Manipulation as a propaganda tool
Chernikov Mikhail Vasilyevich, DSc of Philosophical sciences, Professor
Avdeenko Evgeniia Viktorovna, PhD of Philosophical sciences, Associate Professor
Voronezh State Technical University, Voronezh
Social events of the 20th century showed the importance of "soft power" in the management of social groups. This article provides a socio-philosophical analysis of the concept and phenomenon of "manipulation of consciousness" in the context of propaganda; considers and critically discusses the paradigm for the domestic social sciences and the humanities research approach to the problem of manipulation of consciousness; models of “economic man” are presented (puts the individual at the forefront, and society (community) is considered as a set of individuals, assumes that only the individual is able to make a behavioral decision), and “sociological” (society is in the foreground, and the person is thought of as a kind of constellation social relations, that is, behavioral decisions become the product of a consensus of social introjects). This study proposes a “decision maker” model that describes a system for choosing behavioral patterns, which can be considered as the third stage in the development of the “economic man” model (stage 1 – the orthodox model of the “economic man”; stage 2 – the modernized model of the “economic man”; Stage 3 - the model of "decision maker"). The conceptual contours of this methodologically new approach are outlined. Based on the use of voluminous factual material obtained through the latest research in modern sciences of man and human behavior, the legitimacy of the new research approach is substantiated, its heuristic potential is identified and discussed.
Keywords: manipulation; propaganda; social groups; "soft power"; decision-making; consciousness; behavior; psycho-cognitive system; management theory.
Цитировать: Черников М.В., Авдеенко Е.В. Манипуляция как инструмент пропаганды // KANT. – 2023. – №2(47). – С. 245-251. EDN: MLTCZY. DOI: 10.24923/2222-243X.2023-47.44
Черников Михаил Васильевич, доктор философских наук, профессор
Авдеенко Евгения Викторовна, кандидат философских наук, доцент
Воронежский государственный технический университет, Воронеж
Общественные события ХХ века показали значимость «мягкой силы» в управлении социальными группами. В настоящей статье проводится социально-философский анализ понятия и феномена «манипуляция сознанием» в контексте пропаганды; рассматривается и критически обсуждается парадигмальный для отечественной социально-гуманитарной науки исследовательский подход к проблематике манипуляции сознанием; представляются модели «человека экономического» (во главу угла ставит индивида, а общество (сообщество) рассматривает как совокупность индивидов, предполагает, что только индивид способен принимать поведенческое решение), и «социологического» (на первом плане общество, а человек мыслится как некая констелляция общественных отношений, то есть поведенческие решения становятся продуктом консенсуса социальных интроектов). Данное исследование предлагает модель «человека, принимающего решения», описывающая систему выбора поведенческих паттернов, которую можно рассматривать как третий этап развития модели «человека экономического» (1 этап – ортодоксальная модель «человека экономического»; 2 этап – модернизированная модель «человека экономического»; 3 этап – модель «человека, принимающего решения»). Намечаются концептуальные контуры этого методологически нового подхода. На основе использования объемного фактуального материала, полученного благодаря новейшим исследованиям современных наук о человеке и человеческом поведении, обосновывается правомерность нового исследовательского подхода, выявляется и обсуждается его эвристический потенциал.
Ключевые слова: манипуляция; пропаганда; социальные группы; «мягкая сила»; принятие решений; сознание; поведение; психокогнитивная система; теория управления.
УДК 101.3
5.7.7
Черников М.В., Авдеенко Е.В.
Манипуляция как инструмент пропаганды
Исследования на тему «манипуляция сознанием» в последнее время приобретают все большую актуальность и популярность. Это происходит в связи с тем, что известные с древних времен практики манипуляции сознанием, применявшиеся, как правило, в достаточно приватной, межличностной сфере, по мере развития средств коммуникации (книги, газеты, наглядная агитация, радио, телевидение, Интернет) стали все активнее использоваться в глобальных масштабах для воздействия на массовое сознание.
ХХ век – век массовых движений, революций, мировых войн, который рельефно показал, насколько значимым фактором является мобилизация масс на активное социально-политическое действие.
Уже в ходе Первой мировой войны государства-участники стали выделять существенные финансовые, кадровые и материальные ресурсы для агитационных и пропагандистских кампаний, нацеленных на деморализацию врага, вербовку союзников, развитие патриотизма собственного населения. Особых успехов в этой области достигли англосаксы, в дальнейшем результативно конвертировавшие военно-пропагандистские наработки в гражданскую сферу: политическую деятельность в условиях демократии – нуждающуюся в агитационно-пропагандистских мероприятиях, и коммерчески-ориентированную деятельность: маркетинг, реклама, PR. [3; 12]
Один из примеров эффективного использования мощной пропагандистской машины в военно-патриотических целях реализовал Третий рейх. Отдавая себе отчет в античеловечности идеологии фашизма, нельзя не признать, что возглавляемая Й. Геббельсом государственно-пропагандистская машина добилась существенных результатов в деле индоктринации широких масс. [4; 10; 11]
Не менее впечатляющий пример идеологической индоктринации был представлен в СССР: на создание образа и идеалов советского человека работала ни одна государственная и общественная организация.
С другой стороны земного шара происходила столь же результативная индоктринация «американской мечты». Интересно, что эффективность этого процесса не только не снижается, но и масштабируется. ХХ век наглядно показал мощь и значимость «мягкой силы»: информационно-пропагандистской деятельности, и на уровне официальной риторики, и на уровне манипулятивных практик, которая оказывает существенное влияние на сознание и поведение индивидов, групп, масс.
В связи с этим возникает научный интерес к теме индоктринации, пропаганды и манипуляции общественным сознанием. Существенный вклад в проработку этой проблематики внес Сергей Георгиевич Кара-Мурза. [8, 9]
Его работы и работы других исследователей наполнены историческими фактами - примерами манипуляционных воздействий на целые общности, предлагают различные технологии и трактовки понятия манипуляция, но открытым остается вопрос, на котором мы хотели бы подробно остановиться в этой статье: почему, в одних случаях манипуляция удается, а в других, похожих – нет? Почему одни факторы, как можно заметить из опыта, повышают эффективность манипуляции, а другие факторы понижают?
Для ответа на эти вопросы мы хотели бы обратиться к теории управления сознанием, точнее – теории управления человеческим поведением. Важно понять - как именно на основе получаемой информации человек принимает определенное поведенческое решение и, реализуя его, начинает определенное поведенческое действие. В этой работе мы опираемся на модель «человека, принимающего решения». [17]
В социально-гуманитарной науке ХХ века исходно сложились и долгое время вели между собой концептуальный спор две базовые модели человека: модель «человека экономического» и модель «человека социологического».
Их наиболее принципиальное различие заключается в следующем. Модель «человека экономического» во главу угла ставит индивида, а общество (сообщество) рассматривает как совокупность индивидов. Только индивид способен принимать поведенческое решение, так что за поведенческой траекторий того или агрегированного социального субъекта (фирмы, министерства, государства и др.) стоит композиция индивидуальных поведенческих решений, принятых отдельными членами этого агрегированного социального субъекта. Когда мы говорим, например, что «министерство культуры приняло решение» – эту фразу надо воспринимать как некую метафору, не имеющую буквального прочтения. За «решением» министерства культуры всегда стоит соответствующая композиция индивидуальных решений тех людей (и в первую очередь, министра), которые «приписаны» к министерству культуры.
Модель «человека социологического» во главу угла ставит общество, а человека рассматривает как некую констелляцию общественных отношений. Классический вариант такого подхода дает К. Маркс: человек «есть совокупность всех общественных отношений». [13, Предисловие, VI]
Соответственно, индивидуальное поведение человека при таком подходе рассматривается как следование тем социальным нормам и требованиям, которые ему навязывает (поощряя следование нормам и вводя санкции за отклонение от норм) общество уже практически с самого рождения в процессе воспитания и образования. Интериоризируясь, эти нормы становятся той программой действий, которая и управляет поведением индивида. Соответственно, при таком понимании человека возникает представление, что для того, чтобы изменить индивидуальное человеческое поведение надо, в первую очередь, изменить общественные отношения.
Однако изменения социальных отношений не могут истребить биологически заложенные стимулы человеческого поведения. Эти базовые инстинкты и потребности выработаны эволюционным путем. Отдельный индивид и даже большие группы могут пренебрегать собственными витальными потребностями в угоду самых разных ценностей и идей, но популяционно человечеству важна реализация физиологических потребностей. В связи с этим, модель «человека социологического» также можно считать не в полной мере объясняющей социальное и индивидуальное поведение. Если человек только продукт интериоризированных им социальным норм, то получается, что поведенческое решение самим человеком как бы и не принимается, человек оказывается заложником тех («книжек, которые он в детстве читал») социальных норм, которые он усвоил и специфическая композиция которых – согласно модели «человека социологического» – и «программирует» его индивидуальное поведение. На наш взгляд, это чрезмерно ограниченное видение механизма принятия решений.
Главным ноу-хау модели «человека экономического» является идея максимизации выгоды. Человек выбирает определенное поведенческое решение, пытаясь максимизировать некую функцию. Так, например, экономический актор совершает сделку, стремясь увеличить свою прибыль. Для сферы экономических отношений это вполне очевидно. Именно поэтому модель «человека, совершающего выбор на основе максимизации некой функции» оказалась наиболее востребованной экономистами. Но теория и практика социальных отношений не укладывается в схемы экономического обмена. Многие действия человека (чтение книги, встреча со старым другом, любование красивым пейзажем и т.д.) вообще не могут быть оценены в денежном эквиваленте. Помимо этого, даже в сфере денежных отношений многие люди проявляют видимое бескорыстие. Так, подавая нищему милостыню, человек (на первый взгляд) действует себе в убыток.
Человек в экономической сфере – далеко не всегда ведет себя рационально, не всегда с математической точностью все просчитывает, не всегда может абстрагироваться от своих эмоций.
Таким образом, для того чтобы претендовать на универсальность (служить объяснительной моделью поведения целостного человека), модель «человека экономического» должна была существенно обновиться, модернизироваться и достойно ответить на те концептуальные вызовы, которые были артикулированы ее критиками.
К концу ХХ века (во многом благодаря представителям направления неоинституциональная экономическая теория – НИЭТ) многие недостатки ортодоксальной модели «человека экономического» были преодолены. В рамках современного экономического подхода (который можно считать концептуальным результатом движения «экономического империализма») оформилась модернизированная модель «человека экономического». [1; 2; 7]
Желая действовать рационально, человек не в состоянии добиться полной рациональности. Получение информации для человека «не бесплатно», он для этого тратит ограниченные временные и материальные ресурсы. И когда такие затраты становятся в ценностном отношении сравнимыми с выгодами, приобретаемыми от потенциальной сделки, поиск релевантной информации человеком прекращается, и он выбирает не оптимальный с рациональной точки зрения, а лишь удовлетворительный результат.
Таким образом, модернизированная модель «человека экономического» отказывается от концепции полной рациональности, характерной для ортодоксальной модели «человека экономического», и переходит к концепции ограниченной рациональности, тем самым существенно увеличивая свою реалистичность и свой объяснительный потенциал. [15, 30]
В то же время, модернизированная модель «человека экономического» продолжает испытывать концептуальные трудности. Так, успешно применяя принцип максимизации некой функции как основание для выбора поведенческой траектории, модернизированная модель «человека экономического» для каждой конкретной ситуации пытается найти специфическую функцию, которая максимизируется в данном случае, но за этими частными случаями не может увидеть некую универсальную функцию, которая является базовой для всех частных случаев и из которой, вводя соответствующие граничные условия, можно было бы получить и соответствующие частные функции.
Кроме того, модернизированная модель «человека экономического» не учитывает влияние эмоциональной сферы на принятие поведенческих решений.
Решение проблемы поиска универсальной функции, задачу максимизации которой решает человек при выборе поведенческого решения, предлагает модель «человека, принимающего решения», которую можно рассматривать как третий этап развития модели «человека экономического» (1 этап – ортодоксальная модель «человека экономического»; 2 этап – модернизированная модель «человека экономического»; 3 этап – модель «человека, принимающего решения»).
Человеку постоянно приходится совершать поведенческий выбор, будь то выбор «чисто экономический» - например, покупать или не покупать некий нужный товар по предлагаемой цене, или выбор (как считается) далекий от экономики - например, как лучше распорядиться свободным вечером: отправиться на прогулку, почитать, посмотреть кино и др.
И в том, и в другом случае человек ищет своей выгоды, то есть максимизирует некую функцию собственного благополучия. В первом случае он купит товар, если сочтет, что ценность товара для него выше ценности денежной суммы, по которой продается товар, и откажется от покупки, если сочтет, что ценность товара ниже ценности денежной суммы, уплачиваемой за товар.
Но и во втором случае человек отправится на прогулку, если только сочтет, что ценность прогулки для него выше ценности чтения книги, и не отправится на прогулку, оставшись дома, тогда и только тогда, когда сочтет, что ценность чтения книги для него выше ценности прогулки.
Но если в первом случае превышение ценности одного случая над альтернативным можно (в принципе) выразить в денежной форме, то во втором случае этого сделать принципиально нельзя. Поскольку выбор и во втором случае делается вполне определенным образом, мы вправе утверждать: 1) есть основание для этого (вполне определенного) выбора и 2) это основание не имеет денежной формы.
Ноу-хау модели «человека, принимающего решения» состоит в утверждении, что есть некая универсальная функция благополучия (мы ее называем интегральная функция благополучия – ИФБ), которую во всех случаях выбора между возможными в данной ситуации вариантами поведения пытается максимизировать человек, выбирая свою поведенческую траекторию. И такая универсальная функция (ИФБ) имеет вид:
F = f (k1X1, k2X2, … knXn),
где Х1, Х2, … Хn – параметры, репрезентирующие набор характерных для данной живой системы потребностей и интересов, а k1, k2,… kn – параметры, репрезентирующие вес (значимость) соответствующих потребностей и интересов в ИФБ. [18, 11]
Этот подход может быть сопоставим с более разработанным в отечественной психологии. Обобщая труды советских исследователей, таких как Н.А. Бернштейн, П.К. Анохин и особенно П.В. Симонов – являющийся автором информационной теории эмоций [16], можно утверждать, что выбор поведенческой траектории может быть описан на языке основных психо-когнитивных моделей. [17]
Сюда относятся: модель настоящего (МН), репрезентирующая человеку актуальную для него картину мира и текущее положение дел; модель вероятного будущего (МВБ), репрезентирующая человеку результат наиболее вероятной динамики МН; и модель потребного будущего (МПБ), репрезентирующая человеку желательное для него изменение МН.
Поведенческая активность человека определяется задачей минимизации зазора между МВБ и МПБ. Такая минимизация может осуществляться на основе двух различных стратегий.
Экстравертивная стратегия связана с возможностью человека реально влиять на развитие событий, в этом случае активность человек направлена «вовне», изменению подвергается МВБ при остающейся константной МПБ.
Интровертивная стратегия проявляется при понимании человеком невозможности влиять на развитие событий. Тогда активность человека (своего рода аутотренинг) направляется «внутрь», изменяется МПБ при остающейся константной МВБ.
Человек будет выбирать поведенческую траекторию, в результате которой максимизируется сокращение зазора между МВБ и МПБ. (Следует добавить, что МН, МВБ и МПБ представляют собой многомерные пространства, число измерений которых (n) соответствует числу потребностей и интересов, составляющих характерный профиль ИФБ данного человека.)
Эмоция возникает как отражение прогнозируемого изменения зазора между МВБ и МПБ. Если, согласно субъективному прогнозу человека, этот зазор сокращается, возникают позитивные эмоции. Если зазор увеличивается – негативные эмоции.
При методологической ориентации на модель «человека экономического» (во всех трех ее вариантах) человеческому сознанию де факто приписывается умение вести калькулирующую деятельность. В частности, если мы придерживаемся модели «человека, принимающего решения», сознанию или точнее когнитивной системе обслуживания человеческой деятельности приписывается умение рассчитать прирост или увеличение ИФБ (степень уменьшения или увеличения зазора между МВБ и МПБ) для каждой из возможных в данной ситуации поведенческих траекторий. Только закончив такого рода расчет, человек принимает поведенческое решение, при этом он не может не совершить поведенческое действие, которое, согласно проведенному им расчету, признается наилучшим в том смысле, что оно в наибольшей степени увеличивает его ИФБ (уменьшает зазор между МПБ и МВБ).
Именно такого рода автоматизм – человек неизбежно встает на ту поведенческую траекторию, которая соответствующим расчетом признается наилучшей – может служить основополагающим принципом управления человеческим поведением.
Как соотносятся между собой понятия «управление человеческим поведением» и «манипуляция человеческим поведением»?
Для решения этого вопроса нам требуется более внимательно рассмотреть, как происходит та калькуляционная работа, тот расчет прироста ИФБ (уменьшения зазора между МВБ и МПБ), который производит человеческое сознание или когнитивная система обслуживания человеческой деятельности, функционально закрепленная в головном мозге человека.
Сегодня, благодаря современным функциональным методам исследования головного мозга, мы имеем научные данные, позволяющие понимать, оценивать физиологические процессы и основы мышления, которое занимает значительное место в общем объеме высшей нервной деятельности. [14]
Кроме того, мы знаем, что головной мозг человека содержит в себе несколько структур, влияющих на работу целостной системы когнитивного обеспечения человеческой деятельности. Однако в нейробиологии еще нет консенсуса по вопросу о том, что собой представляют эти структуры, как они эволюционно сформировались, как конкретно происходит их взаимодействие в составе системы когнитивной регуляции человеческого поведения.
В современной когнитивистике признано, что с функциональной точки зрения в работе общей системы когнитивного обеспечения человеческой деятельности принимают участие две подсистемы, задающие различные типы мышления: Система1 и Система2. [5; 6]
Система 2 – это эволюционно более поздняя система, которая отвечает за то, что принято называть рациональным мышлением. Система 2 способна выделять в окружающей человека среде причинно-следственные связи, выстраивать логически корректные рассуждения, подвергать рефлексии и критике как практические, так и ментальные действия человека. Процесс и результаты работы Системы 2 могут быть вербализованы, то есть выражены на человеческом языке, как обыденного типа, так и специально-научного.
Использование Системы 2, которая в развитом виде имеется только у человека, дает огромные преимущества. Однако у Системы 2 имеются не только сильные, но и слабые стороны.
Работа Системы 2 энергетически высокозатратна. Соответственно, эволюционно закрепленное требование к каждому живому организму экономить расход энергии ведет к тому, что работа Системы 2 оказывается достаточно медленной, она «умеет» анализировать одновременно лишь относительно небольшое число параметров (как правило, не более семи), большую часть времени она не активна, во-первых, из-за различного рода перегрузок, вызванных теми или иными стрессовыми обстоятельствами; во-вторых, когда ее использование «нерентабельно» – при решении обыденных, простых задач, которые человек может делать автоматически.
В это время решения принимаются Системой 1. Система 1 – эволюционно более ранняя система мышления. Она (по сравнению с Системой 2) менее энергозатратная, для нее не характерна опция «отключение», она более быстродействующая и способна одновременно анализировать существенно большее число параметров.
Однако Система 1 не умеет мыслить «рационально», не умеет выделять причинно-следственные связи, она мыслит ассоциативно, используя принцип прецедента. Система 1 не обладает рефлексией и не способна критически оценивать ни практические, ни ментальные действия человека. Работа Системы 1 плохо вербализуется. Основной ее язык – это язык эмоций.
В плане регуляции человеческого поведения (особенно по отношению к достаточно сложным действиям), как правило, одновременно работают и Система 1, и Система 2. Причем «верховное» руководство в таком случае осуществляет эволюционно более поздняя Система 2. В этом и выражается то, что называется свободой воли: при конфликте Систем, когда они по-разному оценивают возможные поведенческие решения с точки зрения прироста ИФБ (уменьшения зазора меду МВБ и МПБ), Система 2 может настоять на своем поведенческом решении, отвергая решение Системы 1.
Зачастую это вполне оправдано, поскольку более «технически оснащенная» Система 2 позволяет человеку видеть дальше, понимать глубже, производить более точные расчеты, нежели менее «технически оснащенная» Система 1.
Однако, во-первых, и Система 2 способна ошибаться. Чем менее развита Система 2, чем слабее развито у человека умение критически мыслить, выделять причинно-следственные связи, производить глубокие и корректные расчеты, тем чаще он выбирает поведенческое решение, которое дает ему только мнимую выгоду, а в действительности приносит убытки.
Соответственно, субъект М может использовать плохую работу Системы 2 субъекта Ж, передавая ему такие информационные данные, учет которых «плохо работающей» Системой 2 заставит субъекта Ж вступить на поведенческую траекторию, которая желательна для субъекта М, но в конечном плане невыгодная субъекту Ж. В данном случае мы вполне можем говорить о манипуляции со стороны М поведением Ж, о манипуляции, которая приносит конечный вред субъекту Ж и, таким образом, используется субъектом М как психо-когнтивное оружие.
Система 1 склонна к расчетам в минимальной степени. Если по той или иной причине работу Системы 1 уже не корректирует Система 2 (последняя тем или иным способом оказывается отключена), то, апеллируя к Системе 1 субъекта Ж субъект М способен создать условия, при которых субъект Ж сочтет лучшим явно неправильное (приносящее ему конечный вред) поведенческое решение, при этом оно будет выгодно субъекту М. Здесь опять возникает ситуация классической манипуляции человеческим поведением.
Литература:
1. Автономов В.С. Модель человека в экономической теории и других социальных науках / В.С. Автономов // Истоки. - 2001. - Вып. 3. - С. 24-71.
2. Беккер Г.С. Человеческое поведение: экономический подход / Г.С. Беккер. - М.: ГУ ВШЭ, 2003. - 672 c.
3. Бернейс Э. Пропаганда / Э. Бернейс. - СПб.: Питер, 2021. - 208 с.
4. Герцштейн Р.Э. Война, которую выиграл Гитлер / Р.Э. Герцштейн. - Смоленск: Русич, 1996. - 608 с.
5. Канеман Д. Думай медленно… решай быстро / Д. Канеман. – М.: АСТ, 2014. - 763 с.
6. Канеман Д. Принятие решений в неопределенности: Правила и предубеждения / Д. Канеман, П. Словик, А. Тверски. - М.: Институт прикладной психологии; Гуманитарный Центр, 2005. - 632 с.
7. Капелюшников Р.И. В наступлении – homo economicus / Р.И. Капелюшников // МЭиМО. - 1989. - № 4. - С. 142-148.
8. Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием / С.Г. Кара-Мурза. - М.: ЭКСМО, 2005. - 832 с.
9. Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием-2 / С.Г. Кара-Мурза, С.В. Смирнов. - М. : ЭКСМО; Алгоритм, 2009. - 528 с.
10. Кеворкян К.Э. Опасная книга (феномен нацистской пропаганды) / К.Э. Кеворкян. - Харьков: Полиграфсервис, 2014. - 522 с.
11. Кормилицына Е.Г. Йозеф Геббельс. Особенности нацистского пиара / Е.Г. Кормилицына. - М.: ОЛМА Медиа-групп, 2011. - 288 с.
12. Лассуэлл Г.Д. Техника пропаганды в мировой войне / Г.Д. Лассуэлл. - М.: РАН; ИНИОН, 2021. - 237 с.
13. Маркс К., Энгельс, Ф. Тезисы о Фейербахе / К. Маркс, Ф, Энгельс. - Соч. Т.3. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. – 630 с. – С. 1-4.
14. Пинкер С. Как работает мозг / С. Пинкер. - М.: Кучково поле, 2017. - 672 с.
15. Саймон Г. Рациональность как процесс и продукт мышления / Г. Саймон // THESIS. - 1993. - Вып. 3. - С. 16-38.
16. Симонов П.В. Эмоциональный мозг / П.В. Симонов. - М.: Наука, 1981. - 215 с.
17. Черников М.В., Перевозчикова Л.С. Когнитивное обеспечение человеческой деятельности / М.В. Черников, Л.С. Перевозчикова // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств. - 2016. - №3(28). - С. 62-65.
18. Черников М.В. Человек. Общество. Социальная коммуникация / М.В. Черников, Л.С. Перевозчикова, Е.В. Авдеенко, К.С. Назаренко. - Воронеж: ВГТУ, 2022. - 129 с.