CC BY
37
Литература
1. Павленко А.Н. Европейская космология: основание эпистемологического поворота. - М.: Институт философии РАН, Интрада, 1997. - 256 с.
2. Лега В.П. История Западной философии. Ч. I. Античность, Средневековье, Возрождение. - М.: ПСТГУ, 2004. - С. 9.
3. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - М., 1986. - С. 309.
4. Аристотель. Сочинения: в 4т. - т. 1. - М., 1975. - С.
69.
5. Платон. Сочинения: в 3 т. - М., 1971. - Т. 2. - С. 25.
6. Платон. Сочинения: в 4 т. - т.4. - М., 1994. - С.92.
7. Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. Российский открытый университет. - М.: «Мысль», 1993. - С. 304.
8. Блинникова Л.В. Великие философы. Словарь-справочник. - 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Логос, 1997. -284 с.
9. Фрагменты ранних греческих философов. Ч.1. - М., 1989. - С.65.
Дремлюгин Дмитрий Митрофанович, кандидат философских наук, доцент кафедры страноведения Московского автомобильно-дорожного института, г. Москва, e-mail: dremlugina@mail.ru.
Dremlyugin Dmitriy Mitrofanovich, candidate of philosophical science, assistant professor, department of regional geography, Moscow Automobile-Road Institute, Moscow, e-mail: dremlugina@mail.ru.
УДК 140.8 © А.Е. Кузнецов, А.М. Кузнецова
МАНИФЕСТАЦИИ КОГНИТИВНЫХ ПРОЕКЦИЙ: ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ АСПЕКТ
Характеризуются основные параметры западной и восточной цивилизаций. Определяется их базовый праксиологический сюжет. Делается вывод о значительных цивилизационных преимуществах Востока. Предлагается варианты когеренции Запада и Востока. Предупреждается о маловероятности их возможного согласованного сосуществования на основании принципа разумного недеяния у-вэй.
Ключевые слова: цивилизация, взаимодействие, европоцентризм, традиции, ценности, мировоззрение.
A.E. Kuznetsov, A.M. Kuznetsova MANIFESTATIONS OF COGNITIVE PROJECTIONS: CIVILIZATION ASPECT
Basic parameters of east and west civilizations are characterized in the article. Its basic pracsiological subject is determined. The conclusion about important civilizational advantages of the West is drawn in the article.
The author offers variants of cogerention of the East and the West and notifies about small probability of their possible coordinated co-existence on the basis ofprinciple of clever undoing «u-way».
Key words:civilization, cooperation, Europe-centrism, traditions, values, world-view.
Серьезные структурные изменения, охватившие мир в последние два десятилетия, привели к масштабным системным сдвигам. Неудачное завершение эпохального социального эксперимента в полутора десятке держав по оптимизации государственного устройства существенно увеличило число скептиков, полагающих, что человечество едва ли сумеет создать в обозримой перспективе доктрину, способную стать основой принципиально иной общественноэкономической модели. Но потребность в управлении глобальными ресурсами, среди которых социальный является ведущим, простимулировала появление кооперативных форм социальной координации, в том числе, цивилизационной логистики как науки о планировании, координации, управлении, контроле за движением духовных, материальных, информационных, финансовых ресурсов стало закономерным итогом генезиса социальных дисциплин. Ее философское содержание заключается в установ-
лении причинно-следственных связей и закономерностей, присущих процессу цивилизационного взаимодействия, в целях определения и реализации на практике эффективных организационных форм и методов управления этим взаимодействием; а основная задача состоит в оптимизации затрат при условии достижения проектных значений, а значит увеличении эффективности социальной деятельности. Особые значимость и актуальность подобная информация приобретает во время коренных социальных преобразований, в период, когда происходит переоценка жизненных приоритетов, задающих регламент и масштаб мировоззренческих ротаций.
Начало третьего тысячелетия стало для человечества весьма непростым. Количество экологических катастроф, стихийных бедствий (несопоставимое не только с прошлым десятилетием, даже со столетием), экономических потрясений, актов национального экстремизма, религиозно-
го, государственного терроризма и т. п. превысило критическую массу. Сценариев развития ситуации три: фантастический - сработает ноо-сферный «аварийный клапан»; пессимистический - грянет планетарная катастрофа; оптимистический - человечество (если уже не поздно) кардинально изменит стратегию своего существования.
Отбросив как предрассудок (типа фатализма, веры в святое Провидение, божественное наказание и т.п.) реализацию двух первых вариантов, сосредоточимся на последнем варианте - оптимистичном.
Изучение Востока менее чем за век для европоцентристской науки превратилось из праздного занятия в дело национальной и даже глобальной безопасности. Колоссальный рост «восточного» фактора в остальном мире воспринимается неоднозначно. Достижения азиатских стран в образовании, науке, международной конкуренции, политике, экономике, стали для многих сюрпризом. Хотя анализируя экономическое состояние средневекового Китая не трудно заметить, что предпосылки для промышленной революции сложились там на 450 лет раньше, чем в Англии, но данные возможности не были востребованы и реализованы.
В восточной философии, как и в восточной духовной культуре вообще, не сформировалась идея прогресса. Открытие нового знания не воспринималось как самоценность и без соответствующего «архивного» дискурса, вплоть до выявления прямых аналогов у древних мудрецов не могло войти в общественную практику. Археологи нашли бесспорные данные о том, что знания о порохе, бумаге, компасе и т.д. китайцы имели задолго до того (счет идет на тысячи лет), как эти артефакты стали использоваться открыто.
Восточная цивилизация не освоила понятие «революция» как скачка от старого к новому, перехода от тьмы к свету, от худшего к лучшему. Взлет и застой трактовались как части неотвратимого цикла истории, на всем протяжении которой господствующими ценностями оставались не новшества и предпринимательский успех, а стабильность моральных устоев, властных отношений и ритуалов.
Но восточная философия - это не застывший перечень догм или исторический раритет с нулевым коэффициентом операциональности. Ведь человек не только для других, но даже и для самого себя остается непонятным, нераскрытым, загадочным по глубине и необъятности внутреннего мира. Поэтому небезосновательно аккумулировав множество разнообразных на-
правлений решения проблем человеческого существования, люди неизбежно обращаются к тому, как понимает и объясняет феномен человека восточная философия.
Безусловно, для европейца экзотично и удивительно насколько Восток интуитивно сильнее и богаче в понимании единства природных и социальных процессов, многогранности проявления интеллектуальных и физических возможностей человека. Хотя можно ли категорично утверждать, что науке вообще по силам «вскрыть» потаенные глубины человеческой экзистенции и опознать высшие силы социальной истории?
Современное содержание восточной ментальности претерпело значительные изменения. Принудительная экспансия западных архетипов рационального и обыденного знания, транснациональная конкуренция, силовые воздействия заметно повлияли на специфику культурнодеятельностного поведения представителей восточных цивилизаций, во многом нивелировав дух традиционного мироуклада. Но, несмотря на это, именно резиденты восточной традиционной культуры могут быть рассмотрены в качестве эталонных цивилизационных образцов, носителей характерной для Востока аутентичной духовности.
Вестернизация мировой ойкумены, культивация глобалистской идеологии, геополитическая аннексия под видом миротворчества провоцируют местами стихийное, а подчас и организованное сопротивление. Цивилизационная логистика не может не учитывать наличие подобных и явных, и латентных сил. Но ее базовой позицией является объективное непредвзятое изучение объектов социальной реальности (свободное от установок западничества, востоко-или славянофильства), заключающееся в избегании крайностей как ксенофобства, так и иллюзий по поводу всеобщего стремления к международной солидарности.
Попытки компаративистской координации восточной и западной культур и философий зачастую оказываются мало результативными. Соизмеряя буддийские, конфуцианские, даоси-стские (оригинальные, апокрифические, герменевтические) тексты с образцами западной философской мысли - зачастую с вариантами нового и новейшего времени, например: неокантианское прочтение Ф.И. Щербатским буддийской логики Дигнаги и Дхармакирти, сравнение Е.А. Торчиновым философии Хайдеггера и учения даосов, сопоставление сартровского экзистенциализма и идей школы санкхьи о чистом сознании и сознании-в-себе, перекличка иррацио-
нальных начал дзен-буддизма с проблемой человеческой субъективности в феноменологии Э.Гуссерля и т.д. и т.п., ученые вынуждены подчас поступаться не только строгими правилами формально-логической силлогистики, но и обычным здравым смыслом.
Насколько возможно адекватно вербализиро-вать эпистемологическую фабулу мистическую познания? Как непротиворечиво связать реалии социально-политической сферы с событийной онтологической панорамой? Каким образом проследить диверсификацию нравственных отношений человека и окружающего мира? - решение этих проблем с позиции западной науки (и западной ментальности вообще) осуществляется факультативно, тогда как для восточной традиции эти темы приоритетны.
Восточная философия зафиксировала ценность целостного мировосприятия, показала взаимосвязь и взаимообусловленность природы и человека. Человек, будучи соразмерным, сопричастным природе, способен ощутить свое исходное единство с природой, а следование принципу у-вэй - «разумного невмешательства» - способствует сохранению ее естественности. Поэтому закономерно в религиознофилософских трактатах отражен не только процесс формирования нравственных ориентиров, но и показано, как это влияет на самочувствие и карму каждого отдельного человека.
Деятельность по общественному признанию тех или иных идей и превращению их в самоочевидную реальность не имеет единого алгоритма реализации. Но процессы моделирования культурно-деятельностных архетипов необходимо заключают в себе порядок действий, при помощи которых становится возможным некоторую систему знания преобразовать в социально признанную реальность.
В ситуации с восточной культурой, когда общество долговременно стабильно функционирует, социальный порядок поддерживается воспроизведением традиции, привычными действиями, родовой памятью. В этом случае, даже при недовольстве собственной жизнью, люди полагают это состояние естественным. Общество, где традиция доминирует над инновацией, устойчивость во многом обеспечивается коллективным неприятием любых процедур сопоставления «своего» с «чужим». Но даже в обратном случае, когда инновация преобладает, то ее перманентное воспроизводство когда-либо неизбежно сформирует традицию, налагающую запрет на сопоставление «своего» и «чужого», а, следовательно, относительное удовлетворение наличным порядком.
Воспроизводство стабильности имеет место тогда, когда существующий социальный порядок носит характер самоочевидности. Повседневная жизнь привычно классифицирована по образцам, и ее феномены полагаются независимыми от индивидуального сознания. Реальность повседневности оказывается объективированной, а совокупность ее модусов представлена и закреплена в культуре. В этом случае социальное моделирование как «рутинизация харизматических идей» (М.Вебер) практически массово нерефлексируемо и функционально обыденно, а общество обладает гомогенным чувством общей реальности.
Западный вид социальной рефлексии основан на сущностной гетерогенности коллективного сознания и, как следствие, отторжении стимулов к массовой интеграции. Процветает принцип «дружить против» кого-либо или чего-либо. Общество более привычно чувствует себя в ситуации обострения, когда борьба идей, мнений, личностей достигает экстремума. Без явных и паллиативных политических, идеологических, экономических и др. конфронтаций общество замирает в фазе обскурации. Например, А.Шмитт считает, что отсутствие культивирования типизации (друг - враг) приводит к ослаблению государств и передаче политических функций нелегитимным структурам (например, террористам): «...мир не переводится в состояние чистой моральности, чистого права... или чистой хозяйственности. Если некий народ страшится трудов и опасностей политической экзистенции, то найдется иной народ, который примет на себя эти труды, взяв на себя его «защиту против... врагов» и тем самым - политическое господство... политически существующий народ отнюдь не волен, заклиная и провозглашая, уклоняться от этого - враг - друг... - различения. Если часть народа объявляет, что у нее врагов больше нет, то тем самым, в силу положения дел, она ставит себя на сторону врагов и помогает им, но различение друга и врага тем самым отнюдь не устранено. Если граждане некоего государства заявляют, что у них лично врагов нет, то это не имеет отношения к вопросу, ибо у частного человека нет политических врагов... Было бы заблуждением верить, что один отдельный народ мог бы, объявив дружбу всему миру или же посредством того, что он добровольно разоружится, устранить различение на друга и врага» [1].
Не менее радикально проблему социальных противоречий трактуют различные (теоретические и практические) версии марксизма. Положения об идеологическом расколе, классовой
вражде, однозначно заслоняют идеи общинного мира и сотрудничества, выстраивая реальность повышенных антагонизмов, онтологизируя социальный конфликт, делая самоочевидным невозможность перспективы компромисса.
Западная культура находится в ситуации нестабильного инновационного метаболизма, когда воспроизводство традиции затруднено. Идет непрерывная смена аксиологических маяков: ценности, недавно самоочевидные и стабильные, в силу чего удерживающие общественный порядок, перманентно ротируются. Реальность, ранее бывшая как бы рутинной и гомогенной, превращается в набор социальных сегментов с бесконечным числом значений. Добро, справедливость, сострадание теряют статус всеобщих обыденных смыслов и помещаются на уровень метафизических представлений.
Устойчивая цивилизационная дивергенция (расхождение), обнаруживаемая в контуре культурологических полюсов Востока - Запада во многом есть следствие ориентации на полярные инварианты эталонных деятельностных парадигм. Указанные культуры практикуют контрарные способы адаптации индивидов к предметному миру, выражающиеся в выборе специфических механизмов взаимодействия между природой и человеком. Максимально рельефно данная противоположность выявляется при анализе социокультурных предпосылок человеческой деятельности, фундирующих поток трансляции значимых поведенческих матриц.
Тот способ освоения мира, который во многом определил контур современных социальных процессов и который мы считаем «истинно» научным, является продуктом особого типа культуры. Иногда эту культуру обозначают как западную, отличая ее от восточной, принимая за точку отсчета регион зарождения. Но суть различий не ограничивается только областью географии. Культура Запада предписывает специфический регламент социальной активности, основанный на постоянном поиске и внедрении новых инструментальных методик и средств, ориентированных на применение все более совершенных технологий, как производственных, нацеленных на интенсификацию экономических параметров, так и технологий социального управления и социальных коммуникаций.
Данный культурный тип зародился сравнительно поздно. Он стал результатом симбиоза нравственно-религиозных ценностей (язычества, иудаизма, христианского средневековья) с социально-политическим идеалами (античного полиса, древнего Рима, Священной Римской империи). Подобная культурная мутация обусловила
грандиозный всплеск научных достижений и развитие мировоззренческих идей в эпоху Возрождения и Просвещения, которые сформировали ядро системы ценностей западной культуры.
Прежде всего, это представления о человеке как активном субъекте, противостоящем природе, предназначение которого состоит в ее преобразовании и последующем господстве над нею. Акцентируя внимание на разработке системы мер по осуществлению и расширению этого господства, такая культура имеет высшим мерилом дееспособности индивида успех в деле предметной трансформации объектов в соответствии с заданной технологической программой.
В отличие от западной, восточная культура основана на ином корпусе социальных ценностей и других деятельностных приоритетах. Опираясь преимущественно на традиции и обычаи, подчиняясь духу консервативных умонастроений, прошедших проверку временем, восточная культура тщательно кодифицирует предметное поле научно-технических инноваций, пропагандируя идеал минимального действия, основанный на чувстве резонанса мировых ритмов. Выражаемая древнекитайским принципом недеяния (у-вэй), такая деятельностная парадигма отражает абсурдность альтернативных технологических максим, рекомендующих, если вспомнить восточную притчу о «мудреце», ускорять рост пшеничных колосьев путем вытягивания их за верхушки из земли.
Принцип у-вэй противоположен идеалу преобразующего действия, основанному на активном вмешательстве в протекание природных и социальных процессов. Максима недеяния утверждает пафос производства без господства, действия без трансформации. Такая культура не имеет своей целью преобразование мира, обеспечивающее доминирование человека над природой. Здесь категорически табуируется произвольное изъятие природных компонентов, ведь природа есть живой организм, мизерной частью которого является человек.
Западная культура практикует полярные технологии, манипулируя и социальными, и природными объектами. В качестве ее центральной установки содержится понимание природы как особого поля закономерно упорядоченных объектов, являющихся исходным, неисчерпаемым материалом для обеспечения человеческой жизнедеятельности.
Система ценностей данной культуры постулировала главенствующее положение науки среди других форм человеческого знания. Наука здесь конституируется в специальный самостоятельный ареал деятельности и наделяется миро-
воззренческим статусом. Наука в западноевропейской цивилизации становится настолько влиятельной, что прерогативно формирует картину мира, представляя мир в качестве системы объектов, развивающихся по естественным, доступным для изучения, законам. Причем эта картина постоянно обновляется, благодаря достижениям фундаментальных наук, и претендует на то, чтобы люди соизмеряли с ней свое миропонимание. Вырабатываемые наукой общие представления о мире и конкретные знания о его элементах становятся основой образования, которое охватывает большое количество людей. Посредством системы образования, катализируемой технологическим внедрением специальных знаний, наука влияет не только на содержание обыденного сознания, но и оригинально формирует свойственные ему структуры рассуждения.
Существующие архетипы педагогического взаимодействия, доминирующие в сфере субъ-ект-объектных отношений, предписывают унифицированный формат обучающих алгоритмов. На Западе учитель - не конкретная личность, уникальная персона - это функция. Арсенал учебных технологий представляет собой ряд операциональных клише, которые учителя-предметники могут заимствовать друг у друга. Замена наставника безболезненна, в принципе данный технологический процесс даже можно автоматизировать.
Институт западной науки имеет светский и публичный характер. Доступ к профессии ученого не отягощен перечнем запретов и ограничений. Например, Академия Платона разрешала рекрутировать учеников любого пола и возраста, отсеву подлежали только те, кто не обладал хорошим образованием, не знал математику и неправильно питался. О социальном признании Академии свидетельствует тот факт, что она просуществовала до VI века, а затем была восстановлена во Флоренции в 1459 году. Европейские университеты выделились из монастырских школ и превратились в светские учебные заведения. Об их церковном прошлом можно судить по сохранившимся ученым степеням бакалавра и магистра.
Христианский теизм западной культуры предусматривал один из путей к Богу и спасению в практическом преобразовании мира. Теизм по-
лагает Бога пребывающим вне пределов сотворенного Им из ничего (но не из Себя) мира. Тварный мир подчиняется вмененным ему Богом законам, в силу которых сотворенная природа обладает известной автономностью и свободой воли. Первый человек - образ и подобие Творца - волен преобразовывать мир в соответствии с уровнем своего постижения сущностей.
Эскалация вероятности разрушения основ цивилизационной жизни катализирует критику ценностных предпочтений культуры Запада, в генотипе которой заложено деструктивное начало. Поиск новых мировоззренческих ориентаций требует выдвижения нового типа рациональности, настроенного на волну моральных парадигм, привлекающих идеалы отношений человека и природы, восходящие к традиционной культуре. По сути дела, западная культура нуждается в нахождении духовных оснований иного типа развития, ведь ее разрушительный энтузиазм способен полностью уничтожить человечество.
Будучи на краю экологической пропасти и на грани антропологической катастрофы, современная западная культура начинает осознавать тщетность своих усилий и неразумность цепля-ния за освященные светом западноевропейских авторитетов эпохи Античности и Ренессанса иллюзии безусловного превосходства человека над природой.
Литература
1. Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. - М.: Адапт. 1992. - № 1. - С. 53.
Кузнецов Алексей Евгеньевич, кандидат философских наук, заместитель директора по научной работе Бурятского аграрного колледжа им. М.Н. Ербанова, г. Улан-Удэ.
Кузнецова Аюна Мэлсовна, доктор философских наук, доцент кафедры философии Бурятского государственного университета, г. Улан-Удэ,
bsu.philos@mail.ru.
Kuznetsov Aleksey Evgenevich, candidate of philosophical science, vice-principal for study, Buryat Agrarian College named after M.N. Erbanov, Ulan-Ude. Kuznetsova Ayuna Melsovna, doctor of philosophical science, associate professor, department of philosophy, Buryat State University, Ulan-Ude, e-mail:
bsu.philos@mail.ru.
