CC BY
0Искусство музыки: теория и история № 30, 2024
СЕКТОР МУЗЫКИ ГИИ, ЕГО СОТРУДНИКИ И ТРУДЫ: ИСТОРИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ
246 УДК 78.072
ББК 85.31г
Ключевые слова
М. П. Рахманова, Государственный институт искусствознания, воспоминания, история русской музыки.
Зверева С. Г.
Марина Рахманова: какой я ее запомнила
Мемориальный очерк о многолетней сотруднице Государственного института искусствознания, докторе искусствоведения Марине Павловне Рахмановой (1947-2022).
Key Words
M. P. Rakhmanova, State Institute for Art Studies, memories, history of Russian music.
Svetlana Zvereva
Marina Rakhmanova, As I Have Remembered Her
A commemorative essay dedicated to the long-term member of the research staff of the State Institute for Art Studies, Doctor of Science Marina Pavlovna Rakhmanova (1947-2022).
Не могу назвать ни одного столь ярко и стремительно летевшего по музыковедческому небосводу автора, который мог бы сравниться с Мариной Павловной Рахмановой. В ее внезапную кончину, которая произошла 19 июля 2022 года, невозможно было поверить, хотя и было известно, что она страдала тяжелым недугом. Марина как бы предчувствовала свою кончину, рассказывая о кончине любимого отца и невольно примеряя диагноз его смерти к себе. Отец Марины — Павел Артемьевич Рахманов, умер от инсульта в 1978 году в возрасте 69 лет. Марина умерла от той же болезни в 75 лет. Ее предчувствия, к сожалению, оправдались.
Марина говорила, что была схожа по характеру с отцом, часто цитировала его остроумные высказывания. Павел Артемьевич служил в ВЦСПС, а дед Марины по отцу происходил из деревни Губин Угол под Кимрами и был сапожником. Может быть, отсюда и любовь Марины к деревне, где она по-настоящему отдыхала душой. Деревенский дом с усадьбой во Владимирской области был любимым местом отдыха всех членов семьи.
Мне выпало счастье находиться в тесном и постоянном контакте с Мариной с 1986 года, то есть со времени ее появления на Секторе музыки народов СССР (ныне Сектор истории музыки) Государственного института искусствознания, и до начала нынешнего века, когда мне пришлось уехать из Москвы. Мы подружились очень быстро, хотя Марина была старше и намного опытней: в момент нашей встречи я была начинающим исследователем, а она — уже опытной журналисткой. В годы дружбы я испытала очень большое влияние Марины, которая была необычайно притягательной личностью — остро мыслящей, располагающей блистательным литературным даром и способностью видеть по-новому привычное. Она была очень раскованной, обаятельной, умеющей прекрасно ладить с людьми, но в то же самое время не боявшейся осложнять отношения, если речь шла о принципиальных моментах. У нее была способность давать точные и остроумные характеристики людям и их работам — будь то музыковедческие труды или музыкальные композиции. Пора-
жали невероятная работоспособность Марины, ее продуктивность и неиссякаемая энергия.
Однажды она мне сказала, что задумала наводить порядок в своей библиотеке и бумагах, и обнаружила несметное количество собственных публикаций, которым потеряла счет. Действительно, писала Марина очень много и азартно. Копаться в деталях не любила, но при этом быстро схватывала суть. На общепринятые подходы и концепции не ориентировалась, писала всегда по-своему; скучала от исследований теоретических, да и исторические работы, в которых отсутствовали проблески таланта авторов, всерьез не воспринимала. Хотя очень терпимо относилась к молодым исследователям, поддерживала авторов из провинции. С коллегами более статусными отношения не всегда простыми. Она остро чувствовала, мертвый текст или живой, конъюнктурный или искренний. Если текст не нравился — говорила об этом на обсуждениях открыто, невзирая на лица. Разумеется, не всем это нравилось, и не все коллеги ее любили.
Вообще в академической и чинной среде нашего сектора, где царил торжественный «имперский» стиль и где главенствовали музыковеды старшего поколения, Марина довольно резко выделялась своей «несистемностью»'. Имею в виду не только раскованный стиль ее письма, но и поведения, которое несло на себе отпечаток журналистской среды. Журнализм стиля и мышления, умение писать быстро и ярко, способность молниеносно видеть и реализовывать интересные перспективные темы у нее была уникальной. Стреми-
1 В маленьком Мраморном зале нашего института, где проходили заседания Сектора музыки, сотрудники рассаживались следующим образом: за столом сидел заведующий сектора, секретарь, приглашаемый из зала сотрудник, работа которого обсуждалась, и ее рецензенты. (Таковых обычно было 2 или 3 человека.) Все остальные сидели в зале в соответствии со статусом. На первом ряду - старейшие сотрудники Ю.В. Келдыш и О.Е. Левашева, которые были большими друзьями. Молодежь - аспиранты, младшие научные сотрудники и научно-технические сотрудники (таковые еще были на моей памяти) -сидели на последнем ряду. Перед заседанием молодежь первым делом шли здороваться к бабушке и дедушке, как мы называли Ольгу Евгеньевну и Юрия Всеволодовича. Поначалу Марина в нашем укладе чувствовала себя не очень комфортно, но стариков она любила и церемониалу покорялась. Потом, по мере ухода из жизни старшего поколения, все стало гораздо свободней и демократичней.
тельно расширялся и круг ее общения: интересные и симпатичные ей люди очень быстро оказывались в ее орбите. Казалось бы, не было в нашей музыковедческой среде музыковеда, которого бы она не знала. Хотя, разумеется, симпатизировала и пускала в свой круг она далеко не всех.
Марина успевала очень много читать. Наверное, не ошибусь, если скажу, что самым любимым кругом ее чтения была мемуаристика, эпистолярия, дневники. Успевала она следить и за новинками художественной литературы. Были для нее также притягательными работы искусствоведов, архитектуроведов, театроведов. Благо, работа в Государственном институте искусствознания, делившемся на сектора, отделы, рабочие группы по различным видам искусства, позволяла включаться в работу различных подразделений. Марина этой возможность широко пользовалась, свидетельством чему служит ряд ее публикаций в междисциплинарных трудах*.
Продвижение Марины по служебной лестнице было стремительным: придя в штат института в 1987 году, она тогда же защитила
* Глава «Образ бытия в художественной картине мира Н.А. Римского-Корсакова» // Русская художественная культура второй половины XIX века Картина мира». Сборник. Отв. ред. Г.Ю. Стернин. М.: 1991. С. 227-257.
252 кандидатскую диссертацию по теме «Истоки оперных концепций
Мусоргского», став старшим, а вскоре и ведущим научным сотрудником еще до защиты докторской диссертации. Руководителем Марины номинально была Л.З. Корабельникова, которая и представила ее Ю.В. Келдышу, оказавшему Марине протекцию для поступления в институт. Научные взгляды Юрия Всеволодовича и Марины далеко не всегда сходились, но он ценил ее талант и оригинальность3.
В то время «русская группа» Сектора музыки народов СССР, в которой под руководством Ю.В. Келдыша трудились Л.З Корабельникова, О.Е. Левашева, А.Г. Соколова, Е.М. Левашев, Т.В. Корженьянц и я, работала над новой 10-томной «Историей русской музыки». Шла подготовка томов, посвященных второй половине XIX века, и на Марину возлагалась обязанность написать главы, посвященные Н.А. Римскому-Корсакову, что и было ею с честью выполнено. Тексты о Римском-Корсакове были оформлены в виде монографии4, и совокупность посвященных этому композитору работ была защищена Мариной в качестве докторской диссертации5. Ее неоднократно просили расширить и переиздать опубликованную крохотным тиражом книгу, но она на уговоры не поддавалась — выплеснув все, что «накипело на душе» о Римского-Корсакове, она уже торопилась к другим темам.
Как я уже сказала, пришла Марина в институт очень опытным автором, проработавшей чуть ли не два десятилетия в единствен-
3 Приведем отзыв Ю.В. Келдыша на написанную Мариной в 1986 году для институтского сборника статью «Александр Блок слушает "Хованщину"»: «Статья очень интересная, содержит много нового материала. Содержание шире заглавия статьи: в центре - проблема восприятия творчества Мусоргского современниками и творческой интеллигенцией начала ХХ века. У Блока много интересных, тонких наблюдений, не сказать, что он раскрыл самую "сердцевину" "Хованщины" все-таки нельзя. Неверно сближение Мусоргского с движением "почвенников": сближение с народом понималось ими не в социальном,
а в нравственном плане. Нельзя так сближать Мусоргского с Голенищевым-Кутузовым: в зрелом периоде творчества последний уходит в сторону символизма, а его оценка "Хованщины" очень односторонняя. Нельзя отрывать Мусоргского от линии демократического русского искусства. Кроме всего прочего, интерес к раскольничеству был характерен для демократов. Возможна и такая статья в сборнике, но в моей статье будет дана иная трактовка творчества Мусоргского». (Протокол № 5 заседания Сектора музыки народов СССР. 5 февраля 1986 г. Архив ГИИ.)
4 Рахманова М.П. Николай Андреевич Римский-Корсаков. М.: РАМ им. Гнесиных, 1995. 240 с.
5 Рахманова М.П. Творчество Н.А. Римского-Корсакова: опыт современного осмысления: Науч. докл. на соиск. учен. степ. д-ра искусствоведения. М.: 1997.
ном в то время «толстом» журнале «Советская музыка». Первая ее 253
статья в этом издании, вышедшая в свет в 1968 году когда Марине был 21 год, была посвящена творчеству молодого композитора Геннадия Банщикова*. Русская музыка 1960-1970-х годов была ей очень близка, и она очень хорошо в ней разбиралась. Будучи женой талантливого композитора Юрия Марковича Буцко (1938-2015), Марина с молодых лет находилась в композиторской среде. В круг друзей Юрия Марковича входили также и актеры театра на Таганке, среди которых были Владимир Высоцкий и Валерий Золотухин. Часто бывали в доме Марины Павловны и Юрия Марковича и многие коллеги-музыковеды, которые с благодарностью вспоминают то душевное тепло, которое дарили по-старомосковски хлебосольные хозяева.
В свою очередь Ю.М. Буцко входил в ближний круг Г.В. Свиридова, с которым, разумеется, была знакома и Марина. Свидетельством ее лично интереса к национальной теме, столь захватившей в то время молодое поколение, стала ее работа 1977 года, посвященная А.Д. Кастальскому, сопровождавшаяся публикацией его статьи «Из воспоминаний о последних годах»7. В то время еще никто так современно и «свободомысленно», как бы предвещая постсоветские времена, не писал о Кастальском как о духовном композиторе.
Общим семейным увлечением были старообрядчество и народная культура. Это было поколение не только «Архипелага ГУЛАГ», но и «Черных досок» Владимира Солоухина, увлекавшего своих читателей интересом к истокам национальной и церковной культуры. Марина рассказывала о том, что и она, и Юрий Маркович на какое-то время стали прихожанами Покровского старообрядческого собора в Рогожской слободе. Позднее Марина перешла в единоверчество, посещала маленький храм на Таганке, иногда пела там на клиросе. В этой церкви и прошло ее отпевание...
Старообрядческое церковное пение, насколько мне известно, Марина не исследовала, зато не раз писала о знатоке крюков, иконописце и этнографе Якове Богатенко, арестованном в 1941 году и скончавшемся в тюрьме®. Писала она и о народных духовных сти-
* Рахманова М.П. Обращение к человеку // Советская музыка. 1968. № 9. С. 62-66.
7 А. Кастальский. Из воспоминаний о последних годах // Советская музыка.
1977. № 6. С. 107-112. ® См., например: Рахманова М.П. Сохраненное богатство // Музыкальная академия. 1993. № 4. С. 138-151.
254 хах: это был самый первый ее доклад, который я от нее слышала
в Ленинграде на «Невских хоровых ассамблеях» еще в 1981 году'.
Тема духовной музыки Синодальной церкви расцвела в ее музыковедческом творчестве вскоре после перестройки, а точнее — после празднований 1000-летия Крещения Руси в 1988 году. На нас тогда обрушился целый поток духовных концертов, в которых принимали участие светские и церковные хоры. На один из таких больших концертов, состоявшихся в 1989 году, мы написали рецензию вместе с Мариной". Точнее, написала я, но слишком академически-наукообразно, а потому Марина отредактировала мой текст, сделав его более интимным по тону. Вообще она была виртуозным редактором, и я очень ей благодарна за ту школу, которую от нее получила. Даже приобретя опыт и, как казалось, найдя баланс между академизмом и свободой, я старалась показать свои тексты Марине и она безотказно уделяла им внимание. Оно касалось не только стиля изложения: часто мы обсуждали и более серьезные смысловые проблемы, и я всегда знала, что лучшие советы и понимание я найду именно в Марине.
Нужно сказать, что и Марина, попав на Сектор, старалась в коллективных трудах писать более академично, дабы ее тексты не выбивались из общего контекста. Тем не менее, ее почерк всегда отличался индивидуальностью — можно было, не зная автора статьи, узнать ее тексты. Она настолько сближалась со своими персонажами, что частенько называла их по имени-отчеству, без фамилии, как будто какой-нибудь Степан Васильевич или Модест Петрович был ее близким знакомым и, разумеется, современником. Марина как бы разговаривала с читателями, порой изливая в своих работах устную речь.
Работы Марины читались, как беллетристика — настолько пластичным и красивым был язык изложения. Мысли неслись быстро, непринужденно. В этой связи вспоминаю один ее совет: «Летать быстро легче, чем медленно». О форме, целях-задачах, выводах и т.д., как и прописывании мелочей, она мало заботилась, и придирок рецензентов порой бывало немало. Как-то она сказала мне, что самое главное для нее — это жить интересно. Я могу добавить — и интересно писать. Она написала тысячи километров интересных текстов,
' Материалы всероссийской научно-практической конференции
«Прошлое и настоящее русской хоровой культуры», Ленинград, 18-24 мая 1981 г. / Всероссийский фестиваль «Невские хоровые ассамблеи». М.: ВХО, 1984.
'0 На концертах русской духовной музыки // Советская музыка. 1989. № 4. С. 47-52.
проживая вместе со своими героями их жизни. А среди ее героев 255
были большие и малые музыканты, давно умершие и современные.
Иногда авторы молодого поколения, попавшие под обаяния Марины, начинали подражать ее стилю. Разумеется, ничего хорошего из этого не выходило: чтобы писать так, как она, нужен был и ее талант, а он был уникальным.
Я с трудом представляю себе судьбу проекта серии книг «Русская духовная музыка в документах и материалах», которая начала выходить в свет в 1998 году и в настоящее время уже подходит к последним томам. Этот проект был задуман мной тогда, когда на рубеже 1980-1990-х годов с диктофоном руках я ходила по московским и ленинградским коммуналкам, записывая рассказы стариков и старушек о церковном пении. В начале 1990-х я подготовила первый том этого издания, посвященный А.В. Преображенскому. (Вводная статья была написана Ю.В. Келдышем.) Но уже прошедшая редакторскую подготовку книга в силу финансовых трудностей, а затем и смерти Ю.В. Келдыша так и не была издана. Ко второму тому, где были собраны редкие материалы по истории Синодального училища церковного пения и Синодального хора, уже присоединилась Марина и спасла положение, найдя финансирование и издателя.
В основу этого тома (он стал первым по счету из изданных томов) были положены воспоминания бывшего участника Синодального хора, полковника в отставке А.П. Смирнова, которому в то время уже перевалило за 90 и который жил в соседнем с нашим институтом доме. В течение нескольких лет я ходила к «полковнику Смирнову» и записывала от него воспоминания. Таким образом, в наших руках оказались многочисленные кассеты. Вручил нам Александр Петрович и свои собственные написанные им воспоминания, написанные сбивчиво и сумбурно. И тут опять на выручку пришла Марина. Прослушав пленки с записями Смирнова, она пересказала его воспоминания в свободной литературной форме, ориентируясь на письменный текст. Я была поражена тем, как она, не отступая от смысла, очень близко к стилю Смирнова передала его воспоминания. Осилила она и практически не читаемый и, как мне казалось, недоступный для расшифровки почерк князя С.Д. Шереметева, подготовив целый раздел его переписки с С.В. Смоленским в 1-й книге VI тома РДМ.
Вообще она была великим мастером издания литературных текстов и в последующие годы блистательно подготовила отдельные разделы во многих коллективных томах нашего проекта, выпустив также два тома solo (РДМ. Т. VI, кн. 1 и 2; Т. IX, кн. 1). Однако «сольные» тома были скорее исключением: Марина предпочитала со-
вместную работу либо со мной, либо с молодыми авторами, которые сами были не в силах довести до печатного станка подготовленные ими литературные тексты и исследования. Так, совместно с Н.И. Кабановой были изданы «Воспоминания С.В. Смоленского (РДМ, Т. IV); совместно с Е.А. Борисовец — материалы «Афонского дневника» того же С.В. Смоленского (РДМ, Т. VII). Постоянным участником наших томов был и до сих пор остается великолепный знаток источников и фактологии А.А. Наумов.
К сожалению, Марина так и не успела довести до конца IX том серии, посвященный второй половине XX века, который я завершаю с грустным чувством, что последний раз работаю «в четыре руки» с Мариной и что это наш последний совместный труд.
Главы в серии «Русская духовная музыка в документах и материалах» и отдельные ее тома — это лишь малая часть трудов Марины, хотя нужно признать, что со временем духовная тема затянула ее очень глубоко. И все-таки большая часть работ Марины посвящена светской музыке. О том, каков был «разброс» тем, пишет О.А. Бобрик:
В 2007 году среди героев работ Марины Павловны неожиданно появился авангардист Арсений Авраамов: под ее редакцией была опубликована книга «Арс Новый», автор которой, писатель и музыковед Сергей Румянцев, не успел
ее завершить. <...> В музыке особенно близкими ей были (насколько мне из- 257
вестно): Гектор Берлиоз, Рихард Вагнер, Сергей Прокофьев и, конечно, Николай Римский-Корсаков. «Парсифаль» и «Китеж». В них она чувствовала «духовную сосредоточенность», отблеск другого мира, «достигавший света и откровения». И, конечно, особенно близкий - Юрий Маркович Буцко (1938-2015), композитор, супруг Марины Павловны. После его ухода из жизни она вместе с дочерью -Анастасией Буцко - основала Фонд Юрия Буцко, участвовала в организации масштабного фестиваля, посвященного его музыке (2018). Сейчас к печати подготовлена книга его памяти «Юрий Буцко: свидетельства жизни», которая выйдет в издательстве «Композитор»".
В последние годы жизни Марина работала также над собранием литературных источников, связанных с биографией и творчеством Н.А. Римском-Корсакове, к которому она вновь вернулась по прошествии нескольких десятилетий. Однако этот труд так и не был завершен.
Марина была по-настоящему крупной и яркой «планетой» в нашей музыковедческой галактике, и когда эта «планета» потухла, то всем стало холодно и неуютно. Марина перешла в жизнь вечную, но осталась светлая память о ней и ее богатейшие творческие плоды, которые нам еще надлежит собрать и осмыслить.
11 Бобрик О. В поиске духовной сосредоточенности. Памяти Марины Павловны Рахмановой // Ш1_: https://muzlifemagazine.ru/v-poiske-dukhovnoy-sosredotochennosti/ Записанное Игорем Вишневецким от М.П. Рахманиновой большое интервью о Ю.М. Буцко можно видеть на этой ссылке: https://youtu.be/HeY4qXC1FQU?si=iS2yy9b9p2aU-JkL (дата обращения 22.04.2024).
