ». В интерпретации Т. Л. Щепкиной-Куперник: «Но счастлив тот, кто чуждый брег покинет, пока еще он полон новизны».
27 Ростан Э. Полное собр. соч.: В 2 т. / Пер. Т. Л. Щепкиной-Куперник. СПб., 1914. Т. 1. С. 144.
28 Там же. С. 87.
29 Цветаева М. Собр. соч.: В 7 т. М., 1994-1995. Т. 5. С. 88-89.
30 Белый А. Между двух революций. Воспоминания: В 3 кн. М., 1990. Кн. 3. С. 43.
31 Роденбах Ж. Покрывало. Драма / Пер. Эллиса. М., 1907. С. 30-31.
32 Цветаева М. И. Собр. соч.: В 7 т. М., 1994-1995. Т. 6. С. 37-38.
33 Опубл. на фр. яз. в книге: Марина Цветаева. Труды I Международного симпозиума (Лозанна, 30. VI-3. VII. Bern; Berlin; Frankfurt; М.; New York; Paris; Wien, 1982. С. 397-404); а затем перепечатан и переведен И. Шафаренко для юбилейного выпуска журнала «Звезда» (Звезда. 1992. № 10. С. 139-143).
34 Нива Ж. Миф об Орленке // Звезда. 1992. № 10. С. 141
35 Найденыш, считающийся сыном дочери Жозефины Богарне
36 Wassermann J. Gaspar Hauser oder die Tragheit des Herzens, 1908.
37 Псевдоним Теодора Гослена. В частности, Нива предполагает, что Цветаева читала книгу Ле-нотра, вышедшую в 1934 г. в издательстве Фламмарион — G. Lenotre. Rois sans royaume.
38 Ж. Нива приводит список трудов Обри, с которыми М. И. Цветаева, по его мнению, была знакома // Звезда. 1992. № 10. С. 141.
39 Там же.
40 Нива Ж. Указ. соч. С. 141-142.
